Мара кивнула. — Я бы, конечно, признала, что религиозные убеждения имеют ценность для выживания — и, вероятно, будут играть эволюционную роль.
— Да, да! Религия дает обоснование существования во Вселенной, которая в противном случае может показаться хаотичной — возможно, иллюзорное обоснование, но способ справиться. И религия выполняет функцию социального цемента. Сотрудничество необходимо, а религия подпитывает конформизм. На самом деле, религия должна быть универсальной...
Пока продолжалась эта академическая беседа, Пириус впился взглядом в раненого призрака, и ему показалось, что тот впился взглядом в него в ответ. Пириус сказал: — Мне все равно, что он думает о богах. Я хочу знать, что он думает о людях, уничтоживших его вид.
Нилис и Мара напряглись, но ждали ответа призрака.
Призрак сказал: — Вы те, кто убивает.
Нилис быстро сказал: — Другие тоже убивают. Ксили убивают. Вы убиваете.
— Только другие виды. Ни один призрак не стал бы убивать другого призрака; это было бы своего рода самоубийством.
Мара сказала: — Призраки думают, что человеческая война безумна — не только война в Галактике, все наши организованные войны. Только люди тратят жизни других представителей нашего вида, как если бы они были простыми символами. Призраки думают, что нет ничего более ценного, чем разум.
— Люди не убийцы, — сказал Пириус. Он поднял руки. — Мы не выбирали эту войну. До того, как мы покинули Землю, люди вообще не вели войн.
Нилис даже рассмеялся. — Ах, энсин — еще один миф Коалиции! Не обращай внимания на то, что вам говорят политруки. До космических полетов, несмотря на уроки вашего детства, Земля не была раем, где люди правили другими существами в своего рода доброжелательном деспотизме; мы не были благородными дикарями. Мы всегда убивали, энсин, всегда вели войну — и поскольку в те дни у нас не было инопланетного врага, которого можно было бы убить, мы ополчились друг на друга. Доказательство — залитая кровью земля.
Пириус указал на призрака. — Комиссар, неужели вы не понимаете? Вот почему этот эксперимент, это возрождение призраков, настолько неправилен. Мы уже спорим! Дайте им шанс, и они внедрят свои дестабилизирующие идеи в наши умы.
Нилис изучал его; у Пириуса возникло холодное чувство, что он стал для него просто еще одним интересным экземпляром. — Возможно. Но сегодня убийств не будет.
Мара указала вверх. — Смотри.
Пириус, застывший в своем скафандре, откинулся назад и посмотрел вверх.
Терпеливая громада Харона нависла над своим родителем, наполовину затененная, туманная фигура в свете точечного солнца. Но теперь прямо в центре его поверхности вспыхнула искра света, сине-белая, интенсивная — намного ярче Солнца. Когда Пириус отвел взгляд, он увидел, что новый свет отбрасывает тени, острые, как нож.
Нилис захлопал в ладоши с детским восторгом. — Это гравизвезда! То, что мы видим, — это свечение падающей материи, теряющей свою гравитационную энергию, когда она попадает на фронт ультрарелятивистской волны. Это действительно замечательное техническое достижение — параметры контролируемой имплозии вещества, необходимые для создания ударной волны, ужасно малы — трудно поддерживать стабильность. — Он вздохнул. — Но призраки всегда были хороши в такого рода вещах.
Мара сказала: — Тест проводится на Хароне. Это экспериментальная технология, и задействованные энергии огромны. При неудаче там, наверху, никто не пострадает. Никто, кроме нескольких призраков, конечно.
— Замечательно, — снова сказал Нилис, вглядываясь вверх. — Замечательно.
Теперь эта отраженная точка света скользила по шкуре призрака. Пириус не мог поверить, что этот звездообразный объект, этот кусочек огня, на самом деле был намного холоднее, чем лед самого Харона.
Они вернулись в купол.
Нилис показал Пириусу краткое изложение остальной части совещания у Драка, и Пириус, переполненный гневом, попытался разобраться в жаргоне.
Он сказал: — Но, комиссар, я все еще не понимаю, какая от этого польза. Вы сами сказали, что если бы застряли внутри горизонта гравизвезды, то были бы так же отрезаны, как если бы упали в черную дыру — и так же мертвы.
— Конечно. Ударная волна в форме замкнутой поверхности, сферической или нет, была бы нам бесполезна. Но Драк и его команда, работая с теоретиками призраков, придумали другое решение.
— Представь, что ударный фронт не замкнут, а открыт — не сфера, а колпак. За ним у тебя есть твоя расширяющаяся вселенная, как и раньше, и там, где расширение встречается с падением, ты получаешь свою ударную волну, колпак. Но этот игрушечный космос не симметричен. Сзади, вдали от колпака, кривизна сглаживается, пока асимптотически не получится плавный переход к внешнему решению...
Пириусу показалось, что он понял. — Итак, у вас есть свой гравитационный горизонт, — осторожно сказал он. — Это смертельно; вы не можете пройти через него. И за ним находится зона, которая по сути все еще является другой вселенной. Но если вы подойдете сзади, вы пройдете по гладкому мосту из нашей вселенной в захваченную...
— Гладкому, да, за исключением деталей небольшого приливного притяжения и так далее, — сказал Нилис.
Пириус задавался вопросом, сколько проблем возникнет из-за этой "детали".
Нилис просиял. — Теперь ты видишь потенциал, Пириус? Теперь ты видишь применение?
— Нет, — откровенно сказал Пириус.
— Игрушечная вселенная причинно не связана с нашей. И это означает, что ни ксили, ни кто-либо другой не мог бы предвидеть, что мы можем там спрятать — даже в принципе — потому что, видите ли, мы будем спрятаны совсем в другой вселенной!
Торжествующе взмахнув рукой, Нилис вывел на экран виртуальную копию старого наброска Пириуса о нападении на главный радиант: путешествие внутрь, искаженное сверхсветовым предвидением, огненное кольцо ксили вокруг самого главного радианта, а затем таинственный радиант в центре всего этого, нарисованный в виде грубой схемы, звездочка Пириуса. Все это было выделено красным, но теперь Нилис щелкнул пальцами. — Благодаря ЗВП-компьютеру Торек, мы сможем перехитрить ксили, когда доберемся туда. — Малиновое кольцо вокруг радианта стало зеленым. — С технологией гравизвезды мы должны быть в состоянии остановить утечку предвидения. — Внутренний путь тоже стал зеленым. — Теперь все, что нам нужно, — это способ нанести удар по самому главному радианту. — Улыбаясь, он сказал: — Видишь, чего можно достичь, когда сосредотачиваешься на цели, энсин? Видишь, как препятствия тают перед решимостью? Теперь — что бы ты предложил в качестве следующего шага?
Пириус быстро подумал. — Испытательный полет. Нам нужно модифицировать корабль. Оснастить его щитом гравизвезды и процессорами ЗВП. Посмотрим, сможем ли мы заставить эту штуку летать. — Он ухмыльнулся; для пилота это была неплохая перспектива.
— Да, да. Хорошо! — Нилис стукнул кулаком по ладони. — Это заставит этих самодовольных шутов в министерствах сесть и обратить на это внимание.
Мара слушала это, спрятав руки в перчатках за спину. Теперь она сказала: — Гравизвезда — это технология призраков. Передача под чисто человеческое управление в ближайшее время невозможна. Вам нужно будет забрать призраков.
Даже Нилис выглядел сомневающимся. — Это будет трудно продать Великому Конклаву.
— У вас нет выбора.
Пириусу удалось несколько минут не думать о призраках. Теперь он почувствовал, как у него снова сжались кулаки. — Держу пари, призраки так и задумали.
Нилис резко сказал: — Энсин, тебе придется научиться преодолевать этот свой гнев. Даже планирование войны — рациональный процесс. Ненависть непродуктивна.
— Комиссар, разве вы не видите? Они делают это снова. Вот на что они похожи — призраки — коварные, изворотливые, всегда ищут рычаги воздействия...
— Энсин. — Нилис впился взглядом в Пириуса, призывая его замолчать. Мара изучала Пириуса, все следы человеческой теплоты исчезли.
Пириус, злой, смущенный и пристыженный, страстно желал оказаться подальше от этого места.
Глава 24
Неделю спустя Пириус Ред и Торек воссоединились на Сатурне. Они упали в постель.
Пириус погрузился в шумное удовольствие и утешение секса. Она была центром его вселенной, и он вернулся к ней. Он хотел бы сказать ей об этом, но не знал как.
Позже он излил свое сердце о том, что произошло на Плутоне.
Торек сказала: — Я не могу себе этого представить.
Но когда он описал, как пытался заставить призрака разобрать себя на части, она отвернулась. Даже она, казалось, была потрясена потерей его самоконтроля.
Его стыд разгорался все сильнее — и его страх. Они оба менялись, оба росли в тусклом свете Солнца. Возможно, это было неизбежно, но он боялся, что они отдаляются друг от друга. Он хотел, чтобы все оставалось по-прежнему, чтобы они оба были просто детьми в тесноте Казарменного шара. Но это, конечно, было невозможно. Он видел, что она взрослеет, находит здесь свое место, по мере того как начинают расти ее достижения. Но он не знал, кем она становится, и найдется ли в этом человеке место для него. С другой стороны, он и сам себя не понимал — но то, что он видел в себе, неохотно осознал он, ему не очень нравилось. И если он даже сам себе не очень нравился, как она могла любить его?
Но у них было мало времени вместе. У них была работа здесь, на Сатурне. Они должны были посвятить себя работе над прототипами и испытательными полетами.
Нилис сказал им, что стоимость проекта, особенно этой последней фазы, постоянно подвергалась сомнению в отдаленных уголках советов Коалиции, но он доводил дело до конца. — Вы можете наполнить Солнечную систему теориями и аргументами, — сказал он. — Но, клянусь глазами, я понял, что движет этими политиканами. Может, они и сухие бюрократы, как марсианская пыль, но ничто так не заставит их сесть и обратить внимание, как немного живой технологии! Это очарование войны, знаете ли, порнография разрушения и смерти: вот что их мотивирует — конечно, до тех пор, пока это чья-то чужая смерть.
Энсинам пришлось поверить Нилису на слово. Но ясность его намерений в начале этого нового этапа его проекта была неоспорима.
В их распоряжение был предоставлен объект военно-космического флота. Оказалось, что это небольшой заброшенный док на орбите вокруг ощетинившегося мира-крепости Сатурна, находящийся под общим контролем коммандера Дарка. Как только он был запущен, разработка продвигалась быстро, потому что инженеры увлеклись ею. По всей Галактике боевые технологии были в значительной степени статичны, и команда, будучи инженерами, наслаждалась задачей создания чего-то нового.
Начиная с первых виртуальных набросков того, как можно модифицировать стандартный зеленый корабль, и первых симуляций того, как такой зверь может вести себя в полете, два энсина погрузились в работу. Торек применила грубые методы управления, которым научилась на Луне, и сложный проект с самого начала пошел достаточно гладко. Пириус чувствовал себя здесь, среди инженеров флота, почти как дома, вдали от таких ужасов, как перевоплощенные серебряные призраки.
Поэтому Пириус пришел в ярость, когда Нилис отозвал его для очередного нового задания.
Нилис снова отправился в сердце Солнечной системы, чтобы начать исследования природы самого главного радианта. Это был его путь; теперь, когда программа испытаний была в разгаре, он рассматривал работу гравизвезды как "простую деталь" и переключил свое внимание на следующую концептуальную фазу своего проекта — атаку на саму Чандру. И ему нужен был Пириус, сказал Нилис; он хотел, чтобы кто-то из его "основной команды" участвовал в каждом этапе проекта — а новообретенные управленческие навыки Торек были слишком ценны при проведении испытательных полетов; она могла обойтись без Пириуса.
И поэтому он вызвал Пириуса к тому, что он назвал "нейтринным телескопом", прежде чем беспечно оставить Пириуса разбираться с его собственным путешествием. Это сводило с ума — и смущало. Пириус на самом деле понятия не имел, что такое нейтрино, или зачем и как можно построить телескоп для их изучения, или почему Нилис считал, что нейтрино имеют какое-то отношение к его проекту.
Но его самой большой проблемой было выяснить, где находится телескоп.
Он расспросил об объекте военно-космического флота. Никто из инженеров и матросов не понял, о чем он говорил. В конце концов, Пириус был вынужден обратиться к коммандеру Дарку — еще одна потеря лица. — О, угольная шахта! — сказал Дарк, смеясь. Он сказал, что команда, которую он назначит с Пириусом, будет знать, куда они направляются.
Пириус провел последнюю ночь с Торек. Они делили койку в общежитии военно-космического флота, которое было большим и ярко освещенным: не таким огромным, как Казарменный шар базы Арчес, но достаточно похожим, чтобы чувствовать себя как дома. Они говорили о несущественном — о чем угодно, только не о серебряных призраках или нейтрино, или их собственных сердцах, или других тайнах.
Затем Пириус снова отправился в мрачное сердце Солнечной системы.
Корвет, на который он сел, был спартанским по сравнению с кораблем Нилиса, и экипаж, закаленные ветераны флота, раздраженные тем, что им поручили такую рутинную работу, игнорировали Пириуса в течение всего путешествия. Пириус ел, спал, занимался спортом. Это было не так уж плохо; возможно, он начинал привыкать к странному ощущению одиночества.
В своем последнем заходе на посадку корвет обогнул оконечность планеты, приближаясь с затененной стороны, и новый мир открылся огромным полумесяцем.
Пириус выглянул из прозрачного корпуса. Свет был ослепительным; здесь он действительно находился внутри орбиты Земли, и солнце казалось огромным. Еще одна новая планета, устало подумал он, еще один кусочек странности.
Но эта действительно была необыкновенной. Под плотной, слегка мутноватой атмосферой грунт был чисто белым от полюса до экватора, а с орбиты казался идеально гладким, безупречным, как огромная игрушка. Он никогда не видел мир, который выглядел бы таким чистым, подумал он, таким нетронутым. Казалось, вся поверхность даже искрилась, как будто была покрыта крупинками соли.
Корвет вышел на низкую орбиту, и планета выровнялась, превратившись в ландшафт. Воздух был высоко, почти прозрачный, без облаков, за исключением полос высокой ледяной дымки. Но Пириус видел инверсионные следы и ракетные выхлопы, искрящиеся в этом бледно-сером воздухе. Однажды он увидел, как огромный аппарат спустился с орбиты, чтобы проскользнуть через верхние слои атмосферы. Это было что-то вроде траулера; молекулы воздуха собирались в огромный электромагнитный ковш, его профиль очерчивали потрескивающие молнии.
Однако с такого близкого расстояния геометрическое совершенство мира было омрачено деталями. Пириус различал очертания гор, каньонов, даже кратеров. Но все было покрыто белой пылью, каждый край размыт, каждый профиль неясен. Пириус задался вопросом, может ли белое вещество быть водяным льдом или даже снегом из углекислого газа, но солнечный жар, несомненно, был слишком сильным для этого.
