Риджийский гамбит. Дифференцировать тьму

— Мне немного жаль, что ты не оказалась на месте Кристы, девочка, — неожиданно произнёс Эсфориэль. — Когда попала сюда. Однако и это место не так плохо, как может показаться.

Я удивлённо мотнула головой:

— Я вовсе не считаю его плохим.

— Но разве ты не желала бы оказаться на другой стороне? Быть там, где светит солнце, среди народа, который не презирает таких, как ты? — эльф снова смотрел мне в глаза, пристально и проницательно: взглядом, который, казалось, проникал до самого дна моих зрачков. — Ты знаешь, что сделал Тэйрант. Ты знаешь характер его наследника. Разве ты не боишься помогать ему?

В памяти мгновенно всплыла картинка из недавнего сна: горы тел, Алья и Лод, все в крови — и Акке, с задумчивой улыбкой и словами о страхах...

Всего лишь сон.

— Это не принесёт пользы. Рассуждать о том, что могло бы случиться. Я оказалась там, где оказалась, и стараюсь извлечь из этой ситуации максимальную пользу. Как для себя, так и для окружающих.

— Но если бы тебе предложили выбор, где именно очнуться, попав в этот мир... что бы ты выбрала?

Бульдог, в последний раз тявкнув на пустоту, чинно процокал на привычное место под столом.

— Здесь, — не задумываясь, ответила я. — Я всё равно хотела бы попасть сюда.

— Но у светлых твоя жизнь, как и твоя свобода, не оказались бы под угрозой.

— Я не слишком-то трепетно отношусь как к своей жизни, так и к своей свободе.

А ещё здесь я встретила Лода. И это, пожалуй, стоит всего, что мне уже пришлось пережить и что ещё предстоит... но об этом, конечно, я эльфу говорить не собиралась.

Пусть даже от его взгляда и возникает смутное ощущение, что меня видят насквозь.

— И я считаю, что каждый заслуживает второй шанс, — продолжила я, — а один... сомнительный правитель не означает, что последующие будут такими же. Нельзя думать лишь о мифических будущих войнах.

— Правда?

Вопрос прозвучал тихо и мягко — и я осеклась.

Потому что сама всегда предпочитала бить противника наверняка.

Что было бы, если б я очнулась не в саду, где в вечной темноте цветут светящиеся розы, а во дворце Повелителя эльфов? Если бы подвернулась такая же возможность, какую мне предоставили здесь: внести свою лепту в противостояние света и тьмы, нарушить текущее положение весов, но в другую сторону? Наверняка помогала бы подготовить будущую войну — с тем же азартом и жаром, с каким сейчас помогаю её предотвратить. Смирилась бы с тем, что вернуться в свой мир невозможно, и пробивала дорогу к собственному благополучию. Играла против тех, с кем сейчас в союзе — и свято верила в то, что светлые хотят всего-навсего защититься, раз и навсегда.

Ведь то, что они собирались делать, так хорошо согласовывалось с моими собственными понятиями о защите.

И чем тогда я лучше детишек, которые сейчас сидят в моих бывших покоях?..

— Ты не стала бы безоговорочно верить всему, что тебе говорят, — произнёс Эсфориэль. — Ты уже не поверила тому, что тебе говорили.

Я изумлённо моргнула: понимая, что не задавала последний вопрос вслух.

— За свою долгую жизнь я научился угадывать, о чём думают люди, — вновь безошибочно определив течение моих мыслей, эльф коснулся стены бледной, хрупкой, почти прозрачной ладонью. — Ты похожа на Лодберга, а он ничего никогда не принимает на веру. И не вступает в битву, не узнав противника. Не поняв, как он мыслит, что чувствует, каким будет его следующий ход. И потому мне жаль, что не ты оказалась на месте Кристы, этого милого ребёнка... ибо моим братьям сейчас не хватает кого-то, подобного вам, — Эсфориэль отвернулся. — Звёздной тебе ночи, девочка. Желаю тебе найти своё место в этом мире. Не хуже того, что ты потеряла в другом.

Я молча смотрела, как он спускается, скрываясь за изгибом лестницы.

Потом перевела взгляд на доску, где мои белые теснили вражеских чёрных.

И думала о том, что, возможно, я ещё хуже светлых детишек. Потому что не знала, что делала бы среди эльфов, даже поняв: дроу не исчадия ада, для которых у природы не нашлось иной краски, кроме чёрной. Учитывая, что я никогда не была рыцарем в сверкающих доспехах, героем без страха и упрёка... скорее всего, я бы плюнула на справедливость того, что происходит — и просто пользовалась ситуацией, в которой мои таланты могут пригодиться как нельзя лучше.

А следом я подумала о том, что если Эсфор действительно так хорошо угадывает мои мысли — мне вовсе необязательно было говорить о причине, по которой я не жалею, что оказалась у дроу.

Он и так о ней знает.

Лод не вернулся даже после того, как Акке принёс ужин.

— Спасибо, — привычно сказала я, когда иллюранди поставил на стол тарелку и чашку с водой: по соседству с доской для скаука.

Акке молча склонил голову, и мне почудилось, что синие глаза его смотрят изучающе — но иллюранди уже отвёл взгляд и неслышно ушёл в темноту, из которой явился.

Я отложила книгу.

В ожидании колдуна я занимала себя привычным делом: изучала перевод с рандхейвского, который мне любезно предоставили, и ковырялась в рунных цепочках. И уже поняла, что все мало-мальски сложные заклятия строились по одному принципу: вначале следовали руны 'свет' или 'тьма', затем — знак одной или нескольких стихий.

А вот дальше начиналось самое интересное.

Если ты хотел сотворить простенькую ловушку, которая усыпит человека, ты должен был написать в пентаграмме опорные слова из фразы 'свет, земля и воздух, помогите мне на время погрузить первого живого человека, который ступит сюда, в здоровый сон'. То есть руны 'свет, земля, воздух, один, жизнь, человек, шаг, время, сон, погружение'. Я подозревала, что можно задать продолжительность сна, но это уже делалось с помощью заклинания: язык Изнанки был определённо куда более гибким и многообразным, чем ансиентские руны, и заклинания на нём представляли собой полноценные фразы, а не кальку с них.

Соответственно, чтобы написать рунную формулу, требовалось лишь тщательно продумать фразу — и вычленить из неё главное. Ну и выстроить слова в нужной последовательности, которая далеко не всегда соответствовала привычной. Но определённая логика в ней была всегда; и, если разобраться, она всегда была мне понятна.

Поев, я лениво взяла с доски белого колдуна. Повертела в руке, разглядывая искусную резьбу по дереву. У колдунов не было лиц — а жаль: мне вдруг захотелось посмотреть, на кого они похожи.

Хотя для меня их лики, скрытые под капюшонами, и так обладали вполне определёнными чертами.

Я вернула фигуру на доску. Мельком взглянула на расположение войск, снова оценивая расстановку сил, автоматически просчитывая варианты хода Лода и своих ответов — и, спохватившись, что это не совсем честно, отвела взгляд.

Где же ты?..

Взгляд упал на зеркальце, так и лежавшее на подушке.

Как там было в сказке про мою тёзку? 'Зеркало, зеркало, молви скорей'...

Вернувшись на постель, я взяла его в руку. На ощупь серебро оказалось неожиданно тёплым, будто долго лежало на полуденном солнце: видимо, работало оповещение, что к пленникам заявился кто-то из носителей кольца. Я откинула крышку, жалея, что сразу не сунула зеркало в карман, и коснулась пальцем безупречно чистого стекла.

Недоумённо посмотрела на картинку комнаты, где в разных углах молча сидели Криста, Дэн и Восхт. Втроём — и только.

А потом тронула зеркальную поверхность ещё раз — и увидела Лода: за тем же столом, за каким мы впервые играли в шахматы.

Рядом с Навинией.

— ...формулу вы считаете лучшей? — перед принцессой лежала книга, и девушка рассеянно водила тонким пальчиком по обложке, вырисовывая невидимые узоры. — Почему же?

— Она наиболее сбалансированная. Тот вариант, что предлагаете вы, быстрее, но значительно уступает в мощности, — услужливо пояснил колдун. — Я пробовал разные варианты, но остановился именно на этой.

Вид в зеркале открывался как раз со стены, ближайшей к столу, так что я прекрасно видела обоих.

— Что ж, кто я такая, чтобы спорить... судя по тому, что я видела в Тьядри, в щитовых чарах вы лучший.

Она скользила кончиком пальца по кожаной обложке, неторопливо и ласково, поглаживая её легчайшим из обещаний — а Лод неотрывно следил за её рукой.

Я видела заигрывания с леденцами, бананами и мороженым. Я видела, как покусывают, поглаживают или вертят в пальцах ручки, карандаши, сигареты и прочие продолговатые предметы. И всё это заставляло меня думать, что со времён дедушки Фрейда в психологии соблазнения не произошло никаких изменений: фаллические символы были, есть и будут главной её составляющей.

Но Навиния поглаживала книжку. Всего-навсего книжку. Квадратный объект, в котором эротики для меня всегда было не больше, чем в табуретке — даже когда содержание всяческим образом пыталось воззвать к моим низменным чувствам.

И я в страшном сне не могла представить, что прикосновения к обложке могут выглядеть настолько непристойно.

— Что ещё вы хотели бы от меня... узнать? — проговорила принцесса.

Провокационность паузы оценила даже я.

— Не слишком ли я вас утруждаю? — Лод говорил не более дружелюбно, чем обычно; но я помнила, что за его дружелюбием могли прятаться любые эмоции. — Пока я задал вам куда больше вопросов, чем вы мне.

— О, что вы! Вы ведь и вовсе не обязаны отвечать ни на один из моих вопросов. Я полностью в вашей власти, — она легко коснулась его ладони: не накрыла её, а лишь коснулась, самыми кончиками пальцев, — и вы могли бы приказать мне сделать всё, что угодно... но вы так добры ко мне. Ко всем нам. Я никогда этого не забуду.

Лод смотрел на неё — и я бы многое отдала, чтобы узнать, что сейчас скрывается за маской плюшевого мишки.

— В преддверии будущего мира я предпочитаю наладить отношения с Повелительницей людей, а не портить их, — его улыбка была спокойной и непринуждённой. — В таком случае... покажете, как вы чертите основу для ловушек отсроченного действия?

— Конечно!

Навиния поднялась с кресла стремительно и изящно. Сделала шаг.

Коротко ойкнула, запнувшись о край длинной юбки, всплеснула руками, стремясь удержаться...

Когда принцесса приземлилась прямо на колени Лода, цепляясь за его плечи — он удержал её за талию: явно скорее машинально, чем осознанно.

А я отстранённо подумала, что тут она уже малость переигрывает.

Ведь даже я в жизни не поверю, что падение было случайным.

— Ох, простите...

Она вскинула голову, и их лица оказались совсем близко: его — которое наконец покинула улыбка, и её — смущённое, с блестящими глазами цвета зелёного моря, с соблазнительно и беспомощно приоткрытыми губами, яркими и припухлыми.

Секунды растекались тягучей карамелью...

— Осторожнее, — мягко произнёс Лод. Всего одно короткое слово.

Не отворачиваясь, выдохнув его почти в те самые губы, что молча молили о поцелуе.

А потом он аккуратно ссадил девушку обратно на кресло, Навиния улыбнулась, виновато и чарующе — а я захлопнула зеркальце. Резко, с громким щелчком.

И выпустила из рук, позволив упасть обратно на подушку: потому что этой короткой сцены мне хватило с головой.

Нет, я никогда не поверю в светлое чувство к своему тюремщику, которым принцесса внезапно воспылала. Эти сказки она могла приберегать для кого-нибудь другого. Но, судя по рассказам Морти, это было для Навинии привычным методом: добиваться желаемого с помощью тех, кого она купила на страсть к своей венценосной персоне.

А сейчас она желала только одного — свободы.

Я зажмурилась.

Лод... понимает это? Должен понимать! И почему тогда подыгрывает ей? Нет, ничего предосудительного в его действиях нет — но и тени того холода, которым он дистанцировался от меня, тоже. Если б он хотел, чтобы принцесса прекратила свои инсинуации, то уже заставил бы её сделать это: так или иначе. А чтобы вызнать у неё магические премудрости, достаточно ошейника.

Но тогда...

Я зарыла пальцы в волосы, царапая ногтями кожу, вычисляя степени девятки. Потом открыла глаза — и потянулась за томом 'Ловушек'.

В конце концов, это совершенно не моё дело: как он ведёт себя с той или иной девицей. И чего от неё хочет. Пусть хоть со всеми дроу во дворце переспит — беспокоиться должна Морти, а не я.

Да. Эта мысль была простой и правильной.

И если б она ещё хоть немного умерила ледяную лаву, клокотавшую где-то между рёбер — я бы поняла, что действительно в неё верю.

Когда Лод наконец вернулся в лабораторию, я сидела там же.

И, конечно, он заметил, что при его появлении я снова не подняла головы.

— В чём я провинился на этот раз? — насмешливо спросил колдун, приблизившись.

Я оторвалась от книги, исподлобья взглянув на него.

И молчала.

Какое право я имею говорить ему о том, почему снова на него злюсь? Как могу сказать об этом, не выдав своих чувств?..

— Снезжана, ты больше не моя пленница, — Лод, посерьёзнев, опустился на колени перед постелью: на одеяло, которое я так и не убрала. — Не бойся. Скажи мне.

Я снова опустила глаза. На страницу, испещрённую чернильными значками. Провела по ней расправленной ладонью, словно стирая пыль, вспоминая ухищрения Навинии.

Это просто святотатство: использовать для подобных действий книги.

Не меньшее, чем направлять эти действия на Лода.

— Просто... я тут задумалась, что именно ты считаешь тем лучшим, что Навиния может тебе дать, — всё-таки высказала я, тихо и размеренно. — И если это не занятия магией... или занятия не магией... боюсь, принцесса Мортиара не одобрит подобного.

Я не смотрела на него, но его пристальный взгляд скользнул холодком по моим щекам.

— Значит, ты считаешь, что я готов предать того, кого люблю?

Он спросил это без обиды, без злости. Просто спросил.

И это не был риторический вопрос: это был вопрос, на который он хотел получить ответ.

— Я ведь тебя почти не знаю. Как я могу судить, на что ты способен?

— Но ты знаешь меня. Как я знаю тебя. Иначе ты бы до сих пор ходила в ошейнике, а Кристы уже не было бы в живых.

Я подняла голову, всё же встретившись с ним взглядом.

Что ж, он прав. Я знаю его. Вернее, хочу думать, что знаю. Потому и откровенность, на которую он меня пробивает, не пугает. Обычно люди, даже ожидая от тебя честного ответа, хотят, чтобы ты сказал то, что они желают услышать. Приправил честность толикой лести, мягкости, аккуратности. Отредактировал формулировку с учётом их пожеланий. А о некоторых вещах они и вовсе не спрашивают: ни о твоих отрицательных чертах, ни о своих, ни о том, что ты думаешь по этому поводу.

Но Лод поймёт меня, что бы я ни сказала. Поймёт и не осудит.

Потому что моему отражению из зазеркалья не нужна от меня красивая ложь.

— Я хотела бы верить, что ты не готов. Но я не могу найти объяснения некоторым твоим действиям. И поэтому... не знаю.

— Некоторым действиям? Каким же?

— Хотя бы тому, что ты подыгрываешь принцессе.

А о действиях, связанных со мной, лучше молчать. Пусть даже это немножко против честности, которой от меня ожидают.

Иначе выдам себя — и это совершенно не впишется в честные отсутствующие отношения двух союзников.