— Доченька моя любимая, моя ягодка сладкая, солнышко, сейчас, — шептала Вера, целуя Златовласку. — Больше мы с тобой никогда не расстанемся, я тебе обещаю, — Вера медленно опустила Златовласку на пол и посмотрела счастливыми мокрыми глазами на офицера. — Спасибо, гражданин капитан, — ее голос дрожал от волнения. — Что я должна сделать для вас?

— Для меня? — удивился капитан и переглянулся с сотрудницей. — Ничего. Вы будете просто жить в этой квартире.

— Просто жить? Это все?

— Да. Пока все. Но есть еще особые условия. С вами будет находиться Аделаида Герасимовна. Она будет вам помогать справляться с домашними делами. Вы должны выполнять ее указания. Они просты и касаются только бытовых вопросов. Без ее разрешения выходить из квартиры запрещается. Все, что вам положено делать и не положено делать, оговорено в инструкции. Аделаида Герасимовна ее вам покажет. Изучите инструкцию и строго выполняйте. Ваш паспорт и продуктовая карточка также будут находиться у нее.

— Вопрос разрешите, гражданин начальник?

— Я для вас уже товарищ капитан. Капитан Володин.

— Насколько я вас поняла, — смутилась Вера, — в лагере я была заключенной за колючей проволокой, а здесь я заключенная в красивой клетке за четырьмя стенами. Это так?

— Не совсем так. Вам будут разрешены ежедневные прогулки с дочерью в сквере, походы в театры, в кино, посещение магазинов. Но...

— Под присмотром Аделаиды Герасимовны? Вы это хотели сказать?

— Подружитесь с ней, Вера Ефимовна, — уклонился от прямого ответа офицер, — и вы не будете себя чувствовать скованными в своих действиях. Идет война, это вынужденные меры предосторожности, — офицер осмотрелся кругом. — Квартира большая. Места всем хватит. Где что находится, как пользоваться бытовыми приборами, вам покажут. Сегодня уже поздно, вам надо отдохнуть. Отдыхайте, Вера Ефимовна. Не думайте о плохом. Завтра вас осмотрит врач. Если понадобится — назначит лечение. Подойдет фотограф. Он сфотографирует вас с дочерью. Если вы пожелаете со мной поговорить, то можете позвонить по телефону. Номер найдете в той же инструкции. Есть еще вопросы ко мне?

— Больше нет вопросов, гражданин... товарищ капитан.

— Меня устроил ваш ответ. До свидания, Вера Ефимовна, — капитан приложил руку к фуражке и, уходя, многозначительно кивнул сотруднице...

Глава 21

Москва. Лубянка. Кремль

Берия Лаврентий Павлович был приятно взволнован. Он выполнил поручение товарища Сталина. Он разобрался с Арийцем — этим хитрым и опасным врагом. Он знает о нем почти все, и мало того — тот завербован. Подтверждение тому он держал в руках. Нарком доброжелательно посмотрел на заместителя, тот сидел напротив, и вновь прочел текст шифровки:

'Операция Olbricht вступила в завершающую стадию. Ариец подтвердил

желание сотрудничать. Его условия: предоставление гарантий жизни, здоровья жене и

дочери, оставшихся в России; возможность корректировки дат некоторых наступательных

операций на Восточном фронте. Первый шаг — готов передать достоверную информацию

о стратегических намерениях Англии. Жду дальнейших указаний.

Берлин. Альфред'.

Глаза Берии сверкнули. Он с любопытством посмотрел на генерала Юхимовича, отвечавшего за проведение операции, иронично заметил:

— А стратегическую информацию о планах немцев он не хочет рассказать?

— Такой информации нет, товарищ народный комиссар. Если будут поставлены конкретные задачи, то мы заставим его выполнить.

— Конкретные, говоришь? Садись, — Берия махнул рукой на вскочившего с места Юхимовича. — Пусть генштаб думает об этом. Нас это в меньшей степени волнует. Нас беспокоит больше Англия. Оплеуху получили хуже некуда. Этот шпик, завербованный военспец Гнедич, — Берия скривился, — одна фамилия чего стоит — гнида, еще живой?

— Живой, товарищ народный комиссар, но может помереть. Генерал Абакумов очень старается.

— Передай, чтобы не перестарался. Я сам буду на допросе. У меня пока нет полной ясности, зачем британской разведке понадобилась информация об операции Olbricht. Кроме того, не пойму, как его проглядела военная контрразведка?

Внутри сидел враг, а они не увидели, не почувствовали. Быть чекистом — это не пирожки лепить. Это полная самоотдача, это напряжение всех сил во благо нашей великой Родины, — с этими словами Берия так въедливо посмотрел в глаза генерала Юхимовича, что у того подскочило кровяное давление, заколотилось сердце, как будто его в чем-то обвинили и сейчас должна поступить команда 'Арестовать'.

Заместитель, теряя хладнокровие, дрожащей рукой достал носовой платок, промокнул капли пота, выступившие на лбу, неуверенно заговорил:

— Гнедича уволили перед войной, товарищ народный комиссар... в звании подполковника... с должности начальника телефонно-телеграфного отдела. Но он был оставлен на центральном узле связи в качестве служащего, техника-инженера. Не хватало специалистов. Вы же знаете... Ежов подчистил всех врагов народа. А этот по всем характеристикам — орден давай.

— Да знаю я об этом, — в сердцах негодующе хлопнул рукой по столу Берия и поднялся с кресла. Забегал по кабинету. — С ним понятно. Но как проморгали его сообщницу, телеграфистку 'зас' (засекреченная связь)? Туда по комсомольским путевкам берут, трижды проверяют.

— Не доглядели вражину, товарищ комиссар, — Юхимович также поднялся и вытянулся в струну, подобрав выступающий живот.

— Новые показания выбили из них?

— Живого места нет, кусок мяса. Присутствовал на допросе, но больше, чем в докладной записке, добавить не могу. Этот Гнедич занимался ремонтом аппаратуры и был вхож во все отделения и центры узла. Пообещав жениться на Журкиной Серафиме, раскрутил бабу на передок, та и сливала секретную информацию, что попадала в руки. Позже сведения обрабатывал и передавал в Лондон. Его засекли и схватили во время сеанса на чердаке одного заброшенного дома. Завербован перед войной, когда отдыхал на курорте в Ессентуках. Сидел тихо, пока не понадобился заморским хозяевам.

— Ладно, — глубоко выдохнул Берия, закрывая папку с документами, — нет времени мусолить этого Гнедича. Меня Иосиф Виссарионович ждет, — нарком распрямил плечи, приподнял голову. — Председатель Государственного комитета обороны не любит, когда опаздывают, а Гнедич, — Берия скривил губы, — пусть Абакумов разбирается дальше. Это его прорехи. То-то он не спешит к Первому. Обосрался жутко и сидит, как сыч, видимо, коньяк пьет в одиночку, — Берия снял пенсне, помассировал пальцами глаза: — Совсем забыл. Эту, Дедушкину, устроили? Она довольна?

— На седьмом небе от счастья, товарищ народный комиссар. И дочка при ней. Фотографию вы видели.

— Не убежит, охрана надежная?

— Не убежит. Контроль постоянный. Сотрудник находится рядом. Кроме того, консьерж посажен из наших людей. Все схвачено, товарищ комиссар.

— Что я вам говорил? — глаза Берии вновь загорелись, он повеселел. — Я был прав! Немцы не те уже. Один душок остался. Война подходит к концу. За свою бабу, за семью, а тем более за свою жизнь они любой секрет сдадут, — взгляд первого лица Лубянки был наполнен самолюбованием и превосходством. — Это хорошо, генерал. Поздравляю. Представишь мне наградной список. Отметим всех отличившихся в операции, никого не забудем. Группа выполнила основную работу. Товарищ Сталин будет доволен. Список согласуй с армейским Смершем, с генералом Селивановским. Награждение приурочим к 27-й годовщине Великого Октября.

— Слушаюсь, товарищ народный комиссар второго ранга.

— Наши гарантии передали немцу?

— Ждем подтверждения, Лаврентий Павлович. Старший группы майор Киселев благополучно добрался до Берлина.

— Тогда последний вопрос, — Берия приподнялся над столом и подался вперед, его глаза впились в одутловатое лицо комиссара третьего ранга. — Генерал Абакумов получил эту шифровку?

— Через два часа после вас.

'Получил, значит. К Сталину не побежал и мне не позвонил. Это хорошо. Боится', — подумал Берия.

— Все, Сэмен Петрович, ты свободен. Не убегай далеко. Вернусь от Верховного — вызову.

Через полчаса бронированный лимузин Берии в сопровождении охраны безостановочно проскочил через центральные Спасские ворота, свернул направо, остановился у входа в здание правительства (бывший Сенат).

В помещении — абсолютная тишина. Практически нет посетителей. Изредка дежурные звонки. Появление Берии не удивило дежурных офицеров, но на их лицах отразилось максимальное напряжение внутренней собранности и готовности к немедленным действиям. Они замерли в выжидании приказа наркома, ловя взгляд властных холодных глаз через сверкающее пенсне. Молчание. Только шелест черного кожаного пальто да размеренные удаляющиеся шаги второго лица государства. На поворотах длинного коридора и этажах стоят вытянувшиеся во фрунт посты. Приемная. Слегка почтительный голос секретаря Поскребышева, тут же сделавшего пометку о времени посещения кабинета вождя:

— Заходите, Лаврентий Павлович. Товарищ Сталин вас ждет...

Верховный Главнокомандующий стоял у окна с видом на Сенатскую площадь и любовался осенним пейзажем. Когда Берия зашел в кабинет, Иосиф Виссарионович, не поворачиваясь к наркому НКВД, тихо неспешно произнес:

— Заходы, Лаврентий, не стой у порога. Присаживайся. Вижу, с хорошими новостями пришел. Есть и не очень хорошие... Осень красивая нынче. Виноград созрел. Доброе вино будет. Фашистов разобьем, народ гулять будет. Великую победу не отнять у него никому, — с этими словами Сталин повернулся к Берии, поприветствовал его еле заметным кивком головы и махнул рукой. — Ты садысь, садысь, Лаврентий. В ногах правды нет. Я похожу, легче думается.

Берия не стал подходить к вождю для рукопожатия, видя, что тот погружен в свои размышления, присел по центру длинного стола заседания. Рядом положил кожаную папку для докладов. Весь взор направил на вождя, был готов по первому зову вскочить.

— Не пойму я англичан, — возобновил разговор Сталин, прохаживаясь медленно по кабинету. — Все им неймется. Все палки в колеса нам вставляют. Все выгадывают. Идет жесточайшая война, они наши союзники, а проявляют двуличие.

От услышанной фразы Берия заерзал на стуле, подался вперед.

— Не удивляйся, Лаврентий, — Сталин усмехнулся, глянув на своего выдвиженца. — Абакумов не был у меня. Сорока на хвосте принесла.

— Товарищ Сталин! Я вам сейчас все доложу, — комиссар НКВД, нервничая, раскрыл папку, найдя нужные листы о военспеце Гнедиче, торопливо произнес: — Проведено расследование, вот показания...

— Не суетись и не перебивай меня, Лаврентий. Доложишь позже. Слушай меня. Если будет что добавить — добавишь, — Сталин сделал неглубокую затяжку из трубки, которую держал в правой руке, и выпустил сизоватое облачко. Колышущийся ароматный дымок 'Герцеговины Флор' моментально распространился по кабинету.

— Как ты думаешь, Лаврентий, можно доверять Англии в этой войне, в частности, Черчиллю?

Берия вытянулся, глядя преданно в глаза Сталина, не раздумывая, ответил:

— Они империалисты, Иосиф Виссарионович. А к ним какое доверие? Камень за пазухой всегда держат против нас. Нет, нельзя им доверять. Я пришел с докладом по этому поводу.

— Ты прав, Лаврентий. Когда империалистам выгодно или когда их подожмет, что им деваться некуда, они с нами, они в друзья набиваются, они лебезят. Но чуть плохо у нас, они первыми бегут нас топить. В этом суть политики империализма... — Сталин выдержал небольшую паузу, после чего вновь заговорил: — Англия виновата в первую очередь, что произошла Вторая мировая война. С ее подачи, с ее попустительства разгорелся всемирный пожар. Мюнхенский сговор тому подтверждение. Европейские борцы за демократию развязали руки нацистской Германии, за что здорово поплатились. Она тут же их поработила. Если бы не Красная армия, не ее победы на Восточном фронте, не самопожертвование советского народа, Англия сгорела бы сама в пожаре развязанной ею войны... Вслед за европейскими государствами...

А Черчилль хитер, хваток, настойчив — большой политик. Хотел открыть второй фронт через Балканы, чтобы не допустить прямого выхода Красной армии к Берлину. Но просчитался. Все пошло по-нашему сценарию. И так будет всегда! — Сталин жестко резанул трубкой по воздуху.

В эту минуту его глаза, его взор источали невероятную силу духа и воли, абсолютную уверенность в своей правоте. Изумленный Берия, попав под гипнотическое воздействие взгляда вождя, приподнялся и захлопал в ладоши.

Верховный Главнокомандующий лишь усмехнулся и еле заметным взмахом руки посадил на место. Затем подошел к рабочему столу, разжег потухшую трубку и вновь сделал небольшую затяжку. Посмотрел лукаво на Берию, улыбнулся и вновь стал прохаживаться по своему кабинету.

— Помню в 42-м году 15 августа, когда английская миссия приезжала к нам на переговоры, пригласил я Черчилля к себе домой выпить немного. Согласился. С нами были Молотов и переводчики. Провел Черчилля по кремлевской квартире, показал свои комнаты: кабинет, столовую, спальню. Всюду заглянул Черчилль, — Сталин улыбнулся. Его мутновато-серые глаза ожили, — даже в ванную заглянул английский премьер. Хотел, видимо, увидеть золотые унитазы. Нашу тоталитарную расточительность все искал. Не нашел. Не понимает, что большевика-руководителя отличает от всех других людей скромность. Жить он должен просто и достойно.

— Три часа проговорили. Разошлись по-доброму, как... — Сталин подумал и произнес: — Как два больших звэря, поняв мощь друг друга... Ну а теперь покажи, что ты мне принес. Подсаживайся ближе, Лаврентий.

Берия взял листы докладной записки, подсев ближе к Сталину, четко и кратко доложил ему о подготовке и проведении операции Olbricht. Упомянул о заброске группы под Варшаву, затем в Берлин, о вербовке немецкого разведчика под кодовым именем Ариец. Зачитал последнюю шифровку, присланную из Берлина.

— Таким образом, — подчеркнул нарком НКВД, — операция Olbricht вступила в завершающую стадию своего развития. Немецкий разведчик завербован, дал согласие работать на нас.

— Ты посмотри, как все неплохо получается, Лаврентий, — оживился Сталин. Трубку вождь больше не раскуривал, но держал в правой руке. — Он так и сказал, что может подбросить информацию о Черчилле?

— Да, товарищ Сталин. В ближайшее время мы получим секретную информацию о стратегических намерениях Англии.

— Хорошо бы ее получить к переговорам с англичанами. Ты же слышал, английская миссия второй раз к нам едет, причем по инициативе Черчилля. Интересно, что придумал на сей раз потомок герцогов Мальборо?

— Не успеем к 9 октября, товарищ Сталин. Времени мало, три дня до открытия.

— А немец ваш не блефует?

— Не блефует, Иосиф Виссарионович. Мы гарантируем ему жизнь, жизнь его женщине и ребенку — ими он очень дорожит. Он готов под такие гарантии снабжать нас секретной информацией. Все оказалось проще, чем мы думали.

— Вот как. Что это за женщина, ребенок?

— Это его бывшая баба из глухой белорусской деревни, Иосиф Виссарионович. Немец познакомился с ней еще в 41-м году. Та родила ему дочь. Для встречи с ними он совершил невероятный прорыв на участке войск маршала Рокоссовского в мае этого года. Наделал много шума и передал немцам секретные сведения о начале операции 'Багратион'. Если бы немцы поверили Арийцу и перебросили танковые дивизии, то...