Королева милостиво склонила голову. В отличие от герцогини де Альбы с другой стороны кареты, она не билась в истерике. И, подумал я, в отличие от герцогини де Сеговии — та, похоже, двухсотый. Пуля из пистолета раненого мной Диего де Нороньеса угодила ей прямо в сердце и тонкая струйка крови из дырочки над декольте сочилась ей на платье. А Саша, повинуясь моему знаку, начал:

— Всё кончено. У них шестнадцать двухсотых и двое трёхсотых — один, гад, хотел уйти. Двое наших ранены, точнее, у них синяки, там, где пуля попала в бронежилет. Те, суки, подождали смены нашего караула, и выстрелили залпом по тем лошадям, на которых ещё сидело по всаднику. Четверо из охраны, твари, похоже, моджахеды. Среди испанцев — семеро, судя по всему, убиты, а если эта убита — он показал на Марию де Сеговию, — то восемь, и восемь раненых. Ты-то как?

— Да жив, похоже, и тоже с синяком, по той же причине. Хорошо пуля прошла по касательной, а то, наверное, срубила бы и поломала ребра.

Я перевёл наш разговор королеве и попросил разрешения вызвать врача. Она кивнула.

Лена Смирнова и двое из нашей "морской пехоты", с фельдшерскими навыками, осматривали раненых и убитых — Лене, увы, пришлось тяжелее всего — ей достались все дамы, начиная с королевы. Впрочем, кроме небольшого шока и и нескольких капелек крови, испачкавших одеяло (даже не её платье), с ней ничего не было — Маргарита держалась молодцом. А вот Сильвия де Альба и многие другие бились в шоке — хотя, кроме Марии де Сеговии, убита была лишь одна дама — графиня, чей титул я успел позабыть, и раненых не было вовсе. Ребята же осмотрели тех из охраны, кто был убит или ранен бандитами, а также самих бандитов. Действительно, выжили только двое из последних.

Один из раненых был ни кто иной, как Родриго де Нороньес, брат Диего, другой же — известный нам бандит, который стрелял в меня. Оказывается, я только ранил его, стреляя беспорядочно из 'Кольта'. Что натолкнуло меня на мысль о постоянных тренировках в стрельбе. Хватит уже быть тюфяком, пора браться за обучение. Саша Сикоев отвлёк меня от размышлений, спросив:

— Лёх, а не пойти ли мне поговорить с этим Родриго?

— Ты ж испанского не знаешь.

— Не говорю, но понимаю, всё-таки я португальский знаю. А Витя Мальцев знает испанский — он будет вопросы задавать. А ты пойдёшь?

— Хотелось бы, да лучше уж останусь с королевой. Всё равно нам лучше вернуться в Эль Ронкильо — деревню, где мы только что были. Заодно и трактирщика надо поспрошать — понятно, что среди охраны были предатели, но каким образом они дали понять бандитам, где и когда мы будем?

— Будь спокоен, выясним и это, ты пистолетик свой перезаряди, мало ли.

Кое-как протёрли кровь натекшую на пол кареты, и Лена села на место, где только что сидела Мария де Сеговия — тело последней перекочевало в одну из карет сзади, вместе с телами других погибших испанцев. Мёртвых бандитов мы обыскали и бросили на обочине — потом придут из Эль Ронкильо и зароют их. Я на всякий случай заснял их рожи — думаю, их можно будет опознать. И мы отправились обратно.

Вскоре Саша пришёл с результатами допроса, которые я почти синхронно переводил королеве.

— Значит, так. Мать де Нороньесов — из мориско, фамилия Альмодóвар. Они с детства воспитывались практически мусульманами, вот только их не обрезали, чтобы не привлекать внимание. Прадеда за заслуги при реконкисте сделали испанским дворянином, поэтому никто не вспоминал, что они мориски. Одна из служанок трактирщика — тоже из мориско, замужем за христианином, почему её не изгнали из Андалусии. Она и передала Гийермо де Альмодовару, главарю шайки, что поезд королевы в Эль Ронкильо. Остальное, что называется, дело техники. В планах было захватить королеву и как можно больше грандесс, остальных можно было убивать. Марию де Сеговию изначально собирались убить, и выстрел был не случайным, потому, что её дядя-инквизитор был одним из тех, кто добился изгнания морисков.

— Так, — сказала королева. — Значит, правильно изгнали всех морисков. А вы как думаете, дон Алесео?

— Не знаю. Но может быть, не стоило заставлять морисков говорить по-испански, и тем более забирать их детей из семей и отдавать на воспитание монахам, возможно, тогда и не было бы восстания.

Сильвия де Альба открыла было рот, чтобы возмутиться, но Маргарита подняла руку, остановив её. Подумав, сказала задумчиво:

— Может, вы и правы, дон Алесео. Ведь до восьмидесятых годов не было ни одного восстания с самой Реконкисты. Да и бандиты на дорогах появились совсем недавно.

В Эль Ронкильо мы похоронили убитых, оставили раненых на попечение местной церкви — гонец поскакал в Севилью для того, чтобы их забрали — и поехали дальше. Охрану поезда переняли наши ребята. Дорога была длинная, но ничего примечательного не произошло, и шестнадцатого марта наш поезд наконец-то въехал в Эль Эскориал.

5. Вся королевская рать.

Филипп принял нас вежливо, но сдержанно, и даже несколько удивился, почему это мы с Леной находимся в карете Её Величества. Но, поговорив с ней, его отношение к нам резко изменилось — он не только стал весьма дружелюбен, но и наградил всех нас — меня сделали Рыцарем Алькантары, моих "грандов" — Рыцарями Калатравы, моих "идальго" — Рыцарями Сантьяго. Для этого, король устроил в честь нас огромное пиршество, где поблагодарил нас за то, что мы не единожды, но дважды спасли жизнь Её Королевского Величества.

Но сначала я вручил ему верительные грамоты — написанные, впрочем, мною же с помощью испанок и напечатанные на принтере, но смотревшиеся весьма импозантно, а также рекомендательные письма из Новой Испании и Чили.

Его Католическое Величество Филипп III и его премьер-министр, Франсиско Гомес де Сандóвал, герцог Лерманский, прочитали письма, переглянулись, после чего герцог сказал:

— Ваше превосходительство, мы доверяем мнению людей, от которых мы получили письма. Сеньор Альтамирано уже информировал нас о вашем предложении покупки определённых испанских земель. Мы решили, что это можно будет обсудить при соблюдении определённых условий, и за строго оговорённую сумму серебром или золотом. Надеюсь, у вас найдётся время в конце этой недели?

Перед банкетом нас приняли в соответствующие ордена — меня принимал лично Филипп, по совместительству гроссмейстер одена, надевший цепь с крестом на мою шею и ударивший меня потом мечом по спине. Других принимали гроссмейстеры соответствующих орденов. И вот мы стали Очень Важными Людьми в испанском королевстве — сомневаюсь, что какой-нибудь де Молина когда-нибудь ещё рискнёт мне нахамить...

На банкете мы оказались не только рядом с различными грандами — большинство из которых решило, что с нами выгоднее дружить, а враждовать с нами не захотел никто. Более того, недалеко от себя я увидел старых знакомых — Хуана Альтамирано и графа Исидро де Медина и Альтамирано. Мы очень тепло поздоровались, и договорились встретиться позже на неделе.

А ещё мне довелось познакомиться с Великим Инквизитором, Фернандо Ниньо де Гевара. И вот здесь я впервые понял, что если мне удалось договориться с Инквизицией в Новой Испании, то с этим дядей это может оказаться не в пример сложнее.

Ниньо де Гевара стал Великим Инквизитором в декабре прошлого года, но именно он активизировал ловлю и казни еретиков. Если во времена его предшественника за четыре года правления было казнено с полдюжины еретиков, то за три с половиной месяца с момента назначения Ниньо де Гевары таковых было уже более сорока, и многие другие дожидались своей участи. К этому нужно добавить десяток, которых не могли поймать и сожгли их чучело.

Но, как ни странно, Ниньо де Гевара проникся к нам, особенно после того, как я передал ему письмо от падре Лопе Итуррибе. Письмо, конечно, было адресовано просто "Великому инквизитору", но Ниньо де Гевара, прочитав его, сказал:

— Я знаю падре Лопе и доверяю ему. Если он пишет, что в ваших кораблях нет козней дьявола, то я склонен ему верить. А насчёт того, что вы православные — это почти что как католики, и я надеюсь, что русские отринут свою ересь и перейдут под омофор престола Святого Петра в скором времени. Но я должен вас предупредить — вы не будете распространять свою веру ни в Испании, ни в испанских колониях.

— Не будем, ваше преосвященство.

— Ну вот и хорошо. И ещё. Я напишу падре Агирре про вас — с требованием немедленно отозвать ту хулу, которую он возвёл на вас.

— Спасибо, ваше преосвященство.

— Но помните — никакой миссионерской деятельности, и никаких православных падре.

— Да, ваше преосвященство.

Так что и здесь прошло на удивление гладко. А вот Хуан де Суньига Флорес, архиепископ Севильский, смотрел на меня с неприкрытой враждой.

— Дон Алесео, моя племянница, герцогиня де Луго, много мне рассказала о вашей ереси и ваших поползновениях на честь Её Величества. Более того, она подозревает, что именно вы подстроили нападение мориско, и именно вы убили герцогиню де Сеговия, чтобы скрыть ваши грехи. И ещё вы заколдовали короля и королеву — иначе вас давно сожгли бы на костре.

Я пытался было поговорить с ним с позиции разума, но он плюнул в мою сторону и заскрипел:

— Речи твои речи диавола, и грех твой безмерный, О страшный грешник. Уходи с глаз моих.

Позднее на неделе, я спросил у Маргариты, кто он такой.

— Боюсь, что именно он будет следующим Великим Инквизитором. Он любимец Папы Римского — а это много чего значит. Впрочем, посмотрим. Я вас защищу, как смогу, если понадобится.

Через день, мне наконец довелось поговорить с премьер-министром о темах, интересовавших и меня, и его.

— Дон Алесео, испанская корона согласна продать вам Нижнюю Калифорнию, Тринидад и Барбадос за общую сумму в одну тысячу испанских фунтов золота, или пять тысяч испанских фунтов серебра. Граница в случае вашего согласия будет проходить от точки впадения реки Гранде в Море Кортеса на север.

Река Гранде меня несколько удивила, потом я вспомнил, что имелась в виду река Гранде.

— Хорошо, если и остров Монтаге в устье реки Гранде также будет частью сделки. Равно как и те острова в море Кортеса, которые находятся ближе к Нижней Калифорнии, чем к ближайшему берегу, который останется в составе Новой Испании. И если сумма продажи уменьшится до восьмисот фунтов золота.

— Насчёт последнего мы согласиться не сможем, но готовы предложить существенно расширить границы передаваемого вам — например, до острова Тибурон включительно, и всего, что находится к северу от этого острова. Но тогда — первоначальная сумма, тысяча фунтов. Половина испанской тонелады.

Подумав, я согласился. В одной Калифорнии золота, до которого несложно добраться, во много раз больше, чем эта сумма.

— Дон Франсиско, мы можем передать вам эти деньги в течение семи лет в Санта-Лусии.

— Хорошо, дон Алесео, я согласен. Но с ещё одним условием. Ваш флот, базирующийся на Тринидаде или Барбадосе, будет защищать близлежащие испанские колонии от пиратов, либо от кораблей любой другой европейской державы, если таковые начнут военные действия против Испании.

— Дон Франсиско, флот там появится не сразу.

— Тогда скажем, в течение десяти лет.

— Двадцати. И корабли Русской Америки получают немедленное право торговли во всех тихоокеанских и карибских портах Испанской Америки. И мы получаем немедленное право заселения Барбадоса. Конечно, в случае неуплаты, остров будет передан обратно Испании, со всеми постройками.

— Хорошо, договорились.

Вскоре документ о продаже был исправлен. Я посмотрел на условия и подумал, опять, как дурак, подписываю, не проконсультировавшись с адвокатом. Вскоре, скреплённый всеми необходимыми подписями, кроме места, где должна быть засвидетельствована передача золота или серебра (из расчёта один к пяти).

Я получил один экземпляр с подписью Его Католического Величества, и подумал, что кровь из носа, нужно будет найти эту сумму — одного серебра в Неваде и Аризоне не две с половиной тонны, а многие тысячи. Кроме того, мне были выданы бумаги о торговле и о заселении Барбадоса. Я всё-таки показал их дону Исидро, хотя я и не знал, можно ли ему полностью доверять. Тот на удивление дотошно прочитал бумаги и сказал:

— Я изучал юриспруденцию в Саламанке, и поверьте, дон Алесео, здесь и правда нет никаких подводных камней.

При этом его взгляд не увиливал — похоже, он говорил правду. Ну что ж, поживём-увидим.

Вскоре после этого, мы отправились обратно. Нам дали право пользоваться почтовыми лошадьми, а также снабдили каретами с возницами. Кареты, конечно, были намного менее удобными, чем те, на которых мы приехали в Эскориал, но ехали мы быстро, лошадей нам меняли на каждой почтовой станции, и утром одиннадцатого апреля мы прибыли в Кадис, ещё раз остановившись по дороге в Севилье. Но увы, после нападения морисков на поезд Её Величества, арабские бани успели закрыть. А ещё мы останавливались в Хересе, где мы продегустировали местные вина, которые оказались весьма незаурядными — некоторые даже лучше, чем те, которыми нас угощали тогда в Кадисе.

Пятнадцатого апреля пришла "Победа". По рассказам, на Бермуде был построен док для малых судов — для крупных необходимо было отметить фарватер для прохода в гавани. Ещё там остались "Маргарита", вооружённая теперь крупнокалиберным пулемётом и зенитным автоматом, и двенадцать человек — пока они будут патрулировать небольшой архипелаг, а также строить посёлок, который должен будет превратиться в город Новгород-на-Бермуде. Питаться они пока будут привезёнными консервами и овощами, а также мясом диких свиней, которых на островах великое множество.

А я попаду на Бермуду не раньше осени, подумал я, а то и через год. Планы возвращения в Калифорнию были таковы — обогнуть Южную Америку нужно будет в январе или феврале, тогда, когда там короткое лето, и редко штормит.

И семнадцатого апреля "Победа" наконец вышла в море. В Лиссабон решили не заходить — оказалось, что Португалия не так давно стала испанской провинцией, и пробудет таковой ещё сорок лет. Так что — здравствуйте, хмурые дни на Балтике, южное солнце, прощай...

6. Жовто-блакитная наглость.

Я не выдержал и попросил Ваню, чтобы хоть единым глазком увидеть Лиссабон. И вот, рано утром восемнадцатого апреля, мы увидели чудесный белый город, поднимавшийся вверх по крутому берегу.

Я когда-то читал, что землетрясение в восемнадцатом веке полностью уничтожила исторический Лиссабон, и что от него остались всего два здания. Так что та панорама, которую мы видели с воды, была абсолютно неизвестна в моё время. Подумав вскользь, что придётся приехать сюда ещё раз, чтобы всё-таки посетить город, я дал отмашку, и "Победа" пошла дальше.

Как ни странно, мы напугали местных рыбаков намного больше, чем кадисских или сальвадорских — при виде огромной по тем временам "Победы" десятки рыбацких лодок устремились обратно в порт. Я тут подумал: а что нас бояться? Мы белые и пушистые.