Forbidden Sweetness

— Друга ты не теряешь, — говорит спустя минуты молчания.

Киваю без слов. Они лишние сейчас. Оба понимаем, если уйду, как раньше не будет. Радушно раскрытые двери закрытого мира захлопнуться перед самым носом, сводками новостей напоминая о прошлом.

Уверено отворачиваюсь. Не сбиваюсь с шага, целенаправленно двигаясь к автомобилю.

— Я вернусь, — все же бросаю бессмысленные слова, куда тише добавляя: — Возможно.

— Не вернешься, — качает головой Кай с кривой усмешкой. — Ты никогда не возвращаешься, если решаешь уйти.

Не сдерживаю смешок от подобной наблюдательности. Показываю средний палец его убежденному тону и все же сажусь в машину, отрезая очередной этап жизни.

Дорожка перед домом кажется мрачной. Паркуюсь, все больше ощущая непонятное давление. Пиковый момент.

— Я дома, — кричу с порога, морщась от всхлипов матери, доносящихся со стороны кухни.

Не терплю слабость. Не переношу слезы. Презираю тех, кто умело ими манипулирует. Теа не в счет — вечное исключение из собственных принципов.

— Эйден, — кивает отец, появляясь в прихожей.

Складка между бровями не обещает хороших новостей. Молчу, позволяя ему начать первым. Молчание не мирное. Гнетет. Давит на плечи. Смотрим настороженно, просчитывая реакции друг друга. Он напряжен, что-то ищет во мне, то, чего не заметил прежде.

— Теперь, когда ты просканировал меня взглядом, может объяснишь причину паники? — разрываю относительную тишину, лениво облокотившись о косяк.

Отец вздрагивает, как от пощечины. Морщится, растирая лицо ладонями. Смотрит устало.

— Может, ты мне кое-то объяснишь?

— Может и объясню, — киваю, не опуская взгляда.

Убеждаюсь в отсутствии здесь Теи, но пока не готов уйти. Странные намеки интригуют. Пробуждают интерес к причине ссоры.

— Ты с ней спал?

Не сразу понимаю вопрос. Поднимаю удивленно бровь. Так вот оно что. Узнали. Не чувствую и капли разочарования. Ни намека вины. Лишь удовлетворение от обнаруженной правды.

— Теа поэтому убежала? — паника медленно отступает. Не вижу ничего страшного в том, что родители могли спросить ее об этом. Понятна истерика матери, требование отца. Раздражает лишь то, что не спросили с меня. — Что ж вы меня-то не дождались?

— Эйден, — сдавлено вздыхает папа, качая головой. Замолкает, подбирая слова, а затем словно отпускает себя, выливая на голову истинную причину побега.

С каждым словом завожусь все больше. Чувствую, как холодеет все внутри от накатывающего бешенства. Срываюсь с места, отталкивая отца.

— Ты, — рык вместо голоса. Ни толики жалости к перепуганной женщине. — Ты, мать твою.

Хватаю за плечо, не контролируя собственную силу. Сжимаю до хруста.

— Эйден, — шепчет мама, стараясь вывернуться из захвата.

Ей помогает отец. Резким рывком оттаскивает, преграждая доступ.

— Это твоя мать! — срывается он на крик. — Ты что себе позволяешь, сопляк?

Сжимаю кулаки, стараясь погасить жажду проехаться по физиономии. Не могу сказать с уверенностью, кого из них ненавижу больше.

— Что я себе позволяю? — не сдерживаю эмоций, срываясь на ответный крик. — Это вы что себе позволяете?! Нашли, кому предъявить претензии! Девочке, не сделавшей вам нихера плохого! Твою мать, — отступаю, сжав зубы. — Не дай бог с ней что-нибудь случится.

Вылетаю из дома, в очередной раз расставив приоритеты. Разговор не окончен. Мне нужна полная картина. Должен увидеть Тею. Оценить ситуацию.

В голове крутится лихорадочный вихрь мыслей, среди которых вспышкой мелькает главная.

Кажется, я знаю, где она может быть.

Ожидания оправдываются, стоит оказаться на утесе. Издалека замечаю ее фигуру, словно уменьшившуюся под давлением обиды. Испытываю облегчение.

Злость не проходит, клокочет внутри, не позволяя успокоиться. Не намерен искать оправдание родителям. Задумываться о прощении. Это не ко мне. Слишком злопамятен, чтоб спустя время участвовать в сопливом воссоединении семьи на руинах лживого детства, иллюзии о котором разрушила неприглядная правда.

Никогда не стремился к добродетели. Глупые мелодрамы не то, что желаю видеть в собственной реальности.

Замедляю стремительный шаг, стоит оказаться ближе. Неестественное спокойствие Теи удивляет. На какое-то мгновение успеваю поверить в ее силу, испытать гордость прежде, чем пустой взгляд рушит заблуждения, заставляя сжимать зубы от злости.

Сидит на краю утеса, бесцельно следя за волнами неспокойного океана. Смотрит в мою сторону всего мгновение, отворачиваясь вновь. Показывает осведомленность о моем присутствии, выполняет минимальные действия, намереваясь снова погрузиться в пучину жалости к себе. Читаю это в каждом жесте. Улавливаю исходящее отчаяние, которое вместо сочувствия вызывает тихую ярость.

Усилием воли сдерживаю ее, опускаясь рядом. Минуты тишины тянутся невыносимо медленно. Стараюсь пробудить в себе сочувствие, но его нет. Отсутствует даже его легкая тень под бушующей во мне агрессией. Злость на родителей перемешивается с возмущением от ее позиции.

Ее замороженность действует на нервы. Бешусь от гребанной слабохарактерности Теи, чертовой наивности, неспособности дать отпор.

Ненавижу, когда опускают руки, не делая малейшего шага в борьбе за собственную правду. Согласен сделать Тее скидку на гадливость ситуации, однако не готов позволить топиться в жалости к себе.

Глубоко вздыхаю, внешне не выдавая внутреннего конфликта. Сам протянул ей розовые очки однажды, помог одеть, создавая тот мир, что нужен был мне. Предел лицемерия теперь требовать от нее то, чему не позволил развиться, опасаясь ненужного отпора в решающий момент.

Молча переплетаю наши пальцы, поддаваясь собственным убеждениям. Ярость медленно уходит, уступая место трезвому расчету. Дымка раздражения рассеивается. Способен отделить очаги злости. Гашу тот, что вызван состоянием Теи, второй, предназначенный родителям, прячу в себе. Храню для скорой встречи.

Откидываю эмоции, решая, какими способами вытаскивать из Теи разъедающую ее обиду.

Сжимаю руку сильнее. Заставляю снова обернуться, взглядом внушая уверенность.

Теа смотрит потерянно. Закрывает глаза, прикусывая губу. Качает головой, собираясь отвернуться, но я не позволяю. Удерживаю за подбородок.

— Ты же сильная, — говорю спокойно, убеждая тихим голосом.

Встречаюсь с немым отрицанием, выраженным в качании головой. Чувствую, как ее ногти впиваются в кожу, оставляя следы. Позволяю повиснуть тишине. Даю недолгую передышку, прежде чем потребовать не терпящим возражения тоном: — Расскажи.

Теа молчит. Не открывает глаз, перебирая траву под свободной рукой. Вырывает ее с корнями, бережно поглаживая, словно раскаиваясь в своей несдержанности.

— Теа, — требую снова, позволяя ей вырвать свою ладонь.

Подтягивает к себе ноги, упираясь лбом в колени. Чувствую, как ее упрямство порождает новую волну раздражения, бьющуюся о кокон холодного разума. Сжимаю кулаки, призывая терпение. Далеко не лучшее время для подобных объяснений. Слишком много событий, рождающих разные ощущения, объединяющиеся под одним словом — накал. Имею грани запасов спокойствия, истощенные количеством вынужденно принятых решений.

Мысли скачут от злости на ее бездействие к все увеличивающемуся списку претензий, адресованному родителям. Где-то в промежутках между ними успеваю подумать о ребятах, задаваясь вопросом: пошли ли они на дело?

Толика сожаления и черной зависти от упущенной возможности проникает внутрь и тут же гибнет под куда более важными мыслями.

Молча встаю, на расстоянии чувствуя ее напряжение. Вздрагивающие плечи привлекают внимание. Чувствую облегчение, смешанное с яростью на мать. Ненависть увеличивается с каждым всхлипом, застилая глаза.

— Не уходи, — шепчет Теа. — Пожалуйста, Эйден.

Готовность к диалогу радует. Так нетерпимые мной слезы сейчас не злят, позволяют расслабиться. Пусть выпускает эмоции.

— Тогда расскажи мне, — говорю тихо, возвращаясь на прежнее место.

Подвигаю ее к себе, заключаю в объятия. Чувствую, как промокает плотная олимпийка. Глажу по волосам, прижимая ближе.

— Давай, Ти, ты же знаешь, что я на твоей стороне, — уговариваю на первое слово.

Всего одно слово, способное прорвать платину сдерживаемой истерики. Всем своим видом выражаю поддержку, скрывая желание встряхнуть ее как следует, чтоб собрала крупицы характера.

— Они все знают, — всхлипывает Теа, собирая в кулак ткань на груди.

Морщусь от того, как вместе с кофтой захватывает кожу, но упорно молчу, ожидая продолжения.

— Сказала, что это я тебя соблазнила, — куда с большей обидой высказывает Теа. Ударяет кулаком, не замечая своих действий. — Я, понимаешь? — слова вырываются сами. Идут нескончаемым потоком. Холодею от свалившейся информации. Бешенство, вызванное словами отца, меркнет перед леденящей жаждой убийства, что чувствую теперь. — Постоянно задевала меня, — жалуется сквозь нарастающие всхлипы, — а ты не видел! — очередной удар кажется слишком хилым. Готов врезать себе куда жестче за собственную невнимательность. Вместе с тем злюсь на молчание Теи. Тупое самопожертвование, лишь бы не причинить другим боль. — Она отказалась от меня, Эйден, — едва разбираю слова за надрывной истерикой. Плачет в голос, прижимаясь ближе в попытке обрести защиту. — Смеялась, когда называла шлюхой, а я... я не шлюха!

Обнимаю ее крепче, почти до боли. Убаюкиваю легкими покачиваниями, не делая попытки успокоить. Не произношу и звука, молчанием вынуждая выпускать все то, что копилось годами, режет внутренности, выкручивает душу.

Низость и грязь ситуации поражает своими масштабами. Ее слезы царапают сердце, давят своей искренностью. Не знаю, как долго сидим, руша очарование природы грязными подробностями человеческой ничтожности. Выворачиваем наизнанку семейные ценности.

Теа заметно успокаивается, не переставая всхлипывать. Напоминает обиженного ребенка.

— Я ведь просто хотела, чтобы она меня любила, — говорит спустя минуты тишины. — Почувствовать себя нужной.

— Ты и так нужная, малышка, — шепчу, заставляя смотреть мне в глаза. Поцелуями стираю катящиеся слезы. — Ты нужна мне, Теа.

Поддается на легкую ласку. Обнимает за шею, притягивая к себе. Неуверенно целует, выражая готовность отдать лидерство мне. Не заставляю себя ждать, больше успокаивая. Не давлю привычной ненасытностью. Дарю необходимую ей нежность.

— Не надо кричать на нее, хорошо? — просит Теа в губы, снова зля своей мягкостью. — Она тебя любит.

Игнорирую слова, не давая ответа. Не способен выполнить столь нелепое желание. Не намерен спускать на тормозах все то, что услышал.

Сидим в абсолютной тишине, которая не напрягает, каждый в своих мыслях. Она необходима сейчас, когда все слова сказаны. Теа опустошена, рисует пальцем невидимые узоры, а я планирую, как нам поступать дальше. Домой нельзя. Не отвечаю за собственный самоконтроль, могу наделать глупостей, стоит увидеть ненавистные лица. Об энтузиазме Ти и вовсе не стоит говорить. Не уверен, что захочет появиться там так скоро. Значит гостиница.

— Поздно уже, — привлекаю ее внимание, заставляя подняться. — Поехали.

Стоит подъехать к отелю, Теа облегченно выдыхает. Дарит первую улыбку за вечер. Чувствую ее усталость, обнимая за плечи. Засыпает, стоит голове коснуться подушки, а я не могу перестать думать. Неожиданная правда корректирует заранее продуманные планы. Не могу не оценить, как сильно упрощает жизнь факт неполного родства.

'Дочь его любовницы', — вспоминаю слова Ти.

Неожиданно пришедшая мысль вызывает улыбку. Все не может быть настолько хорошо для меня. Отсутствие физического инцеста не играет особой роли, но малейшие барьеры рушит окончательно. Непременно выясню это завтра.

Какое-то время бездумно лежу на кровати в бессмысленной попытке уснуть. Понимаю ее тщетность, выскальзывая из-под одеяла. Холодный ночной воздух остужает, стоит оказаться на балконе. Прикуриваю сигарету, нащупав, наконец, вопрос, не дающий покоя.

Состоялась ли кража?

Усмехаюсь собственным мыслям, зажав сигарету в зубах. Облокачиваюсь о перила, наблюдая за ночным городом, стараясь подавить желание оказаться там. Расслабиться привычным для меня способом. Не прошло и дня, а уже чувствую ломку. Нездоровый интерес к утекшей сквозь пальцы реальности.

— Чертов выбор, — выплевываю, туша сигарету. — Чтоб его.

Так и не засыпаю. Лежу, прижав к себе Тею, перебираю ее волосы, перестраивая дальнейшие планы. В крови бушует нерастраченный адреналин. Жажда действий. Энергия бьет через край, а потому перед собственным домом оказываюсь непозволительно рано.

Замечаю на входной двери прикрепленное письмо с надписью в крайнем правом углу. 'Для Теи'.

Брови удивленно ползут вверх. Не нахожу обратного адресата, поддаюсь кричащей интуиции, пряча его в карман. Черта с два я передам ей записку.

Сборы собственных вещей не занимают много времени, управляюсь за час, небрежно сгрузив все в машину. С комнатой Ти вожусь куда дольше, аккуратно упаковывая художественные принадлежности. Тюбики с непонятным мне содержимым. Складываю мольберт, опустошаю ящики с одеждой и замираю у полки с нижним бельем, не сдерживая предвкушающей улыбки. Забираю все, уничтожая повод для возврата.

Стрелки часов показывают восемь утра. Пребываю в странном спокойствии, оценив перспективы открывшейся правды. Не намерен уходить, не получив вторую ее часть. Убиваю время за чашкой кофе. Тихо работающий телевизор создает приятный фон, привлекает внимание, скрашивая одиночество, от которого, впрочем, не страдаю.

Про письмо вспоминаю случайно. Проснувшееся любопытство подгоняет его открыть. Едва сдерживаю мат, вызванный уже первыми строчками. Эдриан. Тупой ублюдок.

Усмехаюсь, читая дифирамбы себе. Решил раскрыть мое хобби? Низко, грязно, не позволяет не восхититься его подлостью. Четко метит. Бьет по уязвимому месту, открывая ненужную Тее информацию, способную пошатнуть основу отношений. Обрушить доверие, без которого не так просто выстраивать новую жизнь.

Остается всего пара строк, когда слышу то, что приковывает к себе внимание. Недоверие смешивается с волной жгучей зависти. Впитываю подробности совершенной кражи, недоумевая, как они сделали это без меня. Чувство заменимости оставляет неприятный осадок. С каждым словом хмурюсь все больше, не узнавая прокрученного сотни раз плана. Не наш почерк. Не наше время. Не наши действия.

Плюю на раннее время, набирая номер Кая. Долгие трели гудков прерываются красноречивым пожеланием, которое пропускаю мимо ушей.

— Это вы? — перебиваю поток возмущений.

— Что мы? — не понимает Кай. Говорит недовольно, требуя не мешать ему спать.

— Кай, черт тебя возьми. Камень украли, это были вы?

На том конце повисает молчание. Кажется, слышу, как работают шестеренки в сонном сознании друга.

— Ты так иронично прикалываешься, что ли? — наконец выдает он куда более серьезным тоном. — Не смешно.

— Посмотри новости, — советую, отключив телефон.

В голове сотни мыслей, не способных нащупать ответ. Кручу листок в руках, складывая куски головоломки, пока все же не создаю мутную картину происходящего. Усмехаюсь ее очевидности, внимательно вслушиваясь в слова диктора.