Эсташ Доже и его дьявол

Он торопливо накинул ночную рубашку и халат и прямо в таком виде устремился на место происшествия, благо, между его покоями и апартаментами фаворита существовал короткий потайной коридор. Но шевалье, несмотря на то, что его обыск касался напрямую, не спешил. Он позвонил, спокойно оделся и только затем направился к себе.

В собственной спальне спокойствие его покинуло, и дело было не только в страшнейшем разгроме, который учинили солдаты, приведенные виконтом де Марсаном. И даже не в Месье, который давно уже был должен задать перцу чересчур ретивым следователям, но вместо этого полулежал в кресле в некрасивой и изломанной позе, а стало быть, во власти совершенно не наигранного потрясения. Нет, шевалье заставили замереть в дверях странные предметы, разложенные на его кровати (на которой он, по правде, не спал ни разу в жизни). Среди них было завернутое в тряпицу сердце свиньи или какого-то другого животного, бумажные свертки, содержавшие комья черных остриженных волос, восковые фигурки, амулеты, лоскуты в подозрительных пятнах, пакетики с кореньями и порошками и талмуды в потрепанных переплетах темной кожи или сафьяна, причем можно было поручиться, что ни один из этих томов не содержал сладостных стихов Марино и Кьябреры — обычного чтения шевалье.

— Сударь, — президент де ла Ревельер со зловещим видом подступил к нему, — как вы объясните нахождение в вашей комнате этих предметов?

Шевалье с самого прибытия в Сен-Клу короля жил в ожидании неприятностей. Даже, можно сказать, настойчиво вызывал их на себя. Но всё же не он не предполагал, что дело может принять такой оборот. Его охватил ледяной страх, с которым он только отчаянным усилием смог не справиться, но только загнать его внутрь, чтобы голос звучал почти спокойно, когда он ответил:

— Могу предположить, что мне их подбросили, но вам явно нужно не такое объяснение, поэтому можете считать, что я ничего не сказал.

— Жаль, — вздохнул президент, — что вы запираетесь, вместо того, чтобы прямо сейчас, пока вы еще не взяты под стражу и на вас не оказано никакого... давления, признаться и тем самым облегчить свою совесть и даже, возможно, свою участь.

— В чем же я должен признаться? — шевалье состроил гримасу, которую попытался выдать за улыбку.

— В том, что вы добились милостей его высочества, прибегнув к помощи дьявола.

— Что?..

— Вы приносили нечистому человеческие жертвы. Именно так погибли ваши несчастные слуги и еще одна девушка в Париже. А может, о ком-то мы не знаем?

— Вы бредите.

Месье с трудом поднялся с кресла, схватившись за подлокотники, и медленно подошел к шевалье. Судейские и солдатня бросились было к нему, собираясь обступить кольцом и оградить от злых чар, но принц отстранил их слабым движением руки.

— Значит, я не внушаю вам страх, монсеньор, если вы решаетесь подойти ко мне так близко, — усмехнулся шевалье. — Неужто вы не поверили этим поразительным уликам?

— Какая мне разница? — ответил Месье шепотом, чтобы находящаяся в комнате толпа не услышала их разговор. — Если вы правда околдовали меня с помощью дьявола... Ну что ж, значит, дьявол хорошо выполнил свою работу, и я обязан ему величайшим счастьем.

— Вы говорите "если"? Вы в самом деле допускаете, что я мог сделать это?

— Милый, я же говорю вам, это не имеет никакого значения теперь, когда я так прочно околдован — или влюблен, называйте это как хотите. Я не могу жить без вас и сделаю все, чтобы спасти вас.

Нельзя сказать, что эти заверения успокоили шевалье. Особенно насторожило его то, что Месье допускал вмешательство дьявола. И он туда же. В его любовь шевалье давно уже не верил. Верил в слепое потворство своим капризам. Верил в похоть, однако это совсем не то чувство, которое может выдержать подобное испытание. Но все-таки, поскольку ему не на кого было больше надеяться, кроме испорченного, избалованного принца, он сказал таким же тихим голосом:

— Если вы хотите мне помочь, ни о чём не просите короля. Это только трата времени. Не просите — но докажите мою невиновность. А для этого нужно найти настоящего виновника.

— Волка? — распахнул глаза Месье. — Но, милый, как же я найду его, если это не удалось даже вам после стольких попыток? И потом, я не вижу, как поимка волка докажет вашу невиновность.

— Ищите не волка, а человека, монсеньор.

— Но вы сами рассказывали...

— Рассказывал, но теперь я знаю гораздо больше. За всем этим стоит человек. Допускаю, что действительно поклоняющийся дьяволу. И он совсем рядом с вами. Возможно, прямо здесь, в этой комнате. Остановите его, монсеньор, если не ради меня, то ради себя. Узнайте, что произошло с отцом нашего приятеля Доже в замке Шевенкур. А потом разыщите священника, которого называют отцом Лактансом. Это он арестовал Гиша и компанию в Руасси и наверняка может многое порассказать. Я хотел сделать это сам, но, как видите, не успеваю. А главное... — шевалье схватил герцога Анжуйского за руку и, прежде чем президент де ла Ревельер лично отцепил их друг от друга, оберегая брата короля от скверны, успел прошептать: — Делайте все в тайне. Ни одной душе не говорите о том, что вы знаете. Если дьявол почувствует, что к нему подобрались слишком близко, Бог знает, что он натворит, и никакая стража вас не защитит. Берегитесь, монсеньор, это очень опасно.

Эсташ узнал о случившемся в купальне, где он проводил время с несколькими другими кавалерами, пользуясь отсутствием короля и долгожданной возможностью расслабиться. Новость принес Эффиа, который явился, точно мешком по голове стукнутый, и беспомощно хлопал глазами.

Никто, разумеется, не мог поверить, что шевалье, всем известный циник и безбожник, способен связаться с дьяволом или хотя бы предпринимать какое-то шаги для того, чтобы с ним связаться. Эсташ тоже заявил, что это вздор, причем, в отличие от остальных, его уверенность была абсолютной, и он нимало не кривил при этом душой. Однако, конечно, оплакивать шевалье он не собирался. Он понятия не имел, кто сделал ему такой подарок, но это была его первая настоящая удача за долгое время, и она сразу примерила его и с утопленником возле дома герцога, и со всеми дурными предчувствиями. А главное, его совесть на этот раз была совершенно чиста.

Он оделся и поспешил к себе. Ему нужно было побыть одному, чтобы никому не бросилось в глаза его возбуждение и ликование. Но в его комнате стоял жуткий чад и концентрированный уксусный дух, от которого сразу защипало глаза. Жюльен, новый слуга, рекомендованный ему Виллькьером (молодец гренадерского роста и стати, с пухлыми сладострастными губами, бесстыжими, слегка раскосыми черными глазищами и, как говорили, слоновьим достоинством, но этого Эсташ до сих пор не удосужился проверить, потому что этот типаж его не привлекал), развел в переносной жаровне, над которой куафёр обычно назревал щипцы, пламя, дававшее удивительно едкий и вонючий дым, и старательно окуривал им письмо.

-Вам передали, сударь, — доложил он, держа конверт двумя пальцами. — Уж не знаю, от кого. Ну и жуткий тип принес это письмо! Весь какой-то раздутый, с бесформенной рожей. Как бы не прокаженный. Достал вот "уксус четырех разбойников"[4], чтобы мы с вами не заразились.

Эсташ выхватил письмо у него из рук, отошел к окну и развернул конверт, который оказался незапечатанным.

Строчки наползали одна на другую. Буквы были крупными, кривыми и бесформенными — как раз такими, какие должны выводить непослушные отечные пальцы:

"Сударь!

Я часто наблюдаю за Вами в парке и заметил, что, когда темнеет, Вы все время смотрите на луну. Сложно невооруженным глазом отличить прибывающую луну от полной. Чтоб Вы больше не мучились, сообщаю: полнолуние послезавтра. Л."

[1] Давамеск — курительная смесь на основе гашиша, в которую входили также специи (корица, гвоздика, мускатный орех, фисташки, апельсиновая цедра), сахар и экстракт шпанских мушек. Был популярен в XVII-XIX веках. В Европу доставлялся из Леванта. Ныне секрет приготовления считается утраченным.

[2] Луи-Шарль де Ногаре де ла Валетт, герцог де Фуа и де Кандаль (1635-1663) приходился по отцовской линии внуком 'полукоролю' герцогу д'Эпернону, фавориту Генриха III, одному из самых могущественных людей Франции.

[3] Мольер, 'Принцесса Элидская'.

[4] Легендарное снадобье, якобы препятствующее заражению. Готовится на основе уксуса с добавлением лаванды, розмарина, шалфея, руты и мяты.

Глава 9

Полнолуние

Отец Лактанс терпеливо ожидал в саду, окружавшем охотничий домик в Севре. Он довольно коротко общался с кардиналом Мазарини и привык видеть сильных мира сего на самом близком расстоянии, поэтому не слишком волновался перед предстоящим свиданием. К тому же, он не исключал, что просто-напросто стал жертвой розыгрыша, ибо не мог представить, зачем герцогу Анжуйскому понадобилось иметь с ним беседу, да еще в обстановке такой секретности. Но отец Лактанс был не тщеславен и не самолюбив. Даже если над ним посмеются, ничего страшного.

Наконец он увидел приближающуюся карету. Она была довольно скромной и неприметной, но отца Лактанса предупредили, что принц прибудет инкогнито. Лакей без ливреи спрыгнул с запяток и открыл дверцу, выпустив на волю одну маленькую собачку и двоих юношей, которые тоже старались выглядеть настолько неприметно, насколько может быть неприметным человек, разряженный по придворной моде — в сложные, живописно бесформенные кафтаны и весты, длинные многослойные ренгравы и штаны с несколькими рядами кружева у колен.

Отец Лактанс хотел поклониться принцу, но тот жестом удержал его и сам согнул колено, подставив склоненную голову под пастырское благословение. Его спутник проделал то же самое.

— Я должен, прежде всего, попросить у вас прощения, отец мой, — с мягким вздохом признался герцог Анжуйский. — Не знаю, известно вам или нет, но это я встал на пути вашего расследования в Руасси-ан-Бри и добился освобождения лиц, которых вы упекли в Бастилию. В свое оправдание могу сказать, что я не верил в вину ни одного из них, иначе никогда бы не стал вам препятствовать.

— Умоляю ваше высочество не говорить так, — любезно ответил священник. — Это я должен просить прощения за доставленное вам огорчение. К тому же, вашему высочеству не в чем винить себя: история в Руасси-ан-Бри закончилась благополучно. Этот край избавлен от зла. Вот уже несколько месяцев там все спокойно, ни одного убийства или исчезновения человека. Правда, меня не оставляет опасение, что в это самое время они происходят где-то еще.

— И я даже скажу вам, где, — подтвердил Месье. — У меня в Сен-Клу. Началось следствие, но оно сразу пошло по неверному пути. Я подозреваю, что почтенные магистраты заинтересованы не в том, чтобы открыть истину, а в том, чтобы угодить его величеству. Поэтому, отец мой, я хотел бы выслушать от вас правдивую историю о том, что произошло в Руасси-ан-Бри, и на этот раз можете быть уверены, что я полностью на вашей стороне и готов выслушать любую правду, какой бы тягостной для меня она ни была. Вдруг вам удастся навести нас на след? Вы не откажетесь прогуляться по этому очаровательному саду, пока мы будем беседовать?

Отцу Лактансу было бы крайне трудно отказать герцогу Анжуйскому не только в прогулке, но и вообще в чем-либо, не будь он даже принцем крови, стоящим в одном шаге от трона, — таково было очарование этого юноши, красивого, непосредственного и в то же время изысканно любезного и такого живого, без следа ледяной напыщенности, свойственной, к сожалению, его царственному брату.

Они беседовали почти два часа кряду, прогуливаясь вокруг обширных квадратных клумб. Слуга нес над ними зонтик. Сзади брел Эффиа и думал: как все-таки хорошо, что у этой сцены нет свидетелей, потому что Месье и священник образовывали весьма странную пару. Отец Лактанс не походил на тех симпатичных, любезных аббатов, которые приняты при дворе. Его ноги были обуты в грубые сандалии на деревянной подошве, а когда он наклонял голову, из-за воротника сутаны выглядывал край власяницы.

Отец Лактанс рассказывал и рассказывал, но не давал никаких объяснений. Это было просто бесконечное перечисление ужасов, происходивших в Руасси-ан-Бри, найденных в лесу трупов и загадочных исчезновений. Потом Месье рассказал о нападении на шевалье. Отец Лактанс заинтересовался описанием волка и особенно настойчиво выспрашивал, какой была луна, но Месье не смог вспомнить и не понимал, для чего это нужно.

— Полнолуние, конечно же, — пробормотал отец Лактанс. — Ручаюсь, что было полнолуние.

— Отец мой, — не выдержал Месье, — я вижу, что вы намекаете на что-то, но не могу разгадать ваших намеков. Скажите же прямо, как объясняются эти зловещие события. Что это за волк, по-вашему?

— Ответить мне нетрудно, — протяжно вздохнул священник, — гораздо труднее будет вашему высочеству принять мой ответ. Но если вы приказываете, я должен говорить. Это не волк, ваше высочество. Это оборотень.

Эффиа за спиной принца трескуче закашлялся. Это был тот самый кашель, которым принято маскировать неуместный смех. Месье и сам не смог скрыть досады. Он обратился к отцу Лактансу, надеясь услышать какие-нибудь здравые соображения, а не бабьи сказки.

— Позволю себе угадать, о чем думает ваше высочество: старый поп сошел с ума, — отец Лактанс нисколько не обиделся. — Но подумайте о том, что, каким бы невероятным это ни казалось, подобные случаи происходят время от времени, и многие из них вполне официально задокументированы. Например, во время гугенотских войн в Доле был осужден некий Жиль Гарнье. Он сам признался в том, что является оборотнем и по ночам в полнолуние убил и сожрал множество жертв, в основном детей. Его признания записаны и до сих пор хранятся в судебных архивах.

— Будет вам, все мы знаем, как добываются признания в делах такого рода, — Месье пренебрежительно отмахнулся перчаткой. — Если нас с вами подвергнуть такому же допросу, то и мы в два счета признаемся, что мы оборотни. Рекомендую вам, кстати, книгу немецкого иезуита Фридриха фон Шпее. В ней убедительно доказывается, какую пагубную роль сыграли пытки в делах о колдовстве, и сколь мало веры заслуживают признания, добытые таким путем.

— Я знаю эту книгу, — подтвердил отец Лактанс. — Я сам рекомендовал ее господину кардиналу, а он, полагаю, в свою очередь, предложил ее вашему вниманию.

— Господин кардинал предпочел бы, чтобы я вовсе не умел читать, — огрызнулся Месье, явно уязвленный. — А с сочинением фон Шпее я ознакомился по собственному желанию.

Отец Лактанс склонил голову.

— Любознательность и гуманные устремления делают честь вашему высочеству. Однако, возвращаясь к делу Жиля Гарнье из Доля, обращаю ваше внимание на то, что к нему не применялись пытки. Против него возникли сильные подозрения, и он, видя это, сначала сбежал, но через некоторое время вернулся в Доль по собственной воле, как он объяснил, для того, чтобы обратиться к Богу и быть сожженным.

— И это желание, конечно же, было безотлагательно исполнено, — не сдержал иронии Месье. — По крайней мере, вторая его часть.