Мы спустились во двор, где я оставила собак. Завидев скачущих от восторга детей, они принялись повизгивать, но с места не сошли. Хорошо держат команду.

— Вольно! — приказала я и повернулась к девочкам. — Поиграйте. Только в дом их не водите.

Вся компания тут же унеслась в сад.

Семейство Ируунов, как и большинство герских семей, было построено по принципу собачьей стаи. Глава ее — вожак, доминантный самец, который подавляет активность прочих подчиненных ему самцов и бдительно охраняет свой "гарем". Властный нрав хозяина дома делал эту иерархию еще более выраженной. Он жестко контролировал всех женщин, живущих в доме, в том числе свою уже взрослую дочь, и совершенно задавил как флегматичного младшего брата, так и сына-подростка. Присутствие в семье пожилой доминантной самки лишь незначительно смягчало его репрессивную политику, поскольку Анно играла скорее роль буфера между доминантом и прочими членами семьи. Неудивительно, что вольнолюбивой девушке было сложно здесь прижиться. Кстати, надо бы ее проведать.

— Анно, а как та девочка? — поинтересовалась я у кухарки. — Освоилась она?

— А вы поговорите с ней сами, госпожа Псарь, — обрадовалась Анно. — Уж она так хотела вас еще повидать!

Мы прошли в кухню. Ёттаре уже немного набрала вес и выглядела гораздо лучше, хотя в поведении ее оставалась какая-то нервическая нотка. Я попросила Анно выйти и усадила Ёттаре напротив себя.

— Как ты, девочка? — спросила я.

— Ничего, госпожа Псарь.

— Все еще думаешь о том, что не сможешь здесь выжить?

— Нет, я справлюсь. Им меня не пережилить.

Она смотрела немного вбок, и несколько раз бегло смахивала прядь со лба. Это движение меня насторожило.

— Так, ну-ка рассказывай, в чем дело.

То, что я услышала, меня просто сразило. Возникло чувство, будто рот, горло, грудь наполнились вдруг какой-то мерзостью, которую нельзя выплюнуть, но и проглотить невозможно тоже...

Неужели я так наивна и слепа, что ничего в нем не замечала? Или он так ловко прикидывался?

— Он бил тебя? — осторожно спросила я.

— Не... не бил, только сломал у меня на глазах грабли. Вот так, — она показала. — Дескать, и с тобой то же будет.

— Та-ак. А ты что?

— Да я уж успела его пару раз цапнуть хорошенько.

Она стиснула кулаки. Я покачала головой.

— Ёттаре, скажи мне, что надо делать, если ты столкнулась с разъяренным псом?

— Не бежать.

— Так.

— Не показывать, что боишься.

— Так. Еще?

— Не махать руками, палкой там.

— Правильно, не вести себя, как добыча, но и не вступать с ним в противоборство. Теперь подумай и скажи, что ты сделала неправильно.

— Вы хотите сказать, что с ними надо вести себя, как с...

— А что, мама или бабушка тебя этому не учили?

Она потупилась.

— Мамка редко дома бывала, все больше на охоте.

— То-то и видно. Самцы мыслят иначе, Ёттаре. Они ближе к животным. И они в этом не виноваты, таким уж созданы. Выбирать тебе не приходится. Если отклонить нападение невозможно, то хотя бы не провоцируй еще большее озлобление. Иначе тебя попросту загрызут.

— Загрызут? — в глазах ее проступили слезы.

Мне было очень жаль девчонку, но лучшее, чем я могла помочь, это научить ее правильному поведению в сложившейся ситуации. Поэтому я, скрепя сердце добавила:

— С такими случаями я несколько раз сталкивалась и на псарне. Некрупная, но слишком задиристая сука может здорово пострадать, потому что кобель, движимый инстинктом, стремится к удовлетворению своей потребности любыми средствами. Ты не вольна уйти из этой стаи, девочка, значит, придется приспосабливаться, — я встала. — Крепись. А я еще тебя навещу.

Она выпрямилась, одернула юбку.

— Я буду держаться, госпожа Псарь.

Молодец. Славная молодая сучка. Даст Бог, не сломается.

Празднество тянулось мучительно долго. Дядя был в своей стихии: обнимался с гостями, хохотал над их шутками, "притирался". И запрокидывал бокал за бокалом.

Выждав подходящий момент, я подсела к красному от вина и гордости хозяину дома и завела речь о том, что учебу пора заканчивать. Он не возражал, даже заверил, что не возьмет назад денег за два оставшихся урока. Потом, смерив меня мутноватым взглядом, скатился на излюбленную тему.

— А ты чего ж, красота моя, замуж не надумала?

— Да вот, подумываю, — сказала я уклончиво.

— Что ж, за местного кого?

— А почему нет? — я чуть подалась вбок.

(В течение всего разговора мне приходилось потихоньку отодвигаться вдоль лавки, поскольку доминант имел обыкновение нависать над собеседником.)

— Добро. А я, значица, тоже решил своих всех спихнуть к шуту. Оженю. И девок старших братниных, и обормота своего.

— Вы решили женить Тауо-Рыйя?.. Что ж, это разумно. Он нуждается в контроле.

— О! Эт' ты верно. Зато тя и ценю: сурьезная ты баба, башковитая. — Он цыкнул зубом и залпом осушил внушительных размеров кубок. — Артачится, правда, стервец, ну да ниче. Хватит уж гойкать. Как, бишь, он в языке-то?

— Его уровень знаний более чем достаточен.

— Толковый, сталбыть, толмач будет?

— Вполне. За это я вам отвечаю.

— Ну, лады, — он накрыл массивной ладонью сразу обе моих руки. — Спасибо передай батюшке своему, дай Бог чтоб здоровьица ему. И сама благодарствуй.

— Передам, господин Ируун. Очевидно, мне следует самой сообщить Тауо-Рыйя...

— Ну, сообщи, сообщи. Он, поди, обрадуется, лодырь, что учебе-то конец.

— Очевидно, так.

После всего, что я узнала, разговаривать с бывшим учеником было крайне неприятно, но я сдерживалась. Какие-либо нравоучения здесь явно бесполезны. Мы отошли в угол гостиной. Я смотрела на его грубоватое широкое лицо, так похожее на отцовское, и теперь совершенно отчетливо видела, какое будущее ждет этого человека. Вся эта романтика, увлечение поэзией — лишь мимолетный продукт юношеского возраста. Вырвавшись из-под гнета отца, он воспроизведет ту же схему: начнет сбивать вокруг себя стаю, поднимая свой статус за счет возможно большего количества самок, и силой подчиняя своей воле домочадцев.

— Мастер Ируун, — сказала я. — Я полагаю, что ваш уровень владения языком сейчас более чем удовлетворителен, и в продолжении занятий нет необходимости. С вашим отцом я уже переговорила. Желаю вам всяческих успехов.

— Но... — он растерянно щерился, некрасиво растягивая и без того излишне крупный рот. — Если позволите, я хотел бы... э-э... сохранить за собой право иногда навещать ваш дом... просто так.

— Простите, но в этом нет необходимости. Я очень занята и вряд ли смогу уделять внимание визитерам.

Он впал в еще большее замешательство и начал теребить ворот, при этом, сам того не желая, открыв отчетливые следы прикусов на плече и шее. А вон и на скуле характерные царапины... Да, пожалуй, это к лучшему, что я вовремя поняла, с кем имею дело. Никакого сотрудничества здесь, конечно, не получилось бы... Тут он проследил направление моего взгляда и, будучи все же неглуп, наконец сообразил, что мне все известно. Он сильно вытаращил глаза, потом хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Уй-ёо!.. Ой, простите... А я-то никак не... Госпожа Мароа, ради Бога! Я не знаю, что эта маленькая дрянь вам наплела, но это все — пустое. Ничего фактически и не было, и ото всех своих притязаний я давно отказался — нет так нет. Да я уже и...

— Ваши дела меня не касаются, мастер Ируун, — прервала я. — Благодарю за ваше гостеприимство, но мы, пожалуй, пойдем. Мой дядя несколько невоздержан, поэтому лучше нам откланяться прямо сейчас.

— Да постойте же, ну! — он тут же отдернул схватившую было меня руку. — О, простите...

Я улыбнулась. Да, Бог милостив, что вовремя открыл мне глаза.

— Да осенит вас тень крыла Его.

Вместо ответа он с силой ударил себя обеими ладонями по голове и тихо взвыл.

Я развернулась и быстро пошла прочь. В груди ширилась боль. Не знала, что разочаровываться в человеке — это физически больно... Я вытащила из кошеля приглашение на свадьбу, скомкала и бросила в угол.

Я вернулась к дяде, шепнула на ухо: "Не вынуждай меня ронять твой авторитет и тащить тебя из-за стола. После следующей здравицы поднимайся сам, и идем сейчас же домой". Дядя что-то недовольно пробурчал, но все же подчинился. По дороге он пошатывался и несколько раз порывался запеть, так что я чуть со стыда не сгорела. Наверное, мне тоже следует женить дядю. Он вконец распустился и все более уподобляется герам. Вопрос лишь в том, где здесь найти подходящую женщину, которая сможет им грамотно руководить?

Тау Бесогон

Сам не знаю, зачем я туда поперся, да еще на ночь глядя. Будто можно было все отыграть назад...

Самое неприятное было врать старенькому учителю.

— Простите, что поздно, господин Мароа. Мне нужно переговорить с госпожой.

— С Уллере? О! Так, может, вы мне объясните, что стряслось? Она всегда так лестно отзывалась о ваших успехах, а тут вдруг прибежала сама не своя и заявила, что больше не станет с вами заниматься.

— Это моя вина, — я сжал кулаки, чтобы перестать теребить что не попадя, и смотрел прямо в глаза (о, я же бывалый враль). — Я нагрубил госпоже Мароа.

— Вы-ы? — Мароа был в шоке.

— Да. Мне очень стыдно, но я был расстроен и сорвался.

Старик задумчиво оттопырил губу.

— Это из-за ее свадьбы, верно?

Я нервно сглотнул. Клочки уллиного приглашения усеивали мой путь сюда.

— Ах, мой милый мальчик, — заблеял старикан. — Вы так юны, у вас еще будет...

— С вашего позволения, я хотел бы извиниться, — просипел я.

— Ну, конечно. Пройдите. Она там, у загонов. А я пойду-ка пройдусь...

Он поковылял в сторону набережной, а я бросился к собачьим клетушкам. Улле как раз шла навстречу. Усталая, растрепанная, в каком-то бедном страшненьком платьишке. Скользнула взглядом по нелепому предмету, выросшему на пути. Ее горьковатый запах едва мазнул, и меня затрясло. Я потерял всякое соображение, я схватил ее за локти.

— Госпожа Мароа... прошу...

— Вы меня тоже потащите в сарай или прямо здесь будете пользовать?

— Да я... Да не... О-о...

— Не смущайтесь. Я всего лишь чужачка, так что откупиться от суда вашему отцу обойдется недорого.

— Ну, почему вы так?

Она стряхнула мои лапы. Медленно выдохнула.

— М-м-м... Я как раз пыталась избежать этого разговора... Мне, уважаемый мастер Ируун, обидно, что я оказалась такой дурой. Я приняла вульгарного лицемера за человека высоко духовного. Получается, можно и коня научить рассуждать культурно и даже в рифму. Вот только он так и останется скотиной. Без морали и без чести.

Обошла меня, как ведро с помоями, и двинулась дальше. Я семенил следом и вместо того, чтобы объяснить, что это все батя меня накрутил, и рассказать про вольную, плел какую-то чушь:

— Но ведь я действовал по закону... Да и не было ничего!.. Вас это так задело, потому что она тоже тирийка?..

Улле вдруг резко развернулась.

— С торговлей людьми я ничего поделать не могу. И прав ваших не оспариваю. Но есть вещи несовместные. Не может одна и та же рука держать перо и плётку. Если вы сейчас пишете оду и рассуждаете о высоком, а после идете насиловать беспомощную, насмерть перепуганную девчонку, это... Это куда страшнее обычного, ничем не прикрытого скотства. Доброй ночи.

Она хотела уже захлопнуть дверь, но я отчаянно рванулся за ней, и мы застыли грудь в грудь в узком дверном проеме. Хотелось ее обнять, но мои руки, будто ожегшись, огладили воздух на расстоянии волоска от ее плеч.

— Умоляю, постойте! Что же сделать, чтобы вы меня простили?

— Мне не за что вас прощать. Но я не желаю далее поддерживать с вами отношения.

— Но я ведь... Я не могу без вас!

— Обучение закончено, а личное общение себя исчерпало. — Она была так холодна, и это меня убивало, но и возбуждало еще пуще. — Позвольте мне уже войти.

Дверь, наконец, закрылась. Я был раздавлен, жалок и все не мог уйти. Я прилип к косяку и, давясь слезами, бормотал:

— Ну, не выходи ты за него. Не выходи, не надо, нельзя тебе...

Пока брел по набережной, мне пару раз мерещилось, что за мной кто-то идет. Кошка? Оказалось, нет. Кошка как раз спугнула сию неведомую личность. Нагнала меня.

— Отец-Духов возьмет собачью женщину с собой?

— Если только в воспоминаниях...

— Хых... Кошка не понимает.

— Она меня не-на-ви-дит.

— Х-ха! А Человека-Неба?

Я остановился и немного покусал кулак, дабы восстановить самообладание.

— Она выходит замуж за другого человека. Через... руку дней.

— Кхадас! — огорчилась Кошка. — Хорошая женщина-женщина, правильная. Нам бы подошла, так.

Домой я вернулся полумокрый и подшофе, поскольку сперва бухнулся топить свой позор лицом в море, а потом решил малость укрепить дух (Кошка, верный дружбан, составила компанию). Пьяные гости уже разбрелись по комнатам. В кухне еще горел свет, и я сунулся туда в надежде застать Йара, однако увиденное навело меня на совсем другую мысль, мигом согнавшую весь хмель и меланхолию. Раз для нее я скот, нет смысла корчить из себя святого. А вот кое-кто, который меня подставил, напрасно думает, что от этого сильно выгадал...

Итак, за столом сидели тетка Анно, пяток служанок и наша Ябеда. Чаевничали в благодушном настроении. Все встали поприветствовать хозяина, но смотрели на меня, как на дерьмо последнее. Ла-адно... Я отозвал кухарку и, умело путаясь в словах, объяснил, что хотел бы пойти на мировую. Дескать, это батя меня науськал и всё такое.

Тетка Анно просияла.

— Ну и слава Богу! А потом она, глядишь, сама к тебе привыкнет, если добром-то...

Кухарка живо выпроводила хихикающих служанок. Я приложил руку к честному сердцу.

— Знаешь, Ётаре, не держи на меня обиды. Мне уж и от госпожи Мароа влетело... Я ведь парень не злой. Так, накатило... Дурака свалял, в общем.

Ябеда посмотрела искоса.

— Что ж. Работать на вас я и не отказывалась, а на забаву себе какую другую поищи.

— Ладно, забыли, — я умильнейше ухмылялся. — Давай-ка, теть, винца по этому поводу.

— Тю!

— Да будет, грех невелик. Праздник ведь.

Возник кувшинчик, тирийки пригубили вино. Вино очень кстати оказалось дрянью, и я расслабленным голосом предложил:

— Давайте-ка я хорошего, сладкого принесу. Эта бурда — для мастеровых.

Они вяло запротестовали, но я уже одним махом взлетел наверх, в библиотеку. Сюда редко кто наведывался, и приныканная бутылка инара-ньяо была на месте. Тут же, кстати, были и документы. Вот ведь сучара, — взъярился я мимоходом. Я-то с ней по-человечески, а она... Медную табличку-паспорт я сунул за голенище, а все прочее пхнул в первую подвернувшуюся книгу — надо будет, найдут. Я заскочил к себе в комнату, нашел кувшин, выплеснул остатки в окно и, раскупорив драгоценный сосуд, перелил инара-ньяо в более простую посуду (пафосная бутыль выглядела бы подозрительно). Заодно прихватил и баклажку с крепкой настойкой.