Зверь лютый Книга 39 Валькирия

— Объясни.

— Три дня назад ливы из Икшкиле напали на барку из Полоцка. Барка небольшая — пять сотен пудов зерна и пяток полоцких семейств для обустройства в здешних местах.

Вот же факеншит!

Ух как скверно! Я уже прикинул, что у него на складах. И по провианту тоже. С учётом предстоящего потока полона — слёзы. Нет хлеба — нужно кланяться соседям, просить продать. А они будут заламывать цены и ставить условия. Отказаться от завоза — а как тогда с Кастусем? Я же обещал вывезти всех.

Весенний караван с "шилохвостами" прошёл по Двине мирно, туземцы не высовывались. Теперь вода упала, пороги проходимы только с бичевой вдоль берега. А на берегу — удальцы-молодцы.

— Охрана?

— Охраны не было — у крепостицы на Науенских курганах местные бунтовать начали, пришлось воинов там оставить.

— Что с людьми?

— Мужиков порубили, детишек порезали, в воду покидали, баб сильничают. Выбрался один парнишка, матрос. Вчера добрался к нам.

— А я тебе говорил! Их сразу надо было резать! Как пришли сюда, так и резать! Барка твоя и место то на взморье — целы бы были! (Это взорвался один из ободритских князей)

— Вы же сами просили! Чтобы мы ливов не трогали, только лаской! Сами добивались, чтобы мы с ними мир положили! Это ж вы говорили сколько и кому каких подарков!

Нормально: "партия мира" и "партия войны". Обе строят предположения о поведении другой стороны. Неправы могут быть обе.

Случившиеся "негоразды" — ещё не война. Так, инциденты. Можно попробовать договориться. Думаю, что ливы на это рассчитывают: пытаются занять "более сильную переговорную позицию".

Типа:

— Видите, как мы сильно можем гадить? Это только начало. А вот когда по-настоящему развернёмся... Давайте жить в мире. Заплатите нам то и то. И спите спокойно. До следующего платежа. Срок, сумму и форму мы вам скажем.

Нормальная позиция собственника. Владельца земли, реки.

"Тут всё моё. И мы, и мы отсюда родом...".

А вы, понаехали всякие... жить — разрешу. Но — платить, как я скажу.

Уже несколько раз о подобных ситуациях рассказывал. Есть опыт, понимание неизбежного развития событий.

Я — за мир. Но человеческая алчность безгранична. Требования оплаты за проход по "их реке" и "их земле" будут расти. Поэтому — нафиг.

"Здесь всё вокруг моё...".

Моё — не ваше. Не по истинности какого-нибудь Творца, а по естественному праву наследования. Я же от неандертальцев произошёл? — Законный наследник.

Для подтверждения "прирождённого права" придётся применять "правоохранительные меры".

* * *

"Превентивная война — самоубийство из страха смерти" — Бисмарк.

Знаю. Поэтому у нас будет не война, а "борьба за мир". "После которой камня на камне не останется".

* * *

Горюн — не переговорщик. Для него естественно предполагать, что "партнёры" будут соблюдать договорённость. Он знает, что каждый зек обманет или сделает гадость. Но от посторонних этого не ждёт. Они же нормальные люди!

Нет. В племенах нет "нормальных" людей. Там только "настоящие", "истинные". Остальные — "не люди". Всякий договор с ними подобен договору всадника с лошадью: сначала я на тебе покатаюсь, потом ты меня повозишь.

— Хватит!

Слушать их взаимные попрёки мне не интересно.

— Рассказывай, что придумал.

О, а это уже интересно. Кто ж его надоумил? Турман драгун или десятник картографов?

Горюн выкладывает лист — карта окрестностей. По краям сплошные "белые пятна". А вот в центре, вёрст на 15-20 по Двине от Риги вниз и вверх условные обозначения насыщены.

Картограф объясняет:

— Карту делали по своим наблюдениям и по сказкам местных (кивок в сторону ободритов). Дальше пройти не смогли из-за враждебности туземцев. У меня помощник раненый лежит, покалечили парня.

— Почему не преследовал напавших?

Вопрос к Горюну. Тут последствия... вплоть до трибунала. За трусость или измену — чего выявят.

Вступает турман:

— Лезть нашими силами в лес... нарваться. Дорог не знаем. А союзники... проводников дать отказались. У них, де, мир.

— Да! У нас с ливами мир! И мы не позволим всяким находникам от распятого, рушить покой здешних мест! Мы должны сохранить свой народ! Народ, поклоняющийся истинному богу Чернобогу!

Позиция спорщика обосновывается религиозно. Включает эмоциональные оценки, вбитые с детства: Чернобог — хороший, он наш заступник. Все остальные боги и их люди — фу, гадость. Тема уходит из поля рационального, аргументы разума исключаются.

— Это общее мнение?

Двое других вождей ободритов переглядываются. Один кивает положительно, другой отрицательно. Не уверен, что эти жесты у них имеет такое же значение как у нас. Неважно, главное: они разные.

— Горюн, я полагаю, что наших ободритских друзей можно отпустить. Дальше им будет скучно. Бывайте здоровы, господа князья.

Пачка оскорблений. Начиная с того, что мы их не "хватали", чтобы отпускать. И праздничный ужин, который вот-вот начнут подавать — тоже мимо.

Князья со злыми окаменевшими мордами проследовали к выходу. Может, и хотели чего сказать напоследок, но передумали: у входа лежит Курт, встряхивается, приподнимается. Обозначая в полутьме балагана свои габариты. И габариты своих зубов.

— В двух словах. Что у тебя с... с этими?

— Раздрай. Ни два, ни полтора. И рыбку съесть, и... Говори.

Горюн кивает молодому парню, здешнему фактору.

Торговец — один из немногих, кому по роду деятельности положено общаться с люди снаружи. Внимание остальных более обращено внутрь.

Суть проста: присказка про "и рыбку съесть, и..." — очень актуальна.

Не надо ждать благодарности от народа. Память народная коротка. А уж прогнозирование...

Весной бедняжки-ободриты пребывали в восторге со слезами радости от появления "зверятичей": гарантия того, что их не вырежут. Однако пребывание почти сотни взрослых мужчин создавало проблемы: пришлые ловили рыбу, били птицу и зверя, валили лес, копали канавы... беспокоили. А впереди маячило прибытие сотен прожорливых работников и зима. В которую, по мнению туземцев, пришлые отберут собранный хлеб, порежут и съедят скот. А их, бедных-горемычных, оставят умирать с голоду.

А уж что чужаки сделают с немногочисленными женщинами... Предполагались все сексуальные фантазии, какие только могут возникнуть за несколько лет в многочисленной мужской общине.

Маленькая, едва ли в две сотни душ община ободритов, ухитрилась расколоться аж на три политические фракции.

Самый старый и главный вождь был упёртым сторонником самостийности:

— Пусть русские уходят, мы будем жить сами. Чернобог нам поможет!

Второй вождь, один из немногих семейных, захвативший жену из ливов в стычке лет десять назад, наплодивший с ней детей, повторял:

— Мы договоримся с ливами. Примем их богов и обычаи. И станем ливским родом. Это — мир! Пусть русские уходят.

Оба варианта шёпотом дополнялись очевидным:

— Нападём, пришлых перебьём, майно захватим. Они — богатые. Хватит и на торг с ливами, и на безбедное существование.

Горюну прежде приходилось создавать агентуру в лагерях. Неудивительно, что у него установились не афишируемые контакты с третьим, самым молодым из вождей ободритов.

— Буривой — младший вождь. А хочет стать старшим. Хочет славы, почёта, баб, дорогой одежды и оружия... А его на побегушках держат. Ему возвыситься... или ждать смерти старших, или подвигов насовершать. Подвиги — война. Или против нас, или против ливов. Я с ним говорил, людей, кто за ним пойдёт, десятка два. Всего.

Горюн тяжко вздохнул:

— У нас воинов мало. Ободритов вырезать — ливы прибегут. На ливов идти — ободриты могут в спину ударить. Промеж себя они враги. Но на русский хабар — вместе сбегутся. Потом между собой сцепятся. Но — потом.

— Моряков не дам! У меня и так не комплект! Людей на берегу положим — в море идти не с кем будет!

Командующий моего Балтфлота из двух трёхмачтовых парусников, боевой адмирал Отсенденный Дик заблаговременно пресекает поползновения.

Горюн раздражённо щёлкает зубами, как-то хитро выворачивает голову, будто пытается заглянуть себе за спину.

— Вот я и говорю: своих мало, союзники ненадёжны, соседи злобны. Надо дать оружие полону. Они же воины! Лыцари!

— Ага. А они всех нас поубивают! Или убегут в лес.

Дик худо понимает бой на суше. А любой намёк на возможную потерю кораблей, например, при поджоге, его крайне пугает.

— Если объясним, то нет. Наша главная сейчас задача: обеспечить порядок на зоне. Иначе они сами друг друга перережут. Сохранить продовольствие и инструмент, себя сохранить. А не пресекать попытки побега.

Горюн довольно точно воспроизводит воспоминания кого-то из лагерных начальников строительства Беломоро-Балтийского канала: "Охраняли. Себя, муку и спирт. А так — пусть идут. Зимой по тайге — куда?".

— Они захватят корабли, лодки... и убегут!

— На твоих кораблях? Они не умеют. На лодках? Мимо куршей не пройти. Посуху через земгалов? Вырежут.

М-м-м... если вспомнить, что полвека назад земгалы вырезали киевское боярское ополчение в войске Мстислава Великого...

— Бежать — куда? В Польшу? В Гданьск? Там они враги. Только в Западное Поморье. Вдоль берега их поймают, а прямо в море они не умеют. Побегут — погибнут.

Совет молчит. Как-то это всё... сомнительно.

— Погибнут. Но потом. Пока они этого не знают.

— Так я ж говорил им сегодня!

— Ты сказал не всё. И, главное, ты им не авторитет. Опасный враждебный чужак. Тут нужен кто-то из своих. Винцент, ты сможешь внятно объяснить полону, что побег, не только в лес рядом, но и через реку или в море — смерть. Мучительная.

Не надо образов типа: изменник, вещающий с вражеского голоса. Правду, ничего кроме правды. "Дьяволы не лгут". Они всего лишь показывают связи и следствия.

Чёт "злобных туземцев в лесу" для запугивания "рыцарей с благодатью" маловато будет. Надо что-то эдакое...

— Ты в Болонье с моряками общался? Жаль. Тогда Дик. Расскажи Винценту то, что я вам рассказывал про кракенов и мегаакул.

— Так их же нет! Ты ж сам говорил, что всё это моряцкие выдумки!

— Это моё личное мнение. А люди говорят, что есть такие зверюги. Расскажи Винценту. Он и попугает ляхов морскими чудовищами.

* * *

Мы, попандопулы, валимся в прошлое загруженными разным инфомусором своего времени.

Однажды я подарил маленькому мальчику книжку с картинками разных обитателей моря.

Картинки были красивые, через неделю он пришёл ко мне и сказал:

— Мы будем играть в капитанов.

— Хорошо, юнга. Что у нас по левому борту?

— Беда! Стопятьсот кракенов! Они сломали наш винт!

Дальше мне пришлось узнать много про головоногих моллюсков. Решить что с ними делать, когда они толпами лезут на борт. Объяснить про ремонт судового двигателя, включая электрозажигание и степень компрессии.

В следующий раз малыш "увидел" мегаладона. Это такая большая акула. Которая, как говорят, вымерла. А так-то... при усилии в челюстях в 10 т. могла бы раскусить небольшой корабль.

Не знаю, какие сказки другие попандопулы рассказывают, а мне пришлось вот в таких разбираться. Что и использую в "Святой Руси".

* * *

"Кнут и пряник". Мало испугать людей, нужно дать им надежду, исполнение их желаний. Каких?

Это же крестоносцы! Их цель: доношение благой вести до тёмных язычников. "Окрестить или убить". Они, хоть бы и пленные, исполнят своё главное желание, ради чего пошли в поход, оставили родимый дом, нашили кресты на одежду. Павшие во славу господа сразу же будут вознесены в райские кущи, где и вкусят вечное блаженство. А не сдохнут от тягот жизни здешний, не сгинут пылью лагерной.

Вы же сами этого хотели! Сбылась мечта крестоносца!

— Винцент, завтра объявишь "крестовый поход" на ливов. Горюн отберёт сотню-две. Только добровольцы. Начальники отрядов — из наших, хорошо бы с боевым опытом. Добавишь пяток ободритов в проводники.

Как я понимаю, появление кораблей и их экипажей заставили Буривоя решиться на явную поддержку "зверятичей": дать проводников. Без этого мои люди были в здешних лесах как слепые котята.

— Куда собираешься нападать?

Парень подумал, но цель, явно выбрал заранее. Ткнул пальцем:

— Сюда.

— Далековато.

— Отсюда шли те, кто лоцманский пост сжёг. Наши-то выбрались, да одного оставили. Обгорел сильно, идти не мог. Ливы его нашли. Ну и... поизгалялись до смерти.

* * *

Полноценный этнос ливов сохранялся до XII в., как раз до "сейчас". Потом постепенная ассимиляция различными балтийскими племенами. Последняя носительница ливского языка как родного умерла в 21 в. в Канаде.

Доля земледелия и скотоводства у ливов меньше, чем у славянских племён, больше рыбалки и охоты.

Крестившись от Мейнарда, ливы смыли с себя крещение с приговором: "...здесь мы крещеную воду вместе с верой христианской прогоняем по водам реки, освобождаясь от принятой веры, и отсылаем её вслед за уезжающими...".

Лет сто назад земгалы заняли левый берег Двины до устья и разорвали ареал обитания ливов: одна часть осталась на Курземском полуострове (Курляндия), другая — на нижней Двине и севернее (Лифляндия).

Здешние племена, подобно моим соседям на Волге, постепенно переходят от одной фазы родо-племенной организации общества к следующей. Основное расселение — большая патриархальная семья. Селения — врытые в землю срубовые изб с очагами и ямами для хранения продуктов. Сорок душ, 7-8 парных семей. Т.е. 7-8 боеспособных мужчин. В таких посёлках живёт большинство населения. Есть несколько больших поселений, вроде Икшкиле, до сотни дворов. Вождя нет — совет старейшин. Есть шаманы в племенном святилище. На время войны выбирают несколько военных вождей. К началу XIII в. численность ливов (в РИ) составит 40-60 тыс. человек. Нынче ок. 40 тыс. Что даёт 7-8 тыс. боеспособных мужчин. Треть на Курземе — сюда не прибегут. Остальные...

* * *

— И как ты представляешь поход?

— Собираем сотню ляхов. Ободриты доведут до места. Крепости там нет — забор от зверья лесного. Ляхи лезут в селение. Всех убивают. Забирают всё гожее, получают свою долю. Ну, там, мясо-рыба, пиво-бабы. Угоняют скот, уносят зерно, коли есть. Возвращаются вот так, вокруг озера. Тут ещё один посёлок. Выбивают его. И — в лагерь. День-другой отдыхают и снова.

— Ты хочешь большой войны.

— Нет, я хочу мира. Крепкого мира без врагов. Соседи должны смириться с нашим существованием, или убежать, или умереть.

Мда... Моя школа. "Каловая комбинаторика" в чуть смягчённом варианте.

— Что там за подходы? Какой забор?

— Наших там не было. Со слов ободритов получается, что подходы удобные. А забор — плетень. Не сильно крепкий.

Глава 801

Я пытался представить картинку. Вот сотня небритых мужиков "в сорочках на бретельках" топает по лесной тропинке вслед за проводниками. Вываливается на опушку. Накапливается, толпится. Кто-то орёт:

— За Христа и Святую Троицу! Вперёд!

Все побежали. Там забор. Лестницы брать? Ворота. Вышибить бревном? Вваливаются в поселение, убивают и насилуют, жрут и пьют. Скот выгоняют, припасы собирают и упаковывают. Снова строятся и тащат трофеи. Мои воины присматривают со стороны, сопровождают...