Схватив все вещи в охапку, я вскочил на ноги и буквально полетел под сумрачный покров деревьев. Оказавшись у попавшейся на пути берёзы, я скинул всё, что было в руках, под ноги и обнял стройный белый ствол. Успел соскучиться по лесу...
Еле уловимый щелчок крышки, и вокруг в воздухе разлился аромат виски. Я сделал глоток и, закрыв бутылку, посмотрел по сторонам с видом, будто я эту бутыль от кого-то прятал и не хотел, чтобы меня кто-нибудь увидел. Что ж, вокруг не наблюдалось никаких признаков чьего-либо присутствия. С довольной улыбкой я спрятал виски в сумку и снова осмотрелся, на этот раз, чтобы понять, где я нахожусь.
На призрачно-белом фоне монотонно-чёрными столбами различных форм и размеров стояли деревья самых разных пород. Я сейчас стоял у берёзы, нежно обхватив её рукой, как девушку за талию, а в паре шагов от меня рос могучий древний дуб, у корней которого рождественской гирляндой сидели светлячки. А отличная идея, зелёная гирлянда...
Но что-то меня во всём этом великолепии насторожило. Я, кажется, ушёл с дороги, то есть, самую малость заблудился... ночью... в лесу.
— Вот чёрт, — прошипел я. Окидывая взглядом лес, я начал надевать сюртук. Стало немного зябко и сыро: выпала роса. Костёр разжечь я не мог, так что оставалось только одно, идти.
Круг радиусом ярдов пятьдесят, который я описал вокруг берёзы с целью найти всё-таки дорогу, превратился в змейку, проложившую свой путь между корнями, кустами и редкими кочками. Потом я перелез через какой-то овраг, обошёл довольно большой по длине изгиб скромного звонкого ручейка и пошёл вдоль него дальше по лесу.
Когда я, выйдя к небольшому обрыву, с которого вода спускалась живописным маленьким водопадом, уткнулся лбом в дерево и почесал за ухом рукоятью зонта, то понял, что не знаю, куда идти. Огласив окружающее пространство негромким страдальческим вздохом, я рухнул на мох и закрыл глаза ладонью.
Вокруг был лес, лес, лес, впереди — двумя ступенями обрывы и ручей, исчезающий в пелене тумана. Конечно, можно предположить, что его воды вытекают в море, и до него можно дойти, а поиск порта, в таком случае, не представлялся сложным. Нужно было лишь выбрать, куда повернуться: налево или направо. Но сколько бы это заняло по времени? Я бы опоздал на корабль...
— Проклятье... — ещё один вздох. И на его фоне я услышал звуки музыки. Играло что-то струнное и рядом. Я спрыгнул вниз и подошёл к краю следующего обрыва. Музыка лилась справа, возле ручья, и мне начали слышаться слова.
Песня звучала спокойно и задумчиво. Голос женщины, исполнявшей её, ласкал ухо и, как казалось, манил к себе. Слова я понять не мог, но что-то мне подсказывало, что где-то я уже что-то похожее слышал. Спустившись, я крадущейся походкой отправился на звук.
Лютня, если это была она, отразила декой и струнами лунный свет, и предо мной предстала прекрасная девушка в накидке и изящном платье. Её локоны, кажущиеся в ночи белыми, ложились на плечи и закрывали часть лица. Когда я подошёл ближе, девушка, каким-то чудесным образом услышав мои шаги на фоне музыки, испуганно вздохнула и посмотрела на меня своими большими глазами.
— О... Леди, простите, не хотел вас напугать, — я чуть склонил в голову. — Не могли бы вы мне помочь?
— Кто ты? — в её голове, как ни странно, испуга не чувствовалось.
— Патрик... э... О'Шентли. Я путник.
— И куда лежит твой путь? — она встала и, спрятав висящую на плечевом ремне лютню под накидку, расправила волосы. Заметив заострённые кончики её ушей, я понял, от чего язык, на котором была спета песня, показался мне знакомым.
— Я иду в порт Бодкерр. Я должен попасть на борт одного корабля, что идёт на юг. Леди, прошу вас, — я снял кепку, — не могли бы вы сказать, как туда можно пройти?
Да, замечательно, как будто спросил, как пройти до Риверсайд-стрит... Это в Карлоу... Но она кивнула и, встав ко мне в пол оборота, сказала:
— Идём.
На повела меня направо от ручья по совсем незаметной тропинке. Через пару минут мы поднялись из низины и вошли в сосновый бор. Он казался огромным колонным залом какого-то дворца соответствующих размеров. Но паркет был укрыт моховыми кочками, на окнах висели туманные занавески, и вместо свечей светили луны.
— Как ты ушёл с дороги? — прозвучал в ночи её голос.
— Я слишком обрадовался вечеру.
— Чем же был плох день?
— Не знаю, как здесь, но на лугах безумно жарко.
Она через плечо посмотрела на меня и лёгким движением головы поманила к себе.
— Люди редко заглядывают в Бодкерр, они и не предпочитают уходить дорогой возле него на север. Зачем ты идёшь туда?
— Мне нужно попасть на корабль...
Девушка вопросительно посмотрела на меня, явно не удовлетворившись ответом.
— Послание. Мне надо доставить его на юг, — туманно ответил я, не знаю, имею ли я право говорить о сути своего поручения. Видимо, она поняла мою неопределённость и, снисходительно улыбнувшись, кивнула.
— А это лютня? — я решил прервать непродолжительную паузу. Девушка, посмотрев на меня, кивнула.
— Знаете, я впервые встречаю... — мне очень хотелось сказать "человека". — Встречаю того, кто играет на лютне. Я знаю двух ребят, играющих на мандолинах, одного с банджо, а вот с лютней...
— А ты играешь? — в её взгляде я увидел какую-то заинтересованность.
— Нет, зато пою, — я смущённо пожал плечами.
— И о чём песни твоего народа?
Мне почему-то показалось, что кто-то мне уже такой вопрос задавал, но это совсем не повод на него не отвечать...
— Как я сам считаю, в них можно найти абсолютно всё. Есть много песен о любви, взаимной и неразделённой, о разлуке, о встречах, о жизни... о жизни вообще. О свободе, о борьбе за неё и, конечно же, о нашей родной земле... Пожалуй, могу долго перечислять... А ваша песня... О чём она?
— В ней поётся о двух влюблённых, — моя провожатая задумчиво посмотрела в просвет между кронами. — Юноша с воинством отправился за море, и дева ждала его десять лет. Вернулся лишь один корабль, на котором выжившие воины привезли тело юноши. Убитая горем дева покинула свой дом, и никто её с той поры никогда не видел. И лишь шелест сосен на ветру напоминает о ней: она зовёт своего возлюбленного и просит его вернуться живым...
— Очень грустно... А что же было за морем, что туда нужно было отправлять воинство, и оттуда вернулся лишь один корабль?
— Это была страшная война, и, боюсь, я не могу поведать о ней... Мы пришли.
Я отвлёкся от созерцания её лица и посмотрел вперёд. Для начала следует сказать, что мы вышли на самый край бора, переходящий в узкий пляж, о который ударялись бархатно-чёрные волны, посыпанные лунным серебром. В мой нос ударил запах соли, а под сюртук забрался бодрый ветерок. Я посмотрел на небо и заметил, что оно нехотя светлело.
Мой взгляд медленно опустился на землю, и в полумиле от нас ему предстал порт. Он представлял собой среднее по размерам поселение с пристанью, у которой был пришвартован единственный корабль с одной мачтой и очень изящными обводами...
Один пожилой завсегдатай паба, помнится, собирал модели кораблей, и одной из последних была ладьёй славян, которую он достал каким-то невероятным образом и по поводу чего на радостях выпил пять стаканов виски подряд. Так вот, корабль, названный в цитадели "ладьёй" и стоящий сейчас в порту, с ладьёй... "оригинальной" имел крайне мало сходств, если они вообще были... А, как же, мачта!..
Но ещё необычными мне показались дома, окружающие пристань. Высокие своды, проёмы дверей и окон, белые стены и контрастные им тёмные крыши. При приближении к ним можно было разглядеть красивую, сложную резьбу по камню, сплетённую в узоры и плавно переходящую в элементы архитектуры. Горящие в открытых проёмах свечи и факелы добавляли этой картине некую задумчивость и загадочность.
— Скоро же утро, — я вернул взгляд на небо.
— Да, и ладья поднимет свои паруса.
Мы прошли сквозь арку, своды которой соединяли два роскошных дома, и оказались на площади с фонтаном, несколькими деревьями и скромными клумбами. В её дальней части был спуск к причалу, где в свете факелов шла размеренная и спокойная подготовка ладьи к отплытию.
— Леди, — я остановился и протянул девушке свою руку, — не знаю, как вас отблагодарить, но... огромное спасибо.
Она кивнула и, сохраняя всё ту же лёгкую улыбку, взялась за мою ладонь. Я просто не сдержался от соблазна чуть склонить голову, согнуть колени и прикоснуться губами к её руке.
— Спасибо, — я выпрямился и сделал шаг по направлению к пристани. — Прощайте...
Девушка взмахнула рукой и осталась там, за спиной. Я спустился к причалу, быстро подошёл к трапу и, наткнувшись на эльфа с весьма важным видом, сообщил ему:
— Доброе утро, сэр. Я имею послание от некого Ордена магов, которое необходимо незамедлительно доставить на юг, ко двору королевы... вот чёрт... как-то на "У"... Думаю, это не слишком важно, послание же не ей... Так вот, мне было предписано отбыть туда именно на этом корабле.
— Покажите послание, — сказал эльф после секундного раздумья. Я продемонстрировал ему свиток, после чего он, тщательно изучив печать на нём и прочие опознавательные признаки, о коих я не знаю, жестом позволил мне взойти на борт...
Байка Двадцать Седьмая
Смертоносная подлость
Я оказался на широкой ровной палубе, на которой имелось несколько кнехтов и обухов, пара продольных скамей, небольшой лючок в трюм и навес на корме. Там горело два фонаря, ещё два были на бортах и один — на носу. В их свете я разглядел пятерых эльфов, занимающихся текилажем. У меня было желание спросить у кого-нибудь, где можно пристроиться, но здесь все казались такими занятыми, что я тихо сложил вещи на палубе у скамьи, а сам уселся на неё.
На мои глаза попался шапель, всё так же пристёгнутый к сумке поверх клапана. Странно, я его не умудрился потерять, хотя, не знаю, мог ли он мне вообще пригодиться? Я отстегнул его и, прокрутив в руках, лёг на скамью. Как же давно не удавалось поспать... Накрыв лицо шлемом, я подложил руки под затылок и решил не упускать шанс...
Когда мне надоело дышать на внутреннюю поверхность шлема, уже успело встать солнце, а ладья уже вышла из порта. Я потянулся и хотел повернуться на бок, но, гремя упавшим шапелем, рухнул вместо этого на сумку, чем привлёк на полсекунды незаинтересованные взгляды находящихся на борту. Я сел на скамью и пристегнул шлем на его положенное место. Мой взгляд пробежал с носа на корму и очень быстро осмотрел других находящихся на борту.
Экипаж ладьи состоял из пяти эльфов, один из которых стоял у руля, ещё один находился на небольшой смотровой площадке на мачте и наблюдал за горизонтом. Остальные трое, стоя у мачты, что-то миро обсуждали, поглядывая то на берег, то на наполненный дыханием ветра парус.
Господин с весьма серьёзным видом, находящийся у навеса, видимо, был капитаном. Встав лицом к открытому морю, эльф с восхищением взирал на него, витая в своих мыслях. На носу стояла парочка, юноша и девушка, и, нежно обнявшись, смотрели куда-то вдаль. И всё, больше никого...
Я встал со скамьи и прошёлся сначала на нос, а потом к корме. Белое пятнышко на фоне тёмно-зелёной стены, как я понимаю, являлось портом, а чёрные треугольники за дымкой на горизонте значительно правее — Тёмные скалы. Судя по карте, в которую я подсмотрел, когда её откуда-то достал капитан, мимо дельты Красной реки мы должны пройти вечером... наверно...
На корабле царили абсолютное спокойствие и умиротворённость, и экипаж с пассажирами прекрасно вписывался в эту обстановку. Задумчивые взгляды, негромкие беседы и неторопливые прогулки по палубе — эти ушастые ребята были в своей тарелке, бесспорно. Мне же на этом фоне было как-то тоскливо: слишком тихо и слишком спокойно. Поэтому, чтобы развеяться, я решил попытаться нарваться на разговор.
Первыми своими жертвами я выбрал всё ещё разговаривающих у мачты эльфов. Однако, они на меня никакого внимания не обратили бы, будучи слишком увлечённым собой. К парочке даже близко подходить смысла не было, рулевого и вперёдсмотрящего лучше не трогать вообще, а капитан казался крайне занятым, зарывшись с носом в карту. Я снова опустился на скамью и непринуждённо посмотрел на берег.
Если бы я не видел, как форштевень ладьи режет волны, то подумал бы, что мы стоим на месте. Картинка с пейзажем, как казалось, никуда не двигалась. Менялось лишь положение облаков, и медленно ползли тени. Я даже не заметил, как солнце поднялось в зенит и покатилось на запад. Это мне показалось немного странным: просидел столько времени на одном месте, смотря перед собой и ни о чём не думая...
— Сударь, — "разбудил" меня голос капитана, — позвольте вас немного потревожить.
— Конечно, — радостно ответил я, вскочив на ноги.
— Тучи клубились над Тёмными скалами около луны, и несколько дней назад небо снова стало ясным. Вы идёте из тех земель и, думаю, знаете причину этого, не так ли?
— Да, — я кивнул. — Я могу вам поведать то, что мне известно...
Эльф кивнул и, устремив свой взор к скалам, приготовился меня слушать. История моего участия в проведённой ранее компании заняла часа три нашего времени. Я старался пересказать капитану непосредственно ход действий, опустив героический поход в палатку Солланы и прочее. Когда же моё повествование дошло до цитадели, эльф жестом попросил меня закончить и, выдержав паузу, сказал:
— Хм... Связывать существ, коих вы называете Демонами, с Тьмой и использовать их силу в её благо... Даже самым безумным чародеям, избравшим путь разрушения и смерти, не взбрело в голову подобное...
Я пожал плечами. Что ж, всякое бывает...
— Существует древняя легенда, — продолжил эльф, — в ней говорится об Отце Драконов. Согласно ей, он жил среди лесов на северном берегу реки, что названа людьми Красной. Именно от него пошли Драконы, коих можно встретить в горах на юге и севере, и существа, обладатели невиданной силы, ошщибочно именуемые Демонами. В Отце Драконов многие эльфы, люди и гномы видели ничто иное, как порождение Зла и Тьмы, которые всё ещё властвуют на островах и материке за западными морями. Бесчисленные герои всех народов отправлялись за его головой, но никто не возвращался живым. Эти схватки опустошали те силы, коими Отец Драконов был наделён, и он решил уйти из этого мира под землю так глубоко, что его не смогли бы достать даже самые отчаянные горняки из родов гномов. Он построил себе огромные залы в глубине пород, а поднятые на поверхность камни он превратил в скалы, коими убрал с лица земли лес, бывший ему домом. И, уходя в новый дом, проклял эти места, пригрозив каждому, кто поселится там, встать на путь Тьмы и беззаветно следовать ему, обрекая себя и всё вокруг на вечные страдания. Подозреваю, что именно это и произошло с теми, кто подчинял себе его сыновей...
— Эм, — я немного задумался, пытаясь осмыслить новую информацию, влитую только что в мозг. — А... если кусочек этих скал? То есть, будет ли он, находясь, скажем, у меня в кармане, действовать так, как скалы в целом?
