Четыре грани 3.1

— Да пребудут с тобой Великие Духи, дабы убедиться в твоем мужестве и силе воли, — степенно произнес Мансур, и сидящие у стен шатра повторили.

Под влиянием торжественного момента Дерек тоже присоединился к пожеланиям — что ему жалко, что ли, для Рена? Если надо, он может еще и Всевидящих пригласить — язык не отвалится. Только вряд ли чужие боги услышат его просьбы, раз уж собственные давно позабыли о нем...

— Верю, что испытание выдержишь с честью, — добавил мастер, после чего смочил обмотанную корпией палочку в обеззараживающем растворе и, устроившись поудобнее возле Ренальда (устремившего невидящий взгляд перед собой, куда-то поверх плеча придвинувшегося к нему степняка), принялся колдовать над кожей юноши на груди и предплечье, отмечая широкими мазками будущие границы контура татуировки.

Поняв, что в ближайшие пару минут ничего более занимательного не случится, Дерек отвлекся, поерзав, чтобы устроиться поудобнее. Ожидание завершения ритуального таинства предстояло быть долгим... Правда, следовать примеру Аслана, стянувшего свитер, чтобы не запариться в шатре, в котором помимо костра горело несколько масляных фонарей и присутствовали люди, Меченый не стал. Успеет еще, если потребуется. Пар костей не ломит...

8.

Ренальд ощущал себя очень странно. Все происходящее выглядело немного абсурдным. Мысли вязли в его голове, словно в сладкой патоке. Он никак не мог сообразить, в чем же заключается этот этап испытания? Наверное, чуть горьковатый дымок от каких-то веточек, которые Мансур бросил в костер, заставлял затуманиваться его рассудок. А может быть, необычно вкусный отвар (и что только Русик выдумывал про горечь?) давали такой изумительный эффект, что он практически ничего не чувствовал, и деревяшку, засунутую в рот, сжимал зубами скорее из-за нервного напряжения в ожидании нестерпимой боли, которой все еще не было. Рени скосил глаза, убедиться, что Мансур уже по-настоящему начал набивать контур будущего рисунка, прикладывая к обеззараженной коже иглу с краской и ударяя по ней специальным молоточком, и вновь уставился прямо перед собой.

Смотреть на то, что при каждом проколе, на месте потемневшей дырочки, в которую попадала краска, выступает крохотная капелька крови, почему-то не хотелось. Если кровавые потеки становились обильными, мастер тут же легким касанием стирал их корпией, смоченной в резко пахнущем лекарствами растворе, чтобы они не мешали делать следующий прокол строго в определенном месте, и рисунок вышел бы идеальным. Скупые и отточенные движения Мансура, подтверждали его мастерство.

Какую-то часть татуировки варвар наносил одиночными проколами, а на груди, наоборот, установил сразу несколько игл на специальной дощечке и, придерживая ее, ударил молоточком. Вот тут Рени чуть не зашипел, наконец-то испытав непередаваемый спектр ощущений, и плотнее сжал челюсти на деревянной 'косточке', медленно выдыхая. Кожа вокруг соска оказалась слишком чувствительной даже под воздействием чудодейственного чая от таура. На комариный укус, щедро обещанный ему заботливым Русиком, это никак не походило. Скорее на то, что он нечаянно разворошил осиное гнездо, и полосатые насекомые ему жестоко отомстили, впрыскивая яд из своих жал одновременно всем роем. Даже в глазах потемнело. Юноша лишь порадовался, что ему удалось не дернуться от неожиданно пронзившей боли.

— Расслабься, — посоветовал внимательный Мансур, увидев, как у его подопечного расширились зрачки, скрыв почти всю синюю радужку, и заметив стекающую по виску юноши каплю пота.

Рени сглотнул и покорно кивнул, молча благодаря за совет. Вот если бы им еще можно было воспользоваться. Участившееся биение сердца успокоилось быстро, подчиняясь доносившемуся снаружи темпу размеренных шлепков воинов мозолистыми ладонями по сухому бревну. Но расслабить одеревеневшие мышцы спины, шеи и сжатых в кулаки рук почему-то не получалось. А отсиженных в одной позе ног, он почти уже не чувствовал. Хорошо, хоть упражнения на дыхание, которые заставлял делать Верен по наставлению Даута, помогли ему восстановить самообладание в считанные секунды. А может быть, это все-таки непривычное пульсирующее сопровождение, вязь отдельных звуков, сливающаяся в ритмичную мелодию, от которой вибрировало внутри, снова заставляло погрузиться его в состояние полутранса.

Мансур сменил иглы, макнув их в другой цвет краски, расположил на дощечке по-иному, и снова повторил свой маневр. Но к этому Ренальд был уже готов. Лишь только зажмурился чуть дольше, чем просто моргнул бы, пережидая очередную порцию впрыскиваний. Дальше мастер снова перешел на одиночные проколы.

Юноша думал, что ему, как и Дауту, нанесут лишь одну татуировку — 'детскую', пока что двухцветный контур, подтверждающий, что он прямой потомок одаренных ледяным поцелуем избранников древних богов. И по мере прохождения ступеней его обучения и овладения способностями воинов холодной ярости, будут добавляться линии и цвета, чтобы она стала таким же завораживающе-неотразимым шедевром, как у таура, но он ошибся.

В отличие от других членов его нового Рода, знак принадлежности Клану Ренальду нанесли не на предплечье, а на грудь. Причем, сразу полный. А вот остальные линии двух цветов — оказались контуром будущего рисунка, для получения которого ему предстоит серьезно потрудиться над усовершенствованием просыпающихся возможностей ледяной крови доблестных предков.

Контур знака семьи таура, признавшего его своим преемником, охватывал родовую татуировку, которая оказалась в центре внимания, определяя кульминационную точку будущей картины. То ли заявляя желающим разобраться в смысле рисунка права на принадлежность к этому Клану, то ли показывая, что сам Клан находится под защитой одаренного ледяным поцелуем богов воина холодной ярости.

Впрочем, даже в таком 'незаконченном' виде и, несмотря на припухлость и покраснение потревоженной кожи, татуировка смотрелась поистине великолепно.

Ренальд, абстрактно воспринимающий окружающую действительность и сосредоточенный на своих ощущениях, не замечал, как внимательно наблюдают за процессом раскрашивания его груди и предплечья степняки. Не видел, как Меченый умудрялся дремать с открытыми глазами. И тем более того, как нервно щурится Аслан, недоумевающий, отчего у него внутри в районе солнечного сплетения поселилось тревожное ощущение какой-то неправильности происходящего. Хотя со стороны все выглядело довольно привычно. И он вполне допускал, что именно убойная для обычного воина доза чудо-чая, создает такой эффект непробиваемости и нечувствительности к боли Солнышка Тессы.

Наложник лаэра совершенно потерял отсчет времени, Ренальду казалось, что прошла уже целая вечность с того момента, как он подтвердил Мансуру, что готов к экзекуции. Грудь, плечо и предплечье, стараниями мастера украшенные традиционным орнаментом не болели по-настоящему, только лишь слегка зудели, будто его отхлестали крапивой. Вполне можно потерпеть, хоть и хотелось растереть их ладонью.

И когда в очередной раз Мансур отложил иглу и молоточек, чтобы стереть корпией выступившую из крохотных ранок кровь, вместо того, чтобы продолжить, вдруг удовлетворенно улыбнулся, хрипло произнеся: 'Готово!', Рени даже не сразу сообразил, что все закончилось.

— Не поднимайся пока, — велел мастер, отобрав у него загубник, споро складывая все использованные инструменты в одну из тряпиц и убирая их, баночки с красками и фляжку в свой сундучок. После чего легко поднялся на ноги и отошел, уступая место подлетевшим первыми Русику и Аслану. Айдар и Ильяс также поднялись со своих мест и подошли ближе. Последним очнулся Дерек, который сначала оторопело вздрогнул, почувствовав рядом какое-то движение и пытаясь сообразить, где он, собственно говоря, находится.

Подавив смачный зевок, парень тяжело поднялся, испытывая легкий дискомфорт. Спать уже не хотелось, но мышцы расслабленного в его полудреме тела пока еще слушались плохо. Надо было все-таки последовать примеру Аслана и скинуть вязаную тунику, надетую поверх форменной рубахи, чтобы не разморило в тепле шатра.

Понадеявшись, что никто не заметил досадной слабости, Меченый прошел ближе к центру, где лаэр со своим племянником аккуратно помогали утвердиться на ногах Рени.

Мансур вышел из шатра и что-то произнес, отчего стук по дереву сразу стих и послышались радостные вопли степняков.

Аслан и Русик аккуратно поддерживали под руки бледного юношу, которого слегка покачивало оттого, что он все еще не чувствовал своих онемевших, отсиженных за несколько часов процедуры нанесения тату ног. Руслан что-то радостно и ободряюще шептал Ренальду на ухо, но тот, кажется, слышал лишь через слово, только рассеянно кивал и болезненно морщился, стесняясь своей временной беспомощности.

Застывшая на губах Аслана полуулыбка казалась какой-то вымученной. Будто не Рени, а он сам все это время переживал больше своего наложника. И теперь, практически удерживая вес поднятого на ноги парня, озабоченно поглядывал на его босые ступни. Дерек сочувственно покачал головой. Он сам не раз испытывал это гадкое состояние паники, когда восстанавливающееся кровообращение, кажется, раздирает плоть, пронзая онемевшие конечности тысячью игл. И кажется, что процесс длится бесконечно долгое время. Хорошо помогает простое растирание отказывающихся служить своему хозяину мышц. Наверное, Аслан пришел к тому же выводу. Только вот не мог решиться доверить Руслану свое сокровище и лишить наложника поддержки со своей стороны.

Дерек хмыкнул, протиснулся ближе и, быстро обменявшись взглядом с хозяином, встал на его место, перехватив все еще полубеспомощного парня подмышкой. Он приобнял его со спины, стараясь не задеть свеженанесенную татуировку, и почти полностью принял на себя его вес. Руслан недовольно поморщился. Но, видимо, понял, что для друга такая опора надежнее, и промолчал.

Лаэр тут же опустился на одно колено и, приподняв ступню наложника, осторожно, но уверенно принялся растирать ее. Вспыхнувший от некоторой двусмысленности ситуации и почувствовав всю прелесть новой экзекуции, Ренальд сдавленно прошипел, напряженно закаменев.

— Терпи, сейчас полегчает, — снисходительно пообещал Меченый, заметив, что Аслан уже закончил растирать ступню и икроножные мышцы, и теперь удовлетворенно принялся за оказание необходимой помощи второй конечности парня.

— Спасибо, все уже, — сквозь зубы процедил Рени, попытавшись выдернуть ногу из пленивших ее теплых ладоней хозяина Замка-крепости.

Юноше было жутко неловко за то, что он доставляет столько хлопот теперь, когда главное испытание позади. К тому же само по себе участие лаэра в качестве лекаря на глазах у стольких свидетелей его слабости, казалось чем-то неприличным и вызывающим. Хозяева не опускаются перед своими рабами на колени. И хотя у него они оба не совсем правильные (на что, впрочем, не следует роптать, чтобы не гневить богов), но такая показушная забота совершенно ни к чему. А кроме всего прочего, это просто нечестно со стороны Аслана, заставлять его снова испытывать душевную муку, потому что никто не догадывается, что от этих прикосновений, принесших в первые секунды только жестокие страдания, вдруг отчаянно забилось сердце, застучало в висках и зашумело в ушах. Вместо того чтобы легким массированием просто нормализовать кровоток, варвар, кажется, сейчас дергал обнаженные нервные окончания. По крайней мере, совершенно неуместно в данной ситуации отчего-то пронзило позвоночник и обжигающе горячей волной отголосок его 'лечения' прошел по телу, кольнув в паху и высушив нёбо. Во рту пересохло, но никто из присутствующих не догадался предложить воды, а сам Рени не мог произнести ни слова, только бестолково глотал царапающий горло сухой горячий воздух. Как только эта, пробежавшая по телу судорожная волна не обожгла поддерживающего его Дерека — непонятно...

— Ас...лан, достаточно. Я в порядке, честно... — сипло прохрипел наложник, и лаэр нехотя разжал руки.

— Хорошо.

— Готов выйти? — бодро осведомился Айдар, нарушая готовую было повиснуть неловкую паузу.

— Да! — с благодарностью кивнул Рени. И тут же обернулся к Меченому, уже сообразившему ослабить хватку, но все еще страхующему его. — Дерек, отцепись. Я уже стою.

— Да как скажешь, Мелкий! — ухмыльнулся боец, отступив.

— Рус! — ехидно напомнил Ильяс, видя, что сын Тагира ждет официального приглашения последовать примеру остальных и отступить от виновника торжества, выдержавшего весь ритуал, практически не дрогнув.

Кажется, уже ни для кого не было секретом, что Руслан слишком привязался к новому родичу. Правда, юному варвару больше сочувствовали, чем завидовали, несмотря на то, что Рен тепло расположен к своему другу и искренне рад коротким встречам. Ренальд — достояние всего их Клана, но отменить того, что парень носит каршифф Аслана, не в силах даже Верховный Вождь. Да и вряд ли он станет вмешиваться в личную жизнь внука-полукровки и чистокровного правнука, если только не дойдет до серьезного конфликта интересов, грозящих распрями внутри Рода. Но этого уж постараются не допустить Даут и Тагир.

— Иди! — велел Айдар, с улыбкой прислушиваясь к несмолкающему гомону за стенами шатра. — Ребята жаждут поприветствовать нового сына Степи!

Рени очень хотелось пить, но пиала, стоявшая на столике, где Мансур раскладывал свои инструменты, оказалась пуста. Попросить напиться отвара, оставшегося в котелке, он не посмел. И так теперь, небось, упал в глазах присутствующих свидетелей ниже некуда. Продержаться во время ритуала и так оконфузиться в конце, не сумев самостоятельно подняться на ноги... Позорище!

Это обстоятельство очень угнетало наложника, отравляя его радость от прохождения очередного этапа и приглушая эйфорию радостных эмоций — он выдержал с честью! Доказал, что у него хватило мужества и силы воли...

Нет, то что — временное онемение — нормальная реакция организма на такое издевательство над собой, Ренальд отлично понимал, припомнив тему в разделе Анатомии. Но все равно было досадно.

Потревоженную татуировкой кожу все больше покалывало и пощипывало. А вдоль линий рисунка на плече и предплечье так и вовсе начало понемногу припекать. Но Ренальд пока старался не думать о том, что это, возможно, пройдет не скоро, решив, что просто закончилось обезболивающее действие волшебного 'чая'. Пока что самым неприятным было ощущение озноба. И наложник не знал, что или кого в этом винить — то ли сдавшие нервы, то ли не к месту проявленную заботу хозяина.

Впрочем, представив степнякам свой преображенный торс на обозрение, можно будет одеться. Хотя бы накинуть что-нибудь на второе, непотревоженное плечо.

Ренальд не чувствовал настоящего холода. Скорее мелкие бисеринки пота на лбу и влажная спина говорили о том, что его телу жарко. Откуда же этот противный озноб, который никак не унять? Не могло же его лихорадить из-за каких-то крошечных ран-проколов? Обычно организм начинает защищать себя спустя несколько часов после того, как распознает вмешательство извне.

Рени выдохнул, поправил каршифф, подтянул немного сползшие на бедра штаны и решительно шагнул в сторону входа...