Спасти химеру

— Мы обсудили с ним, что он будет говорить и даже написали сценарий, — Вард придвинул к генералу лист бумаги, исписанный размашистым почерком.

— Я помню, — процедил Хорак.

— Тогда начинай. Будем надеяться, сейчас Магистр недалеко от своего тхалакка ждет новостей.

Магра оторвала взгляд от своих рук и взяла перо и чистый лист бумаги.

— Магистр... — хрипло прошептал генерал.

Несколько мгновений тхалакк оставался темным. Но потом будто вода в темном колодце отразила звезду — в центре его появилась искра. Она стремительно разрослась в огненные буквы.

"Генерал? Докладывайте! От вас давно не было вестей!"

— Прошу прощения, Магистр. Я был вынужден сам повести отряд, чтобы не допустить войны между горожанами.

Лист бумаги перед Магрой покрывался затейливыми значками скорописи.

"Вы выяснили, где мятежники Варда?"

— Они скрываются в подземельях. Как и многие другие теперь, после нападения химер. Банды дерутся внизу за главные переходы.

"Я слышал об этом от дознавателя. Вы зря подвергали себя опасности, отребья Кариона не стоят этого. Пусть перережут друг другу глотки. Ваша цель — Вард."

— Я выяснил причину нападения химер на город. Это командор их призвал, когда понял, что он и его люди обречены.

Тхалакк некоторое время оставался темным, потом на нем высветилось нецензурное ругательство.

— Доказательств и свидетелей у меня нет, но сам Вард объявил об этом.

"Ладно. Допустим. Цель все равно не меняется. Необходимо уничтожить его и всех, кто ему помогал, всех до единого. Выжечь все в его проклятом логове. Чтоб ничего не осталось."

— Я работаю над этим, Магистр. Я могу попробовать припугнуть его нерфинами. Возможно, узнав о них, Вард сам сдастся, не желая кровопролития.

Командор шикнул на Хорака и показал ему кулак. Взглянув на лист со сценарием, я не увидела там упоминаний о нерфинах. Проклятье, генерал решил вести свой разговор.

"Ты прав, нерфинов стоит использовать. Но не как пугало, нет, надо выпустить их на охоту. Когда доберешься до ратуши, прикажи выпустить их в подземелья."

— В катакомбах укрылось и много горожан. Мы не сможем поймать нерфинов вовремя, будут жертвы.

"Пусть. Наша цель — спокойное существование Ордена, стоит таких жертв."

Лицо генерала посерело.

— Я понял вас, Магистр, — устало сказал он. — Еще одна вещь. Мне удалось выяснить, что девица Варда, Зандра, на самом деле никогда не была в Гестерне. И не работала в лабораториях Ордена. Видимо, настоящая Зандра умерла при нападении гончих на Гестерн, а эта воспользовалась ее именем и историей для своей легенды.

"А, хорошо. Я такое и подозревал. Куда уж простой крестьяночке ввязаться в такие игры. Хорошо, что я еще не послал отряд за ее родственниками."

Я выдохнула. Спасибо, праотцы!

"Постарайся выяснить настоящее имя этой особы. Вполне возможно, что она профессиональная шпионка."

— Сделаю, Магистр.

"Но самое главное — уничтожить мятежников. Гончие в каком-то смысле сыграли нам на руку — теперь и муха из Кариона не вылетит. Это значит, что Вард не сможет переправить завещание. Если мы будем действовать быстро и решительно, сможем уничтожить угрозу."

Завещание?

— Так точно.

Огненные слова распались на абстрактные пятна, они покружились в темном сердечнике тхалакка и потухли.

— Нерфинов не было в сценарии, — сказал Вард.

— Знаю. Я хотел убедиться.

— В чем? В том, что для Магистра жизни людей — разменная монета? Ты болван, если не понял этого раньше.

— А что ж ты сам так долго воевал за Орден, если он — сосредоточие зла? Ты ведь пошел против Магистра, только когда на тебя самого надавили. Ты лицемер, Вард. Слышал я, как ты выступал перед горожанами. Дескать, Ордену на простой люд плевать, а вот мы о каждом позаботимся. Но ведь на самом деле ты только о собственной шкуре печешься.

— Это не значит, что я не позабочусь о тех людях. Мы в одной лодке и, да, помогать друг другу нам выгодно.

— Посмотрим, куда твоя помощь их приведет. Помню, в былые времена ты меня братом называл. А теперь сделал из меня предателя.

— Ну что ты переживаешь?! — с ухмылкой сказал Вард. — Орден только этого и достоин.

— Магистр — да. А Орден... я ведь делал хорошее дело там. Спасал людей.

— Сейчас я заплачу... Если мне не придется тебя убить до того, как ситуация в Карионе разрешится, я отпущу тебя на все четыре стороны, обещаю. Начнешь новую жизнь в дальних краях. Ты радоваться должен, что предал всего лишь Орден, а не меня. Они-то в конце-концов махнут на тебя рукой и откажутся от мести.

— Мстительность — плохая черта, — сказал генерал. — Жажда мести лишает рассудка.

— Да. Но я расплачиваюсь с предателями не потому что хочется, а потому что надо. Проявишь слабость — и дело долгих лет рассыплется, как песчаный замок на ветру. Кстати, вот тебе поучительная история. Был в моем отряде паренек, Грир. Присоединился сразу после того, как мы против Ордена выступили. Тогда много волонтеров было. Мы принимали всех — каждый солдат был дорог. Конечно, в основном это был сброд, надеявшийся быстренько разграбить пару городов и раствориться в ландшафте. Грир был другим. Сынок зажиточного крестьянина. Очень образованный — умел писать, читать и считать до ста, — голос Варда истекал сарказмом. — Вот и надумал, что, дескать, мой скромный отряд — его призвание. Он пришел в холщовой рубахе и штопаных штанах. Я позаботился, чтобы ему справили снаряжение, кольчугу, оружие. Наставлял его и выслушивал его бредовые размышления о сущем. И как раз перед началом боев этот ублюдок ушел к орденским. Даже, болван, письмецо оставил — прости-прощай, вдруг увидел порочность наших путей. Я тогда, честно говоря, взбесился. Сколько денег и времени было потрачено на неблагодарного ушлепка! И быстренько сварганил утечку информации для Ордена. Дескать, злодейский план Варда — внедрить шпиона в доблестные войска под видом перебежчика. Твои и поверили, — Вард хохотнул. — Грира пытали так, что он во всем сознался, а потом повесили на дубе у дороги.

— План, конечно, хитрый, — устало сказал генерал. — Но, прости, мерзостный.

— Как же иначе... Но ты не уловил мораль. Я позаботился, чтобы новобранцы об этой истории узнали, и — веришь — ни один после того не переметнулся к вашим.

— Интересно, сколько после этого дезертировали в спешном порядке...

— Тоже ни один! Мы ведь не регулярная армия. Я объявил, что любой может уйти, если вдруг захочет. Только обязан сдать оружие и, естественно, держаться подальше от орденских.

— И ты действительно позволил людям уйти? Не посылал за ними следом своих головорезов с кинжалами?

— Чего там. Сам с кистенем бегал, — сквозь застывшее на лице Варда выражение глумливой веселости проступила мрачная печаль, будто недоверие генерала действительно задело его. — Однако давай-ка отложим наш диспут о морали. Бедняжка Зандра еле на ногах держится, да и Невен, того и гляди, стоя заснет.

Действительно, весь их разговор я слышала, как через ватную стену. Опустив голову, я смотрела вниз. Пушистый ковер казался таким мягким и удобным, вполне подходящим, чтобы упасть на него и уснуть...

— Я провожу Зандру к постели, — Эдан любезно предложил мне руку.

— Я тебе яйца оторву, — Невен оттолкнул его

Мне удалось лишь вымученно улыбнуться.

Под весьма невежливый смех Варда, мы вышли из кабинета. Эдан, к счастью, на слова Невена не обиделся и все же показал нам дорогу. Казалось бы, раньше я неплохо знала планировку комнат, но теперь, когда в коридорах и залах толпились люди, особняк выглядел совсем по-другому.

Отовсюду доносился многоголосый гул. Где-то упорно ревел младенец, за закрытыми дверями то ли спорили, то ли веселились.

Я встряхнула головой, отгоняя оцепенение. Не хватало еще заснуть на ходу.

— Ингер обалдел совсем, чтоб я поперся испытывать какое-то его зелье на гераго?! Пусть сам попробует! — громкая реплика донеслась из-за угла коридора.

Я вздрогнула.

— Ингер? Что с ним?

— Вард назначил его комендантом старой базы, — объяснил Эдан. — Ну, помнишь, бывший храм еретиков под землей.

— Помню...

Значит, я ошибалась! Шпионом был не Ингер! Но кто? Кровь указала на кого-то другого? Счастье еще, что это не Невен.

Я нашла его руку и сжала. Просто для того, чтобы почувствовать, что он рядом.

— Мы уже пришли, Зандра, — ласково сказал он. — Иди спать. И ни о чем не беспокойся.

— Может, нам стоит проследить за этим? За ее спокойным сном? — развратно улыбаясь, сказал Эдан.

— Прекрати. Ты не понимаешь, что ее ждет. Запомни, Зандра, ничего не бойся и оставайся спокойной.

— Я спокойна.

Мы попрощались без слов. Одного мимолетного взгляда оказалось достаточно.

Я развернулась и вошла в небольшую темною комнату. Судя по обстановке, это была та же самая, в которой я ночевала раньше. Значит, за узкой дверцей скрывается ванная, и можно смыть грязь и кровь перед сном. Так и сделаю, только вот на миг прилягу. Нужно распрямить спину. Вот так... хорошо... Интересно, что имел в виду Невен? Он так попрощался, будто давал напутствие перед боем. Почему?

С этим вопросом я и уснула.

Мне снилась булочная. Небольшая, вся пропитавшаяся запахами ванили и корицы. Свежая сдоба и кирпичики черного ржаного хлеба лежали на прилавке. Здесь был и хлеб с тмином, и выпеченный на листьях аира, и крошечные румяные булочки на один укус, и золотистые пирожки, и корзиночки с кремом. В воздухе, как сладкий туман, кружилась сахарная пудра.

Я шагнула к прилавку — но, вопреки ожиданиям, не приблизилась к нему. Проклятье! Я пошла быстрым шагом, потом побежала. Расстояние между мной и выпечкой оставалось прежним.

Задыхаясь, я остановилась. Похоже, мне просто не разрешают подойти. Я поежилась — возникло ощущение, что на меня неприязненно смотрит невидимый хозяин булочной.

Ну что ж, если двигаться нельзя, то и не буду. Я скрестила руки на груди и стала разглядывать лежавшую на прилавке сдобу, словно только это меня интересовало. Стоять и глазеть я могу долго. Насладившись видом разнообразных пирожных, лежавших на деревянном подносе, я лениво обвела взглядом все помещение. Запрокинув голову, посмотрела наверх и заорала от ужаса.

Под потолком раскачивались мертвые освежеванные змеи. Будто услышав мой крик, одна из них сорвалась. С омерзением стряхнув с себя ее тугие кольца, я отбросила ее подальше... и только тогда поняла, что это никакая не змея. А просто цепочка сарделек, плотных, аппетитных. Стоило мне потянуться к ним, как сардельки исчезли. То ли уползли, снова став змеей, то ли просто растворились в воздухе. Была ли это ирония невидимого хозяина или его раздражение?

Мои размышления о сардельках были прерваны звуком тяжелых неторопливых шагов. Оглянувшись, я увидела выходящего из-за прилавка детину. Он был на голову выше меня и в ширину почти такой же, как в высоту. На щекастом лице застыло выражение крайнего добродушия. Одет он был во все белое. Поначалу я приняла его за булочника, но, остановившись напротив меня, детина ловко выудил из воздуха мясницкий разделочный нож.

Я подумала, что сейчас его блестящее лезвие вонзится в меня, но нисколько не испугалась. Скорее, мне было любопытно. Как будто я смотрю незнакомую пьесу в театре.

Детина в белом вознес нож, торжественно задержал его на пике размаха и со всей силы воткнул клинок в собственный пухлый живот. В низ живота. И медленно, с усилием повел вверх, вспарывая свое тело и нарядную белоснежную рубашку. Отрезанные пуговицы с сухим стуком падали на пол.

Детина довел разрез по середины груди и выдернул нож. Алые капли веером брызнули в воздух. Мясник снова воткнул в себя нож и провел еще один разрез, наперекрест первому. Потом он отбросил нож. Погрузив пухлые белые пальцы в рану, он потянул в разные стороны. Кишки и покрытые слизью органы вывалились из разверстого чрева. Кое-что шлепнулось на пол, а печенка закачалась на уровне колен, как чудовищный маятник.

На краях раны, под светлым слоем жира краснело мясо — теплое парное мясо. Мой рот наполнился слюной. Я смотрела на несчастного и видела в нем только мясо, которым можно наполнить желудок.

Негромкий низкий стук заполнил булочную. Стук сердца... только не моего. Осознание этого помогло мне разобраться и с чувством голода. Оно тоже было не моим.

Чужой пульс заколотился так, что у меня заложило уши. Распотрошенный детина шагнул ко мне.

— Не смей!

Но где там, остановить его я не могла. И пошевельнуться не могла. Противный липкий страх сковал мышцы.

— Нужно оставаться спокойной, — напомнила я себе напутствие Невена.

Оцепенение как рукой сняло. Я отпрыгнула в сторону и вышмыгнула в очень кстати подвернувшуюся дверь.

И оказалась, по всей видимости, в борделе. Здесь царил дымный полумрак, на столиках, среди кружек и бутылок, извивались полуголые танцовщицы. Несмотря ни на что, тут было уютнее, чем в булочной. Во всяком случае, напряжения в воздухе не чувствовалось. А на то, что лица у девушек меняются при каждом их движении, можно было не обращать внимания.

Я уже приметила себе уютное кресло в темном углу, как вдруг, то ли пол заведения провалился, то ли потолок упал. А вернее, меня бросило в следующий сон.

Мгновение я будто застыла в воздухе, глядя на белую паутину. Тонкие пересекающиеся линии, казалось бы, ничего особенного. Но даже в булочной я не испытывала такого ужаса. Ужаса и ненависти. Бессильной и оттого особенно яростной.

Я знала, что эти чувства не мои, не могут быть моими. Но злоба текла во мне, как кровь, и ледяное отчаяние поселилось там, где сердце. Безнадежность казалась овеществленной, она причиняла физическую боль. Я едва могла дышать, на глазах выступили слезы.

Чтобы покончить с этой болью, нужно было сделать одно из двух — убить или умереть. Но я не могла.

В следующий миг ткань сна порвалась. Я вынырнула в реальность рывком, как ловец жемчуга, который стремится к воздуху и свету. Только мой улов состоял из мутных образов и чужих страхов.

Глава 24

Доктрина молчания

Я проснулась, задыхаясь от ужаса. Кто-то втиснул мне в руку стакан с ледяной водой. Я сделала несколько глотков благословенной влаги и лишь тогда пришла в себя настолько, чтобы взглянуть на того, кто дал мне питье. Это был Вард. Его лицо, освещенное пламенем единственной свечки, выглядело очень усталым.

— Невен заставил меня посидеть с тобой, — командор улыбнулся. — Первые ночи для Охотников тяжелы. А уж теперь тем более. Слишком многим в этом городе снятся кошмары.

— Ничего, я в порядке.

— Ты храбрая девочка, Зандра. Точнее, просто не умеешь жаловаться. Знаешь, я тут почитал на досуге, — Вард указал на потрепанную тетрадь, лежавшую на столике у кровати. — В Гестерне тебе пришлось пережить страшные вещи.

Я пожала плечами:

— Это не было так уж плохо. Пожалуй, когда я узнала тут, что Орден собирается допрашивать моих родных, было хуже.

— Понимаю.

Он погладил кожаную обложку моего дневника. Наверное, я должна была разозлиться, что он рылся в моих вещах и без спросу читал мои записки. Но я чувствовала лишь облегчение. Некоторые слова остаются слишком тяжелыми, пока их кто-нибудь не прочтет.