— Пан Речницки, все мы — патриоты нашей Родины, Польши. Я знаю, что вы долгое время прожили в СССР. Но чем вам заплатили за служение той власти, за которую вы доблестно сражались? Арестом и изгнанием из армии! И только когда началась большая война, о вас вспомнили и сунули в эту мясорубку.

— Что было, то прошло, — ответил ему тогда Яков. — Но сейчас я генерал, и у меня нет причин считать, что моими заслугами пренебрегают.

— То так, то так, — не стал спорить Людвик. — Однако неужели вам, поляку, не дороги ваши польские корни? Вы происходите, пусть и по женской линии, из очень знатного рода. Больше того, вы единственный оставшийся в живых родственник данной ветви графов Потоцких. Увы, все потомки по мужской линии покинули этот мир, не оставив наследников. Вам уготовано достойное место в рядах родовитой шляхты. И, поверьте, ваши военные таланты также заслуживают более высокой оценки. Нам так нужны свои, проверенные, польские офицерские кадры, которые служат Родине, а не подчиняются приказам из-за рубежа.

— Вы имеете в виду Лондон? — чуть насмешливо поинтересовался Речницкий.

— Ах, да что Лондон, пан Якуб! — переходя на немного фамильярный тон, воскликнул генерал Мотт. — Решать должны не политиканы, бросившие страну в страшном 1939 году и прятавшиеся под крылышком у Черчилля, и не эта пустышка Миколайчик, а мы, — те, кто проливал кровь за Польшу, и теперь служит ей здесь, на нашей многострадальной земле. Нас много, мы можем и должны заявить о себе достаточно весомо, чтобы с нашим мнением считались все наши союзники. Я надеюсь, пан Якуб, что для вас, настоящего поляка, не является чуждым наш священный девиз — Хонор, Бух, Уйчизна! (Honor, Bóg, Ojczyzna! — Честь, Бог, Отчизна!) — патетически закончил Людвик Мотт, переставив в традиционном девизе бога на второе место, а честь на первое. Что же до отчизны, то она всегда пребывала на третьем месте. Стоит заметить, что слово honor для шляхетных панов значило одновременно и честь, и высокое самомнение, причем, похоже, они вовсе не различали эти два понятия.

А аналогичные подходы со стороны других родовитых шляхтичей, служивших в Войске Польском, изо всех старавшихся дать ему понять, что принимают за ровню себе? А постоянная назойливая любезность дипломатов из британского посольства? А интерес, который проявили к нему члены британской военной миссии во время визита в Югославию? Очень было похоже на то, что вскоре последуют более откровенные разговоры и более конкретные предложения. И тогда нужно точно знать, какой линии поведения придерживаться.

В Москве Нина с отцом остановились в гостинице ЦДСА. А дальше начались скучные отчеты, когда надо раз за разом пересказывать все одно и то же; инструктаж, как со стороны непосредственного руководства, так и со стороны контрразведчиков, которые твердили о бдительности, и настоятельно советовали сразу же сообщать, если кто за кем-нибудь что-нибудь подозрительное приметил... Не осталась без последствий, к удивлению Нины, и схватка с налетчиками в Новый год в штабе Варшавского военного округа — ее наградили личным оружием. Не именным: у маленького никелированного пистолетика щечки рукояти были выполнены из сиреневого перламутра и на одной из них тонкой, едва заметной вязью было выгравировано 'За труд и доблесть'.

Пистолет был как игрушечка, да, в сущности, ею и являлся. На его корпусе легко читалась надпись 'LILIPUT 4.25'. Выстрел из такого оружия, как правило, был немногим более опасен, чем выстрел из пневматической винтовки. Конечно, выстрел в упор, если он попадал в глаз, или, например, в крупный кровеносный сосуд на шее, мог причинить крупные неприятности, и даже привести при случае к летальному исходу. Однако командование позаботилось о боевой эффективности этого несерьезного оружия и снабдило свою сотрудницу специальными боеприпасами, вызывающими при попадании почти мгновенную смерть.

— Тебе будут регулярно передавать из Москвы боеприпасы к этому пистолету. Главное, не забывай заменять патроны в магазине свежими, и тогда они тебя не подведут — напутствовали Нину на прощание.

Девочка сразу стала называть свое наградное оружие 'пушкой', чем вызвала неудовольствие генерала:

— Брось ты этот уголовный жаргон! И где только успела нахвататься?

Известно, где: все там же, в Ташкенте. Но перечить отцу по столь мелкому поводу Нина не стала, присвоив своему пистолету солидное имя 'Браунинг', хотя он таковым вовсе и не являлся.

В обратный путь генерал Речницкий отправился, закупив в коммерческом магазине немало кофе и шоколада — они и стоили в Москве дешевле, чем в Варшаве, и были заметно выше качеством. Нина за время пребывания в Польше успела пристраститься и к тому, и к другому, да и генерал был отнюдь не против выпить утром чашечку кофе. Приобретать что-нибудь еще в сколько-нибудь заметных количествах (что нередко делали другие офицеры и генералы, таская товары через границу в обе стороны, чтобы извлечь выгоду из разницы цен и ассортимента в СССР и в Польской республике) отец и дочь не стали.

Пройдя в Бресте пограничный контроль, пересели на польский поезд. Заслышав шаги проводника по вагону, Яков предусмотрительно шепнул дочке:

— Смотри у меня, не вздумай петь про польских панов!

Нина кивнула, но, как только проводник провозгласил — 'станция Бяла-Подляска!' — ее губы как-то сами собой начали выводить слова:

— На Дону и в Замостье тлеют белые кости...

Тут отец внушительно погрозил ей кулаком и девочка, ойкнув, захлопнула рот.

Из Варшавы Нина отправилась к новому месту службы отца, в Краков.

Дорога от Варшавы до Кракова пролетела быстро — мощный автомобиль генерала легко наматывал километры под монотонное мелькание деревьев, которыми были обсажены обочины шоссе. В Кракове Речницкий занимал симпатичный двухэтажный особнячок предвоенной постройки с небольшим садиком, в престижном районе, сплошь застроенном подобными же недешевыми особняками. Маленький сын генерала, Юрий, начал понемногу гулять по улице, то под присмотром Янки, бывшей уже на шестом месяце, то под присмотром одного из двух генеральских шоферов, Казика (Казимира). Отец, убедившись, что ни Янка, ни сводный братишка никаких проявлений недовольства со стороны дочери не вызывают, с чувством облегчения отправил ее обратно в Варшаву — продолжать учебу. И не только...

Краков Нине очень понравился. Старинный город, уцелевший в вихре войны благодаря усилиям Красной Армии, был не только красив, но и внушал уважение неподдельной стариной зданий исторического центра. Да и что она видела до этого? Ташкент, Москву, сначала промелькнувшую мимо нее, как в тумане, а затем осмотренную урывками во время только что закончившейся краткой поездки. Вроцлав она, считай, и вовсе не успела как следует разглядеть, а Варшава лежала в устрашающих руинах. Жалко было, что первое знакомство с древней столицей Польши оказалось поневоле кратким. Правда, расставание с Краковом было немного скрашено тем, что в обратный путь она отправилась не одна, а вместе с отцом, который часто и подолгу навещал Варшаву по своим делам. Второй шофер отца, Янек, повез их в современную столицу Польши

Мелькание за окном машины непрерывной череды деревьев, росших на обочинах вдоль шоссе, убаюкивало. Нина зевнула раз, другой, затем привалилась к отцу, положила голову ему на плечо и задремала. Яков всю дорогу до Варшавы старался сидеть, не шевелясь, боясь потревожить спящую дочку. Вздремнуть бы самому, но нельзя — на дорогах неспокойно и не стоит терять бдительность. Лишь когда машина въехала в Варшаву, он тронул девочку за руку:

— Просыпайся, свою школу проспишь! — и начал осторожно шевелить плечами и выгибать спину, чтобы немного размять затекшее тело.

10. Нужен другой директор!

Поездка с отцом закончилась, и для девочки снова потянулись интернатские будни. Но Нина не была бы сама собой, если бы не ввязалась в очередные приключения. Да ходить за ними далеко и не приходилось. С интернатскими регулярно завязывали драки харцеры, большинство организаций которых находилось под влиянием католической церкви или правых партий. ППР предпринимала пока только первые шаги по организации под своим патронажем отрядов 'красных харцеров'.

Крепкие, спортивные, и что немаловажно, хорошо откормленные, харцеры были серьезными противниками. Но и среди учеников русской школы было несколько крепких ребят, прошедших войну, против которых харцеры не могли устоять. Особенно выделялись своей удалью двое парней, которых звали Дорогуша и Рябчик. Первый заработал свое прозвище за то, что все время обращался к собеседникам 'дорогуша'. Второму прозвище досталось за лицо в рыжих веснушках. Однако эта силовая поддержка не всегда бывала на месте, и вот тогда уж школьникам приходилось туго.

Как раз в один из таких неудачных моментов Нина оказалась на месте событий, и, недолго думая, вмешалась в стычку. Понимая, что против численного превосходства харцеров ее навыки рукопашного боя не очень-то и помогут, она, чтобы защитить своих, недолго думая, пальнула в воздух из пистолета. Харцеры бросились наутек, а на месте события тут же появился патруль гражданской милиции:

— Кто стрелял?

— Я стреляла, — не стала запираться Нина.

— Пройдемте с нами в отделение.

Из отделения Нина позвонила отцу, к счастью, все еще находившемуся в Варшаве, и он приехал ее выручать.

— Как тут тебя, не обижали? — первым делом спросил генерал, подходя к своей дочке и обнимая ее одной рукой за плечи.

— Пусть бы только попробовали! — с вызовом ответила девочка.

— Ладно, храбрый заяц! — усмехнулся Яков и шутливо потрепал ее по голове. — Так что у вас приключилось?

— Драка наших с харцерами, — будничным голосом ответила девочка, — ну, я и пальнула разок в воздух, чтобы их разогнать. — И, безо всякой паузы, Нина повернулась к стражам порядка и перешла на них в наступление:

— А почему же вы не вмешались, видя, что идет драка? Неужели в ваши обязанности не входит следить за порядком на улицах?

— Это не наше дело! — ответили стражи порядка. — Охраной русских пусть занимается русское посольство.

— Так-так, — зловеще произнес генерал Речницкий. — Глядите, я ведь разберусь, почему школа Министерства национальной обороны Польской Республики не охраняется!

Хотя появление грозного генерала немало смутило полицейских, но ответ нашелся быстро:

— Разу уж Министерство национальной обороны... — развел руками один из них, с двумя лычками на погонах, — тогда пусть военные охраной и занимаются.

Результатом этой стычки было появление во дворе школы поста автоматчиков. Заодно Нина обратилась к отцу с просьбой:

— Папа, выясни, пожалуйста, нельзя ли нам какого-нибудь другого директора школы подобрать?

— А этот чем плох? — поинтересовался Якуб.

— Ну, какой из него директор школы! — воскликнула девочка. — Молодой лейтенант, педучилища он не кончал, как со школьниками работать, совсем не соображает. Я понимаю, он боевой офицер, ногу на войне потерял, но в школьных делах ведь вовсе не разбирается. У него и с учителями постоянно какие-то проблемы.

— Ты так говоришь, будто вам совсем какого-то дурака или недотепу поставили, — не слишком довольно заметил ее отец.

— Да не говорю я, что он дурак! — Нина была еще более недовольна, что отец не хочет ее понять. — Воевать, может быть, он прекрасно умеет. Но в школе он глупость за глупостью творит. — И девочка поведала историю о том, как боевой лейтенант попытался навести казарменный порядок в женском отделении интерната, и какой из этого вышел скандал с его обитательницами:

— Представляешь, приперся к нам с утра проверять, аккуратно ли у девчонок застелены постели, и не хранятся ли посторонние предметы под матрацами! У нас же не солдатская казарма, где ничего лишнего быть не должно. Ну, и сразу наткнулся на... — Нина чуть замялась, подыскивая слова, — на предметы дамского туалета. А они... — тут девочка замялась еще сильнее, — далеко не все в стерильном состоянии. Особенно если у кого месячные. — На этом месте генерал смущенно хмыкнул, а его дочка, как ни в чем не бывало, продолжала свой рассказ:

— Девчонки, понятное дело, подняли дикий визг и заявили, чтобы он не смел копаться в их трусах. Ты бы видел бедного лейтенанта! Засмущался весь, стал красный, как рак, и пошкандыбал со своим костылем прочь из комнаты. Жалко ведь его, но все у него невпопад получается.

Нина не стала рассказывать отцу о своих собственных трениях с незадачливым директором школы. Молодой лейтенант не скрывал свою антипатию к ней:

— Ишь, генеральская дочка выискалась! Взяла себе манеру занятия прогуливать. У нас тут все равны, и правила для всех общие! — не раз ворчал он, узнав об очередном внеурочном исчезновении девочки из интерната (или столь же внеурочном появлении в нем). Кстати, именно эта способность появляться в школе и исчезать из нее, не проходя мимо вахты на входе, больше всего и раздражала директора. Тем более, что все его попытки застукать, как же она это ухитряется проделать, оказались безуспешны.

Между тем ларчик открывался просто. Чтобы каждый раз не вступать в пререкания с вахтером, Нина заранее подготовила себе запасной путь, обратившись к Дорогуше, который был наголову выше ее и обладал недюжинной физической силой:

— Слушай, а ты можешь прутья у забора немного разогнуть?

— Да запросто! — выпятил грудь парень.

— Мне только чуточку, чтобы я могла пролезть, но в глаза не очень бросалось, — уточнила девочка. Сказано — сделано, и через несколько минут она уже опробовала новый лаз.

Но покинуть школьный двор, или, наоборот, проникнуть на него — это только полдела. Надо было еще суметь пробраться в само здание интерната. Тут Нина попросила содействия у своих подружек:

— Девчата, не могли бы вы следить, чтобы окно в нашем туалете на первом этаже всегда было чуточку приоткрыто?

— А если мы забудем? — спросила за всех Томка.

— А чтобы не забыть, — предложила Нина, — проверяйте в обед, завтрак и ужин. Самим же при случае пригодится: будем по воскресеньям все вместе в цукерню сбегать!

Так что лично для предприимчивой и изобретательной девчонки лейтенант препятствием не являлся. Но все же он был явно не на своем месте, и вскоре директора заменили, прислав вместо лейтенанта солидного подполковника, имевшего за спиной учительский опыт.

Инцидент со стрельбой имел и другое продолжение. Он привлек к девочке внимание учительницы физики, еще довольно молодой женщины, которая, тем не менее, выделялась рассудительностью и педагогическими способностями. Разговорившись с Ниной, она узнала о ее членстве в ZWM, и, заинтересовавшись, упросила взять с собой на дельницу. Ее визит как раз совпал с политзанятием, которое проводил Роман. На учительницу это занятие произвело довольно сильное впечатление:

— Да, Нина, — протянула она задумчиво, когда они обе возвращались с дельницы в интернат, — я ведь сама политинформации с учителями провожу. Но мои занятия по уровню далеко не дотягивают до того, что дает этот парень. Где только он успел так подковаться? Думаю, для тебя это будет очень полезное знакомство.