Край ветров: ....

Удостоверившись, что в номере есть холодильник и его морозильная камера работает, Кей запихнула туда "парусник замолксис" и позволила себе ненадолго растянуться на кровати, накрытой мягком персиковым покрывалом, и прикрыть глаза.

Но рано расслабляться. Душ — смыть этот дурацкий день и чудом непроваленное задание. Потом — мини-отчет для Яна Фредека, и пускай это все станет его головной болью. И еще надо бы выпить кофе, в конце-то концов.

Выбравшись из душа и тут же продрогнув, Кей облачилась в казенный светло-голубой халат, небрежно бросила полотенце на спинку деревянного стула и поставила греться чайник, дивясь тому, как эргономично устроена в номере персональная кухонька. Да, на юге так не делают. Там и чайника-то не найдешь, даже в дорогом номере. И тем более непонятно, зачем украшать интерьеры хрустальными вазами, если у постояльца нет с собой цветов, а разбить такую штуку — нефиг делать.

Чайник вскипел, Кей налила себе чашечку растворимого кофе и обернулась в сторону входа и кровати, намереваясь присесть за стол и настрочить шефу базовый отчет.

И увидела, что на небольшом диванчике, что стоит посреди номера, боком к ней восседает ее недавний знакомец. Мужчина медленно повернул голову в ее сторону, явно довольный произведенным впечатлением, и легкая полуулыбка коснулась его губ.

Кей от неожиданности прыснула непроглоченным кофе, попав на шторы и халат.

В голове заборолись разом неуместное беспокойство за испачканные шторы и закономерный вопрос, откуда тут возник этот, будь он неладен, Милос Вайс.

— Потрудитесь объясниться, — сказала Кей сурово и растерла пролитый кофе тапочком, о чем, впрочем, тут же пожалела — тапочек не помог. — Как вы меня выследили?

Милос вздохнул, поднялся с дивана. Прошел мимо Кей на подобие кухни, взял со стола салфетки и опустился на одно колено, по-житейски вытирая мокрый ламинат.

Абсурд ситуации зашкаливал, Кей ощущала себя не очень умно и очень неловко, зато близость хрустальной вазы, которая ранее ее смущала, теперь виделать подарком судьбы.

Кей протянула было руку к хрусталю...

— А вот этого не надо, — сказал Милос Вайс, закончив протирать пол. Как он понял про намерения Кей — загадка, ведь наверх он не смотрел, а тень на пол не попадала.

— Чего не надо?

— Того, что ты собиралась сделать, — Милос поднялся. — Я полагаю, нам удастся сотрудничать, как это делают цивилизованные люди.

— Как насчет того, чтобы, для начала, не прокрадываться в приватный номер, как вор? — Кей скрестила руки на груди. — Я все еще жду объяснений.

— Ты, действительно, имеешь на них право, — он вернулся к дивану и по-хозяйски на нем уселся, подтянув брюки на коленях. Черные брюки с черными носками — неуместно, очень понятно, и должно бы атмосферу как-то разряжать, вот только менее опасной она от этого не стала.

— И?..

— Я не могу ответить так, чтобы тебя мой ответ удовлетворил.

— Как насчет правды? — Кей поняла, что начинает вскипать. Она снова приценилась к хрустальной вазе, одновременно прикидывая, как далеко лежит пистолет.

— Правда — понятие относительное, это же прописная истина, разве нет? — Милос наклонил голову вбок. — На данный момент меня интересует твое непосредственное начальство. Раз оно заказало тебе "парусник залмолксис", он, вероятно, твоему начальству зачем-то нужен. И мне интересно, зачем.

— В таком случае, что вам мешало обратиться к моему начальству напрямую? — спросила Кей, нахмурившись. В глубине сознания зародилось смутное подозрение о том, что Милос на самом деле не знает, с кем говорит. Но если это так, откуда он знает все остальное? Что значит эта частичная осведомленность? И если он не поглощающий из местного отделения гильдии, то кто?

С другой стороны, коней надо попридержать. Кто знает, почему этот Милос не называет Яна по имени.

— У меня есть свои причины, — после паузы ответил Милос.

— Ладно, — Кей нетерпеливо выдохнула. — Дать трубочку, поговорите с шефом?

— Я бы предпочел встретиться с ним лично. Ты можешь это устроить?

— Почему нет, — ответила Кей, представив, как проводит этого самовлюбленного хмыря через первый офисный этаж. — Наш начальник — человек открытый. Какие проблемы вообще.

— Вот и отлично. Ты мне очень поможешь, — он улыбнулся.

— А как вы меня нашли?..

Улыбка пропала, Милос вздохнул, потер лоб, взглянул на Кей из-под пальцев:

— Да какая уже разница? Уже нашел.

— Прекрасно, — процедила Кей. — Раз наш продуктивный разговор так продуктивно закончился, не могли бы вы проследовать напрочь из моей скромной обители?.. — она указала на дверь.

— О, — Милос вскинул брови. — Это нет. Я, если не возражаешь, побуду тут, на диванчике. Не стесняйся меня никак — представь, что я медик или художник. Просто... — он неопределенно взмахнул рукой, — ...занимайся своими делами, что ты там хотела сделать?

Кей моргнула.

— Это, извините, как понимать?

— У тебя на эту ночь и ближайший путь до твоего начальства образовался сосед. Я довольно прилично выгляжу, проблем не доставлю, кое-в-чем даже бываю полезен. Кроме вынужденного соседства, уверен, я никак тебе не помешаю. И да, ко мне можно на "ты", наша разница в возрасте несущественна.

— Я вызову полицию.

— Не вызовешь, — он покачал головой.

— Ладно, — процедила Кей сквозь зубы и, схватив комок своей одежды, отправилась в ванную, одеваться. Все это время она была в заляпанном кофе банном халате.

Следующей мыслью было — уйти самой. Но, если этот Милос вычислил ее здесь, вычислит и в другом месте. Кей взлянула на маленькое окошко в углу ванной комнаты, оценивая, пролезут ли голова и бедра. Выходило, что пролезут, легко. Но смысл? Бабочка в холодильнике. Мужик хочет лишь встретиться с шефом лично. По идее, ничего страшного. И все равно, почему все кажется каким-то неправильным, странным? Почему, когда раньше бывало хуже, волновалась она куда меньше? Словно что-то подсказывало: да, выглядит все это относительно безопасно, но в тихом омуте... Память наконец очнулась и выдала нагора одну из стандартных процедур провокационного распознания мага. В худшем случае он сорвется и покажет, кто он такой, в лучшем — Кей удастся отправить его в нокаут.

Уже одетая, она вышла из ванны и снова пошла по направлению к чайнику и пакетикам с кофе. Возясь с водой и чашками, обернулась к Милосу:

— Ну, раз от тебя не избавиться... кофе, чай?

— Кофе, пожалуйста, — довольно улыбнулся тот. — Нет, серьезно. Я не так уж плох, вот увидишь. Все будет в порядке.

— Говоришь, можешь быть полезен... — пробормотала Кей, когда чайник стал закипать. — У меня там на полке под дверью пакет с сухофруктами, можешь принести?..

Он поднялся, чтобы исполнить просьбу, и направился к двери.

Под звуки кипящей воды Кей рванулась вперед, схватила на ходу злополучную вазу, замахнулась и... Милос с легкостью уклонился, хотя глаз на затылке, вроде бы, не имел. Ни зеркала, ни тени не могли бы помочь ему. Он как будто знал.

Второй удар он тоже отразил, взял ее руку в захват, заставил болевым приемом выронить "оружие". Ваза плюхнулась на ковер.

Кей зашипела, вывернулась, отскочила, мгновенно оценивая соотношение сил уже на практике. Они были примерно равны по массе, но это еще ничего не значит. Следующая серия ударов, уворотов и блоков помогла понять, что Кей уступает Милосу не только в силе, но, кажется, еще и в мастерстве. Но как-то очень по-странному, ни с одним другим противником такого еще не было. Казалось, Милос предугадывает ее удары и выпады. Сам он двигался не слишком технично, как будто преодолевая сопротивление себя самого, но даже это не мешало ему уверенно отражать любую атаку. И все же, все же... Было ощущаение, что его тело не на то заточено, кое-где он медлил, когда не надо, кое-где ему не хватало растяжки, баланса, банальной ловкости. Как будто бы фитнес-тренер внезапно выучил пару боевых приемов и довольно успешно их использует, хотя по идее так мочь не должен. Кей удалось достать его единожды, хорошенько заехав по гладко выбритой точеной челюсти, и это его взбесило. В синих глазах промелькнула ярость, он ускорился, стал еще гибче и быстрее, и в конце концов припер ее к стенке, позорнейшим образом уткнув щекой в ворсистые обои.

— Не стоило, — признес Милос.

— Отпусти, — процедила Кей сквозь зубы.

— Если ты пообещаешь, что больше не будешь пытаться меня вырубить. Снотворное я тоже замечу, кстати. У тебя нет вариантов. И не пытайся сбежать!

Она промолчала, злобно пыхтя.

— Ну что, я отпускаю? Согласна?

— Да. Давай.

— Обещаешь?..

— Да какая тебе разница, если ты видишь затылком и чуешь снотворное?

— И правда.

Он отпустил ее руку, и Кей обернулась к нему, все еще предельно на взводе. Что это было вообще? Как так? Кто он? Да, сильней, да, массивней и, вероятно, ловчее, но ведь незначительно же, однако этого оказалось достаточно... но как? Бесчисленные спарринги с однокурсниками, долгая полевая практика ее к такому не подготовили, а должны были бы. Никто из тех, с кем она дралась, кто получал по морде от нее и от кого доставалось ей, не мог так хорошо предугадывать следующий шаг. Парень выиграл не на чистом мастерстве, что бывает, и не на удаче, а будто бы... единственный, кто вел себя в драке похоже — Бродяжка, но по тому было видно, что он читерит. Бродяжка не умел ничего, кроме как предугадывать направления. И от него разило магией — другой, странной, но осязаемой. А Милос, казалось, чист. Да что же с ним не так?

Кей ненавидела красивых людей, особенно — сейчас. Ненавидела, когда они знали о том, что красивы. И особенно ненавидела этого Милоса — прямо сейчас, за то, что он был на какой-то сантиметр ближе, чем стоило бы, и, более того, ближе, чем стоило бы позвоять быть такому злому и коварному ублюдку. Еще Кей ненавидела себя, потому что, оказывается, кто-то из мужчин способен нравиться ее телу в обход ее разума, и это не досадное беловолосое исключение, с которым она думала, что разобралась; способен вызывать полузабытое жжение внутри, то самое, неистовое и чистое, то, что перебивает любую тревогу и любой вариант стыда.

Милос закусывает губу, щурит кошачьи глаза и бесцеремонно обводит ее взглядом. Кажется, он снова знает, что сейчас будет, как знал тогда, когда она замахивалась на него вазой, как знал, когда она проходила мимо него и церкви, как знал каждый раз, когда она только думала о том, куда сейчас ударить.

Знала и она, что в том, что сейчас случится, не будет ни капли любви. Только желание, исходящее от тела, пришедшее помимо воли. Что там? Рейнхард? С его бедами? Да где он? Кто он? Королевич на своем престоле из сломанных гитар, судеб, молоденьких девочек, смышленых, как ананас, — какой смысл что-то там хранить, потому, что где-то там несбывшийся Король Севера вроде как испытывает к ней какие-то чувства? И что? Что с того? Какого рожна она должна хранить ему верность? Достаточно с него того, что она верна ему, как... как преданный оруженосец.

Ее грудь вздымалась часто, Милос был все так же излишне близко, синие его глаза буравили ей душу, и нужно было лишь одно прикосновение, порыв, движение. Разрешение. Потерянный с тем, что она ничего не знает о нем. Какая разница? Еще мгновение промедления — и все, не будет ничего. Это как жизнь. Нужно успеть. Пан или пропал.

Кей протянула руку, коснулась его распаленной груди, провела вбок, задев сосок, прощупывающийся сквозь майку, и вверх, по ключицам, по шее, к уху, затем пальцы вошли в густые волосы на затылке, и Милос никак не пытался ничему из этого помешать.

— А это ты тоже знал? — спросила она.

— Я не был уверен, но вероятность...

Он качнулся вперед, уперся ей в лоб своим лбом, коснулся горячими пальцами подбородка, его колено оказалось между ее ног, разводя их, а его язык скользнул ей в рот, — никаких долгих прелюдий, властное глубокое проникновение, и, впрочем, она не имела ничего против, чувствуя, что он может приступать к делу хоть прямо сейчас.

Отстранившись, Милос стянул и отбросил майку. Пока он снимал с Кей ее водолазку и задирал лифчик, Кей нащупала выключатель. Комната погрузилась в полумрак. В рыжем свете настольной лампы Милос, вылизывающий ей левую грудь, смотрелся, будто нарисованный маслом: предельно эротичный, красивый по-живому, по-человечески. Кей зарылась пальцами в его волосы. Закрыла глаза, откинула голову, когда от его легких укусов по телу прокатилась горячая волна.

— Презервативы?

— Сейчас.

Он поднял ее и уложил на кровать. Красуясь, расстегнул ремень, молнию, облизал пальцы и провел по головке. Зубами открыл упаковку, тонкая мембрана туго обтянула плоть. Милос уверенно, без какой-либо суеты стянул с Кей штаны вместе с бельем, и нежно дотронулся до нее между бедер.

— Давай уже, — она приподнялась на локтях, тяжело дыша, привлекая его к себе за шею. — Сколько можно.

Она почувствовала его предельно близко, и он все тянул, не спешил, верно, получая удовольствие от этого промедления.

И вот его член уперся в нее и задержался там, на входе, на несколько долгих мгновений. И это было восхитительно. А потом он толкнулся и вошел, и подался обратно, и вошел снова, и стал вдигаться ритмично и плавно. Кей вцепилась пальцами в его спину, жалая, чтобы он входил глубже, выгибаясь ему настречу, раздираемая изнутри чувством, что совершает что-то запретное. Тяжелое, горячее тело над ней, темный силуэт — кто он? О чем он? Он совершенно ей незнаком, и от этого, пожалуй, даже проще. Никаких обязательств. Никакого будущего. Вот он, случайно ли встреченный, предначертанный ли? Не важно. Он не навсегда, они оба знают, что сегодняшнего не повторится. От него пахнет свежим потом, у него все в порядке с рамзером и мастерством, что еще надо? О двигается умело, раз за разом задевая чувствительные места на границе между ним и нею, и она перестает думать обо всем том, чем полна ее голова обычно, и вместе с этим уходит постоянное напряжение, привычное уже чувство прогулки по тонкому льду.

Милос заставил ее перевернуться. Прерванное было действо возвобновилось, он снова вошел в нее, упираясь одной рукой в ее шею, другой лаская грудь.

Кей хотелось помочь себе пальцами, но тело отазывалось внятно слушаться.

Возбуждение копилось, множилось, ей хотелось большего, чтобы его руки были не только на ее груди, но и у нее во рту. Чтобы его член был не только там, где предусмотрено природой. Ей хотелось, чтобы он заполнил ее всю, пускай это и невозможно. Комната поплыла, в предчувствии разрядки Милос ускорил темп. В какой-то миг Кей показалось, что ее извращенное желание ощутить его всюду каким-то образом удовлетовряется. Вот ласковые пальцы коснулись ее губ, другие — правого соска, и левого тоже, сжали, потянули, помяли. Все это время Милос продолжал движение, неутомимый, тяжелый, горчий, и на границе яви и сна она почувствовала себя между огнем и льдом. Огонь — позади нее, он кусает ее за шею, он входит в нее неистово, а лед, почему-то обжигающий точно так же — он перед ней, и у него тоже есть руки, касающиеся ее, язык, проникающий ей в рот, и такой же толстый упругий член, который мгновение спустя она обхватывает губами. Тот, кто сзади, никуда не девается, он движется на пределе, его пальцы гладят ее между ягодиц, опасно вдавливаясь сзади. Тот, что спереди, держит ее за волосы, обводит губы влажными пальцами, в то время как между ними скользит уже его член. И почему-то, если открыть глаза, то видно звезды, но ведь... ведь рано еще... уже почти, но еще немножечко рано...