Я оценила бюджет дельта-вэ. Он был плохой, ни выйти на более-менее круговую орбиту, ни нормально сесть мы не могли. Вычислитель не давал хороших оценок для аэродинамического торможения, и это было понятно — он не знал ни плотность атмосферы, ни ее высоту.

Я решила отклониться к горизонту и пройти через атмосферу без посадки. Это позволило бы нам сбросить скорость ниже параболической. Я надеялась выйти на вытянутую эллиптическую орбиту, что дало бы время подумать и даже немного подкопить ману.

Может быть, за одно или несколько аэродинамических торможений в перицентре я смогла бы сбросить скорость, оставив достаточно маны для мягкой посадки. Или выйти на орбиту, удобную для перехвата богомолами. Ккехн говорила, что у них есть какие-то патрульно-спасательные корабли в каждой системе.

Я начала ускорение и велела Ккехн попытаться связаться с богомолами. Она достала телефон и сказала, что сеть недоступна. И начала объяснять, что это не обычный телефон, а, видимо, устройство, рассчитанное на работу с временной сетью, которую богомолы развернули в нашей системе. Отсутствие связи, конечно, было проблемой.

Планета быстро приближалась. Я развернула корабль дном вперед и поставила экран на весь корпус, чтобы защититься от нагрева. Потом я расширила его до пяти диаметров корабля, чтобы сбросить побольше энергии.

Сначала все шло нормально. Я, почти как рассчитывала, сбросила скорость ниже параболической, и мне казалось, что мы выйдем из атмосферы на не особо вытянутую и вполне приличную орбиту. Как вдруг перегрузка начала расти. Потом я узнала, что в излучении желтых карликов гораздо больше ультрафиолета, поэтому стратосфера у кислородных планет сильнее прогревается и поднимается гораздо выше, чем в мирах оранжевых звезд. Собственно, я была еще в мезосфере, но ведь более высокие слои стратосфера тоже подпирает...

Я сжала экран до размеров корпуса, прекратила торможение своими силами и только компенсировала перегрузку. Потом даже попробовала дать ускорение проградно и радиально вверх, но было поздно. Апоцентр быстро приближался к планете. Гораздо быстрее, чем я предполагала. Он еще был над атмосферой, но мы-то были под ней, и еще не прошли перицентр.

Я не могла тратить много маны на ускорение, все уходило на экран, на защиту от теплового излучения. А главное, попытки ускорения сейчас только увеличивали суммарное воздействие сопротивления воздуха. Атмосфера меня затянула.

Я попыталась оценить перспективы. Выглядело так, что одним куском до поверхности мы не долетим. Задача получалась не в том, чтобы посадить корабль, а в том, чтобы опустошить батарею, чтобы избежать взрыва, когда корабль развалится от аэродинамического давления.

Я снова расширила экран, чтобы увеличить сопротивление и сбросить как можно большую долю кинетической энергии в верхних слоях атмосферы. Но бывший апоцентр превратился в перицентр и начал опасно быстро приближаться к поверхности. Крутой вход в плотные слои атмосферы тоже был нежелателен, особенно в нашей конфигурации.

Я приказала Ккехн активировать ее личный защитный экран и взвести репульсор, который должен был обеспечить относительно мягкую посадку при падении с равновесной скоростью. Я не знала, как она оценивает ситуацию. Она видела на дисплеях скорость, а вычислитель показывал остаток дельта-вэ, и она не могла не видеть, насколько первое больше второго.

Плотность воздуха возросла, и над носовым экраном я увидела сначала сполохи, а потом непрерывное пламя, яркое, как звезда. Я вынуждена была затянуть штору, защищавшую от солнца. Свет пробивался и через нее, но хотя бы не жег глаза, и можно было разглядеть дисплеи.

Я вынуждена была подавать почти всю ману на экран, чтобы безумно яркий свет ударной волны не сжег днище корабля. Наши корабли никогда не входили в настолько плотный воздух на такой скорости, и наши аэродинамические трубы даже близко не могли подойти к таким параметрам. Физику происходящего мы знали только по наблюдениям за метеорами. Обычно даже крупные метеоры, входящие по такой траектории, сгорали без остатка или взрывались. Я успела подумать, смогу ли я сохранить хоть какие-то амулеты, чтобы можно было составить отчет о полете, и решила, что наши с Ккехн жизни важнее.

По мере роста перегрузки, я поняла, что давать компенсацию только для нас с Ккехн — плохая идея. Доски корпуса начали явственно скрипеть и мне показалось, что я слышу треск. Я черпанула дополнительной маны из батареи и стала притормаживать весь корпус. К этому времени огонь за бортом потерял голубой оттенок и стал, скорее, желтым, а потом и оранжевым, как наше солнце.

— Мы падаем? — наконец, спросила Ккехн.

— Да, — призналась я. — Корабль, скорее всего, развалится в воздухе. Я постараюсь тебя поймать, но даже если это не получится, экран должен тебя защитить. Постарайся прижать руки-ноги к телу, вообще сгруппироваться. А репульсор тебя посадит.

Я еще подумала, что репульсор, конечно, посадит, но, если там скалы или деревья, ноги наверняка переломаем. Даже если сгруппируемся. А ведь мы могли попасть и в море... И неясно, что хуже — в открытое море или в прибой возле скал, например. И Ккехн тоже об этом подумала.

— А мы куда падаем, в море или на сушу?

— Понятия не имею, — честно сказала я.

— Ты умеешь плавать?

— В экране да. У тебя тоже будет экран, в нем плавать легко.

Выдержка из протокола заседания комиссии по контакту с дркнз.

Александр Самойлов: Как я понимаю, зона прыжка недалеко от точки Лагранжа, и вообще орбитальная скорость в районе эквипотенциали небольшая. Несколько килосекунд ваша группа вполне может подождать.

Контр-адмирал Тач Хонг Нат: С точки зрения чисто орбитальной механики, наверное, да. Но мы же говорим про создание бога, там решает буквально каждая даже не кило-, а просто секунда. И как мы будем просить разрешения? Мы же не можем объяснить им про богов! Кто знает, что им взбредет в голову? Я слышал какой-то русский анекдот, не помню точно. Но там было про "пожалуйста, не сморкайтесь в занавески — о, а это идея".

Александр Самойлов: Мы им передали арахноида, который знает про богов. В этом смысле, уже поздно.

Контр-адмирал Тач Хонг Нат: А вообще, как так получилось? Кто это разрешил?

Александр Самойлов: А какие были варианты? Придушить его сразу? Или растить в полной изоляции? Или вырастить, но не отдавать?

Контр-адмирал Тач Хонг Нат: Кстати, раз уж мы про это заговорили. Кто вообще пилотировал гиперпривод? Я верно понимаю, что на борту прыгнувшего корабля были только двое арахноидов, включая вашего этого выжившего?

Александр Самойлов: По словам Ккехн, да. И, как мы поняли его реплики, он и пилотировал.

Контр-адмирал Тач Хонг Нат: Может, это какая-то ошибка перевода?

Александр Самойлов: Он вырос на Гуляй-Поле, английский-то он знает как родной. Я думаю, нам в любом случае надо связаться с арахноидами. Вряд ли они скажут правду, но мы можем узнать хоть что-то.

Наша скорость падала, огонь за бортом стал уже красным и приближался к инфракрасному. Казалось, самое страшное позади. Но кончалась мана в батарее. Этого я и добивалась. Но мы летели с гиперзвуковой скоростью на высоте, соответствующей стратосфере Дкз. Даже несветящаяся ударная волна, соприкоснувшись с просмоленным деревянным корпусом, заставила бы его загореться.

Конечно, это не было бы похоже на пламя в костре. Поток воздуха сдует выделяющиеся из дерева пары быстрее, чем они смогут образовать пламя. Но дерево будет быстро обугливаться и терять прочность. А когда корпус начнет разрушаться, он это будет делать несимметрично, и мне потребуются огромные усилия для стабилизации полета.

Я дождалась, пока в батарее останется гросс единиц, и убрала экран. Результат я сразу увидела по изменению цвета пламени: оно стало гораздо ярче, плотнее и более похожим на огонь. По ушам, даже через экраны, ударил вой турбулентности.

Я неправильно оценила характер разрушения. Первыми прогорели тросы, стягивавшие доски корпуса, и он просто рассыпался. Я не успела разглядеть процесс, борта просто исчезли. И я почувствовала удар, когда днище корабля и нижняя переборка стукнулись в переборку кабины. Мы с Ккехн остались в открытой кабине, отделенные от ударной волны только стопкой из переборок и днища, а от остального окружающего мира — двумя экранами, кабинным и нашими собственными.

Автопилоту каким-то чудом удалось сохранить ориентацию. Почти все амулеты продолжали работать, и я видела, что скорость быстро падает, да и чувствовала это же по перегрузке. Это было понятно: лобовое сечение осталось почти тем же, а масса остатка корабля резко уменьшилась.

— Может, мы так и сядем? — спросила Ккехн.

— Не получится, — сказала я. — У меня не хватит сил это затормозить, и наши репульсоры такое не поднимут. Впрочем, я попробую немного полететь на этом, хотя бы достичь, как ваши пилоты говорят, окончательной скорости.

Я пробежалась по амулетам и выключила все ненужное, чтобы оставить побольше маны на стабилизацию полета. Потом я узнала, что наш обломок по форме получился похож на посадочные аппараты древних богомольских кораблей, предназначенные для аэродинамического схода с орбиты: они тоже имели плоское или почти плоское дно и куполообразную или коническую верхнюю часть. В нашем случае, роль куполообразного верха, придававшего некую аэродинамическую стабильность, играл бывший лобовой экран.

Скорость действительно падала очень быстро. Вскоре ее уже нельзя было назвать гиперзвуковой, и горение древесины прекратилось. Я наконец-то смогла увидеть окружающий мир: небо цвета индиго, и горизонт с узкой голубой и необыкновенно яркой полоской тропосферы. Мы падали почти вертикально, поэтому разглядеть что-то кроме горизонта я не могла. А зеркала заднего вида улетели вместе с досками корпуса.

Равновесную скорость около ста метров в секунду мы достигли на высоте около двенадцати километров. Небо тут уже было не цвета индиго, но и еще не тропосферное. В тропиках на Дкз это уже тропосфера, а в умеренном поясе еще стратосфера или, в лучшем случае, тропопауза. Но я представления не имела, на какой широте этой планеты мы находимся, а опыт входа научил меня не особо полагаться на аналогии с Дкз.

По любому, лететь было еще довольно долго, и по мере снижения равновесная скорость должна была падать. Я задумалась, как мы будем покидать обломок, и решила отложить эту операцию до еще меньших высот. Все-таки меньшая скорость сделала бы ее менее опасной, а время бы дало возможность все потщательнее продумать.

Выдержка из протокола заседания комиссии по контакту с дркнз.

Контр-адмирал Тач Хонг Нат: Вообще, вы понимаете, что с такой политикой нам остается только передавать всем встречным инопланетянам нашу прыжковую технологию? Потому что иначе они рано или поздно разработают свою, и начнется...

Александр Самойлов: Мне кажется, это было понятно с самого начала. А что вы предлагаете? Уничтожать всех встречных инопланетян заранее?

На высоте около пяти километров я приказала Ккехн отстегнуть ремни, отстегнулась сама, подключилась к батарее и затормозила кабину, насколько смогла, почти до полного зависания. Побочным полезным эффектом было то, что батарея опустела, так что, куда бы она ни упала, взрыва бы уже не было. Потом я взлетела из своего гамака, схватила Ккехн руками и ногами и вместе с ней полетела вверх, стараясь уйти от кабины как можно дальше и как можно быстрее.

Удалившись от обломка, я смогла осмотреться. Сам обломок я найти не смогла. Солнце, как мне показалось, клонилось к закату. Под нами, несомненно, была суша. День был почти ясный, с мелкими одиночными облаками в среднем слое. Я видела зеленую землю, покрытую странной шестиугольной сеткой непонятно чего. В стороне я увидела что-то, похожее на пойму большой реки.

Впрочем, времени разглядывать пейзаж не было. Я велела Ккехн крепко взять меня за руки и отпустила ее ногами. Нам надо было принять горизонтальное положение и растопырить руки-ноги пошире, чтобы снизить равновесную скорость. Мне казалось, что за счет аэродинамического торможения мы легче и безопаснее достигнем поверхности, чем левитируя всю дорогу. При работе с батареей собственные запасы маны тоже расходуются, и лишь за время падения я могла надеяться восстановить их до приемлемого уровня.

Мне не сразу удалось объяснить Ккехн, чего я от нее хочу. Все-таки опыта работы в невесомости у нее не было совсем, а тут даже и не невесомость. И с непривычки, наверное, вообще очень страшно. Да еще я раньше советовала ей сгруппироваться, а сейчас требовала в точности обратного. Потом оказалось, что она легче меня, так что ей пришлось чуть подобрать ноги и отклонить вверх брюшко, чтобы мы летели на одной высоте.

Я не стала расспрашивать ее, то ли у нас получилось, что она видела в своем сне. Вроде, она говорила про стратосферное небо, а мы уже были глубоко в тропосфере. Я и так уже знала, что она предзнатель, да и внимание надо было сосредоточить на другом.

К счастью, Ккехн довольно быстро поняла, как надо двигать ногами и брюшком, если равновесие нашей связки нарушалось, а потом я объяснила ей, что сейчас я попытаюсь нас наклонить, чтобы мы могли точнее попасть на открытый участок. На этой высоте я уже могла разглядеть, что линии сетки образованы чем-то вроде лесополос.

На высоте около двухсот метров я плавно начала нас тормозить, не ожидая активации репульсоров. Ккехн, несомненно, почувствовала, что я ее держу, и послушалась, когда я велела ей согнуть ноги и приготовиться к посадке.

Сели мы без сработки репульсоров, и довольно мягко. Земля была не очень ровная, но покрыта зеленой травой, которая сначала показалась мне похожей на подстриженный газон. Я огляделась и увидела невдалеке группу животных. Они показались мне гигантскими. Они, и правда, были больше наших лошадей и коров — разумеется, если сравнивать только тела, а не ноги. У них было по четыре почти прямые вертикальные ноги на концах тела, как у рлаши и земных четвероногих, и массивные выросты с глазами и челюстями. Соединение выроста с телом было закрыто кожистым воротником.

Челюсти животных непрерывно двигались, как будто они что-то жевали. Наверное, они и правда жевали жвачку, как наши коровы. Сели мы бесшумно, поэтому твари равнодушно окинули нас взглядами и снова погрузились в свое занятие. Земля, получалось, была не газоном, а просто пастбищем.

— Это аккийские коровы, — сказала Ккехн. — Нам надо поскорее найти рлаши, чтобы они сообщили людям.

— Это же не дикие коровы? Если так, вряд ли рлш далеко, — сказала я.

— Не дикие. Но ты же видела пастбище с воздуха, оно довольно большое. А впрочем — Ккехн вдруг запрыгала и замахала руками.

Посмотрев в сторону, куда она обернулась, я увидела двух четвероногих существ, бежавших к нам крупной рысью. На богомольских снимках я видела не так уж много рлаши в таком ракурсе и с такого расстояния, поэтому не сразу поняла, что это именно они. Главное, что меня смутило, они были без рук.

Ккехн выключила свой экран — она уже была на Аккио, а значит, знала, что это для нее безопасно. Я увидела, что шерсть у нее по всему телу встала дыбом. От волнения или тут правда так холодно? Я попыталась восстановить в памяти вид планеты из космоса и вспомнить, видела ли я полярные шапки, муссон или какие-то другие признаки, по которым можно хотя бы приблизительно понять, на какой широте мы находимся. И не вспомнила.