Несущий разумное

Так я хлопотал около Горга, минуты три, пока меня не окликнул незнакомый голос.

— Пушу тайфэ! Я рад, что путь моего каравана пересекся с вашей дорогой!

А это видимо и есть главный в караване. Богатая одежда, с пестрой вышивкой. Бобровая шапка, сапоги отличной выделки. Возраст близкий к пятидесяти. И если бы не излишняя худоба, то хоть портрет типичного купца с него рисуй.

— Да будет легок ваш путь, как утренний ветер. — Привычный и отточенный до совершенства жест благословения срывается с рук сам собой.

— Наша охрана доставила вам неудобство? — Он излишне вежлив. А! Понял. В этом мире в законах действует понятие вира. То есть денежный штраф — компенсация. Которую пострадавший может потребовать. А так как старший тут купец, и он нанял этих охранников... То я могу потребовать с него денежную виру, за неуважение к сану.

— Не беспокойтесь. Этот воин. — Тут я конечно сделал мальчишке комплимент. — Уже достаточно наказан за свой длинный язык.

— Да, Ивар мне сказал, что Горг крепко сотрясся головой. — Явно расслабился купец после моих слов. Он понял, что я не собираюсь трясти с него деньги.

Вот странно вроде, как может бродячий монах требовать что-то от купца с вооруженной охраной. Но я знал, что в "своем праве" как жреца. И не прикажет купец меня отогнать или избить. Охрана не подчинится. Все же в этом мире в отличии от Земли, люди искренне верили в богов. Правда, надо признать, что их вера была подтверждена материально. Когда раз в несколько веков к тебе "заглядывает" Темный Властелин, это способствует популяризации веры и её искренности.

— Не желает ли жрец пресветлого Неба. — Обратился ко мне уже знакомый купец, когда мы погрузили Горга на одну из подвод. — Присоединится в своем пути к нашему каравану?

— А куда вас ведет путь прибыли уважаемый? — Это не было с моей стороны ехидством. Прибыль тут вполне почитаемый атрибут бога Вайю и не является предметом для шуток.

Да-да. Именно бог ветра и неба, тут считается покровителем купеческих караванов, впрочем ничего странного в этом нет. Вайю вообще благосклонен к любому из путников. Отсюда и явное желание заполучить меня в свои повозки у купца. Ведь по поверью присутствие жреца Неба в караване: к большой удаче!

— В Пол Кальту. — Хм-м-м, город далеко на севере в Торговой республике.

— Нам не по пути, но дня три я могу последовать рядом с вами.

До перекрестка с западным трактом, наш путь совпадал. Так почему бы и не скрасить свое одиночество, которое меня сказать по правде изрядно напрягает.

— Даже такая малость, будет для нас радостью! Приглашаю вас в мой личный воз, там удобнее всего.

— О! Извините уважаемый. Но не могу принять вашего столь щедрого предложения. Я иду свой путь босиком, отмеряя дни пути своими ступнями. Такова моя доля, такова моя служба.

Мы еще немного поболтали с Оскас Шали, тот и правда был очень рад тому, что я согласился идти с его караваном. Оказывается, этот участок тракта пользовался дурной славой. И, не из-за разбойников, а из-за близости лихолесья. Не только возницы, но и сам купец изрядно нервничал, поглядывая на лесную стену, что высилась с лева от тракта.

Я тактично умолчал о том нюансе, что сам вышел из этого "лихолесья" или иначе — "проклятого леса". И что ничего проклятого в нем не было и раньше, а сейчас, когда я забрал горже Тьмы, то и подавно. Но чем дольше люди будут сторонится этих мест, тем дольше не узнают, что некий жрец Неба, разбил черный камень, тем лучше. А то дойдет такая весть до человека знающего и тот начнет любопытствовать, кто, зачем, почему, а главное для чего? А мне это совершенно не надо!

Шагал я рядом с возами, и замечал, что моё присутствие, и правда сильно влияет на настроение всех людей в караване. Как хорошо, что они не знают, кто на самом деле носит одежды служителя Вайю. Тут бы многих удар хватил, разгляди они во мне орка, да еще и близ проклятого леса. Эта, столь простая мысль, вызвала неподдельную улыбку на моем лице.

Телеги запряженные волами двигались медленно. Мне не составляло никакого труда шагать рядом. То и дело ко мне подходили возницы и просили благословить их. Как же хорошо, что тут не придумали такой "вещи" как исповедь. Я бы наверное замучился выслушивать столько народа. А тут все просто, пара жестов, одобрительная улыбка, доброе слово и все. Главное все это делать, с видом преисполненным собственной значимости. Мне это удавалось легко, благо у меня было время натренироваться на жителях Лесной.

— Пушу тайфэ! — С соседней повозки зовет меня Горг.

— Да, юноша? — Надо сказать, что мальчишка в точности выполняет мои распоряжения о покое.

— Вы простите меня, за дерзость? — И взгляд полный покаяния.

Ага! Как же, знаю я такие взгляды. Как хамить так он первый и если бы сошло с рук, еще бы и рассказал всем, как он смел, как он "крут", что даже служители Неба разбегаются от его коня. Что сказать — мальчишка.

— Небо простит! — Понимаю, что жестоко, но чем четче его юный разум поймет связь между поступками и воздаянием за них, тем лучше. Нет, я не фантазировал, что смогу его изменить, но хоть маленький камушек, на весы его характера, положить могу.

— Я... — Он явно пытается оправдаться.

— Вот не отягощай свой поступок ложью. — Укоризненно качаю головой. Сейчас он попытается меня убедить, что не разглядел мои лазоревые одеяния. Ага, сейчас, нашел легковерного. Мне просто скучно, поэтому я и вожусь с ним, а не игнорирую. — Все ты видел, ведь так?

— Видел. — Его покаяние доходит до слез, что навернулись на глаза. Разжалобить пытается.

— А даже если бы и нет. Разве не мог ты объехать одинокого путника. Или тракт слишком мал, что бы разъехался такой богатур, как ты — Горг, по широкой дороге, с путником одиноким? Плохую дорогу построили предки? — И навис над ним, вперив суровый взгляд прямое ему в переносицу.

— Нет. — Не ожидавший такого давления, юноша пытается закопаться от меня в сено, на котором лежит.

— Что нет!? — Мне надо себя как то развлечь, так что терпи малыш. Орчья ментальность иногда требует к себе внимания. Ну хотя бы вот так, безобидно но над кем-нибудь поиздеваться.

— Хорошую дорогу построили предки! — Ага понимает, что охай он дорогу, то духи пути ему бы это не простили. Не ведаю, есть ли и правда такие духи, но он в них верит, и этого достаточно.

— Так тебе одиноких и беззащитных путников пугать нравится!? — Шиплю я, брызгая слюной для пущего эффекта, прямо ему на лицо. — Может ты тайно Темному поклоняешься? Ибо его слуги любят унижать и пытать! — Его лицо белеет как мел. — Отвечай! — Неожиданно кричу на него.

— Неееет!!! Не поклоняюсь! — В испуге он орет фальцетном. Еще б такое обвинение да от служителя богов услышать.

— Лежи, лежи. Верю. — Хватит с него. И так до нервного срыва довел мальчонку. — Верю, что просто помутнение на тебя нашло. Что гордыня обуяла. Но верю, справишься ты с ней. А сейчас лежи, тебе вставать нельзя.

Так, не хитро удовлетворив свои низменные порывы, я оставил молодого воина в одиночестве.

В принципе, двигаться вместе с повозками, было даже медленнее чем я мог бы идти пешком. Но покидать караван, в мои планы не входило. Я наблюдал, оценивал, сравнивал людей этого мира с людьми Земли. Манеры, мимика, поведение, реакции.

Больше всего на землян, походили купцы. Их поведенческая мотивация и реакции на внешние раздражители, очень напомнили мне торгашей, что в огромной массе мне пришлось наблюдать в прошлой жизни. Наверное, это можно было предположить изначально, все же основная мотивация у всех торговцев одинакова — деньги. И отсюда и идет это сходство. Посему легче всего я сошелся с главным купцом каравана, мастером Шали.

Он как раз был в том возрасте, когда начинают задумываться о душе. Любую свою свободную минуту, он старался проводить рядом со мной. Сперва меня это изрядно напрягало, я боялся, что чем больше буду говорить, особенно о вещах метафорических, то тем быстрее все поймут, что я никто иной, как самозванец. Но оказывается, та чаша знаний, о религиях, культах и прочем — похожем, что размещалась в моей голове, позволила так убедительно, для местных, вешать лапшу им на уши, что...

Что привело к непредвиденным последствиям. Каждую стоянку, на которой останавливался караван, все люди собирались у костра, и слушали мои проповеди. О чем я рассказывал? Все просто, переложил на местный лад несколько историй о Ходже Насреддине. Конечно обернув их дополнительно в одеяния веры. И надо сказать — угадал!

Через три дня пути, вместе с караваном, что следовал в торговую республику, я преодолел только две трети из намеченного пути. Из-за медлительности волов, мы проходили не больше сорока километров в сутки. Но меня это утраивало. Ведь я никуда не спешил, три, четыре дня задержки, не играют никакой роли в моей миссии.

Тракт и правда оказался оживленным. Стоило нам оставить позади лихолесье, как не проходило и часа как нас кто-нибудь не обогнал или не попался на встречу. И каждый такой встречный, видя мои одежды просил благословения. И все пытались меня чем-то одарить. Иногда я даже жалел, что выбрал себе имидж жреца-аскета, а те не принимают дары. Обидно. Но образ "идейного" служителя давал и много положительного.

И положительное это явственно читалось в отношении местных. В качестве примера можно привести встречу с любым путником идущим на встречу. Сперва они замечали мои одеяния. И на лице проявлялось что-то вроде облегчения и долга. То есть, каждый встречный считал своей прямой обязанностью подойти и попросить у меня пожелать ему попутного ветра и легкой дороги. Что в принципе понятно. Но, этот их порыв не был, что называется от души. Это было как привычка. То, что положено делать потому что положено! И все. Ну, как в оставленном мной мире "посидим на дорожку". То есть не подойти к жрецу Неба и не испросить благословения, было примерно тем же, как перейти дорогу черной кошке. Суеверие, что-то пустое внутри. Но, как только путники приближались ко мне на достаточное расстояние, что бы увидеть, что я игнорирую возы, что иду пешком когда могу ехать. Как только замечали, что путь свой я прохожу босиком. Босиком по каменной мостовой, ранней весной, когда не редок холодный дождь, по грязным лужам. И тут же, как по мановению волшебной палочки, отношение к такому "обязательному" процессу как "благословение пути" от служителя Неба, превращалось в нечто иное. Не простого жреца видели во мне местные, Жреца, с большой буквы. Того, кто истово служит. И просьба их из простой обыденности превращалась в искреннюю мольбу о напутствии. С не менее искренней благодарностью, по получению требуемого.

Надо сказать, что возницы и воины, что служили у Шали, очень быстро привыкли к моему присутствию. Они даже гордились, что к их каравану, к ИХ! жрецу, подходят люди. Чувствовали некую сопричастность, что ли? Как это по человечески, "прислоняться" к чужому успеху и популярности, "примазываться" как сказали бы на моей родине. В этом было одно из отличий людей от орков. Орки бы не стали такого делать. Для них это не понятно. Они просто бы побили более популярного, если тот их слабее или подчинились бы ему как вождю, если тот оказался сильнее. Не в привычках орков создавать себе кумиров. Их место в их ментальности занимает Темный Владыка и его Глашатаи. И если посмотреть на эту разницу, то можно назвать орков даже более практичным видом, нежели людей!

Чем больше времени я проводил в привычной среде, среди людского гомона, тем больше свыкался со своей ролью. Но, по какой-то причине, несмотря на свою внешность, не смотря на окружение состоящие из людей, я ощущал и чувствовал себя именно орком и никем иным. С этим связано и мое выражение лица, при благословениях. Его все окружающие, почему-то принимают за сосредоточенность и одухотворенность, а на самом деле, я просто сдерживаю позывы смеха. Надо признать, что приходится прикладывать поистине нечеловеческие, нет не правильное слово, ведь я не человек... О! Титанические усилия! Вот так правильнее, поистине достойные титанов усилия, что бы не рассмеяться в голос. Орк несущий людям слово и дары божественные. Думаю, что окружающие ни в коей мере не разделили бы моего веселья, узнай правду, так что приходилось все держать в себе. И ведь даже в одиночестве не посмеяться над своими мыслями, тут в ходу такая поговорка есть "смех без причины признак дурачины", ага, один в один как и у меня на родине бывшей, слово в слово. Видимо народная мудрость не ведает межмировых преград...

Юноша, которого я довел до сотрясения мозга уже вполне оправился, но я из вредности не отменял ему постельный режим. Хоть и зажило на нем все гораздо быстрее чем на собаке. Но пусть помается бездельем, в его возрасте, ничего не делать, это пытка хуже розг, я имею ввиду по настоящему ничего не делать, а только лежать и пялится на небо. О чем я ему прочел целое нравоучение, по смыслу близкое: оскорбил слугу Вайю, лежи и смотри, как укоризненно и хмуро разглядывает тебя Небо. А с учетом того, что все эти дни погода стояла дождливая и небо заволакивали свинцовые облака, от горизонта до горизонта, то надо признать, моя проповедь проняла мальчонку до всей глубины его души. Ничего, ему полезно, может из спесивого подростка в результате моего вмешательства вырастет, что-то путное. Тем более, Горг не был злым, он просто был самым младшим, и думал, что если будет вести себя как можно более нагло, то его будут воспринимать как более взрослого. Сжалился и прочел ему лекцию по психологии. Разумеется обернув её в притчу о молодом Насреддине. В которой доходчиво поведал юноше, что наглые и вызывающе ведущие себя мальчишки, у взрослых людей вызывают не уважение, а совершенно обратную реакцию. Вроде понял. Тем более, с каждой нашей беседой Горг все больше проникался ко мне доверием и на третий день вообще смотрел на меня как на своего духовного наставника. Что совсем не входило в мои планы и я предпочел отдалиться от мальчишки, сведя общение с ним к минимуму.

Клонился к закату четвертый день нашего пути. По уверениям Шогу это была последняя ночевка под открытым небом. Дальше пойдут более населенные и цивилизованные земли, с трактирами, постоялыми дворами и прочей дорожной инфраструктурой. Впрочем меня это не сильно волновало. Даже не знаю, а лучше ли койка в постоялом дворе, чем охапка сена и ветки елки как крыша. Оркам все равно, мы не привередливые.

Я уже устраивался спать, нарвал мха на подушку, выбрал кочку посуше, да елку по "шерстистей", только все это сложил в подобие домика, в котором буду спать. Едва устроился, как вдруг, услышал тихий вскрик , а вслед за ним резкий шорох и едва заметил какую-то неясную тень, что метнулась от одной из повозок в лес.

И что-то, в этом таком тихом вскрике было такое, что у меня волосы встали дыбом, а душа ушла в пятки. Так выдыхает смерть. Смерть чуждая, неожиданная, неестественная, насильственная. Так вскрикивает спящий, когда его грудь пробивает меч неожиданно напавшего.

Я вскочил на ноги и увидел, что несущий стражу собронат Ивар, что собирался нести вечерню стражу, так же поднялся на ноги. Воин поднялся неторопливо, расслаблено, так казалось со стороны, но я заметил, как текучи его движения, как напряжены кажущиеся расслабленными мышцы. Ивар выпрямился, и тут же сместился в тень, одновременно, единым отработанным многолетней практикой движением обнажив меч.