— Вы так говорите, словно...
— Не будем обращать внимания на мелочи. Я скажу даже больше: пригласите не только друзей, но и врагов.
— Врагов?
— Конкурирующие триады будут впечатлены представлением, которое мы устроим.
— Вы же не собираетесь их устранить?
— Если бы я хотел устроить резню, — Вендиго улыбнулся. — Я бы ее устроил. Нет, я всего лишь хочу немного поиграть. Заставлю всех волноваться и выслежу всякого, кто вздумает дернуться против, увидев наш с вами потенциал. Те, кто умнее, станут нашими верными друзьями. Они смогут понять, что никакой автомат не превзойдет главного человеческого оружия — тела и разума. И, конечно, оценят перспективы обрести нашим оружием власть.
— Вы намерены действовать открыто?
— А кого бояться? Роджер, ты меня слышишь?
На глазах у Фэй Пана синевато-бледный юноша-европеец с тонкими проводами, торчащими из аккуратных отверстий в висках, шевельнул губами:
— Да.
— Ты способен выполнить задание после обслуживания?
— Да.
— Сможешь убить много людей?
— Да.
Молодой человек, почти подросток, говорил монотонным голосом робота. Его глаза оставались неподвижны и мертвы. В этот самый момент прежние волнения, накопившиеся на сердце, слились в единую мысль, и предводитель молодой, злой и сильной триады впервые понял, что, похоже, связался совсем не с теми людьми, с которыми стоило связываться. Общение с Октавианом и наблюдение за живыми результатами опытов вселило даже в циничную душу бандита опасения, присущие любому человеку, столкнувшемуся с необъяснимым. Они могли прятаться за науку и технику, но одно оставалось ясным: эти существа перестали быть людьми в полном смысле слова.
Стоил ли риск союза с чем-то нечеловеческим денег и власти?
— Что нужно нам — того не знаем мы, — неожиданно произнес Вендиго. — Что ж знаем мы — того для нас не надо. Я знаю, чего вы боитесь, дорогой Фэй Пан.
— Боюсь? — под воротником китаец почувствовал жар.
— Не стоит думать, что мы какие-то чудовища. Мы всего лишь не боимся играть открыто, когда это становится интересным.
— Н-не понимаю.
— Гонконг станет первым городом, где власть возьмут в руки люди, достойные ее удержать. Именно с целью выявить и обласкать таких я и приурочил запуск производства к вашему турниру. Хотя, конечно, важнее было оборудовать сцену для нового выступления моих милых друзей.
— Каких друзей?
— Вы сегодня задаете неимоверное количество глупых вопросов.
И разговор прервался. Китаец замолчал, не решаясь продолжить, Вендиго же снова взглянул на неподвижно застывшего юношу, чей обнаженный торс увивали трубки с иглами на концах. Каждую секунду сквозь эти трубки в организм вводились наномашины, мышечные стимуляторы и химикаты, превращавшие тело в машину для убийства. Китайцы на новом оборудовании лишь добавили в систему новый наркотик, необходимый для смягчения эффекта от самых жестких модификаций.
В слепящем свете ламп Октавиан вздохнул.
— И все-таки вы пока что такие уродливые.
Как обычно, Роджер, откликавшийся на прежнее имя, но не помнивший его, никак не отреагировал на сказанное. Крышка его цилиндрического обиталища начала закрываться и герметизироваться, отрезая молодого мертвеца от мира. Как ни странно, отсутствие перед глазами юного зомби несколько успокоило Фэй Пана.
— Что ж, — Вендиго хрустнул шеей. — Будем считать, что вашу лабораторию мы приняли. Продолжайте с отгрузкой.
— Контейнеры уже готовы, системы жизнеобеспечения и экранирования проверили ваши специалисты. А что насчет турнира?
— А турнир мы благодаря Роджеру превратим в превосходнейшее из зрелищ.
— Специально для гостей?
— О нет, — взгляд Октавиана стал мечтателен. — Специально для вас.
12: 05 местного времени
— Все равно не понимаю, — Джон Ву скрипнул стулом, разглядывая монитор. — Я-то тут каким боком?
Он и Алиса Чоу находились в крохотной квартирке в одном из жилых домов в трущобной части Гонконга. Здесь высокие многоэтажки, потрепанные и грязные, стояли подобно хаотично понатыканным в землю палкам и смотрели в хмурое небо, где позднее лето клубилось дождевыми облаками. Эти бедные районы всегда напоминали Джону огромный кривой улей с ячейками окон, ведущими в квартиры, большинство из которых размерами не превышали большой шкаф. Он сам родился и вырос в подобных трущобах и прекрасно знал, насколько тяжела местная жизнь: низкооплачиваемая работа, постоянная усталость, грязь, скученность, накопившаяся злость, которую изливаешь на окружающих. На улицах и в домах царила преступность, мелкая, подлая, примитивная, но оттого не менее ужасная. Проститутки, начинавшие работать едва ли не с пеленок, воришки, уличные грабители, мошенники, мелкие торговцы с рынков, рабочие — все сливались здесь в однородную, сквернословящую и плохо пахнущую массу. Из них, этих неграмотных, невежественных, тупых и злых отбросов вышел Ву, когда-то давно пробившийся в полицейские. Он не хотел идти в триаду и выбрал единственную альтернативу. Но трущобы из души не вытравить.
На единственном окне висели опущенные жалюзи, но грязный бледный свет никогда не светившего для местных ярко солнца проникал сквозь щели между пластиковыми полосками и очерчивал силуэт Алисы. Девушка сидела на кушетке, заложив ногу за ногу, и поглощала лапшу быстрого приготовления в пластмассовой кружке. Большего контраста окружения и человека и придумать было нельзя. Изящная, аккуратная, облаченная в элегантный брючный костюм Чоу смотрелась чужеродным элементом посреди убогой комнатушки с дешевой потрепанной мебелью и облупившимися стенами. Уложенный рядом на пыльную кушетку пиджак было почти жалко. Даже белоснежная блузка, казалось, посерела от окружающего убожества. Однако молодая сотрудница китайской тайной полиции нисколько не смущалась сидеть здесь и поглощать мусорную еду бедняков, ловко орудуя палочками. Джон отметил, что даже это она проделывала грациозно и красиво.
Услышав реплику мужчины, оторвавшегося от плоской коробочки ноутбука, Алиса с шумом всосала недоеденную лапшу с палочки и вытерла губы салфеткой.
— Вы разве не полицейский?
— Я рядовой детектив, — он развел руками, повернувшись в сторону девушки на дряхлом вращающемся стуле. — К тому же, неудачливый. Ни связей, ни влияния, ни репутации. И вообще, у меня скверный характер, как говорит всем бывшая жена.
— Ваш характер мне неинтересен, — убрав чашку с лапшой и палочки, Чоу, казавшаяся почти милой, приобрела прежнюю суровость. — Мне интересен исключительно ваш послужной список, и он внушает уважение.
— Уважение? Я же только что сказал... — начал было Ву, но девушка перебила:
— Не путайте мое уважение с уважением вашего начальства. Я в курсе неоднократных препирательств и скандалов, украшающих ваш профессиональный путь. Когда они начались, не напомните?
— До того, как я перешел в детективы, — Джон мрачно хмыкнул, вспоминая. — Когда еще форму носил. Разбил пару рож при задержании. Доблестная полиция Гонконга иногда с большим пиететом относится к здоровью преступников. Только иногда.
— Как же вам удалось выслужиться, если начальство было недовольно?
— Придраться больше было не к чему. Я же в молодости рвал все жилы на работе. Но, конечно, повысили и пустили учиться не за то. Надо было куда-то сбагрить меня с улиц, нашли компромисс...
— Позже об этом пожалели, — слова Алисы звучали не как вопрос.
— Еще как. Я работаю на текущей должности семь лет, и за эти семь лет сломал три челюсти "красных шестов", двадцать восемь ребер уличных "быков", прострелил четыре колена, семь рук и одну голову.
— Интересный счет, — равнодушно произнесла девушка. — Однако не ваша склонность к насилию меня привлекает.
— А что же?
— Вы последовательно и без страха пытались выполнять работу полицейского офицера. Скажите, вам так хочется защищать неприкосновенность собственности?
— Какой еще собственности? — вскинулся Ву, сначала расслабившийся от похвалы. — О чем вы?
— Поясните, что мотивирует вас работать честно, упорно, с риском для карьеры, — медленно, словно школьнику на уроке, пояснила Алиса. — Как вы сами понимаете, в наши дни подобный подход весьма редок.
— Ну... — он пожал плечами. — Вот, кстати. Вы мне так и не сказали, почему мы должны встречаться именно в этой дыре.
— Это место удобно, и здесь не задают вопросов. Но к чему этот вопрос?
— А я вырос в точно такой же дыре. Мне прекрасно известно, насколько удобны все эти улочки и дома для тайных делишек. Но еще я знаю, каково тут живется простым людям. Думаете, просто надо крутиться, и станет лучше? Ха, разумеется! Нет, из дыры не вылезти, пока нет защищенной, прибыльной, хорошей работы. А где ее взять, если все работают за копейки? Да еще семья, дети, расходы... Вот и живут на дне. Вырваться можно только в банду или в полицию, или уехав далеко на заработки. Я вот и пошел в полицию.
— Личная выгода? — спросила Чоу, и обидевшийся было Ву понял, что она хочет услышать опровержение.
— Отчасти. Еще я помню, как гойдал по улицам и коридорам, как в школу ходил. Тяжело ведь... — мужчина помедлил, подбирая слова. — Мои друзья, хорошие парни, похоронены где-то здесь. Один сгнил от наркотиков, другого зарезали, третий пропал... Нельзя так. Словами не скажу, не знаю, но нельзя.
— Вот как?
Впервые за сутки их знакомства в глазах красивой сотрудницы "конторы" появился искренний интерес. Изменив позу, она подалась вперед, слушая.
— Я не сильно склонен переживать за всякое. Только все равно неправильно, чтобы люди вот так жили, как скот, даже хуже. Да еще и наживалась на них всякая сволочь. Того гада, который другу продавал наркотики, я давно уже упек, но ведь не на нем все заканчивается. Их много, что голов у дракона какого-нибудь. Вот я и пытаюсь как-то... укоротить, что ли.
Алиса удовлетворенно откинулась на кушетку.
— Вы только что подтвердили верность своей кандидатуры.
— Это чем же?
— Вы честный человек, господин Ву.
— Хм...
— А также отличаетесь развитым чувством справедливости. Именно такой полицейский и нужен для операции.
— Операции... — слегка сконфуженный Джон заскрипел стулом. — Я до сих пор не понимаю. Допустим, со мной разобрались. Но делать-то что? И с кем именно?
— Вы разве не умеете читать? — теперь в голосе Чоу слышалось легкое раздражение. — Или, может быть, позабыли навыки анализа и обработки информации, считая причиненные преступникам увечья?
— Хм... — мужчина снова неопределенно хмыкнул.
— Взгляните еще раз на личные дела, собранные нами.
— Досье на крупных гонконгских шишек, — Джон оглянулся на монитор. — Главы зарегистрированных здесь компаний, хозяева производств, финансовые воротилы, чиновники высшего ранга. Не мой уровень.
— Уровни имеют свойство соединяться лестницами, лифтами и прочей инфраструктурой, — пояснила Алиса. — Нам важно уметь работать с этой инфраструктурой.
— И для этого нужен я?
— Разумеется. Вы — опытный полицейский, не отлыниваете от работы, изучили изнанку Гонконга, нижние уровни иерархии, инфраструктуру. Через вас мы сможем начать зачистку дна, подергать за ниточки.
Ву неожиданно вскочил со стула и зашагал по крохотной комнатушке. Девушка спокойно наблюдала, не продолжая. Пространства для маневра было немного, и каждые два шага приходилось разворачиваться. Повернувшись при очередном проходе к Чоу, полицейский спросил:
— То есть, что, вы вытащили меня из канала и из-под пресса внутреннего расследования, чтобы предложить возглавить зачистку городского криминала?
— Для начала.
— Н-да... — он сел обратно на стул и медленно крутнулся, безбожно скрипя. — Скажи вы мне нечто подобное вчера вечером, когда велели сидеть тихо и приехать сюда, я бы уже контрабандой из доков уплыл куда-нибудь.
— Почему же?
— Потому что сразу бы понял то, что понял сейчас.
Джон Ву нервно пригладил волосы и посмотрел на девушку, впервые не смутившись ее красотой.
— Вы хотите с моей помощью через нижние слои криминала выйти на верхние. Пекин наконец-то зашевелился и собирается устроить в Гонконге Варфоломеевскую ночь. Через бандитов — к коррупционерам, через коррупционеров — к крупным капиталистам, а затем всех повязать и прибить.
— Совершенно верно, — невозмутимо кивнула Алиса. — Невозможно сразу уничтожить эксплуататора. Слишком многое завязано на его деятельность, поспешные попытки лить кровь приведут к коллапсу. Гонконг слишком долго прятался в британском кармане, как бы богат он ни был, резкие меры могут лишь ухудшить ситуацию. Значит, клубок надо разматывать постепенно. Капиталист создает тяжелые условия труда и платит мало денег. Чтобы держать под контролем народ, он нанимает полицию. Полиция защищает собственность, поделенную неравно. Эту собственность начинает отнимать формирующаяся преступность. Конфликт порождает гримасы общества, и формируется порочная система, которая нас не устраивает. Мы хотим избавиться от капиталиста.
— Я уж думал, что Пекин забыл о том, какой партией управляется, — мрачно хмыкнул Ву.
— Нет, он все помнит. Прекрасно помнит. Особенно свежи воспоминания о том, как трудно добраться до капиталиста. Мы не хотим большой крови, мистер Ву.
— Поэтому нужно, чтобы я пустил малую?
— Уничтожить тех, на кого опирается эксплуататор, и не дать возникнуть на их месте новым всходам. Не мечта ли честного полицейского? Искоренение криминала. Вам жалко преступников? — она прищурилась. — Коррупционеров? Или, может быть, тех, благодаря кому вы вросли в трущобах?
— Вы там, у себя в Пекине, все такие умные, — взгляд полицейского был тяжел. — А вы хоть представляете, каково это — ворошить все гнездо?
— Боитесь?
— Ха! — он дернулся и скрипнул стулом столь оглушительно, что, казалось, услышал весь дом. — Боюсь... Я знаю, что это невозможно!
— Разве?
— Даже если я неподкупный и звеню титаном в гениталиях при ходьбе, один в поле не воин. Вы же не собираетесь дать мне под начало полк китайской армии? Тогда затея бесполезна. Меня, вас, любого, кто возьмется помогать Пекину, на местном уровне тихо удавят. Без вариантов. Так было всегда.
— Вот как? — Чоу снова заложила ногу за ногу. — Вас останавливает осознание всей глубины порочности родного города?
— Меня останавливает нежелание умереть зря, — Джон хлопнул ладонью по пластмассовому подлокотнику. — Я готов рисковать, иначе не лез бы под пули. Но рисковать впустую — увольте.
— Другими словами, вас останавливает трусость.
— Что-что?
Ву нехорошо насупился. Напряжение, впервые появившееся после слов о капиталистах, нарастало между мужчиной и женщиной с каждой секундой. Джон знал, что сейчас, когда она делится явно секретными планами, пути назад нет. Но оступиться очень хотелось.
Алиса посмотрела на напрягшегося собеседника с холодностью, от которой тот едва не поежился на самом деле.
— Всегда можно найти отговорку. Невыполнимо, пусть сделает кто-то другой, я не смогу. Так говорят трусы и лентяи, предпочитающие спать с ярмом на шее. Вот только пока все ждут доброго героя из легенд, который разрубит зло мечом, не изменится к лучшему ничего. Товарищ Мао это знал. Поэтому и сегодня он в мавзолее, а мемориал Чан Кайши снесли пять лет назад. Кому-то должно хватить воли лично сделать трудное дело, не ради себя. Вы казались мне человеком, способным принять ответственность.
