Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
К обеду мы достигли стен Торжка. Насколько я знал, в мое время это был небольшой городок Тверской области. Но сейчас это был вполне приличный город, окруженный деревянной стеной и воротами, в которых скопилась немалая очередь. Мы попытались освободить проезд для наших хозяев, но это было бесполезно, кони просто вязли в массе людей, и отказывалась идти дальше, ну не рубить же саблями своих земляков!
Поэтому мы встали в общую очередь, и где-то через час прошли ворота. Когда мы, еще были на подходе, охрана у ворот уже считала нас, а старший куда-то кричал:
— бояре следуют, Михайлов и Шадринский с детьми и людишками.
Проехав в город, мы направились в боярский дом, где уже ждали хозяина и к нашему приезду было все приготовлено, баня уже протоплена и почти сразу Кирилл Мефодьевич в сопровождении двух дебелых теток проследовал туда, а наши воинские начальники обменялись понимающе-завистливыми взглядами. Мы все тоже понимающе переглянулись и начали осматривать двор в поисках девиц.
Но, увы, девиц не было, или они все попрятались и сейчас высматривали кавалеров по душе. Потом всех нас начали распределять на постой. Мне повезло, в доме была каморка лекаря и поэтому у меня здесь была отдельная жилплощадь. Так, что дело было за малым, за девицей.
На следующий день началась суета, смотрели оружие, чистились доспехи, в общем, подготовка к смотру шла полным ходом.
Я также принимал активное участие в процессе, но голова моя была забита другими мыслями, если я хочу стать незаменимым лекарем, я должен оперировать, а как оперировать без наркоза? В свое время я немного увлекался химией и знал, что первый эфир получили алхимики еще бог, знает в каком веке, и сейчас этот продукт наверно можно достать. Но наверно было бы для меня проще сделать эфир самому, купоросное масло, как называлась сейчас серная кислота, я найду, а спирт? Ну, спирт придется делать самому, тем более, что перегонные кубы уже работают, и мне ничего не стоит заказать самогон двойной, а то и тройной очистки и, пропустив его через березовый уголь получить вполне приличный очищенный спирт. А далее смесь спирта и серной кислоты возгоняется при невысокой температуре и готов эфир. Конечно, концентраций и пропорций я не помнил, но главное ведь сама суть, а все эти вопросы решатся в процессе экспериментов.
Я сидел, задумавшись, ведь эфир был получен, где-то в тринадцатом веке и прошло почти семьсот лет, прежде чем он стал использоваться при наркозе. Как же долго сейчас двигается человеческая мысль, и что я натворю, если начну оперировать под наркозом, не знаю, как история мира, а вот история России, если у меня что-то получится, наверно изменится очень сильно, и самое интересное абсолютно неизвестно в какую сторону. Мои размышления были прерваны толчком в бок, мой товарищ Феофан, которого все называли просто Фофан, засмеялся:
-Где Данила летаешь, небось, уже девку в мыслях щупаешь.
-Да иди ты Фофан, куда-нибудь подальше, какие девки? Все о смотре мыслю, как там пройдет.
-Да что смотр, все как в прошлом годе. У нас все как положено, и кони и снаряжение Воевода придираться не будет. Вот вечером надо будет в кабак сходить, а потом по блудницам.
-Ага, сходи, на конец дурную болячку подхватишь, а я, ее лечить не умею.
-Рассказывай, не умеешь ты! Вон у Кирилла Мефодьича шкура обратно к голове приросла, я такого никогда не видел. А тут уд вылечить не можешь.
-Если говорю, не могу, значит, нет.
-Ну ладно, ладно, в кабак, то хоть пойдешь.
-Пойду, мне как раз надо прицениться к хлебному вину. Надо мне ведро для дела.
Прервал наш разговор сам боярин:
-Вы чего тут вместо дела лясы точите?
-Кирилл Мефодьевич, так мы уже все, что нам поручено уже исполнили. Вот гляньте, все блестит,— бойко затараторил Феофан
-И то, верно, изрядно блестит, а за бойкость получи,— и боярин отвесил Фофану хороший подзатыльник, от которого тот кубарем полетел на землю, но тут же вскочил и поклонился в пояс:
-Спасибо за науку, Кирилл Мефодьевич, век вас благодарить и помнить буду.
Боярин рассмеялся:
-С тобой Фофанишка никаких скоморохов не надо, всех переплюнешь,— и, повернувшись, ушел в дом.
На следующий день был смотр детей боярских, наши Дмитрий и Борис сверкая доспехами, горделиво сидели на конях, рядом с ними грузно восседал отец, а мы стояли сзади, как сопровождающие. На центральной площади перед входом в кремль стояли уже десятки таких же боярских детей, составлявших основу любого войска этого времени. Строя как такового почти не было. Группа дьяков во главе с воеводой медленно двигалась, проходя мимо стоявших бояр. Места на площади давно были распределены и ссор из за того, что кто-то встал, незаслуженно вперед, пока не было. Но вот двое пожилых бояр не выдержали, вцепились друг другу в бороды, крича о нарушении местнического права и доказывая друг другу, у кого род старше. К моему удивлению никто не смеялся, и лица у всех были серьезны. Видимо каждый из бояр примеривал на себя, как, если, что отстаивать свои права. К нашей группе дьяки подошли достаточно быстро, что говорило о приличном весе нашего хозяина в местной иерархии. Но, тем не менее, легкую тень облегчения на его лице, я заметил.
Нашу команду проверяющие смотрели благосклонно, старания не прошли напрасно, все, что нужно дьяками была описано и записано, и мы через два часа поехали обратно в дом, или лучше сказать в усадьбу.
Настроение было у всех праздничное, только вот Борис и Дмитрий были невеселы, они то рассчитывали, что сразу отправятся на какую-нибудь войнушку, где быстро заработают себе чины и звания, но этого не случилось. Сам Кирилл Мефодьич тоже был доволен, сыновей определили хоть и не в высшую статью по причине малолетства и неопытности, но и не в последнюю.
Дружине была дана вольная на вечер и все собирались в ближайший кабак. Я тоже намеревался посмотреть, как пили мои предки в эти времена, но не срослось.
Под вечер раздался громкий стук в ворота, когда их открыли, в них прямо на коне въехал воин, удивленные таким нарушением традиций все уставились на него. Но он, пробурчав, что срочный гонец к боярину пошел в дом, не дожидаясь, пока сам боярин выйдет на улицу. Через какое то время прибежал Федот и сообщил:
Данила давай собирайся, поедешь с Кириллом Мефодьичем, что-то там, у воеводы срочное.
Когда я спустился с сумками, мой конь уже был оседлан, а боярин уже нетерпеливо накручивал круги на своем жеребце.
-Где тебя черти носят, — громко крикнул он, — и тут же перекрестился и пробормотав:
— прости меня боже грешного, — двинулся в открытые ворота.
Я прыгнул в седло и наметом полетел за ним, через несколько минут мы въезжали в ворота кремля, возле которых провели сегодня много времени. Спешившись, и кинув поводья встречающему конюху, мы прошли в высокий терем, а затем по узким лестницам нас провели в маленькую комнату. В комнате было душно и жутко воняло, на кровати лежал очень полный старик, закрытый по грудь покрывалом. Рядом с ним стоял, какой то мужчина в европейском костюме и воевода.
Последний с изумлением посмотрел на меня:
-Это что, Мефодьич , твой лекаришка что ли? Ты бы еще ребенка сюда приволок.
Кирилл Мефодьич насупился:
-Ты Поликарп Кузьмич язык то придержи, если не этот лекаришка может, меня и в живых сейчас не было.
-Да ладно не обижайся, расстроен я сильно. Вот дядька мой захворал, месяц еле дышит, а вчерась вообще слег.
-Так, я смотрю, у тебя лекарь немец есть, чего ты меня позвал?
Да понимаешь, молва прошла, что есть у тебя чудо лекарь, только посмотрит и уже легче становится.
-Поликарп Кузьмич, да бабьи это пересуды все. Ну, сам посуди. Ты муж опытный, какие такие взгляды. Парня, бабка-знахарка в лесу натаскала, как собаку. Вот он и лечит, но не взглядом, а руками и молитвой. Так, а немец то, что же, не помог?
Да он серебро аккуратно берет, какие-то пилюли дает, вот кровь вчера пускал, а дядьке все хуже, я уже думаю, может попа звать. Но сам знаешь, утопающий и за соломинку схватится, а дядька не последний для меня человек.
-Ну Данила давай смотри болящего,— обратился ко мне Кирилл Мефодьевич.
Но тут вперед выступил европеец:
-Это есть что такое, малчишк лечить больной? Это есть нонсенс, толко в варварская Московия я видеть это. Я есть врач, закончить Болонский юниверситет, а тут знахар из лес. У вашего больной есть истечений желчи в легкие, и мозговая жидкость ушла в селезенка, и необходимо пускат кровь, и клизма ставить.
Но воевода грубо сказал:
— Помолчи схизматик, когда православные говорят, ты уже месяц вокруг ходишь, серебра немеряно выудил, а дядьке все хуже, толку нет от тебя.
Немец обиженно поджал губы и отступил в сторону.
Я подошел к кровати и откинул одеяло, на меня пахнуло запахом немытого тела и мочой.
Передо мной лежал крупный костистый мужчина, который тяжело и часто дышал, ноги его были отечны до колен, да и лицо также было отечно со стороны правой щеки, которой он лежал на подушке. Я взял его за руку, чтобы прощупать пульс и немец презрительно фыркнул. Не обращая внимания на фыркание, я продолжил осмотр, пульс был очень частый, наверно, больше ста в одну минуту, слабого наполнения, но ритмичный. Я прослушал ухом легкие и сердце, под возмущенное фыркание немца. Когда же я перкутировал границы сердца, он все-таки, наверно, понял, что я делаю, и заинтересованно приблизился ко мне, я же пропальпировал живот, мда, печень, как я и ожидал, была почти в малом тазу.
-Кирилл Мефодьевич, мне можно с воеводой поговорить?— спросил я на всякий случай боярина. Тот кинул взгляд на воеводу, а тот махнул рукой:
-Пущай спрашивает.
-Поликарп Кузьмич, а сколько лет вашему дядьке.
Так шестьдесят шесть уж было.
-А когда он заболел.
Заболел то он давно, уж несколько лет, потом одышка началась, ходить не смог задыхался, а потом уж ноги пухнуть стали, вот мы и подумали, что все теперь, отходит.
Дядька лежал с отсутствующим видом, как будто мы разговариваем не о нем.
-Поликарп Кузьмич, я вам так скажу, болезнь у вашего родственника тяжелая, сердце у него плохо работает. И эту болезнь вылечить нельзя.
Поликарп Кузьмич горестно вздохнул, а немец саркастически улыбнулся.
-Но если он будет регулярно пить травы, и кушать, как положено при такой болезни, то ему станет лучше и может быть даже сможет ходить, и отеки пройдут.
Воевода задумчиво посмотрел на моего хозяина.
-Так говоришь, бабка в лесу натаскала?
И резко повернулся ко мне:
-Быстро признавайся, чьих будешь?
-Да Данила я сын Прохора кузнеца, легко это проверить, и записи в церкви про меня есть,— обиженным голосом протянул я.
Но все равно воевода смотрел очень подозрительно.
-Ты чуешь Мефодьич, как парень говорит, так, что ли, лесовики, бают?
Да брось Поликарп Кузьмич, ты как из Тайного приказа, все интриги ищешь. Я сам лично из лесу его привез, никто мне его не подсылал. Так, что решай, или лечит или нет, воля твоя.
Воевода раздумывал недолго:
-А пускай лечит, я ведь вижу, что недолго страдальцу жить осталось. А тут, чем черт не шутит, может и поможет чем, — сказав это, он стукнул себя по губам:
-Ну вот, опять нечистую силу вспомнил, ох прости господь прегрешения мои тяжкие. Давай лекаришка, рассказывай дальше, какие-такие травы надо больному пить
-Вам Поликарп Кузьмич я все расскажу и покажу, но только не при этом немце, вон он стоит, уши уже навострил, хочет мои секреты выведать.
-Хе,хе, довольно засмеялся воевода. Это ты правду сказал, у немца уши сразу покраснели. Пошел вон Курт! завтра за расчетом приходи.
И вот я остался в тереме воеводы, и лечу, так дорогого ему, дядьку. Все мои отвары и настойки, которые я каждый день приносил, мне приходилось пробовать самолично, затем пробовал холоп из дворни, и только после этого чашка с настойкой была у пациента. Несмотря на прием настоя наперстянки, и отвара хвощей, как мочегонного, запрета на соленую пищу, улучшение шло медленно. Удивительно, что оно вообще было. Уж очень было выражено атеросклеротическое поражение миокарда у больного. Но прошла неделя и больной смог встать и пройтись. Кроме того, я рекомендовал сводить его в баню после этого от него, по крайней мере, не воняло. Через месяц состояние больного улучшилось прилично, он выходил на улицу, мог вести достаточно длинные беседы с племянником. А я задумывался, что же делать дальше.
За это время я смог купить, так необходимые мне ингредиенты для производства эфира причем за ними не нужно было даже ходить, все принесли прямо в дом. Воевода наверно побаивался отпускать меня. Ему видимо, все мерещились злые замыслы против него. Также удалось купить и посуду, необходимую для перегонки. И начались опыты, перебил стекла я немало, испробовал разные режимы нагрева и концентрации серной кислоты, и спирта. И вот результатом этих мучений явилась двухлитровая бутыль эфира. И теперь мне надо только помощника, чтобы обучить его давать наркоз и я смогу, делать хотя бы простые операции, не мучая людей и не доводя их до болевого шока. Местный ювелир с удовольствием сделал мне иголки и инструменты, очень интересовался их применением, но остался без пояснений. Конечно, моя деятельность не прошла незамеченной, и мне пришлось кое-что объяснять воеводе, который, услышав о пускании дымов и кипячении, пришел самолично проверять, что творится в его доме. Как и всех, его больше всего интересовало, нет ли здесь какого черного колдовства. Но, увидев небольшой перегонный куб, березовый уголь и купоросное масло, он махнул рукой:
-Дозволяю, может чего и выйдет у тебя.
Когда же до него дошло, что больной или раненый может спать, а в это время без боли можно ампутировать, например руку, он от возбуждения забегал по комнате.
-Данилка, светлая ты голова, это же надо до такого додуматься! Ой, не верю я парень, что крестьянский сын ты, что-то здесь не так. Может, ты забыл чего?— спросил он с надеждой в голосе, -Может ты байстрюк какой, знатного рода?
И тут я решил пойти ва-банк:
-Поликарп Кузьмич, никому не говорил, но вам скажу, вы все равно прямо насквозь меня видите. Бабушка мне сказывала, что отец мой Прохор как-то подковывал лошадь проезжему боярину, и у него возке лежал мальчик годков десять ему на вид, в беспамятстве он был. И тот боярин, как отец бабушке рассказывал, очень богато выглядел, сабля вся в золоте и каменьях драгоценных. Он вроде, как боялся чего, или гнались за ним. Ту Прохор между делом рассказал, что у него сын такого же возраста, вчера в лесу пропал, нашел он место где растерзал его медведь и косточки не оставил похоронить, и еще даже не знает об этом никто. Так он Прохору мальчика этого отдал и серебра пригоршню насыпал, воспитай, говорит, как сына своего, а когда у меня все устроится, я мальчонку своего заберу. Я, когда из беспамятства вышел, то не помнил ничего, так и считал крестьян моими родителями. Три года назад язва моровая по деревне прошла, и приемные родители умерли, вот я у бабки Марфы и жил. Она меня учила травами лечить, заговоры делать. А последний год стал я сам читать и писать, а вроде не учился, от бабушки Марфы по лекарскому делу все с налету схватывал. Тут она мне и рассказала про то, что я вроде из боярских детей буду. Но я молчал все время, вроде доказать нечем, да может отец то мой настоящий прижил меня на стороне, тоже нехорошо.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |