Риджийский гамбит. Дифференцировать тьму

ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ — отличить один из элементов некой группы от прочих (книжн.); отличить все элементы некой группы друг от друга (книжн.); изменяя нечто однородное, разделить его на ряд различных элементов (книжн.); 4) вычислить дифференциал (матем.).

Перефразируя словари

ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ ТЬМУ

Ты когда-нибудь чувствовал,

что тебе не хватает того,

кого ты никогда не встречал?

Ричард Бах, "Мост через вечность"

* * *

Выходя тем вечером из универа, я думала, что очередной заурядный сессионный день приближается к своему заурядному концу.

И, конечно, даже предположить не могла, что в центре Москвы можно утонуть.

Как выяснилось получасом позже, я ошибалась.

— Даже не верится, что мы сдали матан, — выдохнул Сашка, когда мы покинули бежевый замок главного здания. — Ох, ну и чушь я там понаписал! Как отправят на пересдачу...

— Да брось, — я ободряюще хлопнула друга по плечу. — Ты же у меня списывал? Значит, всё путём!

— Хорошо, что последний экзамен остался, — Светка вышагивала рядом, цокая шпильками и сосредоточенно тыкая пальчиками в экран смартфона: наверняка меняет статус в одной из соцсетей на что-нибудь в духе 'сдала матан, урааа'. — И здравствуй, третий курс!

Хорошо летом. Только жарко. И хотя стрелки часов уже перевалили за шесть, жара даже не думала спадать — солнце вовсю скатывалось лучами с оконных стёкол и нагревало асфальт, сочившийся прозрачным маревом. Так что, покидая универ, наша дружная компания студентов пока ещё второго курса ВМК* МГУ мечтала только об одном: большая бутылка ледяной минералки. Каждому. Ну, или пива: кому что. После экзамена мы успели заглянуть в профессорскую столовку в главном здании — но там и минералка осталась только теплая, и спиртного, естественно, не продавали. А повод выпить был: большинство однокурсников, по-моему, не видело особой разницы между экзаменом по математическому анализу и допросом в застенках инквизиции.

(*прим.: факультет вычислительной математики и кибернетики)

— Надо отметить, — нагнав нас, промурлыкала Машка Суслова. Кокетливо повела плечами. — Может, зайдём куда?

— Не, я домой, — решительно отказался Саша. — Вот после последнего и отметим, — и с широкой улыбкой обнял меня за талию. — Да, Снежик?

Маша проследила за его рукой.

Потом подняла на меня ненавидящий взгляд.

Я её понимала. Сама до сих пор украдкой любуюсь, как ветер играет с Сашкиными кудрями, а ведь с первого класса школы знакомы. Кудри у него длинные, цвета оникса, и ресницы — пушистые, и глаза — васильковой синевы, и тонкие брови вразлёт; и сам он высокий, под два метра ростом, худенький и стройный. Некоторые парни бросались язвительным 'дистрофик', но Сашка просто тонкий, звонкий, прозрачный, как говорится. Прекрасный Принц нашего курса.

И кого он выбрал в качестве своей девушки? Нет, не Первую Красавицу Светку с её шикарной пепельной шевелюрой и ногами от ушей. И даже не её подругу, Классную Девчонку Машку — с длинной рыжей косой и зелёными ведьминскими глазищами.

Нет, он выбрал Унылую Всезнайку Снежку. Маленького, невзрачного, прыщавого, сутулого очкарика с жидкими волосешками.

Да, к слову, это я.

— А я бы чего-нибудь выпила, — сунув мобильник в сумку, Света ловко подхватила Машку под ручку. — Составишь мне компанию?

— Ладно, — однокурсница расплылась в приторной улыбке. — Смотри, Сашка, послезавтра от нас не отвяжешься!

— Конечно, конечно, — заверил тот.

Мы пронаблюдали, как неразлучная парочка платниц цокает каблучками по раскалённому асфальту, удаляясь на поиски кафешки — и одновременно фыркнули.

— Никак не отстанет, — посетовал Сашка, незамедлительно отпуская мою талию. — И почему некоторых даже наличие девушки не останавливает?

— Скорее раззадоривает, — я грустно вздохнула, вместе с ним двинувшись по направлению к набережной. — Говорила я тебе, что это плохая идея.

— Но попробовать-то стоило, — пожал плечами друг.

Спускаясь к набережной, глядя на машины, перегревающиеся в привычной шестичасовой пробке — в честь минувшего экзамена и хорошей погоды мы решили прогуляться, а не чесать прямиком к метро — я думала о том, что чудес не бывает. Серые мышки не обращаются в принцесс, а принцам не нужны Золушки.

Нет, я не была Сашиной девушкой. Единственной любовью Сашки был его компьютер, единственной страстью — игры, а единственной мечтой — изобрести человекоподобный искусственный интеллект. На пару со мной, потому что я — его лучший друг с первого класса физматлицея, куда нас отдали мамы.

Я всегда была милым ребёнком: смешная девчонка с двумя косичками цвета горького шоколада, ножками-спичками и носиком-пуговкой. Но в тринадцать лоб осыпали прыщи, заставив отстричь челку до бровей, нос вдруг вымахал на пол-лица, а волосы пожирнели и полезли клоками. Зрение, ушедшее в минус шесть, вынудило нацепить очки, потому что на линзы глаза отвечали стойкой аллергической реакцией... В общем, если девочка из меня была хорошенькая, то девушка вышла тем ещё Квазимодо. Чего не скажешь о Сашке: девчонки с пятого класса засыпали его любовными записками, а с восьмого и вовсе прохода не давали.

В конце концов друг устал отшивать по воздыхательнице в день, а потом грызться совестью: воздыхательницы в ответ на Сашкины отповеди бились в истерике и через одну грозились покончить с собой. И тогда ему пришла в голову гениальная идея — а что, если я притворюсь его девушкой? Остальные сразу успокоятся, что принц занят, и всё, можно спокойно готовиться к поступлению в МГУ!

Сказано — сделано. И кто-то действительно успокоился, а кто-то ставил мне подножки и лепил со спины жвачки в волосы, о чём потом крупно жалел... но, главное, к Сашке уже так нагло не лезли. С моей помощью он действительно подготовился к поступлению, и мы оба оказались в числе бюджетников, поступивших на ВМК.

На первом курсе универа история с воздыхательницами начала повторяться, и Сашка решил воспользоваться проверенным способом. Вот только Машка Суслова, положившая на него глаз ещё на вступительных, даже не думала отступать: засыпала Сашку сообщениями в социальных сетях, невзначай демонстрировала грудь, выглядывающую из откровенных вырезов, и не уставала делать прозрачные намёки на то, что всё равно своего добьётся. Не помогало ни наличие меня, ни холодные ответы Сашки, из которых недвусмысленно следовало, что Машка ему нужна, как квадратному уравнению четвёртый коэффициент; нет, однокурсница вот уже два года сверлила меня взглядом, при большей материальности способным сделать лоботомию, и продолжала играть в сталкера. И не в того, который у Стругацких, а того, которого с английского переводят как 'упорный преследователь'.

А я улыбалась, притворялась и терпела. Помогала Сашке готовиться к экзаменам, давала ему списывать. Любила те же фильмы, что и он, слушала ту же музыку, смеялась тем же шуткам.

И жалела только об одном.

Что у меня никогда не хватит духу сказать ему, что для меня он давно уже не просто друг...

— Ладно, Снежик, я за новой видухой, — сказал Сашка, когда мы уже вышагивали мимо серых вод Москвы-реки.

— А старая чем не устраивает?

— На той неделе выходят третьи 'Лефт ин спейс*'. Обещают улётную графику — боюсь, старая не потянет.

(*прим.: англ. 'Left in space', русс. 'Покинутые в космосе')

— Опять ужастики, — я поморщилась. — Лучше б в стратегию какую со мной поиграл! Надоело с компом сражаться.

— Да у тебя разве выиграешь? Нет уж, уволь, — хмыкнул Сашка. — Что делать будешь?

— Пожалуй, по набережной прогуляюсь. Погода хорошая.

— Ладно, тогда вечером спишемся, а завтра приезжаю к тебе. Готовиться к последнему бою... Часов в одиннадцать уже проснёшься?

— А ты?

— Придётся, — Сашка чмокнул меня в щёку. — До завтра!

Я провожала взглядом его долговязую фигуру, удаляющуюся по направлению к метро. Потом, не обращая внимания на удивлённых прохожих, села на гранитный парапет, обрамлявший реку. Обняла руками колени, уставилась на позолоченную солнцем воду: сейчас она почти не казалась мутной — и даже не вызывала ужасающих мыслей о своём химическом составе.

Наверное, со стороны я выглядела странной... но я была странной. И в этом одна из причин того, что сейчас я сижу здесь, а не иду в обнимку с Сашкой отмечать успешно сданный экзамен. Только вот, к сожалению, измениться я не могу — да и не хочу, если честно.

Тьфу. Надо что-то делать: нельзя же всю жизнь ходить безответно влюблённой! В конце концов, любовь — просто сочетание определённых гормонов. Я считаю себя в силах создать искусственный интеллект, но не могу справиться с собственным организмом?..

— Поссорились, что ли? — проворковал сладкий голосок за моей спиной.

— Нет, позагорать решила, — не оборачиваясь, скучающе откликнулась я. — Что ж вы со Светкой до кафе не дошли? Заблудились в трёх домах?

— Дело есть, — серьёзность в голосе Машки всё-таки заставила меня повернуть голову. — Снежка, надо поговорить.

— Да? — я в замешательстве поправила очки. — И о чём же?

Однокурсница склонила рыжеволосую голову.

— Отпусти Сашу, — с неожиданной решимостью произнесла она. — Ты ведь его не любишь, я вижу! А он страдает!

От удивления я чуть не свалилась в реку.

— Это ты ещё с чего взяла?

— Ваши отношения... они... нифига не такие! Не такие, какие должны быть! Ты не можешь дать Сашке то, чего он заслуживает! — её голос потихоньку зашкаливал в визг. — Я прям вижу, как у тебя в голове постоянно циферки щёлкают! Ты как робот, тебе б только книги, учёба и комп, а Сашка... — тираду прервало восторженное придыхание, — он романтик, только из-за тебя это не показывает!

Моя ответная усмешка была окрашена горечью.

Как любят люди судить о том, о чём ни черта не знают...

— Вот как. — Я отвернулась. — Сусликова, иди, куда шла. Этот разговор контрпродуктивен.

Мне её фамилия всегда казалось смешной. И да, я с первого же курса искажала её в 'Сусликову': по-моему, это куда точнее отражало суть владелицы.

Но Машка, конечно же, кличку возненавидела.

— Дура я была, — неожиданно вырвалось у однокурсницы. — Думала, до тебя дойдёт. Но ты ж нас презираешь, так, Белоснежка? Презираешь простых смертных. Всех, кто не так гениален, как ты.

Казалось, я могла слышать, как бурлят её мысли, доведённые до точки кипения.

— Зачем сразу так? — равнодушно ответила я. — Не всех. Только тех глухих тугодумных индивидуумов, которые в данный момент мешают мне наслаждаться видом закатной реки.

Наверное, в этот момент в глазах у Машки помутилось от гнева.

Наверное, в этот момент все извилины в её мозгу распрямились от ненависти.

Наверное, в этот момент она шагнула ближе ко мне, и я ещё могла оглянуться, увернуться...

Но всё это я сообразила лишь тогда, когда от резкого толчка потеряла равновесие — и судорожно вцепилась в толкнувшие меня руки, балансируя на краю.

Поздно.

Несколько секунд, в течение которых я, свалившись с гранитного парапета, летела в реку, растянулись в бесконечность; а потом грязная вода залилась в глаза, в нос, в уши, в изумлённо открытый рот. Лихорадочно взмахивая руками, пытаясь разглядеть сквозь муть, где же просвет поверхности, удивляясь тому, как глубоко я упала, я закашлялась — и хлебнула ещё.

Не думаю, что Машка всерьёз хотела меня убить. Наверное, просто хотела сделать... что-нибудь. Что-нибудь гадкое. И сделала это — прежде, чем подумать.

Но это было неважно.

А важно было то, что я не умела плавать.

Боль сдавила грудь железными обручами, в глаза прыгнули странные зелёные пятна — и всё померкло.

Первое, что я помню после того, как в моих глазах померк свет — поцелуй.

Поцелуй, вместе с которым кто-то отчаянно пытался вдохнуть в мои лёгкие воздух.

Но, впрочем, можно было обойтись и без этого — ведь сам факт поцелуя изумил меня настолько, что я немедля открыла глаза и вскочила, едва не расшибив своему спасителю нос; жадно вдохнула, судорожно закашлялась, и вода хлынула у меня изо рта.

— Что... кто... — отплевавшись, прохрипела я, лихорадочно моргая: очки куда-то делись, так что лицо спасителя, поспешившего отпрянуть, виделось сквозь мутную пелену близорукости.

Я отчаянно сощурилась. Когда это не помогло, вскинула руки, натянула себе веки, сделав 'китайские глазки' — и мир наконец обрёл чёткость: позволив мне с удивлением рассмотреть человека, сидящего на коленях передо мной. В длинных, насквозь мокрых серых одеждах, походящих на мантию.

Потом, с ещё большим удивлением — того, кто стоял рядом: с кожей цвета серого пепла, с волосами цвета снега, с глазами цвета солнца.

Я уже видела таких, как он. На картинках. Или в играх.

Их называли тёмными эльфами, или дроу.

...а потом я огляделась вокруг.

И вместо гранитной набережной Москвы-реки, залитой закатным солнцем, увидела тёмный сад. Спокойный пруд с чёрными мраморными бортиками, обильно разросшиеся розовые кусты с серыми мёртвыми листьями — и бледные розы, светившиеся в окружающей их ночи мягким, призрачным сиянием.

Что за чёрт?!

Может, я всё-таки утонула? А это — загробный мир? Хотя для загробного мира как-то мрачновато... но в качестве кары за неверие — в самый раз.

Я вновь обернулась к тем, кто, видимо, вытащил меня из воды. Детали близорукость разглядеть не позволяла — даже с 'китайскими глазками' — но я угадывала на лицах обоих то же удивление, что лишило меня дара речи.

— Где я? — слова вышли хриплыми, как кашель простуженного ворона; горло горело огнём. — Как я сюда попала?

Мои слова вызвали у парочки странную реакцию: ничего не ответив, они многозначительно переглянулись.

— Ех сагли фьер, — ровно сказал тот, кто сидел рядом со мной; черты его лица терялись в темноте, и я видела лишь мокрые русые волосы, облепившие овал белокожего лица. — Хун мар фра хёдрум хейми*.

— Ех скилди, — отчего-то мрачно ответил дроу. С изящной небрежностью махнул рукой в мою сторону. — Саз скерра нимюр*.

(*прим.:

— Я же говорил. Она из другого мира.

— Я понял. Выруби её (ридж.)

Первый вздохнул, а я только моргнула. Это что ещё за язык?..

Времени на размышления мне не дали: человек в мантии вскинул руку — и темнота, из которой я с боем вырвалась менее минуты назад, ласково приняла меня обратно в свои объятия.

Только на этот раз было совсем не больно.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗАКРЫТЫЙ ДЕБЮТ

(прим.: Закрытый дебют — начало шахматной партии, при котором белые делают первый ход не королевской пешкой)

Проснулась я от страшного грохота — и, ещё не открыв глаз, поняла, что мне жутко холодно. Немудрено: в мокрой одежде на каменном полу спать не очень-то удобно.

Минутку... на каменном полу?..

Я рывком села и сощурилась, без очков ощущая себя беспомощной, словно улитка без раковины.

Это была крохотная пещерка, вырубленная в тёмном сыром камне. Выход преграждала железная решётка, на пол даже соломы бросить не удосужились. По ту сторону ржавых прутьев на стене плевались искрами три факела; впрочем, света они давали вполне прилично.

Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять: я в темнице.

Разбудивший меня грохот производила моя сокамерница — сквозь дымку близорукости я видела лишь то, что это длинноволосая блондинка в голубом платье. Похоже, моя ровесница. Она отчаянно колотила по решётке руками, ногами и невесть откуда взятым серебряным кувшином: должно быть, в нём нам оставили воду.

— Лаута мих! — вопила блондинка тоненьким голоском. — Фу мунт сьял эфтир сви*!

(*прим.: Выпустите меня! Вы об этом пожалеете (ридж.)

Стуча зубами, я обняла себя руками в судорожной попытке согреться; кто-то заботливо закутал меня в штуку, напоминавшую длинный драповый халат — но, учитывая, что мокрые джинсы и футболку снять не удосужились, это не особо спасало. Хм, а это случайно не та мантия, в которой был колдун?..

А потом я поняла, что ощущаю на шее нечто чужеродное.

И, вскинув руки, обнаружила, что на меня нацепили тонкий металлический ошейник.

Что ж, попробуем перебрать все возможные варианты происходящего. Судя по реалистичности ощущений, я не сплю. Ни на рай, ни на ад всё это дело не смахивает. Конечно, Достоевский писал что-то про комнатку с пауками, а крохотная каменная пещерка является вполне достойной альтернативой... но вряд ли бы к ней прилагались дроу, колдуны и белокурые девицы, подозрительно смахивающие на эльфиек.

А, может, всё это бред моего воспалённого сознания, и на самом деле я сейчас лежу в реанимации, пока врачи борются за мою жизнь? И холодно мне потому, что в реальности холодно моему почти бездыханному телу? По-моему, достойная версия. Стоит запомнить.

А ещё всё это сильно напоминало мне сюжеты глупых романов, которыми зачитывались все девчонки из моего окружения — сначала в школе, а потом и в универе. Про так называемых 'попаданок'. Где идёт себе по улице Самая Обыкновенная Девушка, а потом хоп! — и оказывается в мире, населённом эльфами, драконами, волшебниками... и прочими, прочими, прочими.

Правда, в этих книжках героини обычно не прозябали в темницах. Ну, разве что в самом конце, когда их пленял похотливый злодей. А в начале их встречали добрые колдуньи, которые с помощью магии быстренько обучали новоявленных попаданок чужому языку, мироустройству, экономике — и всему, что могло пригодиться девушкам в тех приключениях, в которые они обречены были незамедлительно ввязаться. А к приключениям прилагалась парочка прекрасных принцев, на протяжении всей книги ведущих ожесточённое сражение за сердце героини; и финальную победу Добра над Злом сопровождала развязка любовного треугольника, где героиня спустя мильон терзаний таки выбирала одного из них. Хотя иногда не выбирала, шалунья — в конце концов, двое лучше, чем один...

— Уннусти минн эрфинг альфар Дэнимон, ог ханн эр висс ум ас финна мих! — надрывалась между тем моя сокамерница. — Ог фа мунт фу фьера анайгх мез ас фу файдист инн и хейм*!

— Хоть бы переводчика вместо доброй колдуньи дали, — проворчала я.

Ледок иронии заковывал мысли в броню спокойствия, не позволяя поразить их панике или страху, оставляя разум кристально ясным.

Удивительно, но девушка обернулась и замерла, настороженно уставившись на меня: ни дать ни взять лань, заметившая льва.

— Ты тоже не из этого мира? — выдохнула она на чистейшем русском.

Второй раз за день я потеряла дар речи.

Хотя не факт, что это всё ещё был тот день, когда меня вытащили из чёрного пруда.

— Да! — наконец отмерла я. — Хочешь сказать, ты из России?

И тут девушка, рухнув на колени подле меня, кинулась мне на шею.

— Боже, думала, никогда уже не увижу соотечественника! — сдавив меня в объятиях, она всхлипнула. — А тут ты, да ещё в такой момент!..

— Спокойно, спокойно, — я неуверенно похлопала её по спине — и мягко отстранила: всегда с трудом шла на тактильный контакт. — Как тебя зовут?

— Криста. То есть Кристина, но здесь все зовут меня Криста. Местным трудно выговаривать русские имена... — по её щеке кинематографично красиво катилась крупная слеза. — А тебя?

Пользуясь тем, что девушка оказалась достаточно близко, я, щурясь, оглядела её с головы до ног.

Голубой шёлк платья, местами грязного и изодранного, оттенял яркую лазурь глаз и изысканную бледность кожи, подчёркивал пышную грудь и тонкую талию. Длинные локоны отблескивали старым золотом, сердцевидное личико так и просилось на обложку одного из тех самых романов про попаданок. Да уж, она бы хорошо там смотрелась, по соседству с парочкой принцев — а вот моя очкастая физиономия...

Хотя Криста явно не относилась к Самым Обыкновенным Девушкам. Скорее уж к Первым Красавицам. В голове не укладывалось, что подобное создание когда-то могло разгуливать по улицам, мощёным асфальтом, а не брусчаткой.

— Снежана, — всё-таки ответила я. — Но можно Снежка.

О ласковом школьном прозвище 'Белоснежка', превращённом Сусликовой в издевку, я предпочла умолчать. Действительно: если кто и был на свете всех милее, то уж точно не я.

Нет, в детстве я и правда чем-то походила на сказочную героиню. Пусть кожа не бела как снег, а просто бледна, и волосы не черны как смоль, а просто темны — но в целом внешность вполне соответствовала имени. А что губы не алы как кровь, даже хорошо: кому хочется походить на вампира? Так что мне польстило, когда в первом классе одноклассники дружно сократили Снежану Белую в Белоснежку.

Кличка, которая к универу вызывала лишь горькую усмешку.

— Красивое имя, — Криста нахмурилась. — А почему ты не изменилась? И почему всё ещё говоришь на русском?

На этом месте я снова растерялась:

— В смысле?

— Ну, ты выглядишь... обычной! И языка риджийского, похоже, не знаешь. Так не должно быть, — Криста рассеянно поправила волосы. — Надеюсь, хоть магия у тебя появилась...

— Какая ещё магия?

Криста вздохнула и начала рассказывать.

Это случилось год назад. Шла себе Кристина по улочкам Питера, возвращаясь с работы промозглым зимним вечером; в институт она не поступила, так что решила попробовать снова на следующий год, а пока устроилась кассиром в магазин. Захотела срезать дорогу через один из дворов-колодцев, вынырнула из очередной арки между домами — и увидела старинную рыночную площадь, залитую летним солнцем, заполненную странными людьми, смахивавшими на ролевиков. А когда девушка обернулась, то вместо питерских высоток узрела невысокие каменные домишки, подозрительно напоминавшие средневековые.

Испугавшись, Криста побежала куда глаза глядят. В конце концов забилась в какую-то подворотню, пытаясь успокоиться и осознать, где и каким образом очутилась — но, к несчастью, в эту же подворотню забрели злодеи, изголодавшиеся по женской любви и ласке. Конечно, Криста отдавила им каблуками сапожек всё, что можно отдавить, разбила не один нос и вообще сражалась, как тигрица, но силы были неравны.

И в тот самый момент, когда Кристе уже разрезали пуховик и задрали юбку, появился он...

— Так, это всё замечательно, — оборвала я новую знакомую, когда услышала в её голосе нездорово восторженные придыхания, — но при чём тут моя 'обычность'?

— Да ты слушай! — Криста нетерпеливо махнула ручкой.

...появился он. Даже не вынимая меча из ножен, прекрасный незнакомец расправился с насильниками, увёл Кристу из подворотни и привёл к себе домой. Как потом выяснилось, дом ему не принадлежал, он просто там остановился — но тогда Криста этого не знала. Спаситель поинтересовался, почему девушка так странно одета, ибо пуховики в этом мире были не в ходу; а когда Криста выложила ему свою историю, объяснил, что она попала в страну под названием Риджия, где обитают лепреконы, люди и эльфы. Незнакомец как раз оказался из последних, только острые уши прятал под пышными кудрями.

В какой-то момент девушка с удивлением обнаружила, что разговаривали они вовсе не на русском: просто Криста с чего-то прекрасно понимала чужой язык и столь же прекрасно на нём говорила. На автомате, сама того не замечая. При взгляде в зеркало выяснилось, что волосы её завились в изящные локоны, ресницы вытянулись и для пущей выразительности потемнели, а с кожи исчезли все изъяны. А потом Кристе с её спасителем, назвавшимся Дэном, пришлось удирать из города: посреди ночи на них напали странные личности в чёрных плащах с капюшонами, и парочка чудом улизнула.

Чудо включало в себя украденных лошадей, фехтовальное мастерство Дэна и лук из цветочных лоз, который сам собой материализовался в руках Кристы — да ещё и со стрелой на тетиве. От испуга Криста выпустила стрелу в нападавших, а стрела отчего-то взорвалась светящимися шипами, а Дэн подхватил девушку на руки и вместе с ней выпрыгнул из окна, а потом они нашли лошадей — и тут Криста поняла, что теперь обладает колдовским даром, да к тому же прекрасно скачет на лошади и стреляет из лука, хотя до того лошадей и луки видела лишь на картинках...

— Дай-ка угадаю, — тоскливо проговорила я, — Дэн оказался принцем?

Криста вскинула тоненькие брови — тёмные, несмотря на золото её волос, и идеальной формы:

— Откуда ты...

— И, конечно же, вы полюбили друг друга?

— Да, но...

— И за тобой ухлёстывал ещё какой-нибудь принц, но в итоге ты выбрала Дэна и оставила того несчастного во френдзоне*?

(*прим.: от англ. 'friend zone', 'зона дружбы')

— Ещё немного, и я подумаю, что на самом деле ты шпионка дроу, — подозрительно проговорила девушка.

— Считай это просто... интуицией, — я скрестила руки на груди; всё-таки грудь есть грудь, каких бы размеров она ни была. — И кем же оказались личности в капюшонах?

— Людьми отца Дэна... то есть эльфами, — неохотно проговорила Криста. — Его хотели по политическим соображениям женить на одной страшной принцессе, но он испугался и сбежал.

— А какой год был в России, когда ты попала сюда?

— Две тысячи шестой...

Значит, она уже не застала всех тех романов про попаданок, что мозолили глаза мне. Понятно, почему она не знает законов жанра.

Я прислонилась спиной к неровной каменной стене.

Из всей этой истории — довольно банальной, надо сказать — следовало два вывода. Первый: меня должны были, но по неведомым причинам не решились осчастливить неземной красой и знанием местного языка. Может, это зависит от того, каким способом сюда попадаешь? Криста же не падала никуда, а тихо-мирно прошла...

Здесь определённо должна быть какая-то логика.

Но об этом, пожалуй, я поразмыслю как-нибудь в другой раз.

Второй вывод утешал не больше первого. Криста говорит, что попала сюда год назад, но в нашем мире прошло уже девять лет. Значит, время здесь идёт по-другому — и вернуться обратно до последнего экзамена я явно не успею, а без меня Сашка наверняка завалит устный матан...

Ха, и о чём я думаю? Судя по тому, что меня окружает, мне вряд ли вообще суждено вернуться: либо я сгнию в этой темнице, либо пойду на опыты дроу.

— И как же ты сюда попала? — помолчав, поинтересовалась я.

— Да проезжала мимо гор, под которыми живут дроу, а на меня как накинулись! Я парочку подстрелила, но... — Криста беспомощно опустила глаза.

— А вытащить нас отсюда ты не можешь? Раз уж ты такая крутая лучница и магичка?

— А то я не пыталась! — огрызнулась девушка, вскинув руки к шее, на которой тоже красовался ошейник. — Эта дрянь каким-то образом блокирует все мои способности! Мерзкие дроу!

— Скорее уж предусмотрительные, — оценила я, наклонившись ближе, разглядывая ошейник: с моими минус шестью, да ещё в неровном свете факелов пришлось почти ткнуться в украшение носом, чтобы различить на серебре тонкий рунный узор. — Значит, дроу с эльфами враги?

— Конечно! — Криста недоумённо хлопнула ресницами. — Эльфы — хорошие, а дроу — злодеи! Они ненавидят людей и эльфов, ненавидят и презирают! Из-за них нас с Дэном чуть не убили! У отца Дэна, Повелителя эльфов, был младший брат, и он сговорился с дроу, чтобы захватить эльфийский престол и...

— Коварный антагонист, конечно. Куда же без него, — пробормотала я. — Но вы, естественно, вывели злодея на чистую воду и уже полным ходом готовились к свадьбе, когда тебя похитили? Или успели пожениться?

— Не успели, — Криста почему-то поморщилась. — Я...

И тут вдали послышались гулкие шаги.

Заставившие нас мигом вскочить.

— Они знают, кто ты? — шёпотом поинтересовалась я, схватив Кристу за руку.

— Нет, — девушка покачала головой, тоже невольно понизив голос. — Меня не спрашивали, а я не говорила.

Я сильнее сжала пальцы:

— Не вздумай сказать, что ты невеста принца, ясно?

— С чего это? Я как раз собиралась, — Криста гордо вздёрнула носик. — Пусть знают, кого поймали! И что Дэн обязательно...

— ...попытается тебя спасти. Особенно если тебя пригрозят убить, — закончила я. — Как я поняла, твой жених пойдёт ради тебя на всё. Значит, если ему скажут прийти к дроу одиноким и безоружным, он придёт. — И, прежде чем разжать руку, удовлетворённо кивнула ужасу в её глазах. — Ты ведь не хочешь его смерти?

Криста отчаянно помотала головой.

— Тогда помалкивай, если только тебя саму не захотят убить. Или пытать. — Шаги были уже совсем близко. — Ты ведь всё равно не выдержишь пыток, так что лучше сразу раскрыться. Принца своего, конечно, подставишь под удар, но хоть жива останешься.

— А что будет с тобой?

— Боюсь, ничего хорошего, — буркнула я, шагнув ближе к решётке.

Мгновение спустя моему взгляду предстали два смутных разноцветных пятна. Приблизительно человеческой формы. Чёрт бы побрал мою слепоту!

Я отчаянно прильнула к прутьям, натянула себе 'китайские глазки' — и, когда пятна приблизились к решётке почти вплотную, запоздало различила ту же парочку, что вытащила меня из пруда.

Дроу кривил тонкие губы в презрительной усмешке. В волосах цвета луны поблескивает серебром королевский венец, одежда выдержана в чёрно-фиолетовой гамме: нечто вроде камзола без рукавов, шёлковая рубашка, облегающие бриджи и кожаные сапоги до колена. Узкое, аристократично вытянутое лицо, высокие острые скулы, чуть раскосые тигриные глаза... Красота смертельной опасности — и грация гепарда, готовящегося к прыжку.

Колдун — по крайней мере, я считала его таковым, учитывая, что он вырубил меня лёгким движением руки — оказался ниже дроу почти на голову, да и выглядел куда проще. Волосы, прямые и палевые, завязаны в короткий узел. Правильный овал белокожего лица с чёткими чертами, светлые глаза непонятного цвета, густая русая щетина на месте бороды и усов. Сейчас он был в белой рубахе, тёмных штанах и видавших виды ботинках, похожих на мокасины: видимо, действительно отдал мантию мне.

Оба казались молоды — лет двадцати пяти, не старше; но если дроу напоминал гепарда, то облик колдуна вызывал ассоциации разве что с плюшевым мишкой.

— Йаэя, йаэя, хвер хелдурлу ас вис хёвум хьер, — вкрадчиво проговорил дроу, и низкий голос его был полон странных завораживающих гармоник. — Ех эр Альянэл конар Бллойвуг, Дроттин дроу*.

(*прим.: так-так, кто у нас здесь. Я — Альянэл из рода Бллойвуг, Повелитель дроу (ридж.)

Колдун молчал, с любопытством нас разглядывая. Мы с Кристой отвечали тем же.

Дроу протянул руку к одному из ржавых прутьев, совсем рядом с моим лицом — и я заметила, как на пальце его сверкнуло в свете факела тонкое серебряное кольцо, заиграв бликами витой золотой насечки.

Я не знала, о чём он говорил, но на всякий случай отступила к стене. И правильно сделала: стоило длинному серому пальцу коснуться решётки, как та отъехала в сторону. Криста немедленно рванула к врагу, на ходу занося кулачки, но дроу лениво шевельнул пальцами, точно перебирая в воздухе невидимые струны — и девушка застыла на месте, покладисто опустив руки.

Что с ней сделали?..

— Крага гефюр мьер фулльт вальд ифир фьер, — дроу почти мурлыкал, но то было мурлыканье льва; подошёл к Кристе, взял её двумя пальцами за подбородок, заставив вскинуть голову. — Фаллег стэльпа, — он провёл длинным ногтем по её щеке, от скулы до подбородка. — Фу мэйст, ех гет гефис фьер хваса рос, ог фулльт аф гаман мес фьер*...

(*прим.: ошейник даёт мне полную власть над вами. Красивая девочка... А знаешь, я могу приказать тебе всё, что угодно, и славно с тобой позабавиться (ридж.)

Криста, похоже, не могла и мизинцем шевельнуть — а пальцы дроу прошлись по её губам, скользнули по подбородку, погладили серебряный ошейник...

Когда они спустились к ямке между ключицами, в глазах сокамерницы уже плескалась паника.

— Нох, Алья, — негромко произнёс колдун. — Фейр эр митт. Фу лофассир*.

Дроу сжал губы, но руку убрал.

— Готт, така фау, — он резко отвернулся. — Эн льоса ком афтур тиль и сьодаг*.

— Эйнс ог фу вильт*, — склонил голову колдун.

(*прим.:

— Хватит, Алья. Они мои. Ты обещал (ридж.)

— Ладно, забирай их. Но светловолосую вернёшь через неделю (ридж.)

— Как пожелаешь (ридж.)

Взметнув длинными рукавами, дроу стремглав вышел из темницы и скрылся из виду. Колдун проводил его пристальным взглядом; потом повернулся к нам.

— Филга мьер, — велел он, и на ладони его вспыхнул язычок белого пламени — одновременно с тем, как потухли все факелы. — Ех мун экки мэйса фихь.

— Что он говорит? — поинтересовалась я у Кристы: та наконец пошевелилась, переступив с ноги на ногу.

— Говорит следовать за ним, — покорно перевела девушка. — И что он не причинит нам вреда. А вдруг врёт?

— Конечно, врёт, — горько откликнулась я, делая шаг навстречу колдуну. — Но мы здесь не почётные гости. Так что если не пойдём сами, нас заставят силой, вот и всё.

Мужчина усмехнулся так, точно понял мои слова — хотя, наверное, по моему лицу и интонации нетрудно было догадаться о смысле. Потом, жестом велев следовать за ним, двинулся к выходу из подземелья.

— Что вообще произошло? — обернувшись через плечо, тихонько спросила я у Кристы, пока мы поднимались по узкой и сырой винтовой лесенке; путь освещал лишь огонёк в ладони колдуна. — Что этот дроу тебе наговорил?

— Его зовут Альянэл. Он Повелитель дроу, — в голосе девушки явственно слышалась гадливость. — Я кинулась на него, но... — Криста снова сжала кулачки. — Моё тело не подчинялось мне! Он захотел, чтобы я остановилась, и я просто замерла, как кукла на ниточках!

— Это из-за ошейника?

— Да! Он так и сказал: 'ошейник даёт мне полную власть над вами'. Потом сказал, что я красивая, и что он... неважно, — Криста взглянула на нашего провожатого с явной опаской. — Но колдун попросил его прекратить. Сказал, что дроу обещал нас ему. А тот приказал, чтобы колдун вернул меня через неделю.

— Да это любовь с первого взгляда, — мрачно проговорила я, аккуратно подбирая полы мантии, чтобы не споткнуться. — Этот дроу... он который возжелавший тебя принц? Пятый? Десятый?

— Третий, — обиженно ответила Криста. — До этого были только Дэн и Фаник.

— Фаник?

— Фаникэйл, младший брат Дэна. Он пытался относиться ко мне, как к сестре, но...

Можно не договаривать: и так ясно, что несчастный Фаник пал жертвой всё тех же законов жанра — уготовивших ему участь 'третьего лишнего' в обязательном любовном треугольнике.

Лестница наконец закончилась, и мы очутились в просторном зале, отделанном чёрным мрамором. Впрочем, оглядеться возможности не было: колдун открыл неприметную дверку сразу рядом с лестницей, и, увидев за ней каменные ступени, я поняла, что нам предстоит ещё один подъём. Хорошо хоть теперь путь озаряли свечи, приткнувшиеся в канделябрах на сухих стенах — похоже, гранитных.

Спустя какое-то время мы всё же достигли обитаемой территории: круглой, небольшой и уютной комнаты в бежевых тонах — с пушистым ковром, мягкими креслами и камином, в котором танцевало пламя. В канделябрах плясали размытыми светлячками свечные огоньки, окна закрывали белые гардины, в углу зеленел силуэт чего-то, смахивавшего на большой цветок в горшке...

Если бы обитатель этой комнаты не прислуживал принцу дроу, одна улыбка которого отчаянно сигналила 'опасность' — я бы могла подумать, что он довольно милый человек. Любящий домашний уют.

Но я знала, кому он служит — и для меня милая комнатка была пряничным домиком, построенным для наивных голодных детей.

Колдун смял волшебное пламя в ладони. Жестом пригласил нас сесть в кресла, расставленные вокруг круглого столика. Мы с Кристой, переглянувшись, подчинились. Нервозность заставляла сокамерницу ёрзать так, будто в бархатной обивке прятались иголки; я сидела спокойно, но, откровенно говоря, спокойной вовсе не была.

Нет, вряд ли нас будут расчленять прямо здесь. Но зачем-то мы колдуну понадобились, раз он выпросил нас у принца. И наверняка то, для чего мы ему нужны — нечто противоестественное.

А ещё — крайне болезненное.

Я отчаянно сощурилась, пытаясь по лицу колдуна понять, чего ожидать. Бесполезно: равнодушная доброжелательность, сквозившая во всём его облике, была непробиваема.

Несколько томительных секунд колдун просто переводил светлый взгляд с одной пленницы на другую.

Наконец разомкнул губы.

— Моё имя — Лод, — произнёс он с лёгким певучим акцентом. — И, как я понял, вам удобнее будет общаться не на риджийском.

Я никогда не думала, что смогу потерять дар речи трижды за день.

Однако всё когда-нибудь случается впервые.

Так он правда понял мои слова...

— Мы точно в этой вашей Риджии? — наконец вполголоса поинтересовалась я, ни к кому особенно не обращаясь. — А то здесь все так бойко говорят на русском, что я уже сомневаюсь, не перенесло ли меня в Затерянный Мир на территории сибирской глубинки.

Колдун не мог оценить всего смысла моего высказывания, но всё равно рассмеялся: негромким, приятным, хорошо поставленным смехом.

— Боюсь, мы всё же здесь, — губ его коснулась не то улыбка, не то усмешка. — Просто я очень интересуюсь вашим миром. Это одна из причин, почему вы сейчас здесь, а не на допросе у Повелителя.

Так нас не собираются расчленять? Надо же.

Хотя да: смертнице не стали бы отдавать свою мантию. Ведь смерть от переохлаждения не хуже любой другой.

— Значит, мы не первые, кто к вам попал, — поняла я.

— Нет, не первые. Подобные вам встречаются вот уже сотни лет, но дроу с ними особо не церемонились. Принимали за шпионов, хотя нежданные гости даже под пытками твердили, что не из Риджии. Ведь они знали наш язык, выглядели подобно риджийцам и обладали магическими способностями, пусть и не умели с ними управляться. Потом, когда их одежда стала... видоизменяться, — взгляд колдуна скользнул по моим потрёпанным джинсам и футболке с ярким принтом, выглядывавшим из-под мантии, — а при них появились необычные вещи, такие, как... как...

— Плееры и мобильные телефоны? — подсказала я.

— Да, — с явным облегчением кивнул Лод, — забыл названия... да, вот тогда дроу задумались о том, что, возможно, они говорят правду, — и вздохнул. — Впрочем, это не мешало дроу исправно их казнить. В нашей ситуации безопасность превыше всего.

— А нас тогда почему не казнили?

Колдун подпер голову рукой:

— Первая причина — мне нужна энергия невинных девушек. Не бойтесь, это не больно. И не имеет серьёзных последствий. Пока вы были без сознания, я обследовал вас и понял, что вы подходите...

Лицо Кристы залила краска, и я поняла, что она тоже задумалась о том, каким образом нас 'обследовали'.

— ...а вторая причина — хочу побольше узнать о вашем родном мире. И о тех вещах, которые нашлись в твоей сумке, — высказывание сопроводил кивок в мою сторону. — Я просмотрел твою память: с людьми без магического дара это можно сделать, значительно упрощает допросы... Но даже так многое осталось непонятным. Хочу, чтобы ты прояснила то, что меня интересует.

Так вот почему он не спрашивает, как я сюда попала! А с Кристой, видимо, трюк не прошёл — у неё-то дар есть, иначе бы сейчас она здесь не сидела...

Безболезненные исследования и беседы о нашем мире. Неужели ему правда нужно только это?

Что-то не верится.

Когда попадаешь в мышеловку — глупо надеяться, что тебе просто дадут тот кусочек сыра, к которому ты так стремился, и отпустят.

— А что, если я правда шпион? — с вызовом спросила Криста. — И пока вы будете выкачивать из нас энергию, разнюхаю всё, что мне нужно?

— Не думаю, — колдун почесал себя за ухом: одним сухим, изящным пальцем. — Видишь ли, моя работа с тобой продлится всего неделю, и в твоих же интересах не покидать этой башни. Здесь никто тебя не тронет, но за её пределами... — Лод широко улыбнулся. — Дроу никогда не отличались... как это на вашем языке... строгой моралью, а ты для них лакомый кусочек. Конечно, Алья накажет того, кто посягнул на его добычу, но твоя ценность в его глазах резко упадёт.

— Даже не знаю, утешиться или наоборот, — буркнула Криста.

— Зато мне, похоже, можно гулять без опаски, — сказала я, отметив, как панибратски колдун сокращает имя Повелителя дроу.

Лод внимательно поглядел на меня: создав смутное ощущение, будто обо мне только что сделали некий важный вывод, который не замедлили записать в моё ментальное досье.

— Если вы попадётесь на глаза дроу, любая из вас — ничего хорошего не ждите, — сказал колдун. — Я мог бы приказать вам не покидать башни, но надеюсь на вашу... — он посмотрел в сторону, явно подбирая слово, — сознательность. Не хочу, чтобы вы постоянно ходили под влиянием ошейника.

— Ваших рук дело? — неприязненно спросила Криста.

— Моего предка, — бросил Лод. — Я их только усовершенствовал.

Я вглядывалась в лицо колдуна, надеясь за маской доброжелательности разглядеть намёк на его истинные намерения:

— Вы на всех пленников их цепляете?

Очков не хватало до боли — мало того, что ничего не видно, так ещё и отвратительное ощущение беспомощности, непривычной пустоты на носу...

— Конечно. Алья никогда бы не позволил вам покинуть темницу без ошейников, — Лод пожал плечами. — Я искренне надеюсь, что вы не наделаете таких же глупостей, как ваши предшественники.

— Это каких же?

— Ну, когда мне было семнадцать, к нам попал один мужчина, который назвался мэнэзжиром...

— Менеджером, — машинально поправила я.

— Наверное, — согласился колдун. — Я понял, что он из другого мира, и попросил у Альи разрешения взять его себе.

Как собачку, видимо. Ну да, на кого же ещё цепляют ошейники. А мы, видимо, новые питомцы. Может, поэтому с нами так любезны? Дети тоже частенько балуют подобранного на улице котёнка — пару месяцев: пока котёнок не вырастет, а детям не надоест за ним убирать. И тогда котёнок отправляется туда, откуда его взяли.

Только вот когда наиграются с нами — нас явно ждёт нечто похуже улицы.

Бродячий кот, вот я кто. Бродячий облезлый кот, который по воле судьбы угодил к тем, кто не слишком-то любит котов. И если я попадусь на глаза новым хозяевам, на меня в лучшем случае не обратят внимания, а вероятнее всего — пнут. Ведь законы жанра, которые всегда делают очередную попаданку пупом земли, работают только для таких, как Криста; а в моей истории всем плевать на очередного кота, пусть даже немного отличающегося от тех, которых уже когда-то подбирали и выбрасывали...

— Конечно, сначала этот мэнэзжир вёл себя буйно, но когда понял, что может с ним сделать ошейник, присмирел. Какое-то время вёл себя хорошо. Написал по моей просьбе ваш алфавит и пару сотен слов вашего языка с переводом. Объяснил мне, что такое кассеты с музыкой, джинсы и другие вещи. А в один вечер убил двоих дроу и набросился на меня. — Лод произнёс это таким же обыденным тоном, как и всё предыдущее. — Мне не стоило бы труда остановить его, хотя вместе с магическими способностями его наделили умением драться не хуже дроу... но это увидел Алья.

— И ему не понравилось, как какой-то мэнэзжир с вами обошелся, — предположила я.

Лод кивнул.

— Вы убили его? — тихонько спросила Криста.

— Я — нет. Это сделал Алья.

— И каким образом? — невзначай уточнила я, движимая каким-то естествоиспытательским интересом.

— Очень просто. Отдал ошейнику приказ 'убить', тот сжался, и мэнэзжир задохнулся.

Криста судорожно схватилась за серебряный круг на шее, точно тот мог разомкнуться от одного её прикосновения — а я немного, самую капельку пожалела о своём вопросе.

Конечно, горькая правда лучше сладкой лжи, но теперь я особенно отчётливо ощущала себя осуждённым, стоящим на плахе. Рядом с палачом, который уже с извиняющейся улыбкой накинул на тебя петлю.

— Потом была девушка. Четыре года назад. Мне было двадцать три... вы с ней чем-то похожи, — Лод посмотрел на Кристу, а я отметила, что почти угадала с его возрастом. — Она провела здесь год. Научила меня вашему языку, рассказала много полезного. — Колдун вздохнул. — А потом попыталась бежать.

— Дайте-ка угадаю, — хмуро сказала я. — Ей это не удалось.

— Почему же? Удалось. Она даже добралась до ближайшего города людей. Но Алья узнал, что она бежала, призвал её обратно, и больше я её не видел. — Мужчина покачал головой: как будто даже печально. — Она ведь тоже была светловолосой, похожей на эльфа... к таким у него особое отношение.

Криста нервно сглотнула.

— Что значит 'призвал её обратно'? — поинтересовалась я.

Раз уж за лишние вопросы меня до сих пор не убили...

— С помощью ошейников мы с Альей можем в любую минуту увидеть, где вы. А ещё — переместить вас к себе. Вне зависимости от того, где вы находитесь. И я надеюсь, вы уже поняли, что бежать бесполезно.

А вот это мы ещё посмотрим.

— Снять ошейники, конечно же, никак нельзя.

— Если это попытается сделать кто-нибудь, кроме меня и Альи, ошейник вас задушит. Любое физическое или магическое воздействие заставит его сузиться. Чем больше усилие, чем сильнее заклятие, тем быстрее он будет сжиматься, — колдун мягко улыбнулся. — В ваших же интересах не пытаться от него избавиться.

Улыбнулся — но едва уловимые нотки в голосе выдали, что под шкуркой плюшевого мишки скрывается сталь.

— Впрочем, вам надо отдохнуть, — колдун поднялся с кресла, и мы с Кристой поспешили последовать его примеру. — Назовите свои имена.

— Криста, — обречённо выдохнула девушка.

— Снежана, — представилась я.

— Снез-жа-на, — повторил колдун нараспев. — Это от слова 'снег'?

— Вроде бы.

Лод склонил голову:

— Снезжана, почему ты всё время сужаешь глаза? Они болят?

— Нет, не болят, — я перестала щуриться, и всё вокруг тут же расплылось в смутные разноцветные пятна. — Просто я плохо вижу.

— А, — Лод вскинул руку, в которой вдруг материализовались до боли знакомые очки: большие, прямоугольные, в пластиковой оправе цвета шоколада. — Тогда, думаю, это твоё.

Радостно вырвав очки из его пальцев, я протёрла стёкла футболкой, нацепила на нос — и мир обрёл чёткость. Позволив наконец разглядеть серые крапинки в зеленоватых, прозрачных, как лесной ручей, глазах Лода, и щербинки на лакированной крышке стола, за которым мы сидели; и то, что на канделябрах вырезаны затейливые завитушки, а цветок в углу похож на фикус...

— Я нашёл их в пруду. Решил проверить, не потеряла ли ты чего, — Лод широко улыбнулся, и я заметила, что клычки у него острые и удлинённые, как у недоделанного вампира. — Ваши покои там. Вы найдёте в них всё, что нужно, — махнув рукой на дверь в дальнем конце комнаты, он отвернулся; шагнул к очередной винтовой лесенке, начинавшейся рядом с камином, ведущей куда-то наверх. — Спите. Завтра, как проснётесь, начнём работать.

— Выкачивать нашу энергию, хотите сказать?

Но колдун, не ответив, исчез за лестничным поворотом.

— И на том спасибо, — вздохнула я, направляясь к двери в обещанные покои. Криста хвостиком семенила следом.

Просторную полукруглую комнату обставили просто, но уютно: ещё один камин, огромная кровать, шкаф для одежды, шёлковая ширма для переодевания, расписанная абстрактными узорами. Всё в голубовато-серебристых тонах. В настенных канделябрах горели свеженькие свечи, у зашторенного окна стоял небольшой стол, на котором ждала пара странных серебряных колпаков. Странно... всегда думала, что дроу живут в каменных катакомбах, в хитросплетении подземных залов и коридоров, вырубленных прямо в скалах — но откуда тогда окна?

И здесь ли жили все питомцы колдуна, пока не истекал их срок годности?..

Криста любопытно распахнула маленькую дверку рядом со шкафом — и, ахнув, нырнула в открывшуюся комнату:

— Да тут ванная! С ванной! Эмалированной! Совсем как в нашем мире! И унитаз... он что, со смывом?!

Я услышала странный щелчок, затем — шум воды. Хмыкнула, даже не подумав разделить Кристину радость.

Забавная она. Будто номер в отеле осматривает, а не клетку. И чего так удивляться? На Земле туалеты со сливом изобрели ещё до нашей эры — а судя по тому, что я видела, в этом мире таки не грязное средневековье.

Потом сквозь водяное бурчание пробился странный перезвон.

— А ещё тут краны! — в голосе Кристы зашкаливал восторг: похоже, к этому моменту про плен она забыла начисто. — И из них течёт горячая вода!

Тяжело вздохнув, я вынула из канделябра одну свечу. Сунулась в ванную комнату, отделанную белым мрамором: фарфоровую раковину омывала прозрачная, пышущая паром водяная струя, бившая из медного крана. Разочаровывающе обыденный унитаз был без бачка, зато с кнопкой в стене над сидением — и с ним соседствовала просторная круглая ванна, скорее напоминавшая небольшой бассейн.

Судя по всему, наши покои не предназначались для пленников. По крайней мере, изначально. Но колдун вынужден был поместить нас сюда, дабы держать под рукой... что ж, спасибо ему: я-то думала, будем сидеть на цепях, на коврике у камина — а золотая клетка всяко лучше каменной.

Надеюсь, жених Кристы не сплохует и вытащит нас отсюда до того, как колдун нами наиграется. Прекрасным эльфийским принцам вроде свойственно специализироваться на своевременном освобождении дам, попавших в беду. Конечно, у принца не было ни малейшего резона вытаскивать вместе с Кристой меня — но, если правильно себя вести, Криста сама будет на этом настаивать. Она вроде добрая девочка, хоть и глупенькая...

Вентилям над ванной всё-таки удалось меня заинтересовать: хотя бы потому, что на один-единственный кран их приходилось целых четыре. После недолгих колебаний я установила свечу в канделябр над раковиной, залезла в ванну — прямо во влажных джинсах и хлюпающих кроссовках — и поочерёдно прокрутила все. Первые два, как и ожидалось, обеспечивали горячую и холодную воду, причём горячий открывался со странным звоном: будто поблизости кто-то бубен встряхнул. Третий добавил в струю густую белую пену. Когда я крутанула четвёртый, вода в кране неожиданно иссякла — зато миг спустя хлынула мне на голову.

— Душ! — воскликнула Криста, явно приближаясь к экстазу.

— Тьфу ты! — я отшатнулась, жмурясь и отплёвываясь от пены. Хорошенько проморгавшись, вскинула голову: мыльная вода текла из крохотных, почти незаметных отверстий, проделанных прямо в мраморе на потолке. — А чего ты так радуешься? Неужто во дворце у твоего принца такого нет?

— Нет, конечно! Для умывания эльфы используют серебряные тазики. Они похожи на большие глубокие тарелки, и на них накладывают заклятие автоматического очищения, так что вода там не грязнится. А для мытья — бассейны или деревянные бадьи: воду в них, конечно, подогревают магией, но сначала-то её приходится в вёдрах таскать...

Во взгляде Кристы, устремлённом на потолок, читалась откровенная зависть.

— А что насчёт туалета? — уворачиваясь от тёплой струи, я закрыла пенный вентиль, и вода сразу очистилась от мыла.

— У них... в основном будочки во дворе. Но в замках деревянные сидения в отдельной комнатке, и под сидениями трубы к выгребной яме. Правда, пахнет в этих комнатах...

Значит, мои выводы насчёт грязного средневековья всё же были несколько поспешными.

— Это несправедливо, — с искренней обидой в голосе продолжила Криста. — Тёмные эльфы, а живут, как белые люди!

— Что ж, будет, что рассказать твоему жениху, когда он тебя спасёт.

Наспех смыв пену с волос, я закрутила все вентили. Вылезла, скинула безнадёжно промокшие кроссовки, оставляя пятками грязные следы на белоснежном полу: ноги тоже сполоснуть не помешает... но позже.

— А как Дэн меня спасёт?! — в панике возопила Криста. — Он даже не знает, где я!

Вот это уже прозвучало не очень хорошо.

— Как не знает? — я тряхнула головой, забрызгав сокамерницу каплями, разлетевшимися с концов спутанных волос. — Неужели, отправляясь к горам, где живут ваши злейшие враги, ты не сказала ему, куда идёшь? Или ты так замечталась о грядущем медовом месяце, что не заметила, куда тебя ноги несут?

Криста потупилась:

— Я... сбежала.

— От кого?

— От Дэна!

А я-то думала, вероятность встретить сбежавшую невесту куда меньше, чем вероятность увидеть сбежавшего жениха.

— Почему? — озадаченно откинув волосы назад, я взлохматила челку, липнущую ко лбу мокрыми прядями-сосульками.

— Потому что у нас скоро свадьба!

— Но ты вроде бы его любишь. А он вроде бы красивый, храбрый, великолепно владеющий мечом эльфийский принц, который любит тебя, — я вышла из ванной, не обращая внимания на мокрую одежду: с момента пробуждения уже к ней привыкла. — И что помешало тебе выйти за него замуж?

— Это разрушило бы наши отношения!

— По-моему, свадьбы обычно устраивают, чтобы скрепить эти самые отношения, — мягко напомнила я, разглядывая большой горшок с углём, стоящий рядом с камином: похоже, у дроу были проблемы с деревом. — И поддерживать их, пока смерть не разлучит вас.

Сев на кровать, Криста горестно вздохнула.

— Понимаешь, между нами возникло какое-то... напряжение! Раньше мы просто щекотали друг друга, дурачились и дрались подушками, а теперь лежали в постели и думали о том... и я знала, что он тоже думает о том... о том, что скоро в этой самой постели мы будем...

В общем, инфантилы на выгуле. Прелесть. Видимо, эльфы, в отличие от дроу, как раз славились строгой моралью; и если до свадьбы принц спал со своей невестой, то лишь в самом буквальном смысле этих слов.

Только вот тогда Криста ещё глупее, чем кажется.

Да, сейчас мысль о сексуальном контакте с кем-либо и во мне вызывает отвращение — но ради любимого человека, наверное, можно потерпеть. В конце концов, куча людей находит это занятие очень даже приятным.

— Неужели эта перспектива настолько вас пугала?

— Дело не только в этом! — Криста отчаянно всплеснула руками. — Понимаешь, когда я узнала, что у меня есть магические способности... и что я никогда не смогу вернуться в наш мир... я подумала, что буду помогать людям! Странствовать по Риджии, сражаться с дроу, убивать монстров...

Осознав, что она сказала, я похолодела:

— Не сможешь вернуться в наш мир?

— Да! Но если я стану эльфийской принцессой, никто не позволит мне делать то, что я хочу! И я буду вынуждена вести себя, как положно принцессам, а это целыми днями сидеть на троне и вышивать гобелены, и играть на арфе, и...

— Почему ты не смогла вернуться в наш мир?!

— Да потому что! — Криста явно обиделась, что из её тирады меня заинтересовало именно это. — Ни эльфы, ни люди, ни лепреконы не знают, как открыть проход между мирами! Я же не первая, кто к ним попал. Они всё перепробовали, но ничего не получалось, даже просто посмотреть, как там моя семья поживает! Так что все мои... наши... предшественники так и жили здесь до самой смерти.

Я глубоко вдохнула. Выдохнула. Потом стала мысленно возводить семерку в степень — как делала всегда, когда хотела успокоиться.

Сорок девять, триста сорок три, две тысячи четыреста один, шестнадцать тысяч восемьсот семь...

Когда я дошла до пятнадцатой степени, нервный холодок исчез, тоненькие вопли паники утихли, перестав путать мысли — и ко мне вернулась способность рассуждать здраво.

Итак, шансов, что Кристин принц поможет нам спастись, фактически нет. Но даже если мы не умрём здесь, в катакомбах дроу, а вырвемся из плена — домой я уже не вернусь.

Весёленький расклад, ничего не скажешь.

Конечно, в моём мире меня не ждёт никто, кроме Сашки. Но и у эльфов, в отличие от Кристы, радужных перспектив мне не светит. Если мы и сможем бежать — что я буду делать? Мыть полы в какой-нибудь таверне? На приличную работу не устроиться: кто же возьмёт на эту работу странную девушку с улицы, незнакомую с местным языком, обменным курсом, бытом и обычаями. Конечно, всё исправимо, но на это потребуется время — и деньги, которых у меня не будет. А я, честно сказать, плохо переношу голод и отсутствие бытовых удобств.

С другой стороны...

— Надеюсь, ты всё же будешь не против вернуться к своему принцу, когда я вытащу нас отсюда, — подойдя к шкафу, я распахнула деревянные дверцы. — Если честно, твоё возвращение здорово облегчит нам жизнь.

— Ты собираешься... бежать? — глаза Кристы расширились. — Со мной?

— Ну не отдавать же тебя на растерзание этой серой сволочи. А для начала я собираюсь переодеться.

...с другой стороны: если я верну эльфийскому принцу его взбалмошную возлюбленную — мне вряд ли посмеют в чём-либо отказать.

Да, мне было, в сущности, плевать, что там сделает с Кристой очередной принц, польстившийся на её достоинства. Я эгоистка до мозга костей. И не стесняюсь в этом признаваться — в отличие от большинства людей, которые из лицемерия натягивают на руки белые перчатки лживого альтруизма, чтобы стянуть их при первом удобном случае.

Но это в моих же интересах: вытащить нас обеих отсюда до того, как колдун завершит с Кристой свою 'работу'.

В шкафу нашлись четыре платья, пара штанов и несколько рубашек. Платья оказались весьма интересных фасонов — судя по всему, дроу не стеснялись наготы. Кристе подошло только одно: из тёмно-серого бархата, с длинными рукавами и целомудренным отсутствием выреза, зато полностью оголяющее спину — и даже интригующе маленькую часть того, что ниже спины. По бокам длинной юбки шли разрезы чуть ли не до бедра. Впрочем, Криста в этом наряде выглядела потрясающе: даже несмотря на то, что её замшевые полусапожки не совсем к нему подходили.

Интересно, а ноги у неё такими длиннющими тоже в этом мире стали?..

Я с огромным сожалением рассталась с безнадёжно грязными джинсами и замызганной футболкой, но примерять платья отказалась наотрез. А потому повесила мантию колдуна на спинку стула — и влезла в огромные суконные штаны: их пришлось подвернуть внизу и туго перепоясать бархатной полосой, которую я бесцеремонно оторвала от одного из платьев. Все рубашки тоже оказались велики; я выбрала самую простую, из светлого хлопка, и ограничилась тем, что засучила рукава. В кроссовки снова влезать не стала — каменный пол был удивительно тёплым, будто его подогревали. Какое-то время переживу и босой.

Следом моего внимания удостоился стол у окна. Под серебряными колпаками обнаружились ложки, золотые кубки, полные воды, и тарелки с чем-то, похожим на рагу; уловив аппетитный запах, мы с Кристой схватили вилки и накинулись на еду, не только не задумавшись над её потенциальной отравленностью — даже руки не помыв. Уж слишком проголодались.

Я распознала какое-то мясо, картошку и овощи, напоминающие кабачки. Вкус остального был мне незнаком, но менее вкусным он от этого не делался. Удивительно даже... представить себе девушку-дроу в платье с головокружительным разрезом я могла легко — в конце концов, в игрушках что эльфы, что дроу зачастую бегали в комплекте бронированного нижнего белья — а вот вообразить её же за плитой как-то не получалось. Не говоря уж о том, чтобы за этой плитой она старалась для презренных человеческих девиц.

Которых наверняка через недельку-другую уже не будет в живых.

Разнообразием ужин похвастаться не мог, но вот сытностью — вполне: я едва осилила последние ложки. Отодвинув тарелку, посмотрела на занавешенное окно.

И, поколебавшись, заглянула за плотную серебристую штору.

Похоже, мы находились во дворце. И башня, в которой располагалась наша комната, была более чем высокой: из окна открывался потрясающий вид на город. Он искрился морем огней, сиянием окон белоснежных особняков — а над ним молчала чернота того, что можно было принять за беззвёздное небо... но я быстро поняла, что это не так.

Да, дроу действительно обитали под землёй. Только отнюдь не в каменных катакомбах. Они просто построили город в огромной пещере — столь огромной, что невозможно было разглядеть её сводов.

И да, я никак не ожидала увидеть того, что увидела.

Отдёрнув занавесь, я прижалась лбом к стеклу — одному из десятков маленьких стёкол, соединённых в единое целое изящной ковкой оконного переплёта — и посмотрела по сторонам. Вправо от башни уползала белокаменная стена дворца; прямо под нашим окном виднелся знакомый сад со светящимися розами и чёрным прудом. Дворец окружала высокая каменная стена, поросшая пепельной серостью бледного плюща.

— Ничего себе, — прошептала Криста, подглядывавшая из-за моего плеча. — Не думала, что дроу... способны на такое.

— Как и я, — прежде чем обернуться к сокамернице, я тихо вернула штору на место. — Что ж, если мы хотим выбраться отсюда, то мне нужно выучить риджийский.

— Ты не сможешь, — покачала головой Криста. — Если только ты не прирождённый лингвист.

Я прошла к кровати. Пошарила по выдвижным ящикам, которые заметила в изголовье. Обнаружив пузырёк чернил, стальную перьевую ручку и несколько свитков пергамента, торжественно вручила всё это Кристе.

— Напиши вначале местный алфавит, — велела я, раздвигая тарелки на столе. — Потом — личные местоимения в разных падежах и названия всех предметов, которые есть в этой комнате. С переводом и транскрипцией русскими буквами, естественно.

— Ты не сможешь! — повторила Криста. — Колдун продержит меня здесь всего неделю, и за это время риджийский ты никак не выучишь! И вообще... какой у тебя план?

— Пока никакого.

— Никакого? И как же тогда, скажи на милость, ты собираешься нас освободить?

— Как только придумаю, обязательно сообщу.

Криста, фыркнув, раздражённо дёрнула покатым плечиком:

— А я-то уши развесила! Вытащит она нас, как же! Ладно, придумаю что-нибудь, и не из таких передряг...

— Никто не мешает тебе на досуге придумывать всё, что душе угодно, — мой голос почти истекал бесконечным терпением. — Но сейчас я прошу тебя набросать несколько строчек, что не так уж тяжело, согласись. Если, конечно, ты умеешь писать.

И, заметив гневный прищур Кристы, ретировалась в ванную.

Такие грязные ноги, как у меня, брать в постель преступно; так что мне есть, чем заняться, пока сокамерница покупается на моё 'слабо'.

Когда я вернулась, вместо полотенца вытирая голову порванным платьем, Криста расчёсывала волосы костяным гребнем: видимо, нашла всё в тех же изголовных ящиках.

— Написала? — повесив влажное платье на спинку стула, я взяла исписанный пергамент.

— Да, — Криста любовалась своим отражением в ручном серебряном зеркальце.

Я пробежалась взглядом по чернильным строчкам: вначале — по закорючкам букв, сопровождённым звуковой транскрипцией на русском, потом — по словам, нацарапанным ниже. Ещё раз окинула пергамент пристальным взглядом.

Почувствовала, как его ментальная копия ложится на полочку в моём сознании.

— Отлично, — я перевернула пергамент и положила его перед Кристой. — А теперь пиши на обороте риджийский перевод тех слов, которые я тебе назову.

— Сначала выучи то, что я уже написала, — девушка сосредоточенно чесала особо непослушный локон.

— Я и выучила.

Криста замерла. Поймала в зеркальной глади мой мягкий, внимательный взгляд из-под очков.

Потом, всем своим видом выразив крайний скептицизм, отложила зеркальце и гребень, схватила пергамент — и встала.

— Отлично. Сейчас проверим, — она отошла в дальний конец комнаты: так, чтобы я никак не разглядела написанного. — Как будет 'стул'?

Образ пергамента мгновенно всплыл перед моими глазами.

— Не ручаюсь за правильность написанного тобой произношения, — я взяла со стола гребень и склонилась над зеркалом, в котором отражался белёный потолок, — но вроде 'формасур'.

Криста недовольно кивнула:

— Кровать?

— Руум, — я пригладила чёлку, чтобы та сохла в более-менее приличном виде, и принялась сосредоточенно чесать мокрые запутанные волосы.

— Они?

— Фейр.

— Тарелка?

— Фат.

— Ей?

— Хенни.

— Одежда?!

— Фё... ай, — я поморщилась: запутанная прядь никак не хотела расчёсываться, — фёт.

— Вода?!

— Матх, — я положила гребень рядом с зеркальцем, оглянулась через плечо и улыбнулась. — Может, для экономии времени ты просто мне поверишь?

Криста села на кровать. Открыла рот — и закрыла.

Потом снова: словно рыбка, которую вытащили из воды.

— Я же называла слова не подряд, — зачем-то пробормотала она, — и те, которые написала в конце, и в середине...

— Правильно делала.

— Но это невозможно! Ты... ты смотрела на этот пергамент всего-то секунд десять!

Я повернулась к ней:

— Полагаю, ты никогда не слышала об эйдетической памяти?

Криста озадаченно хлопнула длиннющими ресницами.

— Фотографической, — смилостивилась я.

— А! Это когда людям достаточно пролистать книгу, и они её запоминают?

— Точно.

— Слышала, конечно! Хочешь сказать, у тебя... фотографическая?..

— Именно.

Во взгляде Кристы скользнуло благоговение:

— Выходит, ты... гений?

Я провела пальцем по переносице, поправляя очки. Села на стул, откинувшись на мягкую спинку.

— Я научилась читать в год, а к двенадцати знала наизусть все книги в нашем доме. В пять лет я перемножала в уме трёхзначные числа. Я поступила в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики, набрав максимальное количество проходных баллов. Учти, что на студентов с ВМК даже ребята с физфака и мехмата смотрят, открыв рот, а я поступала на курс фундаментальной информатики, куда принимали всего-то пятнадцать человек. — Насчет мехмата я, конечно, несколько преувеличила: тамошние студиозусы всегда мнили о себе незаслуженно много... но не суть. — Мой айкью равен приблизительно ста восьмидесяти с хвостиком. Если сложить все эти факты воедино... — я пожала плечами. — Да, пожалуй, можно сказать, что я гений.

И не стала добавлять, что лишь осознание собственной исключительности весь последний год удерживало меня от того, чтобы повеситься на крюке от люстры. Этого — и того, что без меня Сашка снова запустит учёбу.

Воспоминание кольнуло сердце тоненькой иголочкой тоски.

Мне безумно, до боли хотелось его увидеть. И рассказать обо всех безумствах, которые со мной произошли — потому что я всегда всё рассказывала ему.

Почти.

— Можешь придержать слова восхищения при себе, — великодушно разрешила я.

— А... ты... — девушка облизала пересохшие губы, — ты что, уже учишься в универе? Сколько же тебе лет?

Поскольку я ожидала несколько другой реакции, то нахмурилась:

— Девятнадцать.

Криста долго смотрела на меня, птичкой склонив голову набок.

Так, будто впервые увидела.

— А я думала, тебе лет пятнадцать, — наконец глубокомысленно изрекла она. — Совсем мелкой выглядишь.

— Всё, что ты усвоила из моих слов — это факт моего поступления в универ?

— Нет, — на удивление спокойно ответила девушка, поднимаясь с кровати. Приблизившись, села напротив. — Ещё то, что ты действительно можешь вытащить нас отсюда.

Положила перед собой пергамент. Повернула чистой стороной кверху.

И, обречённо вздохнув, открутила крышку пузырька с чернилами.

— Так. Какие слова, говоришь, тебе ещё надо написать?..

Мы просидели, наверное, полночи. Криста очень скоро начала клевать носом, рискуя испачкать его в чернильнице — но я объявила отбой, лишь когда мы исписали все четыре свитка мелким шрифтом с обеих сторон; тогда я задула свечи, уже близившиеся к состоянию огарков, и мы с наслаждением заползли под одеяло.

К сожалению, только одно.

Под нами захрустела чистая, свежая простыня, едва уловимо пахнущая лилиями. Некоторое время мы с сокамерницей, ворочаясь, перетягивали одеяло на себя — пока я, махнув рукой, не выползла из-под него.

Ничего страшного, всё равно в рубашке сплю. К тому же в комнате тепло.

— Хорошие свечи у дроу, — едва слышно протянула Криста, удовлетворённо свернувшись калачиком под пуховым трофеем. — У эльфов они трещат и дымят, а эти... у них пламя такое ровное, и хватает надолго...

— Прихватим одну, как сбегать будем? Пусть эльфы выяснят, как дроу их делают.

— Ага...

Она зевнула сонным котёнком — широко, умильно, обнажив мелкие зубки — и заснула, как котёнок: мгновенно. Только что говорила со мной, а потом закрыла глаза — и звук её дыхания окрасил тонкий присвист.

Я сняла очки, положив их рядом с подушкой. Легла, закинув руки за голову. Глядя в потолок, мысленно перебрала свитки с риджийскими словами, отныне надёжно хранившиеся в моей памяти.

Закрыла глаза, чувствуя, как подкрадывается на мягких лапках долгожданный сон.

Что ж, будем надеяться, нам действительно удастся выпутаться из этой передряги. И, желательно, безболезненно.

Хотя бы для меня.

ГЛАВА ВТОРАЯ. НАСЛЕДНИК РОДА МИРКРИХЭЙР

Утром меня разбудил вопль Кристы. Очень похожий на тот, что выдернул меня из сна в темнице.

И, прежде чем открыть глаза, я понадеялась, что подобный способ пробуждения не войдёт у неё в привычку.

— Что? — я рывком села в постели, нащупывая очки.

Сокамерница, не отвечая, молча ткнула пальцем куда-то в сторону окна.

Поспешно спрятав глаза за стёклами, я обратила внимание на растопленный кем-то камин — и натолкнулась на чужой сияющий взор. Сияющий в самом прямом смысле этого слова: очи незнакомца светились странным, чарующим и причудливым блеском синевы и серебра.

— Доброе утро, — вежливо поприветствовала я юношу, застывшего у стола с грязными тарелками в руках. — Что вам нужно?

Тот лишь улыбнулся в ответ узкими губами, и улыбка эта походила на лезвие ножа. Кожа его была пепельно-серой, как у дроу, но черты — ещё тоньше, ещё острее, ещё неправильнее; и волосы — чёрный обсидиан, а не лунное серебро, и глаза — не яркий янтарь, а блеклый синеватый перламутр, и бесформенные одежды — похожие на мантию, сотканную из сумрака ночи...

Одновременно с тем, как я встала с постели, юноша отступил на шаг, в тёмный угол рядом с окном, и каким-то образом совершенно слился с тенью. Ещё мгновение я видела огоньки его глаз — а затем пропали и они.

Когда я приблизилась к столу, в комнате уже не было никого, кроме нас с Кристой.

— Кто это был? — выдохнула сокамерница.

— Думаю, кто-то вроде уборщика, — я запоздало сообразила, что на мне нет ничего, кроме рубашки, прикрывающей ноги до середины бедра — и мстительно понадеялась, что мои кривые ноги будут преследовать незваного гостя в кошмарах. — Тоже мне, юноша бледный со взором горящим...

На всякий случай обследовала угол на предмет потайных люков и дверей, но ничего не обнаружила. Ожидаемо.

— Похоже, он ещё и официант, — добавила я, заметив на столе чистенькие серебряные колпаки, под которыми явно скрывался наш завтрак. Мельком заглянула в зеркальце, лежавшее на столешнице; торопливо поправила вздыбленную челку, скрыв противную россыпь мелких прыщей на лбу. — Давай-ка умываться и есть.

И мантия колдуна, и мои джинсы бесследно исчезли: похоже, их забрали в обмен на еду, и за этой едой я обнаружила, что мне больно глотать. Это тоже было ожидаемо — купание в реке и ночёвка на ледяном полу не могли обойтись без последствий. Особенно для человека, который больше половины уроков физкультуры просидел на скамейке по причине освобождения после болезни.

Если кто-нибудь всё же принимает участие в нашем создании, в чём я сильно сомневалась — ваяя меня, он настолько переборщил с интеллектом, что на иммунитет просто не осталось места. Насморк, кашель и прочие орви цеплялись ко мне регулярно; а за весь четвёртый и пятый класс школы я посетила от силы уроков сорок, за два года умудрившись переболеть бронхитом, гайморитом, отитом, воспалением лёгких и вирусным менингитом. Какой-то болячке так понравилось в моём организме, что лекарства лишь заставляли её кочевать из органа в орган, но никак не уходить. Мама сбилась с ног, таская меня по врачам, а те лишь руками разводили.

В конце концов я всё-таки выздоровела, но ещё долго лечила последствия антибиотиков. И те два года спала не в своей комнате, а в маминой кровати, у неё под боком. Тогда мама не объясняла, почему настояла на моём переселении — и лишь годы спустя призналась, что устала по пять раз за ночь бегать в другую комнату, чтобы проверить, дышу ли я...

Тарелка расплылась перед моими глазами, заставив проглотить комок в горле. Нет, не плакать, только не плакать! Срочно возвести в степень... тройку, да, тройку. Первая — три, вторая — девять, потом двадцать семь, восемьдесят один, двести сорок три...

— Интересно, а что нам после завтрака делать? — когда непролитые слёзы высохли на ресницах, я спокойно подцепила вилкой жареный гриб: на завтрак нам подали удивительно банальный для другого мира омлет — с чем-то, очень похожим на шампиньоны. — С утра с нами вроде обещали 'поработать'.

— Может, этот колдун про нас забыл? — с надеждой спросила Криста.

— Хотелось бы надеяться, — я качнула головой, — но, боюсь, вероятность этого крайне мала.

И точно: не успела я договорить, как послышался деликатный стук в дверь.

— Да, — обречённо крикнула я.

Лод вошёл в комнату с таким непринуждённым видом, словно навещал не пленниц, а дорогих гостей. Скользнул взглядом по моим голым ногам — но, как и ожидалось, особо на них не задержался.

— Доброе утро, — произнёс колдун; уголки его губ были приподняты в лёгкой улыбке. — Как спалось?

— Благодарю, прекрасно, — сказала я. — Но мне очень интересно, кто нас разбудил.

Лод сощурился, и я прочла вопрос в его взгляде.

— Тут был... юноша. В чёрном. Со светящимися глазами.

— А, вы про Акке? — улыбка мужчины стала шире. — Не обращайте на него внимания. Это мой слуга, он иллюранди.

Я как раз собиралась спросить, что означает последнее слово, когда Криста ахнула и всплеснула руками.

— Иллюранди?! — тонкий голосок сокамерницы дрожал от возмущения. — Они же демоны, создания тьмы! Мне про них Дэ... дедушка рассказывал! — к счастью, Криста вовремя поймала мой предостерегающий взгляд. — Насылают кошмарные сны, питаются человеческими силами!

— Не только человеческими, — мягко поправил Лод. — Просто у человека легче всего украсть силы — и да, именно во сне. С дроу или с эльфом такое не пройдёт, если только они не ослабли вконец, — колдун прислонился плечом к дверному косяку. — Но дроу заключили с иллюранди... соглашение. Дроу на добровольной основе отдают иллюранди свою энергию, а те взамен присматривают за их домами. Энергия дроу куда сытнее человеческой, так что иллюранди в итоге забирают совсем немного: дроу этого даже не чувствуют. А ловкость и умение мгновенно перемещаться в тени делают иллюранди отличными слугами.

— В общем, тёмные домовые, — пробормотала я. — Или дворецкие.

Очередное подтверждение того, что не так уж наш плюшевый мишка и безобиден. Действительно: куда же колдуну, живущему в мрачной тёмной цитадели и использующему невинных девиц для своих злодейских планов, без демона-прислужника...

— И вы позволили ему приблизиться к нам?! — Кристу объяснение колдуна явно не успокоило. — Когда-то сотни людей и эльфов погибли, чтобы изгнать иллюранди со своих земель, а вы...

— Акке причинил вам вред?

Голос мужчины был мягче шёлка — но улыбаться он перестал.

— Нет, но...

— Он чем-то оскорбил вас?

— Не...

— Тогда что именно тебя не устраивает?

Криста открыла рот — и встретила взгляд Лода, в котором сейчас поблескивала серая сталь.

— Да нет, — девушка потупилась, резко вспомнив, что находится в плену, а не на курорте, — всё нормально.

Едва заметная улыбка вернулась на губы колдуна мгновенно, будто кто переключил рычажок — но теперь я видела, что в прозрачной серости его глаз нет и тени этой улыбки.

— Я рад, — Лод отвернулся. — Жду вас в гостиной как можно скорее. Пора приступать к делу.

Я проследила, как за ним закрывается дверь. Покосилась на Кристу, чей нехороший прищур ясно выдавал направление её мыслей.

— Полагаю, ты думаешь о том, что ещё ему покажешь?

— Правильно полагаешь, — процедила сокамерница. — Эх, не будь на мне ошейника...

Я успокаивающе похлопала Кристу по плечу.

— Ладно, пойдём, пока он не осерчал, — подхватив штаны, я тоскливо отвернулась от раскисших, расклеившихся кроссовок: лучше уж похожу босиком. — Чем быстрее отмучаемся, тем быстрее я изучу ещё пару сотен риджийских слов.

В гостиной нас ждал сюрприз — на столе, за которым мы вчера разговаривали, были разложены штук десять мутных белых кристаллов, похожих на кварц. Колдун уже сидел в одном из кресел, положив руки на подлокотники: явно ожидая, пока мы займём два других.

— Это не займёт много времени, — молвил он, когда мы с Кристой оправдали его ожидания. — Кто хочет быть первым?

Мы с сокамерницей переглянулись, и я не увидела в глазах Кристы особого энтузиазма.

— Давайте я, — вырвался у меня тяжёлый вздох. — Что нужно делать?

В ответ на мои слова Лод нахмурился. Привстал, заставив меня напряжённо следить за его движениями. Нагнулся над столом.

И заботливо пощупал тыльной стороной ладони мой лоб под чёлкой.

— Так и есть. Жар, — заметил он. — Хриплый голос. И выглядишь болезненно, — колдун опустился обратно в кресло, сложив ладони в жесте, напоминавшем молитвенный. — Что случилось?

Я растерянно пригладила чёлку.

Он собирается использовать меня для опытов — и при этом печётся о моём здоровье?

— Да так, простудилась немного...

— Тогда сегодня отдыхаешь. Ритуал требует много сил, а они тебе понадобятся. К тому же с тобой нам торопиться некуда, — последние слова он добавил легко и просто — но это делало их ещё более зловещими. — Позже попрошу Морти подыскать тебе лекарство.

Какая трогательная забота.

Совсем как о барашке, которого лелеют до рождественского ужина.

— Тогда займёмся тобой, — Лод кивнул Кристе. — Возьми один из кристаллов. Любой.

Девушка протянула руку с такой опаской, точно камни в любой момент могли отрастить зубы. Сомкнула пальцы на кристалле, который был чуть меньше её ладони, быстро притянула к себе.

— Возьми его обеими руками, — велел Лод. — Да, вот так. Ладони на стол. Ближе ко мне, — глядя, как робко Криста выполняет его указания, он усмехнулся. — Да не бойся ты так. Не меня тебе стоит бояться.

В конце концов руки девушки, сжимающие камень, всё-таки оказались приблизительно посреди стола; и тогда, сидя напротив, колдун накрыл её ладони своими. Прикрыл глаза — я заметила, что ресницы у него темнее, чем волосы, и не слишком длинные, но пушистые.

А лоб-то какой высокий...

— Не шевелись, — велел мужчина. — И скажи, если почувствуешь себя плохо.

Золотистое сияние с внутренней стороны ладоней просветило его пальцы алым — а потом странная светлая дымка окутала и руки Кристы, и кристалл в них. Девушка завороженно, широко открытыми глазами наблюдала за камнем, вдруг начавшим слабо светиться изнутри.

А я внимательно следила за обоими — из-за занавеси тёмных волос. Никогда не забирала их в хвост или косу: привыкла прятать глаза за длинными прядями. Это давало ощущение... уединения. Безопасности.

Да, я немного социофоб. Одиночество всегда скорее привлекало меня, чем пугало.

— Достаточно, — Лод резко взметнул ресницы вверх, и сияние в его ладонях мгновенно померкло. Так же, как исчезла колдовская дымка.

И только кристалл продолжил сиять мягким молочным светом, плескавшимся в его прозрачной глубине.

— Как себя чувствуешь? — участливо поинтересовался колдун.

— Отлично, — с вызовом ответила Криста.

Но по тому, как девушка вздёрнула свой идеальный носик, стало ясно: она бы ответила то же самое, даже находясь на последнем издыхании.

Нет, особо зловещих последствий колдовства я и правда не заметила — да только вряд ли колдун пощадил бы меня без причины.

— Прекрасно, — Лод кивнул на другие кристаллы, дожидавшиеся своего часа у края стола. — Тогда бери следующий.

Я поняла, почему меня оставили в покое, после четвёртого камня: к тому моменту Криста побледнела, под глазами её залегли синяки, да и очередное 'отлично' прозвучало куда тише — но девушка упрямо потянулась за пятым кристаллом. Наверное, стоило бы вмешаться и приказать ей не дурить; но я лишь молча смотрела на процесс, чувствуя себя зрителем в кино.

В конце концов, убивать Кристу явно никто не собирается. Пока. А в няньки к ней я не нанималась.

И в какой-то миг я увидела тень усмешки, притаившуюся в уголках губ Лода — однако останавливать пленницу он, естественно, даже не думал.

Прервалась Криста сама, на седьмом по счёту камне. Вдруг разжала пальцы, закатила глаза и чуть не рухнула с кресла; хорошо ещё, что Лод удержал её за руки.

— Я же сказал — предупредить меня, если станет плохо, — равнодушно бросил колдун, глядя на девушку, явно упавшую в обморок. — Акке!

Да, убивать нас пока никто не собирался.

Но и беречь — тоже.

Я всё-таки вздрогнула, когда иллюранди шагнул из тени рядом с книжным шкафом: легко, непринуждённо, так быстро, словно всё это время там прятался.

— Гестгафи? — юноша поклонился; он казался немногим старше меня, но я догадывалась, что это обманчивое впечатление.

Этого слова я не знала. Лишь предположила, что оно означает нечто вроде 'господин'.

Не забыть бы спросить о значении у Кристы, когда она проснётся.

А я надеялась, что она проснётся.

— Така хана и свефнхерберги, — Лод указал глазами на Кристу. — Морти ог сейя ас ех сарф саз.

Перед глазами мгновенно всплыли вчерашние пергаменты. 'Така' — отнести, 'хана' — её, 'и' — в, 'свефнхерберги' — спальня. Значит, первое предложение — 'отнеси её в спальню', а второе... 'морти и сказать, что я нуждается в она'? Тьфу, бред.

Но если переставить слова и пофантазировать со склонениями... похоже на 'и скажи морти, что она мне нужна'.

Вот это уже более правдоподобно. Только 'Морти' должно быть с большой буквы: учитывая, что колдун уже упоминал кого-то с этим именем.

Да, пока знание языка было далеко от совершенства, но хоть что-то.

— Хиива, — иллюранди подхватил Кристу на руки легко, словно тряпичную куклу.

Должно быть, 'слушаюсь'; но я мысленно поставила ещё один знак вопроса, надеясь, что память не подведёт.

— Полагаю, сегодня тебя лучше не беспокоить лишними разговорами, — сказал Лод, когда мы остались одни, — не то горло разболится. О твоей сумке поговорим, как выздоровеешь.

— Не так уж я и больна, — сказала я, за дужку подтянув очки, норовившие сползти на кончик носа.

Конечно, разумнее было бы согласиться с колдуном.

Да только, к сожалению, у меня тоже назрело к нему немало вопросов.

— Вещи в нашей комнате... душ и прочее... это ведь вы сделали?

Лод кивнул.

— По рассказам людей из нашего мира?

Ещё один кивок.

— И поэтому вы хотите расспросить меня? Чтобы сделать другие вещи, которые есть у нас?

— В чём-то, что есть у вас, мы не нуждаемся, — откликнулся колдун, — но некоторые предметы оказываются весьма полезными.

Он смотрел на меня, почти не моргая, мягко и пристально. Казалось, замечая и не упуская ничего — ни единого слова, ни единого движения, ни единой мысли. И этот взгляд, светлый, как блеклое небо в пасмурный день, тревожил: казалось, тебя видят насквозь, зная о тебе такое, чего ты и сама не знаешь.

Но я не отводила глаз.

Потому что в гляделки можно играть вдвоём.

— Почему вы спасли меня?

Лод в ответ лишь вопросительно вскинул бровь.

— Вы же не знали, кто я. Полагаю, вы просто прогуливались в саду с принцем, как вдруг кто-то всплыл посреди пруда, — я оперлась локтями на стол и положила подбородок на сложенные домиком ладони. — Не думаю, что дроу имеют привычку купаться в дворцовом пруду. Вы должны были понимать, что я чужая, но всё равно бросились в пруд, — я сощурилась. — А когда вытащили меня, я была почти мертва, я знаю. Я уже захлебнулась. Но вы меня откачали.

Сейчас я вспоминала об этом спокойно, без доли той стыдливости, которая охватила меня у пруда. Я помнила его губы на моих губах и мягкий щёкот его щетины на коже — но с чего, с другой стороны, меня так смутило обыкновенное искусственное дыхание?

— Так почему вы спасли меня? — повторила я. — Зная, что я чужая? Зная, что я могу оказаться вражеским шпионом?

— Странный вопрос, — улыбка колдуна окрасилась некоей озадаченностью. — Разве ты не стала бы спасать того, кто тонет на твоих глазах?

— Если он может оказаться врагом? Нет.

— А если ты не знаешь, враг это или друг?

— У меня есть лишь один друг, и его я всегда узнаю. А до остальных мне дела нет.

Колдун склонил голову набок, позволив уловить ещё один окрас его улыбки. Удовлетворённый.

И я вдруг поняла, что его интересует во мне что-то ещё. Что-то помимо моего... происхождения.

Будто я — загадка, которую ему необходимо разгадать.

— Ты интересный человек, Снезжана, — произнёс он. — Люди зачастую мнят о себе больше, чем они есть на самом деле, приукрашивая достоинства и не замечая недостатков. Правду, которая отражается в зеркале, признают лишь немногие. Но я, пожалуй, впервые встречаю кого-то, кто в своих же глазах нарочно раскрашивает себя в чёрные тона.

— А вы хотите сказать, что на самом деле я не такая, — довершила я его мысль.

Непроницаемая улыбка в ответ.

Да, он не слишком похож на злого колдуна из сказок. Но у него приятная располагающая наружность, приятные мягкие манеры, приятный притягательный взгляд и приятный обволакивающий голос.

И всё это — опасная приятная маска, за которой он прячет нечто большее.

— Боюсь разочаровать, но внешность бывает обманчива... хотя в моём случае это не так, — я откинулась на спинку кресла. — Кто же может лучше знать меня, чем я сама?

— Порой со стороны виднее, — заметил колдун, почесывая себя за ухом; странно, но в его исполнении этот жест смотрелся естественно и мило. — Так ты не знаешь, почему отличаешься от всех?

Неожиданная смена темы заставила меня замешкаться.

Неожиданный вопрос — тем более.

— В каком смысле?

— Почему не знаешь риджийского, — безмятежно пояснил колдун. — Почему, попав к нам, не стала похожа на эльфа. Почему в тебе не проснулся магический дар. Я проверял — ни намёка на него. А ведь все, кто попадал в Риджию из вашего мира, становились магами, и очень могущественными.

Пояснение было логичным — да только мне всё равно казалось, будто в его вопросе было двойное дно.

Но не мог же он знать, насколько я отличаюсь от всех.

А я уж думала, ему плевать на то, что его очередной питомец не похож на предыдущих...

— Не знаю, — совершенно искренне ответила я. — Может, потому что я переместилась сюда, свалившись в реку?

Колдун сузил глаза. Приложил палец к губам, будто самого себя призывая к молчанию.

— Возможно. — Протянул руку в сторону — и извлёк из воздуха предмет, в котором я узнала свой смартфон. — Похоже, ты действительно чувствуешь себя неплохо. Может, тогда расскажешь мне, что это?

Я взяла телефон, подозревая, что ни он, ни планшет, ни другие вещи в моей сумке не пережили купания вначале в Москве-реке, а затем в пруду дроу. Так и есть: дорогущий сенсорный смартфон напрочь отказывался включаться.

Если бы мне дали его в руки сразу после того, как вытащили из воды, может, я и смогла бы его реанимировать. Но теперь...

— Это мобильный телефон. Вы о таких уже знаете.

— Но телефон выглядит совсем не так, — удивился колдун. — Он меньше, и на нём есть кнопки. А этот похож на карманное зеркальце, только чёрное.

Не знаю, какой год был в нашем мире, когда к Лоду попала предыдущая жертва порталов между мирами — но мобильники тогда явно только входили в обиход.

— Это усовершенствованная модель. С её помощью можно слушать музыку, читать книжки, смотреть... красивые картинки... и общаться с друзьями, — сказала я, чувствуя себя воспитательницей в детском саду; просто не хотелось вдаваться в такие подробности, как 'влезать в интернет', 'фотографировать' и 'смотреть фильмы', не то пришлось бы провести здесь ещё часа два. — Только от воды она испортилась, так что я не смогу показать наглядный пример.

— То есть она одновременно телефон и плэй-йер, — догадался Лод.

— Да.

— Ясно, — колдун склонил голову набок. — И с её помощью можно читать книги?

— Да. Копии книг, — добавила я. — Грубо говоря, весь текст книги копируют, и он отображается вот здесь, — я постучала ногтем по зеркальному экрану.

— Действительно хорошая вещь, — колдун с ловкостью фокусника вытянул из воздуха мой планшет. — А это, должно быть, несовершенный телефон?

— Нет, это планшет. И его изобрели позднее телефонов, — я стоически вздохнула. — Он... почти такой же, как телефон, но лучше.

— Он больше, — Лод нахмурился. — Его сложнее носить с собой.

— Немного. Но с его помощью можно... слушать музыку, читать книжки, смотреть картинки и общаться с друзьями, — немного беспомощно повторила я.

— То есть делать всё то же самое, что и с телефоном?

— Ну... да.

— Тогда зачем вы его изобрели, если у вас уже были предметы для этого?

А если подумать, действительно: зачем? Можно прочитать долгую лекцию про разрешение экрана, интерактивные приложения, операционную систему и быстродействие процессора — но для Лода всё это будет пустым сотрясением воздуха.

И в чём суть?

— Ну, — промямлила я, — на планшете... картинки больше... и красивее.

Лод внимательно посмотрел на меня — и в этот момент я поняла, что детский сад здесь совсем не он.

— Думаю, тебе лучше пойти и отдохнуть, — наконец мягко произнёс колдун, поднявшись из-за стола; провёл рукой над кристаллами, точно поглаживая воздух, и все камни исчезли. — Лекарства вам скоро принесут. Силам Кристы нужно восстановиться, так что сегодня и завтра вы вольны заниматься чем угодно. Только из башни не выходите.

— А из комнаты можно? — я не замедлила поймать его на слове.

— Можно, — великодушно откликнулся Лод. — Но там, — он указал на лестницу одними глазами, — мой рабочий кабинет, а я не люблю, когда меня отвлекают во время работы.

— Поняла, — покладисто кивнула я.

— Хорошо, — он отвернулся. — Доброго дня, Снезжана.

Я следила, как он поднимается по тёмным каменным ступеням. Потом встала с кресла и, украдкой покашливая, обошла гостиную: присматриваясь, приглядываясь, изучая.

В целом в комнате не было ничего интересного — не считая деревянной мишени для дротиков на одной из стен да огромного книжного шкафа. Я взяла одну из книг, самую большую, в потёртом кожаном переплёте. На обложке названия не было; оно обнаружилось лишь на первой странице, аккуратно написанное от руки, и гласило 'Юртир ог плонтур'. 'Травы и растения'.

Ещё вчера меня удивило, что написание многих местных букв схоже с земной латиницей — но находились и такие символы, которым не было аналога. К примеру, буква, звучащая как нечто среднее между 'з' и 'в', а пишущаяся, как зеркально отраженная 'б' с горизонтальной черточкой на хвостике. Или ещё одна, по звучанию сочетавшая 'с' и 'ф', а по написанию напоминавшую русскую 'р' — в которой вертикальная линия удлинялась не только вниз, но и вверх.

Знакомые слова читала я уже весьма сносно, а потому смело принялась брать с полки одну книгу за другой: пока не обнаружила ту, что могла оказаться полезной.

— 'Сьёгулегар скийрингар'. 'Исторические записки', — толстый том вернулся на место, но лишь на время. — Тебя-то мне и надо.

Я опустилась на корточки. Поколебавшись, вытянула с нижней полки шкафа небольшую плетёную корзину с крышкой — и, открыв её, с удивлением увидела мраморную шахматную доску и набор каменных фигур.

Неужели в этом мире есть шахматы? Да нет, скорее кто-то из нашего мира рассказал о них Лоду...

— Эрт фу стэлль фра хёдрум хейми? — мелодично поинтересовались за моей спиной.

Я вздрогнула и обернулась.

Это была девушка-дроу. И, вопреки моим ожиданиям, она не носила ни платьев со сногсшибательными разрезами, ни бронированного белья: всего лишь чёрную рубашку, шёлковый корсет под грудь, отливающий синей сталью, бархатные штаны и кожаные ботфорты. Образ вышел боевой, но вполне приличный — и более чем женственный. Глаза кошачьи, цвета шафрана, сощуренные и любопытные; снежные волосы собраны на макушке в высокий хвост, на лбу поблескивает серебряный венец — такой же, как у принца.

Я довольно быстро сообразила, что её вопрос можно перевести как 'это ты девочка из другого мира?'.

Ещё я быстро сообразила, что лучше не давать моим тюремщикам знать о том, что я стремительно продвигаюсь в изучении их языка. Косить под дурачка — всегда лёгкий путь.

А быстрее всего я сообразила, что, скорее всего, это и есть та самая Морти, которая понадобилась колдуну.

— Не понимаю, — я развела руками.

Девушка нахмурилась.

— Фу талар экки тунмалив и Риджия?

Я убито молчала, хотя только что меня спросили, не говорю ли я на риджийском.

Дроу вздохнула. Улыбнулась, неопределённо махнула рукой — и прошествовала к лестнице в кабинет Лода; через плечо у неё был перекинут длиный кожаный ремень, к которому крепился объёмный ларец чёрного дерева с изящной серебряной ручкой.

А я почти машинально отметила, что, несмотря на странные, неправильные пропорции её точёного лица, нечеловеческая красота дроу — завораживавшая, как прекрасный и опасный танец огня — привлекала меня куда больше приторного личика Кристы.

Я подтащила корзину с шахматами к столу. Вытащила ужасно тяжёлую доску, кое-как водрузила её на лакированную крышку.

Пока Криста не очнулась, брать книгу я не рискну — ещё заметят. А так можно будет сделать вид, что это сокамернице захотелось почитать.

Но в ожидании её пробуждения надо чем-то себя занять.

Я разыгрывала уже четвёртую партию против самой себя, честно стараясь не симпатизировать ни белым, ни чёрным — пусть даже эта игра складывалась подозрительно похожей на знаменитую 'Бессмертную партию'* — когда на лестнице послышались голоса.

(*прим.: шахматная партия, разыгранная в Лондоне в 1851-ом году между Адольфом Андерсеном и Лионелем Кизерицким)

Спустя какое-то время в гостиную спустилась дроу, а следом за ней — Лод. И если дроу выглядела вполне прилично, разве что подозрительно сияющей и немного растрёпанной, то выправленная рубашка взлохмаченного колдуна ясно свидетельствовала о том, что они наверху как раз совсем не в шахматы играли.

Заметив меня, парочка осеклась и замолчала: хотя предполагалось, что я всё равно не пойму, о чём они говорят.

— Йаэя, Лод, — бросила дроу, — ех айтла ас фара.

Кажется, она говорила Лоду, что собралась уходить...

— Комду квёльд, — Лод ласково коснулся её щеки.

...а колдун приглашал её прийти вечером...

— Ёхвитах, мун ех кома, — дроу поцеловала колдуна в губы — коротким, уверенным поцелуем давно и надёжно законной девушки — и была такова.

...и дроу была очень даже не против.

Наличие у колдуна любовницы меня немного удивило. Но лишь немного. В конце концов, он взрослый мужчина со своими потребностями, и странно было бы предположить, что он не найдёт способа их удовлетворять.

— Играешь в шахматы? — Лод вскинул бровь.

— Уже заканчиваю, — я торопливо смела фигуры с доски обратно в корзину. — Откуда они у вас?

— Девушка, которая пришла до тебя, рассказала. — Ну да, так и думала. — В Риджии есть похожая игра, называется скаук, но ваш вариант мне больше нравится. Другие фигуры, другие правила. — Лод следил, как я поднимаюсь из-за стола. — Сыграем как-нибудь?

— Как-нибудь, — согласилась я, проскользнув мимо него по направлению к нашим покоям.

И мне казалось, что его пристальный взгляд преследует меня, даже когда нас разделила закрытая дверь.

Что ему от меня нужно?..

— Явилась! — недовольно провозгласила Криста: благополучно очнувшаяся, но продолжавшая валяться на кровати. — Я тут вся извелась!

Вид у сокамерницы был более чем сносный — ни от бледности, ни от синяков не осталось и следа; да и истерить сил хватало, что тоже о чём-то говорило.

— Могла бы выглянуть в гостиную и не изводиться.

— Я больше вообще из этой комнаты не выйду! — Криста злобно покосилась в сторону двери. — Вот садист! Почему он не остановил меня, когда видел, что мне плохо?!

— Наверное, думал, что ты большая девочка и не страдаешь склонностью к мазохизму.

Хотя я знала, почему Лод её не пощадил — помимо того, что его вообще не должно особо волновать наше самочувствие.

Именно так и надо воспитывать непослушных детей: не твердить о том, что нельзя касаться раскалённой плиты, а дать разок тыкнуть пальчиком во включённую конфорку.

— Он сказал, завтра ты отдыхаешь, — добавила я. — И, боюсь, выходить всё-таки придётся — иначе заставят. Но вроде действительно обошлось без серьёзных последствий?

— Это из-за лекарства, — буркнула Криста. — Сначала калечат, потом лечат...

— Какого лекарства?

Девушка выпростала руку из-под одеяла и указала на стол: кто-то заботливо оставил там наш обед — одна тарелка уже опустела — и две бутылочки тёмного стекла. К горлышкам последних прикрепили пергаментные ярлычки, на которых аккуратно подписали наши имена.

На риджийском, естественно.

— Они уже были там, когда я проснулась, — сказала Криста. — Думаю, в моей что-то, восстанавливающее силы... а в твоей наверняка средство от простуды.

Я молча села за стол. Вытащила пробку из бутылки с лекарством, и в нос ударил пряный запах полыни. Сделала глоток; ожидала сводящую челюсть горечь, но жидкость оказалась сладкой и тягучей, как сироп шиповника.

И теперь я догадывалась, что несла любовница колдуна в чёрном ларце.

— Чем ты занималась всё это время? — Криста внимательно следила, как я ем; на этот раз подали белые стручки, похожие на фасоль, под соусом, напоминающим сливочный.

— Рассказывала колдуну про мобильники. А потом в шахматы играла.

— С кем?

— С собой.

Во взгляде Кристы я прочла явные сомнения в моей нормальности.

— У дроу есть шахматы? — после недолгой паузы спросила она.

— Наши предшественники про них рассказывали. А колдун, похоже, воспроизвёл. Сыграем попозже?

— Я плохо играю...

— Ничего, может, я тебя научу, — с сомнением проговорила я. Подумав, сложила вилку и нож по обе стороны тарелки. — Слушай, а можешь рассказать, с чего вообще дроу и эльфы враждуют между собой?

Криста с готовностью вздохнула и рассказала.

В общем, начиналось всё, как обычно: когда-то эльфы, дроу и люди жили в мире, дружили и тесно сотрудничали — а лепреконы всегда были расой обособленной. Но триста лет назад Тэйрант из рода Бллойвуг, Повелитель дроу, вдруг понял, что в сравнении с эльфами и дроу люди стоят на низшей ступени развития, да и вообще когда-то прибыли в Риджию из-за моря — а, следовательно, не имеют права на равное существование с её коренными обитателями. Посему он решил, что люди должны исчезнуть: все, за исключением магов, которых боги отметили колдовским даром.

Идею Тэйранта не оценили ни эльфы, ни тем более сами люди. В итоге Тэйрант объявил светлых братьев изменниками, пошедшими против изначального замысла богов; себя же он считал десницей провидения, призванной очистить Риджию от людской скверны. Всё это привело к ужасной кровопролитной войне, прозванной Войною Пяти Народов, разделившей жителей Риджии на 'светлых' и 'тёмных': к первым с той поры относили эльфов, людей и лепреконов, ко вторым — дроу и иллюранди.

В той войне тёмные побеждали. Им помогал Ильхт из рода Миркрихэйр, самый могущественный и ужасный маг, когда-либо рождавшийся среди людей: он перешёл на сторону дроу вместе со своими последователями-колдунами, коих нашлось немало. Тэйрант сделал Ильхта своей правой рукой, и вдвоём они погубили больше светлых, чем всё их войско... но от гибели людей и эльфов спасли лепреконы: долго отсиживавшиеся в своих предгорных лесах, однако в решающий момент всё же присоединившиеся к битве на стороне света.

Тэйрант и Ильхт были убиты. Лишившись командиров, дроу бежали и укрылись под сводами гор. Их не преследовали: важнее было засеять выжженные поля, отстроить заново города, обратившиеся пепелищами, и справиться с иллюранди, которые не спешили отступать следом за своими хозяевами.

Триста лет дроу давали о себе знать лишь периодическими вылазками в предгорные города, на свои бывшие земли — где они крали всё, что можно было украсть, и убивали всех, кого можно было убить. Пять раз светлые собирали войско и отправлялись в горы, чтобы раз и навсегда покончить с порождениями тьмы — и пять раз возвращались ни с чем: в подгорных лабиринтах, усеянных смертоносными ловушками дроу, они были бессильны. В конце концов на тёмных махнули рукой, и люди и эльфы просто перестали селиться рядом с горами — а вглубь страны дроу соваться не осмеливались. Тэйрант и Ильхт обратились в персонажей страшных сказок, которыми на ночь пугают детей. Тэйрант Кровавый и Ильхт Злобный, так их прозвали; Повелитель дроу и его ручной колдун, едва не уничтожившие привычный мир.

Но восемнадцать лет назад дроу снова напомнили о себе.

Вначале явился их посланник. Иллюранди — ведь им под силу проникнуть всюду, если только место не защищено весьма специфическими чарами. Посланец дроу вынырнул из теней прямо перед Повелителем людей; прежде, чем стража успела среагировать, учтиво поклонился и сообщил, что тёмные хотят перечеркнуть старую вражду и заключить мир. Все трое светлых владык отнеслись к этому крайне настороженно — но, посовещавшись, всё же согласились на встречу.

И тогда явились сами дроу.

В условленный день они во главе со своим Повелителем прибыли на место переговоров: замок Матхниз на Долгом озере, что раскинулось на границе королевств людей и эльфов. Они расточали улыбки. Они говорили, что дети не в ответе за грехи отцов. Они казались полными раскаяния.

Казались.

А на пиру, который затеяли в честь воссоединения риджийских народов, устроили резню.

Владыки людей и лепреконов погибли. Повелитель эльфов, отец Дэна, чудом уцелел, но потерял жену. Невероятными усилиями он и его верные воины смогли одолеть и убить дроу; однако победа далась дорогой ценой — и с того дня отношения обострились до предела. Светлые поняли, что тёмные никогда не исчерпают своей ненависти к ним, и тогда Повелитель эльфов начал готовиться к новой войне.

Новой войне, которая раз и навсегда завершила бы старую.

Один за другим светлые разведчики жертвовали собой, пытаясь вызнать расположение городов дроу и нарисовать карту подгорных лабиринтов. Дроу тоже не сидели на месте — их лазутчиков периодически ловили то в городах рядом с горами, а то и в самих столицах. Впрочем, особых неприятностей дроу не доставляли, а эльфы народ неторопливый: у них ведь в запасе срок куда больше людского. Потому-то подготовка к войне и тянулась вот уже восемнадцать лет.

Когда Криста прибыла в Риджию, о дроу немного подзабыли: при эльфийском дворе хватало своих интриг. Но когда с её помощью всех интриганов вывели на чистую воду — вспомнили снова.

— Ты поэтому отправилась к горам дроу? — хмуро поинтересовалась я, осознав, что помимо неземной красоты меня забыли одарить ещё и редкостной удачей: только ею можно было объяснить, что человек с мозгами Кристы смог раскрыть хоть какую-то интригу. — Решила продолжить карьеру спасительницы эльфов, в одиночку разобравшись со всеми тёмными?

— Ну... я решила попробовать, как оно — странствовать по стране и помогать людям, — призналась Криста. — Остановилась в городке неподалеку от столицы. Там встретила девушку: её хотели насильно выдать замуж, и она попросила меня съездить в Тьядри, город рядом с горами. Передать письмо её возлюбленному. Я и поехала.

— А как же тебя к самим горам занесло?

— Там у возлюбленного этой девушки была маленькая сестра, она заболела, и для лекарства нужны были кое-какие травы...

— ...которые растут только в горах дроу, — закончила я. — А поскольку никто не торопился на тот свет, кроме тебя, то съездить за ними оказалось некому.

Криста уныло кивнула.

Вот всегда говорила Сашке, что нужно быть осторожнее с побочными квестами*...

(*прим.: задание в компьютерной игре, которое нужно выполнить для достижения игровой цели)

— Милосердие, как и любовь — опасная штука, — я вздохнула. — Весёлые ребята эти дроу.

— У тебя уже есть план побега? — голос Кристы ослеплял надеждой.

Я покачала головой.

— Маловато информации. Так что после еды продолжим изучение риджийского, — и решительно взяла вилку. — Но сначала мне нужно, чтобы ты достала из шкафа в гостиной одну книгу...

За минувшую ночь все четыре листа, исписанных накануне, неведомым образом очистились от чернил. Меня это насторожило, но и порадовало — не было нужды просить у колдуна новые. 'Исторические записки' Криста взяла без проблем; не знаю даже, заметил колдун их исчезновение или нет. Так что дальше изучение риджийского двинулось несколько в другом направлении: я читала, тыкая пальцем в незнакомые слова, а Криста выписывала их на пергамент с переводом.

И да, моё вольное истолкование изречений иллюранди таки оказалось верным.

После чтения я заставила сокамерницу говорить со мной на риджийском — не только на бытовые, но и на литературные темы: как оказалось, Криста поразительно мало читала, предпочитая современные любовные романы, так что я решила пересказать ей 'Джейн Эйр' и 'Грозовой перевал'. Просто пересказать, довольно подробно; при желании можно было вытащить обе книги с ментальной полочки и поведать слово в слово, но на это ушло бы слишком много времени.

Конечно, я предпочла бы одно из сочинений Камю или Гегеля. Только вот урок обратился бы мучением и для Кристы, и для меня: ей — из-за сложности восприятия, мне — из-за трудностей перевода. А вот эти романы, как я и думала, пришлись сокамернице по вкусу: слушала она, затаив дыхание, а на сюжетные повороты реагировала с очаровательной непосредственностью.

Если в процессе пересказа я понимала, что не знаю перевода какого-то слова, оно тоже записывалось на пергамент. Работа предстояла титаническая — ведь я запоминала убогую письменную транскрипцию кириллицей, но она зачастую не способна была передать всех тонкостей произношения. Большинство согласных, как и гласных, требовалось сглаживать и смягчать, но некоторые — нет: та же 'р' выговаривалась вполне себе твёрдо. А со слуховой памятью у меня дела обстояли далеко не так хорошо, как со зрительной — и приходилось порой по нескольку раз повторять то или иное слово, прежде чем я наконец выговаривала его правильно.

В конце концов Криста взмолилась о передышке, и мы всё же сыграли в шахматы. Сокамерница не лукавила: играла она отвратительно, в первой же партии попавшись в элементарную дебютную ловушку и проиграв мне на восьмом ходу. Другие две игры прошли не лучше — и я, сдавшись, позволила Кристе просто валяться на кровати, плача от тоски по своему принцу.

Периодически сокамерница прерывалась; тогда меня удостаивали рассказами о лихом разоблачении заговорщиков и восторженными описаниями того, как прекрасен её Дэн.

— Его все любят, все! — разглагольствовала Криста, деликатно промокая слёзы уголком подушки. — Он истинный принц, достойный наследник престола!

— Угу, — рассеянно согласилась я, изучая переведённые 'Записки' и разбираясь в законах риджийского словообразования. Повезло, что риджийский ещё проще английского: падеж у существительных всегда один, даже притяжательного нет, а связь с другими словами достигается с помощью различных предлогов. У личных местоимений куча разных склонений, но их выучить несложно. Некоторые слова казались мне знакомыми, да и общий колорит напоминал какой-то язык из скандинавской группы... даже жаль, что я никогда не задавалась целью стать полиглотом: для моих нужд мне вполне хватало свободного владения английским, китайским и японским.

Неужели у риджийского действительно есть общие корни с каким-то из наших языков? Но откуда?..

— Он и у отца своего любимчик! А бедный Фаник... он очень старается быть похожим на старшего брата, но он слишком... мягкий, что ли? Да и мечом толком владеть не умеет, и вообще... Повелитель не слишком его любит, — Криста сочувственно вздохнула. — Зато Дэна обожает! Он мне сказал как-то... да, Повелитель ко мне замечательно относится, и одобряет, что я невеста Дэна! Пусть я простой человек, и не принцесса, и не из Риджии...

На этом я предпочла отключить слух, пропуская её дальнейшие излияния мимо ушей.

После ужина мы продолжили — и, ложась спать, я вспоминала содержание как очередных четырёх пергаментов, так и 'Записок'. Они представляли собой нечто вроде дневника, который в разное время вели разные люди: сегодня я прочла записи, датированные шестисотыми годами второй эпохи Риджии. Криста сказала, что это было четыреста лет назад, ещё до войны. Как оказалось, тогда дроу жили не под горами — но предпочитали ночной образ жизни и поклонялись лунной богине Тунгх: тёмная прохлада и сияние звёзд были им милее солнечного света. Эльфы же, как объяснила Криста, больше почитали бога Солира, воплощение солнца, и жили в режиме, привычном людям. Люди уважали веру коренных обитателей Риджии, но сами возносили молитвы Четверым: богам, олицетворявшим четыре стихии... а о божествах лепреконов и иллюранди ничего известно доподлинно не было.

'Записки' вёл придворный маг дроу. Человек. Удивительно, но человеческие маги издавна прекрасно пристраивались и среди эльфов, и среди дроу: магические возможности первых были весьма специфическими, в духе исцеления или управления растениями, а силы вторых ограничивались коварными колдовскими ловушками и особыми боевыми навыками. И только люди являлись магами в привычном смысле этого слова — черпали силы из природных стихий, могли изобретать боевые заклинания и создавать артефакты.

Неудивительно, что Тэйрант признал их право на существование.

Записки были призваны облегчить жизнь следующим придворным магам, которые в свою очередь тоже должны были фиксировать своё пребывание у дроу — в той же книге. Эпичный труд в основном касался магических исследований, быта дроу и более-менее важных политических событий: вроде встречи Повелителей или торгового контракта с лепреконами. Чтиво было интересное, хотя к настоящему имело мало отношения; так что я закончила на том моменте, как маг решил вернуться в земли людей, дабы коротать старость в обучении юных колдунов.

Следующая запись велась уже другим почерком. Если верить Кристе, она датировалась днём, с которого до Войны Пяти Народов оставалось пять лет. И правда, старый маг упоминал принца Тэйранта, наследника престола дроу — умного, обаятельного, красивого юношу, любознательного и не по годам сильного.

Грустно было знать, что после этот мальчуган развяжет войну...

Не удержавшись, я перелистнула несколько страниц, забежав вперёд.

И не удивилась, узнав, что имя нового придворного мага — Ильхт.

Следующий день прошёл почти так же, как и предыдущий. Сперва — беседа с Лодом, после — изучение риджийского, чтение 'Записок' и шахматы с самой собой.

Колдун сдержал обещание: Кристу действительно трогать не стали, а вот меня вызвали для следующего тет-а-тета. Поскольку с утра от моей простуды не осталось и следа, я мысленно приготовилась к неприятной процедуре с кристаллами — но Лод об этом даже не заикнулся. Так что всё ограничилось тем, что я на пальцах объясняла ему, что есть компьютер и интернет.

Получилось, по-моему, плохо — однако колдун всё равно остался доволен.

Наш разговор прервала его любовница. Приветливо улыбнувшись мне, венценосная дроу бесцеремонным тычком под рёбра заставила Лода подняться с кресла, после чего оба удалились наверх. Тогда я, усмехнувшись, вытащила шахматную доску — от общества Кристы хотелось немного отдохнуть — но до самого обеда так и не дождалась повторного появления сладкой парочки.

И отметила, что при побеге грех будет не воспользоваться подобной слабостью нашего тюремщика.

В спальне меня снова ждали тарелки, услужливо приготовленные на столе. После еды мы с Кристой опять приступили к урокам риджийского; пересказав сокамернице 'Унесённых ветром' и пару романов Остин, я углубилась в чтение 'Записок'.

И вот тут, помимо кучи незнакомых слов, меня ждало кое-что интересное.

Ильхт из рода Миркрихэйр вёл записи не слишком часто. Складывалось ощущение, что у него есть более интересные занятия, так что разница между заметками составляла порой по полгода. Но постоянно упоминался Тэйрант, юный принц дроу — он был ровесником Ильхта, прибывшего к дроу совсем мальчишкой: обоим едва исполнилось семнадцать. А год спустя отец принца скончался, неудачно поохотившись на дракона, и в восемнадцать лет будущий Тэйрант Кровавый стал Повелителем дроу.

Чем дальше я читала, тем больше в записях сквозил дух будущего Ильхта Злобного. Ильхт восторгался красотой дроу, их привычками и обычаями. Он сетовал на то, что этот прекрасный народ не властвует над всей страной, а вынужден ютиться в предгорных землях. Он обвинял людей в том, что, давным-давно прибыв на чужую землю, они стали вырубать заповедные леса и теснить коренное население. Он понял, что люди — узурпаторы, навязавшие жителям Риджии свои правила и законы, а эльфы, дроу и лепреконы по доброте душевной позволили им это сделать.

А потом убедил в том же пятьдесят шесть человеческих магов, и одна из них стала его женой.

Я так и не поняла, Тэйрант ли навязал ему свои взгляды — или до всего этого Ильхт додумался сам. Но, как бы там ни было, в семьсот пятьдесят первом году началась война, а записи стали появляться чаще.

И вот с этого момента от читаемого даже у меня волосы встали дыбом.

Просто и буднично Ильхт рассказывал о том, как сегодня дроу 'очистили' очередной город. Сколько человек они с Тэйрантом лично убили во время той или иной бойни. Как развлекались с пленниками рядовые дроу, пытками доводя несчастных до сумасшествия; Ильхт не то чтобы одобрял такое поведение, но понимал, что надо давать солдатам развеяться.

А потом...

— Криста, как переводится слово 'крага'? — не поднимая глаз, спросила я.

— Ошейник, — откликнулась девушка, скучающе болтавшая ручку в пальцах. — Записать?

— Ага.

И продолжила продираться сквозь текст: уже догадываясь, о каких ошейниках собственного изобретения повествует Ильхт.

Поскольку Тэйрант и Ильхт не планировали уничтожать магов, они принялись искать иные методы борьбы с ними — но магов проще убить, чем пленить. Чтобы они не доставляли неприятностей своим тюремщикам, нужно лишить их возможности колдовать, заблокировать их способности.

И Ильхт нашёл способ. Вывел невероятно сложную магическую формулу — и сотворил те ошейники, которые сейчас были на нас с Кристой. Которые не только блокировали магический дар, но и карали болью за любую попытку сопротивления. Непокорного пленника било нечто вроде мощнейшего электрического импульса, жутко болезненного, приводившего к параличу на несколько часов — после чего у большинства резко отпадало желание сопротивляться. А при попытке снять ошейник в горло узника вонзались острые шипы; смерть недолгая, с сожалением отмечал Ильхт, но достаточно мучительная, чтобы...

Не в силах читать дальше, я захлопнула книгу.

Наконец осознав, о каком своём 'предке' говорил Лод.

— Ты чего? — нахмурилась Криста, когда я встала из-за стола и прошла к постели.

— Пожалуй, с меня на сегодня хватит. Давай спать.

— Ты же обычно до отключки сидишь!

— Отдыхать тоже иногда надо.

И легла, уставившись в потолок.

Да, Лод не соврал. Он и вправду усовершенствовал ошейники. Управление пленниками стало куда более... мягким. И простым: хочешь не хочешь, а всё равно сделаешь то, чего желает твой тюремщик. Так сказать, добровольно-принудительно.

И смерть при попытке освободиться перестала быть мгновенной.

Только вот особо это дела не меняло.

Может, и Ильхт был похож на своего потомка? Приятным, улыбчивым снаружи? А внутри прятал гниль и чёрную сталь.

Значит, мнимое милосердие колдуна и правда лишь маска? Желание развлечься на свой лад?..

Криста улеглась рядом, блаженно зарывшись лицом в подушку — а я сжала кулаки.

Бежать. И как можно скорее.

Потому что нельзя находиться рядом с тиграми, которые в любой момент могут проголодаться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МАСТЕРА ИГРЫ ЗА ЧЁРНЫХ

На четвёртый день нашего заключения Лод возобновил свою работу с Кристой. И хоть в этот раз у сокамерницы хватило ума после пятого кристалла сказать 'пожалуй, больше не стоит' — но по дороге в спальню её всё равно пошатывало.

Потом настало время нашей с колдуном беседы. Не особо отличавшейся от предыдущих — разве что меня допрашивали не о компьютерах, а о самолётах и метро.

Только вот на сей раз, послушно отвечая на вопросы, я пристально наблюдала за наследником Ильхта Злобного.

К чему эта трогательная забота о моём здоровье? Почему он до сих пор не выкачивает из меня энергию? Хочет вызнать всё необходимое? Но я бы и так рассказала всё, что он прикажет; а под пытками поведала и то, чего сама не знаю.

Может, он всё-таки не...

Нет, нельзя искать ему оправдания. Нужно всегда готовиться к худшему: тогда удары судьбы покажутся не такими болезненными. А уж искать хорошее во враге — увольте.

Не собираюсь становиться героиней истории о стокгольмском синдроме.

— ...и как же они поднимаются в воздух? Если они такие огромные и целиком состоят из металла? — светлые глаза колдуна лучились любопытством; я уже заметила, что они меняют цвет, и сейчас в тон его новой рубашки отливали бледно-голубым. — Твоя предшественница так и не смогла этого толком объяснить.

Дарить потомку тёмного властелина такие глаза — преступление. Вспоминаешь про зеркала души — и думаешь, что обладатель этих глаз не способен на большее преступление, чем в сердцах пнуть приставучую собачку. И то потом немедленно раскается и угостит собачку колбасой.

Впрочем, я никогда не верила этой поговорке.

— Там очень мощные двигатели, — опустить взгляд далось мне не без усилий. — Они заставляют его взлетать. А крылья разделяют поток воздуха так, что над верхней кромкой образуется область низкого давления... хм... а вы знаете, что такое давление?

— Мы же не совсем дикари, — усмехнулся Лод. — У нас есть лофтвоги. У вас они, кажется, зовут барметрами.

— Барометрами. Так вот: над верхней кромкой образуется низкое давление, а под нижней — высокое...

И запнулась. Заметив то, чего не замечала раньше: тонкое серебряное кольцо на указательном пальце правой руки колдуна. С мудрёной рунной насечкой, выполненной золотом.

А перед глазами мгновенно всплыла отчётливая, чуть размытая дымкой близорукости картинка: решётка в темнице, рука принца, взявшаяся за один из прутьев...

С точно таким же кольцом.

Я сделала вдох — пока мысли сами собой бежали в нужном направлении, подбрасывая другие воспоминания и другие картинки.

Рисунок рун на наших ошейниках. Он почти полностью копирует насечку на кольцах. А 'мэнэзжиру' когда-то удалось убить двоих дроу...

Сопоставить факты было нетрудно.

Кольца! Вот что повелевает ошейниками. И, похоже, их всего два: у колдуна и у принца. Потому-то они и имеют над нами власть — ведь другие дроу, видимо, не могут отдавать пленникам магические приказы.

Следовательно, достаточно каким-то образом раздобыть кольца, и...

— ...Снезжана?

— Ах, да. Простите, задумалась, — спохватилась я. — Да... давление! Под нижней кромкой образовывается область высокого давления, крыло выталкивается наверх, и самолёт поднимается...

Во взгляде колдуна застыло пытливое удивление.

Нет, нельзя, чтобы он понял.

Я взяла себя в руки — и до прихода Морти вела себя, как обычно: не молчала, думая о своём, но и больше обычного не болтала. И вроде в конце концов Лод успокоился, а с появлением любовницы и вовсе обо мне забыл.

Только вот я ничего не забыла.

— Криста, иди в ванную, — велела я, ворвавшись в комнату.

— Зачем? — сокамерница сонно потянулась, восстанавливая силы после новой порции кристаллов.

— Примем душ.

Глаза девушки округлились:

— Что, вместе?

— Да, вместе.

Бесцеремонно сдёрнула её с кровати и поволокла в ванную.

И у стен есть уши. Особенно у вражеских стен. Я не могла обезопасить нас во время моих занятий риджийским, но если тюремщики узнают о моём знании языка — это полбеды.

А вот доверить им то, что я знаю о кольцах, никак нельзя.

Прикрыв дверь, я выкрутила все вентили — и над раковиной, и над ванной. Усадив Кристу на эмалированный бортик, приблизила лицо к её уху, для надёжности прикрыв губы ладонью.

И прошептала:

— Я поняла, с помощью чего можно управлять ошейниками.

Кристины брови в изумлении поползли вверх.

— И как? — спросила она — к счастью, тоже шёпотом.

Я знала, что за шумом воды нас невозможно расслышать.

— Кольца. У принца и у колдуна есть по одному кольцу, которые связаны с ошейниками. Если заполучим кольца, сможем освободиться. Думаю, — честно добавила я.

— Думаешь?!

— Конечно, прежде чем действовать, я постараюсь всё проверить. Но это уже зачатки плана — а я обещала сообщить, как что-нибудь придумаю.

Криста задумчиво закусила капризно изогнутую губку. Потом грустно кивнула:

— Это, конечно, хорошо, но у нас осталось всего три дня.

— Почти столько же, сколько было. Ещё полно времени. Верь мне.

И я решительно прикрутила вентили.

После обеда снова пришло время опротивевших мне 'Записок'. Я пролистала записи до самого конца войны, но Ильхт даже не упоминал про кольца. Быть может, их тоже придумал Лод в качестве усовершенствования? Это несколько осложняло задачу — ведь проверить верность своей догадки я не могла; а, значит, придётся действовать другими методами и искать другие книги.

Последним я и собиралась заняться, когда пересказала Кристе 'Собственника'*, запомнила ещё три пергамента риджийских слов и вышла в гостиную.

(*прим.: один из романов Голсуорси, составляющих серию 'Сага о Форсайтах')

Где меня ждал сюрприз.

— А, Снезжана, — радушно улыбнулся Лод, восседавший за столом в компании своей любовницы, Повелителя дроу и шахматной доски. — Как раз вовремя. Кажется, ты мне обещала сыграть как-нибудь?

Алья сидел напротив колдуна, со стороны белых. Лод играл за чёрных; машинально оценив ситуацию на доске, перевеса в чью-либо сторону я не заметила. Морти сидела чуть поодаль, поигрывая метательным ножичком, зажатым между пальцев.

Принц покосился на меня. Окинув брезгливым взглядом мои босые ноги и нищенский наряд, вновь воззрился на доску.

— Фу сагнир саз? — процедил дроу, и я перевела вопрос как 'что ты сказал ей?'.

— Ех виль гьерра саз мев мьер смилав, — откликнулся колдун.

'Хочу, чтобы она со мной сыграла'.

— Вэхь, вэхь, вэхь, — ухмыльнулся принц.

И хоть перевода этих слов я не знала, но поняла, что это нечто вроде 'а, ну-ну'.

Морти встала с кресла, жестом пригласив меня занять освободившееся место.

— Извините, — произнесла я как можно вежливее. — Настроение не шахматное.

— И зачем же тогда ты вышла, если не за шахматами? Других занятий здесь у тебя вроде бы нет. Но если ты хотела сыграть одна, то почему не хочешь играть со мной?

А ведь прав, зараза.

— Я... просто не хочу. Не с вами. Простите, — я выдавила из себя улыбку, надеясь, что она вышла извиняющейся. — Мы всё же не друзья, сами понимаете.

В его мягкой улыбке не было обиды.

А вот угроза — была.

— Лучше соглашайся, — сказал он. Почти ласково. — А то я и приказать могу. Ты же знаешь.

Я застыла, чувствуя, как гнев медленно поднимается от сердца к напрягшемуся горлу и покрасневшим щекам. Ироничный взгляд Морти и презрительный — Альи лишь усугубляли ситуацию.

Никогда не думала, что придётся ощутить себя чужой куклой. Захотели поиграть — взяли с полки, и плевать на твоё согласие. Надоела — бросили в одиночестве.

Значит, хочешь поиграть, дорогой кукловод? Ладно. Поиграем.

Только вот ты этому не обрадуешься.

Когда я, щурясь, всё же села в кресло, все трое мигом потеряли ко мне интерес. Морти отошла в сторонку и метнула кинжал в мишень для дротиков, попав в десятку; принц дроу забрал чёрного коня, колдун, поддавшись на элементарную ловушку, съел его пешку — и оказался под угрозой мата в один ход от белого ферзя.

— Мирлист мьер и тах фер, — усмехнулся Алья, когда Лод задумчиво склонил голову.

'Похоже, мне сегодня везёт'.

— Сьял, — рассеянно проговорил колдун, делая следующий ход. Вроде бы никак не спасающий положение: белый ферзь принца всё равно забрал чёрного коня, и теперь от вражеского короля его отделял единственный ход и одна жалкая пешка.

'Посмотрим'...

И тут я увидела, какую грандиозную ловушку расставил колдун.

Махнув ладьёй почти через всю вертикаль e, Лод забрал вражеского коня — и оказался прямо перед белым королём.

— Мат, — произнёс он на русском.

Принц лихорадочно устранил ладью вторым конём, но поздно — атака захлебнулась. А я уже видела продолжение изящной комбинации чёрных: пожертвовать ферзём, развязав себе руки, двумя слонами загнать белого короля в угол — и...

— Шахь и маут, — мрачно проговорил Алья, поднимаясь из-за стола. — Хэпин гёйринн.

Похоже, в цензурном варианте это означало 'счастливчик'. По крайней мере, 'хэпин' переводилось как 'везучий', а вот 'гёйринн'... такого слова я не знала — но, судя по тону принца, оно явно служило местной альтернативой чему-то вроде 'засранца'.

— Гёвур лэйкур, — Лод кивнул на свободное кресло, и фигуры сами собой вернулись на исходные позиции. — Прошу, Снезжана.

'Хорошая игра'. Не поспоришь. Довольно умно: пожертвовать качеством фигур, ради победы разменяв двух коней и ферзя.

И впрямь хорошая игра.

Для того, кто играет с недальновидным противником.

— Ог хвав эрту ас рэйна ас санна? — поинтересовалась Морти, когда мы с принцем поменялись местами; снова метнула кинжал, неизменно попав в десятку — но миг спустя оружие неведомым образом вернулось в её ладонь.

'И что ты хочешь этим доказать?'

— Эккьерт. Эн ех мун экки гефаст урт, — колдун улыбнулся мне. — Ходи.

'Ничего. Но поддаваться я не буду'. Странные слова. С чего Лод должен мне поддаваться?..

Впрочем, не суть важно.

Я размяла пальцы, мстительно хрустнув костяшками.

И шагнула белой пешкой на e4.

Я разгадала стиль игры колдуна: он был близок мне самой. Смелая, рискованная, комбинационная игра. Грандиозные многоходовые ловушки. Он загонял противника в ситуацию, когда тот не мог сходить иначе, чем ему уготовано. Он понимал ценность каждой фигуры — и, понимая это, не боялся ими жертвовать.

Но я знала, что нужно этому стилю противопоставить.

Поэтому за семнадцать ходов всё было кончено.

— Шах и мат, — сказала я, удовлетворённо откидываясь на спинку кресла.

И ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем тяжёлое молчание колдуна напротив меня, принца — рядом и дроу — наблюдавшей за игрой, прислонившись спиной к стене.

Комбинационный стиль легко контрить быстрой, агрессивной позиционной игрой. Не давать противнику играть по его правилам, навязывая свою игру, ломать все комбинации, вынуждая к быстрому маневрированию, атаковать немедленно, молниеносно и яростно — и ему конец.

Я знала это, потому что когда-то так обыгрывали меня.

Молчание наконец разбили негромкие хлопки: это зааплодировала Морти.

— Ва! Ех са локс Лод глатафур! — воскликнула она, смеясь.

'Ничего себе! Я наконец увидела, как Лод проиграл!'.

— Ех сагли фьер, саз хун эр мьох клар, — невозмутимо откликнулся колдун.

'Я же говорил, она очень умна'.

— Эрту кларари? — недоверчиво качнул головой принц, внимательно следивший за поединком.

'Умнее тебя?'.

— Ну финна ут, — Лод безмятежно улыбнулся мне; 'сейчас выясним'. — Ещё одну?

Я улыбнулась в ответ:

— Вам одного поражения не хватило?

Но за улыбкой прятала озадаченность.

Колдун говорил, что я очень умна? Что...

— Мне не хватило одного матча с достойным противником, — поправил Лод. — Если выиграешь, проведу тебе... как это... экскурсью по дворцу и по городу. Даже ненадолго из-под гор могу вывести.

— А если проиграю?

Его улыбка стала шире.

— Тогда перестанешь притворяться дурочкой и прикидываться, что не понимаешь, о чём мы говорим.

И по спине пробежал обречённый холодок.

Значит, всё-таки подслушивали...

— И откуда вы знаете? — отпираться я не стала: это было бы глупо, особенно учитывая, что я подозревала подобный исход.

— Даже если бы ошейники не позволяли мне наблюдать за всеми вашими действиями, а пергаменты не отражали все записи на копиях, которые лежат у меня — глупо было бы полагать, что при твоём уровне интеллекта ты предпочтёшь сидеть беспомощной. Всё равно что глухой.

— Шахматы — не всегда объективный показатель интеллекта.

Я ругала себя за глупость. Он ведь говорил, что может в любой момент узнать, где мы! А я и не предположила, что ошейник можно использовать в качестве камеры наблюдения: думала, скорее как маячок, навигатор...

Да и со свитками хорошо придумано. Хотя мне сразу не понравилось, что они очищаются сами собой.

— В данном случае — очень объективный. И ты проявила себя... как я и рассчитывал, — с губ колдуна сорвался тихий смешок. — Играем?

Он заставил меня разозлиться, чтобы я обыграла его. Он хотел, чтобы я показала своё истинное лицо — и, забыв о мягкости прежнего обращения, раззадорил меня приказом. Зная, что я этого не вынесу, зная, что после этого я сорву свою маску и сделаю всё, чтобы поставить его на место. Его, который, если верить Морти, до того никогда не проигрывал.

Он просчитал мои действия, выстроил комбинацию — и осуществил её. Безупречно, как на шахматной доске.

А он действительно умён.

Вот только зачем ему всё это?..

Из задумчивости меня вывел глухой деревянный стук: дроу снова развлекалась с метательным ножом и мишенью.

Что ж, обставить колдуна второй раз вряд ли составит большого труда — и если он сдержит обещание насчёт экскурсии...

— Играем, — сдержанно кивнула я.

Фигуры расставились по местам. Доска сама собой повернулась, предоставив мне право ходить чёрными.

А потом Лод весело произнёс:

— Только теперь немного поменяем правила.

— В смысле?

Колдун щёлкнул пальцами.

И достал из воздуха две широкие шёлковые ленты.

— Сыграем вслепую.

Увидев ленты, принц присвистнул. Морти застыла, заведя руку с кинжалом для очередного броска.

Даже я оторопела, чего уж там.

— И кто будет двигать фигуры? — вырвался у меня свистящий выдох. — Простите, но вашим друзьям я не доверяю.

— Ты и правда думаешь, что я создал обычную доску? — Лод демонстративно сложил руки на коленях. — Конь бэ-один на цэ-три.

Но я мотнула головой — даже не дождавшись момента, когда белая фигура, подчинившись словам колдуна, сама собой скакнула на указанную клетку.

Он не может всерьёз предлагать мне сыграть вслепую. Он же не потянет, величайшие гроссмейстеры зачастую не тянули! Концентрировались на той части доски, где сейчас происходит действие, упуская остальное — и это признанные мастера, игравшие с детства, годами тренировавшие память.

Что-то здесь не так. Здесь кроется какой-то подвох, и понять бы...

— Снезжана, зачем мне жульничать? В случае проигрыша я не теряю ничего особенного, в случае выигрыша — ничего особенного не приобретаю, — Лод развёл руками, и, повинуясь его движению, конь вернулся на исходную позицию. — А вот ты...

А вот мне очень надо прогуляться по дворцу, разнюхав расположение выходов, и по городу — чтобы узнать, как выбраться из-под гор.

Не поспоришь.

— Ладно, — я равнодушно сняла очки и кладя на стол. — Давайте свою повязку.

Ленты поручили завязывать Морти. Вначале дроу занялась колдуном — пока Алья наблюдал за происходящим с таким заинтересованным видом, будто для полного счастья ему не хватало только попкорна.

— Херва, Морти, — нетерпеливо сказал Лод девушке, колдовавшей с узлом на его затылке. — Альхт айтти ас вейра сангьярн.

'Туже, Морти. Всё должно быть честно'.

Как я и думала: дроу не прочь была бы подсудить любовнику.

Девушка в ответ виновато улыбнулась. Затянув узел как положено, поцеловала колдуна в щёку. Надо сказать, с чёрной повязкой на глазах тот смотрелся... интересно.

И откуда у него эти ленты?..

Конечно, Лод мог играть на публику — а на деле его повязка так и осталась ослабленной, открывая обзор. Конечно, он мог наколдовать себе зрение сквозь ткань... но зачем тогда ему вообще связываться с повязкой? Он вполне мог завязать глаза мне одной. Я же кукла, игрушка, он вправе делать со мной всё, что хочет — и плевать ему на моё мнение о том, что это нечестно.

Нет, похоже, он и правда хочет сыграть вслепую. Узнать предел своих возможностей: теперь, когда ему наконец встретился достойный противник. Своих — и моих. И тогда он вправе хотеть честности, ведь эта партия для него — дело принципа.

Да только я всё равно не понимала, зачем ему это.

Дроу занялась мной, и вскоре мир перед глазами скрылся в плотной шёлковой черноте. Ничего, я часто разыгрывала партии в уме. С моей-то памятью... а вот колдуну придётся нелегко.

Ладно. Если он так хочет — добавлю в его коллекцию ещё одно поражение.

— Готова?

— Да.

С завязанными глазами собственный голос слышался странно, будто бы со стороны.

— Отлично. Пешка е-два на е-четыре.

...только вот скоро выяснилось, что насчёт поражения я фатально заблуждалась.

Лод не просто прекрасно представлял перед глазами доску — он мгновенно подстроился под другой стиль игры. Поняв, что я не попадаюсь в его ловушки, больше не выстраивал комбинаций: наращивал позиционное преимущество маневрированием, потихоньку, осторожно, не рискуя. Моя агрессия встречала глухую оборону. Мои ловушки просчитывались и игнорировались.

Мы оба логично, холодно и последовательно сковывали действия вражеских фигур и умело координировали маневры собственных, пытаясь загнать войска противника в 'котёл'*. И оба потихоньку, без видимых преимуществ разменивали одну фигуру за другой.

(*прим.: окружение (военный термин)

Игра затягивалась. В черноте перед глазами плыли разноцветные пятна, живот начинал заискивающе урчать, моля об ужине, но мне было плевать — жаркая волна азарта захлёстывала с головой, оставляя мысли кристально ясными. Я не помнила, когда в последний раз получала такое удовольствие от игры: среди знакомых не было хороших шахматистов, в сети редко попадались достойные противники, и даже самая высокая сложность противостояния с компьютером давно уже не доставляла серьёзных неприятностей. А уж о партии вслепую я могла только мечтать.

Но Лод...

С ним я чувствовала — впервые в жизни — что каждый ход, каждый миг хожу по лезвию ножа.

И понимала, что мне это чертовски нравится.

На сто двадцать седьмом ходу, после того, как колдун забрал мою последнюю пешку, у нас осталось по две фигуры — король и слон; и я уже знала, чем всё закончится.

— Король на эф-семь, — сказала я, сделав ход на ментальной доске перед моими глазами.

— Король на эф-пять, — почти мгновенно откликнулся Лод.

Я знала, что он тоже знает.

— Слон на цэ-семь.

Мягкий стук мрамора по мрамору, потом — мрамора по дереву: я забрала последнего слона Лода, и тот спрыгнул прочь с доски.

— Король на дэ-четыре, — произнёс колдун.

Я услышала, как фигура сделала ход.

И промолчала.

Игра окончилась. У него осталась одна фигура, у меня — две... но их было недостаточно, чтобы поставить мат.

— Ничья, — сказала я.

— Ничья, — согласился мой противник.

Я стащила повязку на лоб: увидев, как Лод делает то же. Нашарив на столешнице очки, вернула их на переносицу. Наконец посмотрела на доску — точно такую, какой я её себе представляла — и подняла взгляд на колдуна.

И облачно-серая прозрачность его глаз сияла так ярко, так тепло, что мне стало ясно — он ждал этого всю свою жизнь. Как и я.

Потому что впервые мы встретились с кем-то, равным себе.

Он добивался доказательства. Доказательства того, что он не ошибся. Что странная, невзрачная девочка из другого мира, за три дня выучившая чужой язык, действительно так умна, как ему показалось.

Так же умна, как и он.

Принц откинулся на спинку кресла со странным смешком; Морти, примостившаяся на краешке стола, тихонько спрыгнула на пол — и я поняла, что за всё время поединка оба не издали ни звука.

— Лискен, фу ерт герф фирир хверт анназ, — серьёзно произнесла дроу, развязывая узел на повязке колдуна — заставив меня покраснеть.

'Слушай, да вы созданы друг для друга'...

Смешно.

— Экки талла булльт, — отмахнулся Лод; 'не говори ерунды'. — Что ж... будем считать, мы оба обязаны выполнить обещанное?

Я вздохнула.

И старательно произнесла:

— Как хотите.

Но на риджийском это прозвучало как 'эйнс ог фу вильт'.

Услышав родную речь из моих уст, Морти изумлённо расширила глаза — а вот принц лишь усмехнулся и поморщился:

— Произношение, как у лошади.

Я не обиделась. В конце концов, сама прекрасно знала, что риджийский, особенно устный, мне ещё учить и учить.

Хотя, честно говоря, Криста в последнее время уже почти меня не поправляла...

— Брось, Алья, ты до сих пор даже 'шах и мат' не можешь правильно выговорить, — хмыкнула Морти, возившаяся с моей повязкой; сама она произнесла 'шахь и майт'. Укоризненно качнула головой. — А ведь как убедительно притворялась, что меня не понимает!

— Ладно, Лод, — принц, зевая, поднялся с кресла. — Я рад, что твоя новая зверушка оказалась довольно умна, но мне пора. — И плотоядно улыбнулся мне. — Раз уж ты понимаешь мои слова, передай подружке, что наше свидание состоится совсем скоро. Пускай готовится.

Взметнув длинными, ниже лопаток, волосами, удалился: смыв всю мою радость ледяной волной пренебрежения.

— Милый братец, — качнула головой Морти, наконец справившись с лентой; тут же забыв о моём существовании, отвернулась и тронула Лода за рукав. — Пойдём? На сегодня с меня хватит шахмат.

Последнее слово, перекочевавшее в риджийский из русского, она тоже выговорила забавно: 'шахьмэт'. Да, права была Криста — у всех, кроме Лода, не только с нашими именами, но и с нашим языком проблема...

— Ты права, — колдун взял дроу за руку, и пальцы их переплелись: белые, как слоновая кость, и пепельные, как серый жемчуг. — До завтра, Снезжана, — добавил Лод на русском, щелчком пальцев заставляя повязки исчезнуть. — И убери доску, если больше не будешь играть.

Я проводила парочку взглядом.

Потом яростно смела фигуры в корзину, едва удержавшись от того, чтобы не швырнуть доску следом.

Чему ты обрадовалась, дура? Сыграли одну хорошую партию, и растаяла. Тьфу. Победа в шахматах не меняет того, что ты — пленница дроу. Сволочей, равняющих тебя с комнатной собачкой. И Лоду на тебя плевать, а острый ум делает его лишь более опасным тюремщиком. Надо не о шахматах думать, а о том, как раздобыть кольца.

И о том, сколько их нужно — оба или только одно.

Желудок уже пульсировал голодной болью, но я всё равно перерыла весь книжный шкаф в поисках полезных томов. Прихватила пару магических трактатов, явно написанных местными колдунами, и направилась в спальню: надеясь, что Криста не съела мою порцию.

Как выяснилось, не съела — зато снова билась в истерике.

— Ты играла с ним в шахматы?! — взвилась она, как только за мной закрылась дверь. — С этим садистом и его дружком-извращенцем?!

— Играла, — кинув толстые тома прямо на пол, я набросилась на еду. — А ты, значит, наконец набралась смелости, чтобы подглядывать?

— Немножко, — Криста, похоже, смутилась. — А кто эта... девица, которая была с ними?

— Любовнича колдуна, — прошамкала я с набитым ртом.

Криста внимательно следила, как я ем.

— И что случилось? — осведомилась она.

— С чего ты взяла, что что-то случилось?

— Ну, ты втыкаешь вилку в мясо так, будто это чей-то глаз.

Я остервенело насадила на серебряные зубчики кусок картошки:

— Просто голодная.

И представила на месте картошки палец принца — с кольцом.

Я просидела над книгами почти всю ночь, выискивая в них что-нибудь полезное. Пролистав те, которые уже взяла, сходила в гостиную за другими — бесполезно. Криста легла спать без меня, и о значении некоторых слов приходилось догадываться по общему смыслу; но в любом случае там не обнаружилось ничего ни про ошейники, ни про кольца.

На всякий случай я пролистала до конца 'Записки'. Заметки Ильхта обрывались накануне генерального сражения с людьми и эльфами — дальше их вёл его ученик, который вкратце описал исход битвы.

'Лепреконы зашли сзади, и наше войско оказалось между молотом и наковальней, — писал он. — Повелителя убили. Мастер Ильхт погиб, защищая его тело. Он успел приказать нам отступать, но лишь тридцать из нас спаслись. Мы не сможем обеспечить Мастеру достойное погребение, а проклятые светлые наверняка осквернят его останки, однако дело его будет жить'...

Действительно, будет. Я уже успела убедиться. 'Проклятые светлые'... ха, и кто тут на самом деле проклят?

Ещё ученик Ильхта писал, что теперь для уцелевших 'дело чести помочь вдове Мастера и вырастить его дочь так, как это сделал бы её собственный отец. У неё есть Дар, и он велик. Быть может, впоследствии она выберет кого-то из нас в мужья и не даст роду Миркрихэйр оборваться'.

Судя по живому и здоровому Лоду — так оно и получилось.

По 'Запискам' я поняла, что маги жили в среднем вдвое-втрое дольше обычных людей. Сто лет для них — расцвет сил. Таким образом, хоть с Войны и минуло уже триста лет, Лод вполне мог быть всего-навсего правнуком Ильхта. А теоретически где-то ещё можно найти живых участников решающей битвы.

Почерк тех, кто вёл записи, менялся ещё четыре раза. Порой встречались упоминания попаданцев — но маги лишь удивлялись, что за странную легенду придумали светлые для своих шпионов: из другого мира они, видите ли! И отмечали, что у всех наблюдается необычайной силы колдовской дар, с которым, по счастью, всё же справляются ошейники Ильхта...

Мда. Похоже, только мне повезло не получить приятных бонусов при переходе в другой мир — как утопленнику. Каковым я, в принципе, и являлась. Приятно, конечно, в очередной раз быть исключением из правил — но, если честно, в данном случае я предпочла бы оказаться среди банального большинства.

И никаких подробностей по поводу ошейника. Впрочем, логично: для магов, которые вели записи, всё было понятно. А вот почему Ильхт в своё время не записал всех тонкостей? Попросту объяснил ученикам на словах? Скорее всего. А даже если б записал — вряд ли бы при уме Лода эту книгу оставили в шкафу, куда могут добраться пленницы.

При уме Лода...

И тут я поняла, что вряд ли эту книгу вообще оставили в шкафу случайно.

Последнюю запись сделали восемнадцать лет назад. Писавший констатировал, что сегодня отбывает 'на переговоры, которые должны перевернуть всю эту глупую, прискорбную ситуацию, чтобы народ дроу вновь занял свои законные земли'. Он сожалел, что его маленький сын (по имени Лодберг) не сможет присутствовать на этом историческом событии, как и дети Повелителя (наследный принц Альянэл, принцесса Мортиара и маленькая принцесса Литиллия): всё-таки дело довольно опасное, ведь неясно, на что способны эти светлые...

Следующие страницы были девственно чистыми — но я уже знала, чем окончились эти переговоры.

Значит, отец Лода принимал участие в резне, о которой рассказывала Криста. А Лод отхватил себе в любовницы сестру Повелителя, и тот как будто не против...

Третью сестру, Литиллию, я пока не видела — но, может, и она как-нибудь заглянет посмотреть на шахматный матч Лода и Альи.

Отчаявшись найти что-то действительно полезное, я всё же отправилась спать: утро вечера мудренее, и мудрость сейчас пригодилась бы. Ещё как. Время поджимало, а я так и не придумала, как же вызнать необходимую информацию.

Но утром, когда после завтрака мы с Кристой вышли в гостиную, меня снова ждал сюрприз.

— Доброе утро. Криста, садись. А ты, Снезжана, возьми вот это, — Лод, сидевший на привычном месте, протянул мне аккуратную стопку с одеждой. — И переоденься. Сапоги найдешь в шкафу, надеюсь, они тебе подойдут.

— Зачем? — подозрительно поинтересовалась я.

— Потому что платья, судя по всему, оказались тебе не по размеру. А в таком виде, — колдун смерил меня взглядом, — разгуливать по столице... неправильно. Да и босиком далеко не уйдёшь.

Ушам своим не верю.

— Вы покажете мне... то, что обещали?

— Ты ведь выполнила свою часть сделки. Почему я должен был не выполнить свою?

Криста переводила изумлённый взгляд с колдуна на меня и обратно — а я недоверчиво взяла предложенную одежду.

Он действительно сдержит слово? Так скоро?..

— Уходим сразу, как я закончу с Кристой, — добавил Лод. — Так что поторопись.

В стопке оказался льняной корсаж под грудь, отделанный кружевом, блузка без ворота, высокие чулки и бархатная юбка — чуть ниже колена. Удобно. Блузка белая, с короткими рукавами-фонариками, а юбка и корсаж — шоколадные: под цвет моих волос или оправы очков.

Одежда села, будто на меня и шили; да и длинные, до колена, замшевые сапоги оказались впору. Конечно, я предпочла бы штаны, да и чулки никогда в жизни не носила, но... в прежнем наряде действительно в город не сунешься, так что придётся носить, что дают.

Пока я ломала голову, как бы самостоятельно затянуть заднюю шнуровку корсажа, в комнату ворвалась Криста.

— И куда это вы с ним собрались? — без обиняков спросила она, захлопнув дверь.

Какая бодрая. Либо Лод её сегодня пощадил, либо от возмущения сил прибавилось.

— Лод обещал показать мне дворец. И город. И... возможно, он выведет меня из-под гор. Посмотреть, что там, наверху, — я бросила корсаж на кровать. — Вчера я обыграла его в шахматы, и он...

— Лод? — Криста рыбкой разинула рот. — Ты зовёшь его по имени?

— Я... ну да.

Я сама впервые с удивлением осознала этот факт.

— Понятно всё, — Криста сощурилась. — Ну да, принц-то гадина страшная, а колдун вроде ничего. На безрыбье...

До меня даже не сразу дошло, что она имеет в виду.

— Что? Да нет, это вообще ни при чём! — я сердито замахала руками. — Я... у него любовница есть, а у меня в Москве...

— Кто у тебя в Москве, того ты всё равно уже никогда не увидишь. А когда это мужикам даже законные жёны мешали налево сходить?

— Да ему на меня плевать! И мне он не нравится! Ни капельки! Ясно? Я вообще домой хочу, к Сашке! А для начала — сбежать, и чтоб все эти сволочи тёмные подавились!

Перевела дыхание, тяжело дыша, глядя на притихшую Кристу — и взяла себя в руки.

— Когда сбежим, тогда буду думать, что делать дальше, — уже спокойно закончила я. — Но первоочередная моя цель — оказаться подальше от дроу. И от колдуна тоже.

Криста вдруг с облегчением улыбнулась:

— Ладно, извини. Я просто подумала... если этот колдун решил тебе мозги запудрить, чтобы ты бежать раздумала... ерунда. — Она подхватила брошенный мною корсаж. — Давай помогу.

В конце концов Криста благополучно затянула шнуровку: не сильно, ведь это всё-таки был корсаж, а не корсет. Но результат мне понравился.

То ли из-за утяжки, то ли из-за того, что корсаж был под грудь — блузка интригующе вздымалась там, где у меня самой вздыматься было решительно нечему.

— Хорошо выглядишь, — удивлённо проговорила Криста.

— Спасибо на добром слове...

Хотя чего раздражаться на её удивлённый тон? Прекрасно же знаю, что лицом не удалась, а ниже шеи похожа на мальчишку. Плечи сутулые, груди нет, бёдра узкие, талии почти не видно, попа с кулачок. Ноги-спички, да не слишком-то длинные и не слишком-то прямые. Хорошо хоть худая. Представляю, как бы моя фигура смотрелась в утолщённом варианте — шкаф в нашей комнате и то казался бы симпатичнее.

Даже удивительно, что местная одежда пришлась мне впору. Пока я видела лишь одну дроу, но она-то отличалась завидными параметрами...

Напоследок велев Кристе сидеть в комнате и не нарываться на неприятности, я вернулась в гостиную.

— Собралась? Отлично, — Лод, прислонившийся плечом к каминной полке, одобрительно кивнул. — Смотрю, одежда подошла?

— Да. Спасибо.

— Благодари Морти, не меня, — мужчина накинул поверх рубашки кожаную куртку, и в уголках его губ мне померещилась странная горечь. — Это вещи её сестры.

Я нахмурилась. Мне одолжили одежду младшей принцессы? С чего вдруг такая щедрость?..

— Идём, — Лод толкнул тяжёлую дубовую дверь, и я во второй раз увидела узкую винтовую лестницу, ведущую в башню колдуна. — Только не отставай.

Дворец дроу оказался не таким и большим — всего в три этажа, да по углам расположили четыре высокие башни: одну занимал Лод, другую — светлейшее семейство, в третьей проводили государственные советы, а в четвёртой устроили библиотеку. В качестве внутренней отделки дроу предпочитали серебро и чёрный мрамор, а потому убранство дворца блистало каким-то мрачным шиком — в отличие от покоев колдуна.

Лод любезно повёл меня по широким коридорам с высокими потолками и большими окнами, спокойно и неторопливо повествуя, что скрывается за боковыми дверьми; по пути мы не встретили ни одной живой души.

— ...эта ведёт в обеденный зал. Кухня находится под ним, на первом этаже. Здесь вход в женское крыло, там живут достольсинс... на вашем языке — придворные дамы. А вот и дверь в башню Повелителя.

— Почему возле неё нет стражников?

— Они не нужны, — пожал плечами Лод. — Проникнуть в город почти невозможно. Если даже удастся, то моих охранных систем на входе во дворец вполне достаточно. В самом крайнем случае Алья сам прекрасно постоит за себя... а Морти поможет.

— Но если на его жизнь покусится кто-то из своих?

Колдун покосился на меня, и взгляд его холодила ирония:

— Если вы пережили кораблекрушение и оказались в маленькой шлюпке посреди огромного недружелюбного океана — лишь глупец попытается улучшить эту ситуацию, пробив дыру в днище.

Я усмехнулась. Бедные, несчастные дроу! Сейчас расплачусь. А как насчёт того, что свой корабль они потопили сами?..

— А дроу, стало быть, не глупы, — сказала я.

— Отнюдь.

По широкой витой лестнице спустившись на первый этаж, мы подошли к огромным двустворчатым дверям, ведущим в сад.

— Дай руку, — колдун протянул мне ладонь.

— Зачем?

— Затем, что разрешение на выход я тебе давать не собираюсь, а иначе охранные чары тебя не пропустят.

— Разрешение?..

— Во дворец можно войти лишь по моему приглашению. Или приглашению Альи. И выйти без нашего разрешения никак нельзя. Разрешение звучит как строго определённая последовательность слов, — усмешка, — которую я тебе, конечно же, не скажу. Так что, дашь мне руку?

Я покорно вложила свою ладонь в его. Пальцы у колдуна были сухие, крепкие, не слишком длинные, но изящные. Совсем не такие, как у Сашки — которому достались тонкие, вытянутые пальцы музыканта.

Только вот почему-то от прикосновений к рукам Сашки меня никогда не било нервным током, пробежавшим от кончиков пальцев куда-то к плечу.

Когда мы переступали порог, меня будто окатило холодной водой, но тело осталось абсолютно сухим.

— Это и есть ваши охранные системы? — спросила я, когда мы вышли в сад. — Это ощущение...

— Да, — колдун незамедлительно отпустил мою руку — чему я была рада: уж слишком странной оказалась реакция на его прикосновение.

— И что, такое на всех дверях из дворца?

— Да. И на садовой ограде тоже.

Я качнула головой. Может врать, конечно... но если не врёт, это сильно осложняет дело.

Получается, нужно либо обманом, либо принуждением разводить его на нужные слова — но какие? И как?..

Мы шли меж светящимися розами, извилистыми каменными дорожками. Когда вдоволь налюбовались блеклыми деревьями, похожими на яблони, и чёрным прудом посреди сада, поросшим пепельными листьями кувшинок — Лод подвёл меня к резным чугунным воротам, ведущим в город. Где пришлось снова позволить взять себя за руку.

И пережить второй удар тока, осевший трепетным теплом где-то в груди.

Да что со мной такое, чёрт возьми?

Уже знакомое ощущение водяной завесы — и мы вышли в город дроу.

Над улицами, мощёными тёмным камнем, тянулась сверкающая сеть фонарей. Мы шли мимо небольших, прекрасно отделанных особняков с тонкой резьбой на беломраморных стенах. Интересно, но вокруг них не было серьёзных оград: лишь низенькие, по пояс, каменные заборчики, отделявшие улицу от садиков, окружавших дома. В вечной тьме они порастали высокой серой травой и светящимися розами, и цветами, похожими на ирисы — тоже сиявшими во мраке; там и тут рассыпали брызги мраморные фонтаны, и мозаичные садовые дорожки покрывал тонкий слой воды. Должно быть, по ним приятно шлёпать босиком — словно по ручью вброд.

Из открытых окон неслись обрывки разговоров, весёлые крики, детский смех. Где-то играли на флейте. В одном окне я увидела девушку-дроу за ткацким станком — низким, грудным, бархатным голосом она напевала песню на риджийском. Жителей на улицах было немного — но те дроу, что изредка попадались навстречу, удостаивали меня недоумённо-презрительными взглядами. Недоумёнными — когда видели моё лицо, презрительными — когда замечали мой ошейник.

А вот Лоду в знак приветствия уважительно кивали: в столице он явно был персоной известной.

Вскоре улочки стали уже, а особняки и сады меньше; но я бы не сказала, что здешние дроу одевались беднее или выглядели несчастнее тех, что встречались нам в центре. Мужчины, высокие и поджарые, с серебром длинных волос — щеголяли в шелках и бархате, обворожительные женщины проплывали мимо в платьях, достойных подиумов модных домов. Похоже, разница между различными социальными слоями была не слишком-то велика.

— Мы приближаемся к окраине? — спросила я.

— Да. Мьёркт — город маленький. Как и остальные города дроу, впрочем... И как тебе?

Я помолчала.

Конечно, презрительные взгляды оставались презрительными взглядами — но кровь улицы не заливала, трупы повсеместно не валялись, а на площадях даже не думали казнить-пытать борцов с тиранией венценосной серой сволочи. Не слишком-то похоже на мрачное пристанище злобных тёмных тварей.

Просто красивый город.

— Впечатляет, — наконец сформулировала я.

— Весьма дипломатичный ответ, — колдун указал на узкий боковой проулочек. — Сюда.

Когда мы покинули город, я попыталась неумело присвистнуть: моему взгляду предстала отвесная каменная стена — свод пещеры, уползавший ввысь, терявшийся во тьме. Наверх вела крутая лестница, вырубленная прямо в камне.

— Нам туда? — оценив высоту подъёма, содрогнулась я.

— Это единственный путь из столицы, на котором нет ловушек. Если подняться по этой лестнице, окажешься в туннеле, который выведет тебя наружу. Выход односторонний: выпускает всех, но не впускает никого.

— Опять охранные чары?

— Да. Только на этот раз даже моё приглашение не поможет. А светлым, желающим попасть сюда, придётся долго блуждать по запутанным туннелям и разбираться с ловушками дроу. Смертельными. Да и моими ловушками, только уже магическими... вот они не всегда смертельны, — Лод усмехнулся. — Какие-то из них то и дело срабатывают.

— И какая часть из них не смертельна?

— Меньшая, — мужчина внезапно взял меня за плечи, привлёк к себе — и, бесцеремонно прижав к груди, обнял, заставив уткнуться лбом в его плечо. — Держись.

Очки врезались в переносицу. От колдуна пахло мягко, спокойно, прохладно и немного горько. Я угадала нотки полыни, можжевельника и почему-то — снежной свежести.

А ещё — запах книг.

— Что...

Но тут в висках заломило, земля ушла из-под ног, и темнота закружилась неясным маревом форм и звуков. Я судорожно вцепилась в талию Лода, а мир вращался бешеной каруселью, и холодный ветер трепал мои волосы, пока мы летели куда-то...

...а потом — мягко приземлились.

Первое, что я сделала — решительно оттолкнула колдуна: его руки на моей спине, казалось, жгли кожу даже сквозь тонкую ткань рубашки.

Второе, что я сделала — поправила очки и огляделась.

Мы стояли на горном утёсе. Сапоги утопали в ковре зелёной травы, низкорослых стелющихся кустарничков и странных пушистых колосков на тонких стеблях, достающих до колена — а впереди раскинулась Риджия: ленточки рек, серебряных в свете луны, зеркальца озёр, леса и поля, купающиеся в серебристо-сапфирной мгле летней ночи. Вдали — скопище огней; должно быть, это и есть Тьядри? Тот город, из которого приехала Криста...

И, видимо, дроу даже под горами не изменили своим привычкам: жить в то время, когда эльфы и люди спят.

Влево и вправо тянулась горная гряда: в свете неполной луны — картинно яркой, картинно большой — я видела, что хребты внизу лесистые, но лысеют по мере возвышения. Обернувшись, узрела уползающую ввысь громаду горы, оледенившуюся снежной шапкой на далёкой вершине.

Вся эта картинка была до того красивой, что казалась нереальной.

— Взбираться наверх по лестнице вышло бы слишком долго, — пояснил Лод, — так что я решил сократить дорогу.

Я кивнула, поёжившись: из-за прохладного ветра обнажённые руки тут же покрылись мурашками.

Небо. Воздух. Луна. Надо же — до этого момента я даже не понимала, что мне их не хватает.

Значит, вот она, Риджия. И долгожданная свобода: прямо под ногами. Так близко, что рукой подать.

Но тонкая полоска серебра, ласково обвивавшая шею, сковывала меня по рукам и ногам надёжнее, чем десять цепей.

— Я же обещал вывести тебя из-под гор, — колдун снял куртку и накинул мне на плечи; подобная забота удивила — но под нагретой кожей, надёжно защищавшей от ветра, мигом стало теплее, так что возражать я не стала. — А ещё... здесь нас никто не услышит.

И тут происходящее резко мне разонравилось.

— А о чём мы собираемся говорить? — по возможности невозмутимо спросила я.

Лод улыбнулся: лунный свет был таким ярким, что его лицо виделось отчётливо, словно при свечах.

— Вы с Кристой так и намерены скрывать, кто она на самом деле?

Сердце пропустило удар.

Знал. Конечно же, знал.

При его интеллекте — глупо было полагать, что не знал.

— И давно вы?.. — голос невольно окрасился хрипотцой.

— В первый же день. После вашего разговора на лестнице. Если ты осведомлён о ситуации при эльфийском дворе — не догадаться, кто такие Дэн и Фаник, довольно трудно, — Лод, нагнувшись, сорвал один из колосков под ногами. — Девушка из другого мира по имени Криста? Тут нетрудно свести концы с концами.

— А Повелитель... Альянэл...

— Он не знает. Внешность у Кристы вполне обыденная для полукровки с помесью эльфийской и человеческой крови. Кристаэль — довольно распространённое имя. Что именно она кричала в темнице, Алья не слышал, что она из другого мира, я не сказал, — Лод провёл по губам кончиком колоса: серым и пушистым, похожим на крохотный беличий хвостик. — Нам доносили, что возлюбленная принца выехала из столицы. Потом сообщили, что принц Дэнимон тоже покинул город, причём в сопровождении одного лишь приятеля-колдуна. А уже вчера принца и его спутника заметили в Тьядри... я опасался, что тут Алья смекнёт, ради кого он мог так спешить — но, к счастью, не смекнул.

Я смотрела, как серый пух скользит по его губам: полным, чувственным, с чёткой треугольной ямочкой наверху и усмешкой, спрятанной в левом уголке рта.

— Почему вы это делаете? Почему не сказали своему Повелителю правду?

— Мне интересно, — пожал плечами мужчина. — Перед тем, как вернуть девушку Алье, мне придётся объяснить, кто она, но пока... любопытно наблюдать, как вы ищете возможность сбежать.

Я только кивнула.

То, что он знает и это, уже казалось само собой разумеющимся.

— Вы поэтому показали мне всё, что я хотела увидеть?

— Конечно. Как ты могла убедиться, даже если бы вы раздобыли кольца, выбраться из дворца практически нереально. Ты ведь догадалась про них? — Лод вскинул ладонь с кольцом на уровень глаз. — Конечно, догадалась, ведь ты так умна. И перерыла все книги в шкафу... только вот того, что тебе нужно, там нет. Но я и так скажу тебе то, что ты хочешь знать.

Я плотнее закуталась в куртку колдуна.

Меня знобило — и не от холода.

— И что же, по-вашему, я хочу знать?

— Колец два: у меня и у Альи. Их невозможно ни украсть, ни потерять, ни отнять — можно лишь отдать добровольно. Или отрубить вместе с пальцем, — добавил Лод. — Даже если вы заполучите одно кольцо, с помощью второго по-прежнему можно будет вами управлять. И призвать обратно, откуда бы то ни было. Единственный выход — быстро снять ошейники... да, это с одним кольцом сделать можно. Только вот тех, на ком есть ошейник, кольцо слушать не будет. Его должен надеть на палец свободный дроу или маг, и только он сможет отдать ошейникам приказ разомкнуться. Ни эльф, ни полукровка вам не поможет, — он прикусил колос уголком губ, не сводя с меня взгляда: мягкого, прозрачного и холодного, как воздух вокруг. — А теперь обсудим ваш план побега. Вначале ты должна обезвредить меня. Потом — добиться от меня разрешения на выход из дворца. Затем отрубить мне палец... или уж сразу руку. Или снять кольцо с моего трупа, зависит от твоей решимости. После чего вы с Кристой убегаете. Если я успеваю поднять тревогу, то по дороге вы отбиваетесь от тех дроу, которые немедленно сбегутся к моей башне во главе с Альей. Если не успеваю — благополучно выбираетесь из города, а потом долго карабкаетесь по той лестнице, что я тебе показал, и оказываетесь в горах. Неподалёку от этого места, где-то там, — изящным, чётко выверенным жестом Лод махнул колоском в нужном направлении. — Затем вы спускаетесь с горы и пешком добираетесь до Тьядри. Думаю, это займёт у вас ещё приблизительно сутки... а дальше ищете человеческого мага, отдаёте ему кольцо, объясняете, что нужно делать, и вас обеих благополучно освобождают.

— Отличный план, — одобрила я. — Мне нравится.

Конечно, я дерзила. А что ещё мне оставалось делать?

Лучше уж дерзить, чем выказать свою беспомощность.

— Если бы меня при этом не калечили, я бы с тобой согласился. Только вот есть одно маленькое 'но': мы видимся с Альей и Морти каждый день. Если однажды утром я не дам о себе знать, они забеспокоятся и придут сами. Найдут меня с отрубленным пальцем, а вас не окажется в башне... Нетрудно будет догадаться, что к чему. За это время до Тьядри вы не доберётесь, и с помощью кольца Алья вернёт вас во дворец. На этом ваш побег бесславно проваливается.

— Но попытка ведь не пытка, — весело возразила я. — Криста скажет, кто она такая, и ей ничего не сделают. Живая она ценнее мёртвой.

— Возможно, — колдун склонил голову набок. — Только вот ты для Альи никакой ценности не представляешь.

— И за попытку побега он убьёт меня на месте?

— Просто побег — одно. А моё изувечение и попытка украсть игрушку, на которую он положил глаз — другое, — Лод отшвырнул колосок в сторону. — Да, Алья тебя убьёт. И даже мои уговоры о пощаде не помогут... хотя вряд ли я буду так уж хорошо относиться к тому, кто отрезал мне палец.

— А вам не всё ли равно, умру я или нет?

Это был риторический вопрос. Данным разговором колдун только что подтвердил, что я для него — кукла, с которой интересно играть. Конечно, жаль будет её выбрасывать, но у игрушек ведь нет души; следовательно, моя смерть вызовет у него лишь лёгкое сожаление по поводу того, что мы больше никогда не сыграем в шахматы.

Наверное, так же к своим пленникам относился Ильхт...

А потом Лод шагнул ближе ко мне. Положил руки на плечи, сжал тискам — и вдруг встряхнул так, что я и впрямь ощутила себя куклой.

— Прекрати, — прошипел он.

— Что прекратить? — в искреннем изумлении выдохнула я.

— Мерить всех по той маске, которую ты для себя придумала, — он смотрел на меня сверху вниз, опасно суженными глазами. — Гениальная — и такая глупая девчонка! Вообразила ледяное сердце не только себе, но и всем окружающим. Что такого случилось в твоей жизни, что ты не способна поверить даже в собственную доброту? Смотри на меня! — он бесцеремонно ухватил меня за подбородок, заставив вскинуть голову, не дав отвести взгляд: спасибо, хоть без помощи ошейника приказал. — Да, я не хочу, чтобы ты умирала! Как не хотел, чтобы умирали все, кто приходил до тебя. А тебе с твоим умом можно найти куда лучшее применение, чем убить, когда ты ещё толком не пожила!

Его лицо было так близко, что я чувствовала его дыхание на щеках — а от кончиков пальцев, железной хваткой сжимавших мой подбородок, под кожей вновь лихорадкой растекалось предательское тепло.

Ему что, правда не наплевать?..

Я вдруг поняла, что завороженно смотрю на его губы — и вспоминаю своё пробуждение у чёрного пруда. Совсем не так спокойно, как на второй день своего пребывания в Риджии.

Если сейчас привстать на цыпочки...

Зажмурившись, отчаянно пихнула Лода кулаками в грудь — и вырвалась из его рук.

Чёртов колдун! Да что он со мной делает?!

— И вы думаете, я вам поверю? — голос мой истекал язвительностью, как соты мёдом. — Если решили запудрить мне мозги...

— Вот уж не думал, что ты всерьёз относишься к каким-либо предположениям Кристы.

Он мигом вернул на лицо маску спокойной доброжелательности, а в негромкий голос — рассудительные неторопливые нотки.

А ведь мне хочется ему доверять, вдруг поняла я. Потому что тонкий голосок в моей голове нашептывал 'он такой же, как ты; твоё отражение из зазеркалья, тот, с кем ты наконец можешь играть на равных'. А потом напоминал, что до сих пор Лод ни словом, ни делом не обидел меня — хоть возможностей была масса. Начиная с того, чтобы наплевать на моё самочувствие и выкачивать энергию наравне с Кристой, и заканчивая куда более неприятными вещами.

И мне так хотелось верить, что я — не просто игрушка, которую можно сломать, когда надоест; верить его приятной располагающей маске, верить, что сталь под шкуркой плюшевого мишки не отливает чернотой...

Но он — наследник Ильхта Злобного. Слуга дроу. Правая рука принца-садиста и мой тюремщик.

Ему нельзя доверять. Никак. И то, что мне отчаянно хочется другого, только осложняет ситуацию.

Потому что в моей истории всё ещё нет места для стокгольмского синдрома.

— Что же вы предлагаете? — я решила ему подыграть. — Всю жизнь служить вашей комнатной собачкой?

— Нет. Когда расскажешь мне всё, что я хочу знать, я освобожу тебя.

— Да ну? Я побывала в королевском дворце, я знаю, где находится выход из столицы дроу, быть может, узнаю и то, где находится вход — и вы так просто меня отпустите?

— Предварительно сотру тебе память, разумеется. Оставлю рядом с любым городом светлых и уйду. Тебя сочтут простой девочкой из другого мира, только без Дара. А у светлых, насколько я слышал, — едва заметная усмешка, — вы хорошо устраиваетесь.

А вот это было неожиданно.

Хорошо, если на одну безумную секунду предположить, что он говорит правду...

— У меня не будет ни подобающей внешности, ни дара, ни знания языка, — помедлив, сказала я. — С таким багажом трудновато хорошо устроиться.

— Знание риджийского я тебе оставлю. А с твоим умом ни дара, ни внешности не требуется: девушка куда глупее тебя стала невестой эльфийского принца.

— Чтобы стать чьей-то невестой, ума не надо.

— Думаю, ты к этому и не стремишься.

Верно. Не стремлюсь. Даже если б я оказалась в классической истории про попаданку — с добрыми колдуньями, влюблёнными принцами и прочей ерундой — я и тогда предпочла бы стать не романтической героиней, а серым кардиналом, правящим королевствами из-за спинки трона.

Собственно, у меня даже были кое-какие планы на случай, если нам с Кристой удастся бежать, но...

— А что будет с Кристой?

— Как ты верно подметила, живая она полезнее мёртвой. Разменная монета, весьма ценная при переговорах. Возможно, с её помощью дроу удастся добиться от эльфов хотя бы мирной встречи для обсуждения текущей ситуации.

Встречи, которая в прошлый раз закончилась совсем не мирно. Неужели дроу устроят ещё одну бойню?..

Хотя какое мне дело.

— Живая, — повторила я. — А как насчёт невредимой?

Лод улыбнулся:

— А тебе не всё ли равно, изнасилуют её или нет?

Я вспыхнула, открыла рот для гневного ответа — и вдруг увидела, сколько внимания в его взгляде, устремлённом на меня.

Он проверял. Не больше, не меньше. Как тогда, за шахматной доской.

— Действительно, — равнодушно бросила я. — Какая разница, — рывком сорвала куртку и сунула ему в руки. — Если вы не против, предлагаю закончить с экскурсией. Я устала.

Прижав ладонь к сердцу, Лод насмешливо поклонился:

— Как пожелаешь, Сноуи.

Я вздрогнула.

Это было одно из тех риджийских слов, в котором сквозил намёк на языки моего мира. Только если на английском оно означало 'снежный', то на риджийском — 'снежинка'.

Снежинка...

...успокойся, Снежинка...

Блеклые стены больничной палаты. Мамины слёзы, текущие по жёлтым щекам. Чужие руки, которые хочется отодрать от себя, укусить, расцарапать в кровь. Мужской голос, отныне ненавистный: вновь и вновь выкрикивающий твою милую детскую кличку, когда-то любимую, когда-то...

Воспоминание болью стиснуло кулаки.

— Не называйте меня так.

— Всё лучше, чем искажать твоё имя. А тебе подходит, — колко заметил колдун. — Если имя 'Снезжана' от слова 'снег', то...

— Не смей так меня называть! — голос сорвался на крик. — Просто... не смей!

Глаза обожгло знакомой радужной пеленой, и я отвернулась. Восемь, шестьдесят четыре, пятьсот двенадцать, четыре тысячи девяносто шесть...

И тут я поняла, на кого накричала.

Я зажмурилась. Всё, вот теперь точно перешла черту. Облезлый кот полоснул хозяина когтями. А непослушных питомцев наказывают.

Сейчас он меня и...

Сильные, деликатные руки обняли за талию сзади. Мягко прижали к себе.

— Извини, — обожгло висок дыхание, смешанное с тихим словом.

И я почувствовала, как земля снова уходит у меня из-под ног.

— Как всё прошло? — жадно поинтересовалась Криста, когда я вошла в нашу спальню.

— Информативно, — стянув сапоги, я прихватила свечу из ближайшего канделябра и направилась в ванную. — Вернусь, расскажу.

Когда сокамерница покорно кивнула, закрыла за собой дверь. Сунула свечу в подсвечник, кое-как развязала на спине шнурок корсажа. Открыла оба крана — и третий, с пеной.

И думала. Думала. Думала.

Лод прав. На успешный побег шансов нет. По крайней мере, если всё действительно так, как он говорит.

Ванна потихоньку заполнялась водой. Не дожидаясь, пока она нальётся целиком, я скинула одежду и растянулась в ароматной пушистой пене; жидкое тепло приятно обволокло тело.

Он не навредил мне. Ничем, ни разу. Не отдал ни одного приказа с помощью ошейника — лишь пригрозил, чтобы спровоцировать: тогда, у шахматной доски.

А когда я на него накричала, он извинился.

Неужели он и правда желает мне добра? Или всё это — какая-то психологическая игра? Шахматы с живыми людьми... не просто отдать нам приказ, запрещающий бежать, но вызвать моё доверие, загнать в безвыходную ситуацию — и посмотреть, что я сделаю.

...я не хочу, чтобы ты умирала — как не хотел, чтобы умирали все, кто приходил до тебя...

Всё завязано лишь на том, верю я его словам или нет. Если верю, то не он убивал предыдущих своих питомцев. Тогда он, в отличие от дроу, действительно желает мне добра — и в таком случае ничего плохого нас обеих не ждёт. Криста раскроется, её вернут светлым в обмен на какие-нибудь плюшки для дроу; даже если предварительно разок изнасилуют, ничего страшного, жить будет. Меня, когда наиграются, выкинут в какой-нибудь эльфийский город, где я с чистого листа начну свою историю классической попаданки. На принцев рассчитывать нечего, но со знанием риджийского я чего-нибудь да добьюсь. Можно ещё попросить Лода рассказать побольше о Риджии, а потом не стирать память об этом: раз уж он умеет корректировать воспоминания выборочно...

Тогда побег действительно представляет из себя куда более рискованное мероприятие, чем бездействие.

Но как сказать об этом Кристе?

Я с силой провела мокрой рукой по волосам.

Если всё действительно так, как он говорит...

...только вот того, что тебе нужно, там нет...

Значит, в том шкафу действительно не было 'опасных' книг. Ничего, что могло бы мне пригодиться.

Да, но теперь я знаю, где находится библиотека — и всегда знала, где его кабинет.

Усмехнувшись этой мысли, я подняла на одной ладони шарик пены. Посмотрела, как лопаются мыльные пузырьки. Вспомнила о своих ощущениях во время нашей прогулки под луной.

И моя усмешка погасла.

Я впервые поняла, что люблю Сашку, лет в тринадцать. Не помню, с чего всё началось — но с каких-то пор в ответ на его улыбку сердце стало подскакивать к горлу, а любое расставание порождало неизбывную тоску. Проанализировав ощущения и посоветовавшись с мамой, я поняла, что это и есть любовь; надеялась, что она пройдёт сама, как простуда — но не проходила. Сердце с течением времени перестало шалить, но потребность во встречах оставалась. Как и трепетная, немного грустная нежность. Желание всегда быть рядом, чтобы помочь, утешить, подставить плечо. Ревность при мысли о том, что на моём месте окажется кто-то другой.

Но в моём чувстве никогда не было чувственности.

Разыгрывая влюблённых, мы ходили под ручку, обнимались и чмокали друг друга на прощание — и ни разу, ни разу во мне не возникло желания подставить губы вместо щеки. Если честно, мне страшно было представить, что будет, если Сашка вдруг меня поцелует. Моё чувство было настолько чистым, наивным и безоблачным, что в нём не находилось места чему-либо плотскому.

Да, в какой-то мере я могла понять Кристу, сбежавшую с собственной свадьбы.

И то, что я ощутила рядом с Лодом...

Я вдруг поняла, что за последние несколько суток вспомнила о Сашке только раз. Сейчас — чтобы сравнить с колдуном.

И яростно хлестнула ладонью по воде, подняв фонтанчик брызг.

Это всё гормоны, будь они неладны. Гормоны и отсутствие опыта. Но почему, почему именно он?! Абсолютно чужой человек. Далеко не ровесник. Колдун. Тёмный. Тюремщик, держащий меня на ментальном поводке. Даже если он питает ко мне добрые чувства, я для него — никто: маленькая умная девочка, с которой интересно. И не могу никем стать.

Потому он и обнимал меня так бесцеремонно — просто не считал это чем-то предосудительным.

А ведь при первом взгляде Лод мне даже симпатичным казался с натяжкой. И он ни капельки не похож на Сашку: тонкого, как смычок, темноволосого, с гладким, почти девичьим лицом.

Неужели всё из-за треклятой шахматной партии? Меня привлекло содержание, а затем я оценила и внешнюю оболочку?..

Нет, это не извращённая привязанность жертвы к пленителю. И тем более не влюблённость — пусть я симпатизирую Лоду и даже, пожалуй, им восхищаюсь. Мне хотелось бы не испытывать к нему тёплых чувств, но увы: раньше меня не баловали общением с кем-то... равным. А то, что я испытала сегодня, было реакцией тела, но не сердца; физиологией, но не душевным порывом. Наваждение, вот и всё. Слабость, рождённая непривычкой к чужим прикосновениям. И она исчезнет, как только я окажусь подальше от Лода. Даже сейчас думаю о нём без всякой теплоты: с глаз долой...

Я удовлетворённо прикрыла глаза.

Да, в анализе собственных действий, мыслей и чувств я всегда была мастером.

Жаль только, мастерства избавиться от этих чувств не хватало.

— В общем, есть две новости, — сказала я, покинув ванную: в юбке и рубашке, неся корсаж и чулки в руках. — Как водится, плохая и хорошая. С какой начать?

— С плохой, — Криста сидела на кровати, поджав одну ногу под себя.

— Для побега нужно кольцо, но заполучить его довольно сложно. А чтобы выйти в город, понадобится разрешение колдуна. Как ты понимаешь, его нам тоже так просто не дадут.

— А иначе никак?

— Никак.

— Ясно, — Криста повесила очаровательную головку. — А хорошая новость?

Я кинула чулки с корсажем на кровать:

— Твой Дэн сейчас в Тьядри.

Громко взвизгнув, Криста вскочила и кинулась мне на шею.

— Тише, тише, — я кое-как отлепила сокамерницу от себя. — Если бы мы могли как-нибудь с ним связаться...

— Вообще между нами есть ментальная связь, — призналась Криста. — Ну, мы можем мысленно общаться. Даже из разных городов.

Я уставилась на неё.

Мы планируем побег, но я узнаю об этом только сейчас?..

— Эта связь обычно устанавливается между эльфами и их возлюбленными, если они эльфийки, полукровки или магички, — продолжала щебетать девушка. — Но у неё есть ограничения.

— В расстоянии?

— Да, но обычно оно очень большое. Дэн слышал меня чуть ли не через половину Риджии. Только, видимо, здесь горы дроу мешают! Они зачарованы, Дэн говорил! И ошейник...

— Думаю, ошейник здесь как раз ни при чём, — я откинула с лица мокрые волосы. — А вот насчёт гор информация интересная. Значит, если выберемся наружу, Дэн сумеет тебя услышать?

— Я не уверена, но...

— Похоже, да, — заключила я. — Вот это действительно хорошая новость.

И улыбнулась.

Что ж, может, мы ещё и повоюем. Даже если всё так, как говорит Лод.

Только вот пролезть в его кабинет всё равно не помешает.

Я выскользнула в гостиную глубокой ночью, когда Криста уже спала, а огонь в камине давно погас. Часов в нашей комнате не было, но я следила, как один за другим гаснут огни в особняках за окном — и когда почти весь город погрузился во тьму, решила, что час достаточно поздний.

А над горами, должно быть, уже давно взошло солнце...

Кралась босиком, чтобы не шуметь: наверняка на каменной лестнице жуткое эхо. Огонёк свечи прикрывала ладонью, а по ступенькам переступала осторожно, с кончиков пальцев постепенно опускаясь на пятки. Лишь юбка едва слышно шуршала при движении — но это определённо не должно было разбудить колдуна.

За очередным поворотом винтовой лестницы я поняла, что вместо стены вижу чёрный провал комнаты. Ещё несколько бесшумных, крадущихся шагов — и я очутилась в лаборатории.

На одном огромном столе расположились тигли, реторты и перегонные кубы. Другой завалили книгами и свитками пергамента. Кроме столов здесь был только очаг, в котором стыл над мёртвыми углями забытый котелок. Я не заметила книжных шкафов, зато в дальнем конце комнаты виднелась дверь. Надеюсь, за ней библиотека колдуна, а не его спальня... если на столе не обнаружится того, что мне нужно — придётся ведь проверить.

Осторожно, чтобы не навести беспорядок, следя, чтобы не капал воск со свечи, я просмотрела пергаменты. Четыре свитка были пустыми — хм, а это не те копии наших пергаментов, о которых говорил Лод?.. — остальные полностью исписали крупным, вдохновенным почерком. Читала я моментально, так что довольно быстро обнаружила, что о кольцах, ошейниках и охранных чарах ничего нет: в основном описания зелий и заклятий. Таких, как 'сеймюр даирюм соува' ('сыворотка мёртвого сна') или 'бёлвун хайегур риртнур' ('проклятие медленного истощения'). Бррр... хотя чего ещё ожидать от наследника Ильхта.

Следом я пролистала книги — в которых тоже не оказалось ничего полезного.

И это означало, что придётся рисковать.

Затаив дыхание, я осторожно, миллиметр за миллиметром провернула круглую дверную ручку. Тихий, на грани слуха уловимый щелчок — и между косяком и дверью возникла едва заметная щель. Отлично! Теперь толкаем: медленно, мееедленно, чтобы не скрипнуло...

Когда я заглянула в следующую комнату, то от удивления едва не капнула воском на ковёр.

Книжные шкафы по стенам озарялись серебристым сиянием: исходившим от цветов в горшках, ровными рядами расставленных на столах посреди комнаты. Одни походили на маки, другие — на лилии, третьи — на орхидеи... но все были мертвенно-белыми, с пепельными листьями, как у роз в саду.

И все сияли блеклым перламутровым светом.

Забыв о книгах, я задула свечку — цветы давали достаточно освещения — и приблизилась к столу. Рядом с одним из горшков стояла мензурка, полная белой пыли. Тоже светящейся. Интересно... пыльца? Не разводит же колдун эти цветочки просто так, из любви к ботанике. Значит, ради пыльцы, которая наверняка обладает магическими свойствами.

Поколебавшись, я лизнула указательный палец. Осторожно тронула тычинку ближайшей лилии. Посмотрела на пару крупинок, прилипших к коже.

И едва не вскрикнула, когда моя ладонь вдруг исчезла.

Впрочем, лихорадочно дотронувшись до руки, я поняла, что она вовсе не исчезла, а попросту стала невидимой. Ха! Полезная штука, однако. Если от пары крупинок исчезла ладонь, что же будет, когда рассыплешь целую горсть по всему телу?..

Хорошенько обтерев руку об одежду, я добилась того, что к ладони вернулась видимость — зато на юбке появились интригующие прозрачные места. Ничего, думаю, вода легко всё смоет. А, быть может, само пройдёт: наверняка пыль действует не вечно.

До пыльцы маков я дотронуться не осмелилась. И в нашем-то мире культивируют опийный мак — а уж что Лод мог с ним сотворить, страшно подумать. Правда, опиум добывают из незрелых коробочек, а тут пыльца... но чутьё подсказывало, что снотворные и наркотические свойства остались неизменными, а заснуть на вражеской территории будет совсем некстати.

Эх, умыкнуть бы по мензурке того и другого — как пригодится при побеге! Но ведь заметят...

Отвернувшись от цветов, я окинула цепким взглядом книжные шкафы. Они целиком занимали две длинные стены прямоугольной комнаты, подводя к ещё одной запертой двери — за которой, похоже, и спал Лод. Все полки заставлены книгами: хорошо хоть названия на корешках подписаны.

Щурясь, я вчитывалась в корявые рукописные буквы. 'О зачаровании оружия' — не то, 'Проклятия' — мимо, 'Защитные чары' — туда же, 'Ловушки' — уже наслышаны, 'Магия крови' — да уж, сразу видно библиотеку тёмных...

Удача улыбнулась уже на противоположной стене, рядом с запертой дверью. 'Хвертних ау аз дефуз тьёфрамавур', 'Как обезвредить мага'... видимо, тебя-то мне и надо.

Я сняла с полки книгу — к счастью, небольшую и не слишком толстую. Почерк Ильхта Злобного узнала сразу: похоже, действительно напала на нужный след. Видимо, 'Записки' были скорее дневником, а подробно свои исследования предок Лода фиксировал в других местах...

Я поднесла книгу к цветочным горшкам, и серебристое сияние ярко осветило древние страницы.

Вначале шло милейшее описание того, как правильно резать сухожилия на руках пленников: мол, без рук колдовать бесполезно, но если разрезать не там — не сможешь потом исцелить раны. А под пытками иные колдуны всё-таки соглашались сотрудничать...

Эту часть я предпочла пролистать.

Дальше шли рассуждения о таких трогательных заклятиях, как онемение языка и сращивание губ. Впрочем, сильным магам это колдовать не мешало, а потому подрезание сухожилий Ильхт считал более надёжным способом...

А вот следующую часть я и искала.

Я вгляделась в поблекшие от времени чернильные строчки. 'Связь с кольцами разорвать невозможно. Сами же кольца охраняются заговором Сохранности, и таким образом ни владелец их утратить не может, ни обманом или силой их у него не вырвать'... должно быть, об этом Лод и говорил: ни потерять, ни украсть, ни отнять. Плохо. 'Дабы недостойные или отступники не освобождали своих союзников'... недостойные — люди, должно быть, а отступники — эльфы... 'кольцо повинуется лишь избранникам Пресветлых'... это он об избранниках богов, наверное, они же дроу... 'и не послушается приказов уже пленённых рабов'... рабы — маги в ошейниках, очевидно.

В расстроенных чувствах я захлопнула книгу. Аккуратно поставила обратно на полку, стараясь не стряхнуть пыльную полосу перед книжными корешками.

Нехорошо. Очень нехорошо. Значит, Лод говорил правду. Конечно, он мог что-то изменить, когда совершенствовал ошейники — но зачем? В том, чтобы управлять пленниками могли только маги и дроу, был резон. И в том, чтобы обладателям ошейников было почти невозможно освободиться — тоже.

Если ещё про охранные чары всё правда...

Едва слышный деревянный скрип мигом покрыл спину холодным потом.

Я смотрела, как приоткрывается дверь в предполагаемую спальню, ожидая, что сейчас увижу на пороге заспанного Лода, но нет: маленькая щель — и всё. Должно быть, сквозняк.

Откуда здесь, под землёй, сквозняк?..

За дверью действительно оказалась спальня, тонувшая в рассеянном мраке, полная колеблющихся свечных огоньков. Их свет золотом скользил по обнажённой коже, белой, как слоновая кость, и по рельефному рисунку мышц на мужской спине. Их свет тенью ложился в ложбинку на шее цвета серого жемчуга — и под шёлковые путы, привязанные к столбикам кровати, затянутые на запястьях девушки, беспомощно раскинувшейся на белоснежных простынях. Никаких показных стонов, никаких театральных криков: лишь шёлковый шелест и прерывистые, мучительно сладкие вздохи.

Со странной зачарованностью, смешанной с леденящим отвращением, я смотрела, как губы, пальцы, ладони Лода скользят по коже Морти, дразня, танцуя, лаская — ниже, ещё ниже; а она выгибается напряжённой струной под его прикосновениями, закрыв глаза, кусая губы — послушной скрипкой в умелых руках маэстро...

Зажмурившись, я медленно, очень медленно выдохнула. Спиной назад отступила подальше от двери. Потом развернулась и на цыпочках прошла к выходу — хотя хотелось бежать.

И лишь оказавшись в гостиной, позволила себе прислониться спиной к стене — чтобы сползти на пол, тяжело дыша, отдавшись во власть мелкой дрожи, никак не связанной с холодом. Вновь и вновь вспоминая отвратительную, неприличную красоту того, что увидела — и страстно желая никогда этого не видеть.

Теперь мне было ясно, зачем Лоду чёрные шёлковые ленты.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ЕСЛИ ДОСКА СТАНОВИТСЯ СЕРОЙ

Когда утром мы с Кристой вышли в гостиную, Лод ждал на привычном месте.

— Завтра видимся в последний раз, — произнёс он буднично, пока Криста передавала свои силы очередному кристаллу. — Потом отправляю тебя к Алье.

Криста обратила на меня взгляд, полный паники и немой мольбы; я едва заметно кивнула. Знаю — время на исходе.

А план только один. И колдун знает о нём.

Я избегала смотреть на Лода. Стоило посмотреть, как вспоминалась минувшая ночь, его обнажённая спина в свете свечей — и щёки вспыхивали огнём.

Однако когда Криста удалилась в спальню, оставив нас вдвоём — поднять глаза всё-таки пришлось.

Какое-то время Лод просто изучал меня взглядом, соединив вместе кончики пальцев; я же созерцала каминную полку, расположенную чуть выше его плеча.

— А подглядывать нехорошо, — усмехнулся он наконец.

Заставив меня изумлённо моргнуть.

Но я ведь была осторожна! Что меня выдало?..

— Акке рассказал, — пояснил Лод в ответ на немой вопрос. — В следующий раз учитывай, что иллюранди всегда наблюдают за тобой. Лучше рассчитывать на это, чем надеяться, что они не прячутся во тьме.

— За вами с принцессой он тоже наблюдал?

Лод коротко рассмеялся: его эта тема, похоже, совсем не смущала.

— Вряд ли ему это интересно. Ну как, убедилась, что я говорил правду?

Я промолчала.

— И всё ещё хочешь бежать?

Я упрямо молчала.

— Глупая девочка. Так хочешь умереть?

Я молчала. Молчала. Молчала.

— Что-то сегодня ты не расположена к беседе, — Лод поднялся с кресла. — Я тебя оставлю. Подумать над тем, что собираешься предпринять. Подумай. Хорошо?

Слушая его шаги, я смотрела на своё отражение в лакированной поверхности стола. Так много риска, так мало шансов на успех...

Потом встала — и направилась к лестнице из башни.

Думаю, в кабинет колдуна мне теперь путь заказан. Но про охранные системы всё равно надо разузнать.

Значит, остаётся библиотека.

Во дворце по-прежнему было пусто: похоже, дроу предпочитали коротать время в своих покоях. Оно и к лучшему — не знаю, что предпримут здешние обитатели, если увидят меня разгуливающей вне башни колдуна, да ещё без сопровождения Лода. Дорогу я запомнила хорошо, а потому до библиотеки добралась без проблем.

Ещё одна винтовая лестница — и царство книг встретило меня тишиной, покоем и ровными рядами толстых фолиантов.

Библиотеку выстраивали в несколько этажей, но, похоже, каждый этаж был не слишком большим. Что ж, и на том спасибо: и без того куча времени уйдёт, чтобы отыскать необходимое.

Я задумчиво пробежалась кончиками пальцев по истрёпанным корешкам. Закрыла глаза, вдыхая аромат пыли и старой бумаги: книги... ни одни духи не пахли для меня так приятно, как они.

— Ты только посмотри, — пропели за моей спиной на риджийском.

Дёрнувшись от неожиданности, я обернулась.

Дроу. Двое. На первый взгляд кажутся близнецами Альи, но если присмотреться — они младше, и лица определённо другие. Одеты похоже, так же богато, только цвета — белый с красным, белый с жёлтым: похоже, чёрный, синий и фиолетовый — прерогатива королевской семьи. Венцов в волосах нет, и серебряные пряди свободно ниспадают на плечи.

Откуда они взялись? Наверное, уже были здесь, просто я не услышала, как они подошли...

Я торопливо склонила голову. На всякий случай.

В конце концов, ошейник для дроу — символ рабства, а рабам положено кланяться.

— Новая игрушка Миркрихэйра, — сказал один: бровь его была рассечена, глазницу пересекал тонкий вертикальный шрам — хорошо, что глаз не вытек.

— Страшная какая, — разочарованно заметил другой. — Предыдущая хоть на эльфа походила.

— Думаешь, ему есть дело до лица? На живот положить и вперёд. Внизу-то все одинаковые.

Они засмеялись — высоким, леденящим, прекрасным смехом — а я сжала кулаки: обида заставила лицо вспыхнуть, и обидно почему-то было не только за себя.

Они всерьёз считают, что после принцессы дроу Лоду захочется развлекаться чем-то подобным со мной? Или даже с Кристой? Как будто ему заняться больше нечем! Насиловать того, кто даже не может сопротивляться... может, для принца это и развлечение, но для Лода — нет. Не его уровень. Ему просто нет нужды самоутверждаться подобным образом. И если дроу этого не понимают, мне их жаль.

Мне хотелось сказать им это — но я была не в том положении, чтобы язвить и нарываться на неприятности.

И лишь сдержанно произнесла на риджийском, не поднимая головы:

— Прошу прощения, если помешала вам.

Они перестали смеяться. Уставились на меня — уже с любопытством.

— Ещё и говорить толком не умеет, — заметил один, поворачиваясь к товарищу, упорно считая меня глухой. — Предыдущая хотя бы общалась нормально, а не как лошадь.

Далась им эта лошадь...

— Я из другого мира, — не удержавшись, буркнула я, — и ваш язык мне всё же не родной.

Тот, что со шрамом, снова рассмеялся:

— А дерзости, смотрю, им всем не занимать!

— Ничего, та девчонка быстро перестала дерзить, когда Мэй с ней развлёкся, — зевнул другой. — Эту бы тоже не мешало поучить хорошим манерам.

— Нет уж, у меня не такие странные вкусы, как у Миркрихэйра, — первый поморщился, и я вдруг заметила, какие у него длинные, ухоженные ногти. Даже заточенные: треугольниками. — Боюсь, стошнит.

Я вздохнула, мантрой возводя в степень четвёрку, и отвернулась. Пускай глумятся, сколько хотят — я сюда пришла не для того, чтобы с ними препираться.

Только лучше поскорей убраться с их глаз. На другой этаж библиотеки. Пока им не пришло в голову поиздеваться не только...

Рывок за волосы обжёг кожу болью.

Не успела.

— Как ты смеешь поворачиваться спиной к господам? — мои волосы наматывали на руку, подтаскивая к себе, вынуждая беспомощно задрать голову; судя по вкрадчивому мурлыканью — шрамолицый. — Похоже, Миркрихэйр плохо тебя учит.

— Да он своих кукол никогда ничему не учит, — хохотнул его товарищ. — Это Повелитель им потом объясняет, что к чему.

— Ты ещё не поняла, что означает эта безделушка? — чужие пальцы легли на моё горло, коснувшись ошейника. — Ты рабыня. Ты ничто. Любой дроу выше тебя. А, значит, ты должна ползать в ногах и повиноваться. И радоваться, что пока ещё живёшь.

Волосы резко отпустили, зато толкнули в спину — и, перехватив за руку, когда я начала падать, грубо заставили развернуться.

— Мы не поворачиваемся спиной к Повелителю, а рабы не смеют поворачиваться спиной к нам. Ты могла этого не знать, но я даю тебе возможность загладить вину, — брезгливо отпустив мой локоть, длинным серым пальцем дроу указал на пол. — Благодари за урок. На колени.

Я помедлила. Жадно, судорожно хватая воздух раскрытыми губами.

И, продолжив считать степени четвёрки — подчинилась.

Нет, я не гордая. Я не Криста, которая взвивается кострами против всего, что не по ней: забывая, что враги не склонны выслушивать капризы. Я просто облезлый бродячий кот, который хочет жить и вырваться на свободу.

А для этого придётся принять местные правила игры. На то короткое время, пока я ещё здесь.

Но если б я верила в кого-то на небесах — я бы помолилась, чтобы это время оказалось как можно более коротким.

— Спасибо, — процедила я, стоя на коленях, кожей чувствуя сквозь бархат юбки холод мраморных плит.

— Думаешь, мне от тебя слова нужны? — дроу деловито потянулся к пуговицам на камзоле: тем, что ниже пояса. — Но если хорошо поработаешь своим болтливым ртом, я, так и быть, позволю тебе уйти. Даже невредимой.

— Сам же говорил, что стошнит, — усомнился другой.

— Я ведь не любоваться на неё буду. А в этом она, верно, хороша — не зря же Миркрихэйр её при себе держит. Принцесса-то не пойдёт...

Когда я сообразила, чего от меня хотят — вскочила так стремительно, словно мрамор вдруг раскалился; и дроу смотрели, как я выпрямляюсь, даже удивлённо.

Да, я не гордая.

Но такого унижения не потерплю.

— А если не подчинюсь, что сделаете? — слова чеканились, как литеры. — Я кукла колдуна, не ваша. Вряд ли он одобрит, если вы меня поломаете.

И очень надеялась, что не ошибаюсь.

Следит ли Лод за мной сейчас?..

Дроу переглянулись — и я задохнулась от острой, пронзающей боли, когда мне в живот всадили кулак.

Согнувшись пополам, я снова рухнула на колени.

— И даже приказывать не нужно, — одобрил шрамолицый: он меня и ударил. — А теперь проси оказать тебе честь...

— Нет, — выплюнула я.

Он лениво, наотмашь хлестнул меня по щеке. Больно, будто хлыстом: видимо, заточенные ногти рассадили кожу.

— Никогда не перебивай господина. Уже второй урок, — дроу равнодушно смотрел, как я хватаюсь за лицо. — Чем быстрее научишься быть послушной, тем лучше для тебя. Ты правда думаешь, что Миркрихэйр сильно горевал, когда попользовали его предыдущую девочку?

— Тоже неосторожно гуляла по дворцу, — сказал другой, с интересом наблюдавший за происходящим, — и поплатилась за это не только синяками. Она ведь личиком была ничего, не то, что ты.

Похоже, Лод таки не следит...

Или ему действительно всё равно.

— Конечно, Миркрихэйр был недоволен, но что он мог сделать? Залатал её своими зельями и больше не выпускал из башни. Да она и сама не рвалась. Пока сбежать не попыталась, — шрамолицый склонился ближе к моему лицу. — Проси.

Им мало было просто унизить меня: они хотели, чтобы я молила, на коленях молила о своём унижении. Отыграться на мне за всех ненавистных людей, что когда-то посмели не умереть, а загнать их сюда, чтобы самим наслаждаться свежим ветром и лунным светом. И эту парочку нисколько не смущала беззащитность жертвы, которую они выбрали для самоутверждения. Скорее даже нравилась.

А уж если бы Лод вдруг одолжил им кольцо...

Нет, я не буду подчиняться. Не буду молить, кричать и плакать.

Не убьют же они меня, в конце концов.

Наверное...

— Нет.

В этот раз снова ударили кулаком. По скуле, прямо под очками: так, что я не устояла и упала на пол, завалившись на бок. Боль пришла не сразу — прежде в глазах, заволокшихся слезами, затанцевали цветные звёздочки.

Двести пятьдесят шесть, тысяча двадцать четыре, четыре тысячи девяносто шесть... только не кричать, только не кричать...

— Нет, ты будешь просить!

Ещё удар. Мыском сапога — по рёбрам. Боль пронзила иголками, перехватила дыхание, скрутила внутренности в раскалённый узел.

— Проси!

Удар — я всё-таки закричала.

Третий — я ухватила дроу за сапог, обвив руками его ногу, повиснув на ней, мешая двигаться; нет, не надо больше, пожалуйста...

— Маленькая сигинг*! — дроу яростно дрыгнул ногой, пытаясь высвободиться. — Я тебя научу...

(*прим.: наиболее близкий по смыслу цензурный перевод — 'неуправляемое вредоносное неблагодарное зло, кусающее кормящую руку'. Если коротко — 'вредная самка собаки' (ридж.)

— Лод! — безнадёжно, неосознанно завизжала я: прекрасно зная, что он не услышит.

Но по шее внезапно разлилось тепло нагретого серебра.

Что-то подцепило меня за ноги, вздёрнув вниз головой, библиотека исчезла в знакомом головокружительном мареве...

...и мы с дроу, чью ногу я так и не выпустила из пальцев, кубарем покатились по пушистому ворсу бежевого ковра.

А остановились, лишь уткнувшись в мыски замшевых ботинок, похожих на мокасины.

— И что это значит, Артэйз? — голос Лода обжигал льдом.

Дроу мгновенно вскочил:

— Это ты мне ответь! — горделиво отряхнувшись, он оглядел лабораторию колдуна. — Что я здесь делаю?

— Она позвала меня, я перенёс её к себе. Тебя захватило побочным эффектом. — Лод посмотрел на дроу, задержав светлый взгляд на расстёгнутых пуговицах камзола. Потом опустился на одно колено, ко мне: скрюченной, тяжело дышащей, держащейся руками за живот. — Что с ней?

— Тебе надо лучше воспитывать своих сигинг, Миркрихэйр, — отступив на пару шагов, дроу откинул волосы со лба. — Она шаталась по дворцу. Вынюхивала что-то в библиотеке. Не проявила ко мне должного уважения.

Колдун осторожно взял моё лицо в свои ладони, заставив повернуть голову.

И глаза его сузились.

— Он бил тебя? — тихо спросил Лод.

Я дёрнула головой в судорожном кивке.

— Просто бил?

Снова кивок.

Он нехорошо сощурился. Медленно поднялся на ноги.

— Лучше ей понять своё место сейчас, — разглагольствовал дроу, — всё равно ведь, когда наиграешься, нам отдадут, если Повелитель не решит её сразу...

Не приближаясь к нему, кистью правой руки Лод выплел в воздухе некий сложный символ.

В следующий миг дроу отчаянно попытался стряхнуть нечто, вцепившееся в его горло, выдавившее из глотки сдавленный хрип — не сразу поняв, что это его собственная рука.

— Кажется, Сумэйл в прошлый раз решил не распространяться о последствиях своего поступка, — крепкими пальцами сжимая воздух рядом с собой, Лод спокойно наблюдал за тем, как дроу душит сам себя. — Значит, придётся повторить урок.

Дроу пытался оторвать цепкие пальцы от шеи, помогая подбородком и свободной левой рукой — бесполезно: ладонь отказывалась подчиняться, повторяя движение пальцев колдуна.

— Она — моя, — нежно, почти шёпотом проговорил Лод. — А я ненавижу, когда трогают мои вещи. Ясно?

Дроу судорожно закивал.

— И если эти вещи портят, я очень расстраиваюсь. Когда я расстраиваюсь, то перестаю контролировать себя. А когда я перестаю контролировать себя, то могу натворить... всякое. Это тоже ясно?

Кивок — ещё судорожнее: дроу задыхался, серое лицо его темнело.

— Чу-удно, — пропел Лод, опуская руку.

Дроу согнулся пополам, кашляя, дыша тяжело и шумно. Потом, не разгибаясь, уставился на свои ладони.

И сквозь жгучую радужную пелену, застилавшую мне взгляд, я не сразу заметила, что суставы на них распухли, а пальцы скрючились, словно в артрите.

— Тебе повезло, что ты не сделал с моей девочкой большего. Можешь спросить у Мэя, какой урок я преподал ему... а у тебя в ближайшие дни всего-навсего поболят руки, — любезно пояснил колдун. — Есть будет трудновато, не говоря уж о том, чтобы кого-то ударить. Следующий так дёшево не отделается. Друзьям передай.

— Тебе это с рук не сойдёт, — прохрипел дроу: судорожно прижимая ладони к груди, будто это могло помочь.

А это и правда должно быть больно, подумала я с мстительной радостью.

— Я придворный маг Повелителя, — улыбнулся Лод. — Возлюбленный его сестры. Умнейший его советник. Лучший его друг. Ты можешь сказать то же самое о себе? Или о ком-либо ещё в этом дворце?

Кое-как выпрямившись, дроу кинул на меня исполненный ненависти взгляд.

И ретировался.

Когда Лод повернулся ко мне, я всё ещё крючилась на полу, не находя сил встать — но его голос хлестнул яростью хуже пощёчины:

— Жить надоело? Я говорил тебе не покидать башни!

— Я... — голос дрогнул вместе с губами; каждый вдох отзывался болью в лёгких, каждое движение жгло огнём, степени четвёрки отказывались идти на ум, — я просто...

И подавилась комом в горле.

Одновременно с тем, как с ресниц всё-таки сорвались слёзы.

Я зажмурилась, из последних сил пытаясь сдержаться, расплачиваясь новой порцией боли — но сильные, бережные руки коснулись плеч.

— Тише, тише. Всё хорошо... не плачь.

Меня обняли, прижали к себе, как рассадившего коленку ребёнка; ярости в голосе как не бывало. Я уткнулась носом в его мантию, хлюпая носом, снова вдыхая запах полыни, снега и книг. Как кто-то в подземельях дроу может пахнуть снегом?

Разве снег вообще пахнет?..

— Акке, позови Морти. Скажи, у нас тут синяки, изувечено лицо, — я не услышала ни появления, ни ответа иллюранди, но знала, что слуга колдуна подчинился. — Ну-ка... пойдём.

Меня легко подхватили на руки и понесли куда-то. Я услышала, как колдун пинком открывает дверь. Спустя какое-то время — ещё одну.

И лишь когда меня тихо опустили на нечто мягкое, решилась открыть глаза.

Уже в его спальне: на той самой кровати, что я мельком видела вчера.

— Артэйз тебя больше не тронет, но за других не ручаюсь, — стоя рядом, Лод сощурился. — Куда он тебя бил? В живот?

Я кивнула; слёзы кончились, оставив лишь жгучее чувство стыда.

Вышла в библиотеку, называется...

— Сейчас посмотрим.

Корсаж он расшнуровал быстро, ловко, явно не в первый раз. Снимать не стал, просто спустил на бёдра смешным подобием верхней юбки. Осторожно уложил меня на спину — пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть; задрав блузку до груди, медленно провёл по коже расправленными ладонями.

Скосив глаза, я поняла, что его рука светится. Знакомым сиянием с внутренней стороны ладони — на сей раз серебристым.

— А Артэйз легко отделался. Два ребра сломаны, — Лод накрыл пальцами место, болевшее сильнее всего. — Придётся потерпеть.

— Что потер...

Колдовское сияние стало ярче, пронзительнее, ослепительно острым — и боль взорвалась в груди раскалённым свинцом. Я выгнулась дугой, вцепившись пальцами в простыни, судорожно хватая губами воздух, отчаянно вспоминая пятнадцатую степень четвёрки.

Я не кричала: когда так больно, не можешь кричать.

Один миллиард семьдесят три миллиона семьсот сорок одна тысяча восемьсот двадцать четыре...

...и боль отступила — позволив обмякнуть в постели, разжать пальцы, чувствуя, как из-под ресниц вновь текут слёзы, прокладывая влажные дорожки от уголков глаз к вискам.

Но дышать теперь было легко.

— Вот и всё. Может, хоть теперь будешь слушаться старших, — Лод ласково провёл рукой по моим волосам. — Когда ты поймёшь, что я тебе зла не желаю?

Морти ворвалась в спальню миниатюрным среброволосым ураганом. Посмотрела на меня, заплаканную, со спущенным корсажем и задранной блузкой; потом — на Лода, невозмутимо убиравшего с моего лица спутанные тёмные пряди.

На какой-то миг лицо её окрасило холодное недоумение.

А потом дроу присмотрелась к моему лицу — и хмурая морщинка меж её бровей мгновенно разгладилась.

— Опять твоя питомица нашла неприятности? — присев на край кровати, Морти решительно одёрнула мою блузку вниз. — Я думала, с тобой что-то случилось! Ты же знаешь Акке, он немногословный...

— Артэйз повеселился, — Лод отошёл к открытой двери. Прислонившись спиной к косяку, вместе со мной проследил, как дроу достаёт из знакомого ларца баночки и скляночки. — Видите ли, с ним недостаточно почтительно обращались.

— Вот как, — Морти оценивающе смотрела на меня. — Славный синяк назревает! А кожу чем пропороли?

— Ногтем, — пробормотала я.

— А. Ну да, Ар же так следит за своими руками, — отвинтив крышку круглой серебряной коробочки, дроу зачерпнула кончиками пальцев немного жирного голубого крема. Снова посмотрела на моё лицо. Черпнула целую пригоршню. — Закрой глаза. И убери... то, что у тебя на носу.

Я покорно сняла очки и зажмурилась.

— Ару ты тоже преподал урок? — спросила Морти, явно обращаясь к колдуну.

Пальцы принцессы легко и бережно втирали крем в кожу на скуле: тот мгновенно впитывался, приятным холодком умеряя боль.

— Ты же знаешь, — мягко откликнулся Лод, — с детства не люблю, когда кто-то посягает на мои вещи.

— И что за урок? — в голосе Морти скользнуло неодобрение. — Неужели тот же, что и Мэю?

— Нет. Другой.

— Хоть так. А то все младшие отпрыски древних домов вскоре лишатся своих любимых игрушек, если ты не начнёшь лучше следить за собственными... С чего ты вообще из башни вышла?

Последнее, похоже, адресовали мне.

— Сбежать хотела, — решившись приоткрыть глаза, мрачно ответила я.

В каждой шутке, как известно, лишь доля шутки.

— Удачи, — усмехнулась Морти. — Теперь, верно, ещё больше хочешь? Убедившись, какие мы скепнан*?

(*прим.: наиболее близкий по смыслу цензурный перевод — 'презренная чернь' (ридж.)

Перевода последнего слова я не знала — равно как и брошенного Артэйзом 'сигинг' — но догадывалась, что ничего хорошего оно не означает.

— Не думай об Артэйзе слишком плохо, девочка, — дроу деловито завинтила коробочку с кремом. — Он потерял любимого дядю в той резне, которую светлые устроили восемнадцать лет назад. С тех пор ненавидит и эльфов, и людей, и полукровок... вот и вымещает ненависть на всех, кто к нам попадает.

— И не он один, — хмуро заметил Лод.

От изумления я села в постели. Тщательно протёрла очки полами рубашки.

Задумалась.

Возможно, не стоит этого делать, но...

— Светлые устроили?.. — вернув очки на нос, всё-таки переспросила я.

Мне не успели ответить.

— А, — донеслось со стороны двери, — смотрю, подружка рассказала трогательную историю, придуманную светлыми?

Когда я повернула голову — Лод как раз отступал в сторону, давая дорогу Повелителю дроу.

— И что она тебе поведала? — в шафрановых глазах Альи плескалась насмешка, голос резал издевкой. — Что злые дроу под видом мирных переговоров подготовили западню?

Я просто кивнула. Молча.

Потому что говорить с тем, у кого такое выражение лица — себе дороже.

— Конечно. Не будут же они рассказывать правду, — я почти видела нехорошие огоньки, полыхнувшие в зрачках принца. — О том, что всё было наоборот.

Как интересно.

Я бы даже сказала, более чем интересно.

— Хотите сказать, — решилась произнести я, — что это люди и эльфы...

— Наши отцы хотели заключить мир, — тихо проговорил Лод. — И мой отец, и Повелитель. Они устали от войны. Устали жить изгоями. Устали искупать вину своих предков, чьи поступки ужасали их не меньше светлых. Они хотели, чтобы их дети снова жили под светом луны, а не в каменных подземельях.

— Это пытались сделать давно, — продолжил Алья. — Первого посланника мира отправили спустя десять лет после войны. Он въехал в город людей под белым знаменем... и что с ним сделали светлые? Убили, даже не выслушав.

— Потом были новые посланцы и новые убийства. Они отказывались верить, что мы можем желать мира, — Лод смотрел в стену. — В конце концов мы прекратили попытки. И решились возобновить переговоры, лишь когда время подживило раны. На сей раз посланника выслушали, даже согласились на встречу, но...

— Отец знал, что это опасно. Что ненависть светлых слишком сильна, а перед ними предстанут наследники Тэйранта и Ильхта. Поэтому нас оставили дома. Всех нас. Но сами они решили рискнуть. — Морти поднялась с постели; печально поглядела вначале на своего брата, потом — на возлюбленного. — Конечно, они не были безоружны. Повелителя и его придворного колдуна охраняли лучшие из лучших. Их сопровождали все десять магов, к тому моменту ещё жившие у дроу. В свите отца была сотня воинов, но они везли светлым богатые дары, надежду на долгожданный мир... а их загнали в тот замок, как зверей на убой. И в живых не оставили никого.

— Что может сотня против тысячи? — горько усмехнулся Алья.

И моё смятение мрачным удовлетворением отразилось на его лице.

Неужели это правда? Но, должно быть, их действительно мучила несправедливость этого, всех троих: иначе вряд ли бы они стали распинаться в странной исповеди перед презренной пленницей...

И кому верить?

— А если они вас обманывали? — я надеялась, что не перехожу черту, и мне позволено задавать вопросы. — Просто старались предстать перед своими детьми... и подданными... в лучшем свете?

Принц уставился на меня с таким видом, что я отпрянула: на сегодня побоев мне хватило.

— Они никогда нас не обманывали, — покачал головой Лод. — Подумай сама, Снезжана: что давала дроу эта резня? Даже если бы они убили всех трёх Повелителей — их места заняли бы другие, горящие жаждой мести и крови. Светлых — много, нас — мало. Они радуются солнцу под небесами Риджии, у них вдоволь еды, дерева, ресурсов. Мы загнаны под горы, нас осталось в три раза меньше, чем одних только эльфов, и располагаем мы лишь тем, что может расти под землёй, тем, что воруем на поверхности, и тем, что нам тайком, втридорога продают лепреконы.

Что-то по столице дроу незаметно, что они 'загнаны под горы'.

С другой стороны, это ведь столица...

— Возможно, Повелителя как раз не устраивало такое положение вещей, — возразила я. — Он решил создать прецедент для войны, заманить светлых под горы, где удобно будет с ними расправиться, и...

— И что? Если ты не расслышала, нас осталось в три раза меньше, чем эльфов, а людей ещё впятеро больше, — нетерпеливо произнесла Морти. — Да, мы надёжно защитили себя. Пока светлые доберутся до наших городов, они потеряют даже не сотни, а тысячи воинов. Но их много, очень много... и если когда-нибудь они решат наплевать на количество жертв и всё-таки выкурить нас из той норы, куда мы забились — они сделают это. А в такой ситуации было бы очень неумно провоцировать светлых на вторую войну.

— Зато очень умно воспользоваться ситуацией, чтобы окончательно восстановить светлых против дроу, — ровно заметил Лод. — После смерти Повелительницы эльфов, после вероломного убийства Повелителя людей и его супруги... каждый сочтёт это своим священным долгом — избавить Риджию от тёмных. Даже ценой своей жизни. А дроу так кстати будут ослаблены, лишившись и Повелителя, и колдунов...

— Только вот не все строят настолько же дальновидные планы, как ты, — усмехнулся Алья.

— И что же, люди сами убили своего Повелителя? — стараясь, чтобы вопрос прозвучал не слишком саркастично, поинтересовалась я. — Только для того, чтобы подставить вас?

— Никто из нас доподлинно не знал, что там произошло, — развела руками Морти. — Некому было рассказать. Мы знали лишь, что никто из ушедших не вернулся в обещанный день... А после наши шпионы услышали о резне.

— Услышали ту же сказочку, какую рассказали тебе, — холодно добавил Алья. — Учитывая человеческую природу, я не исключаю, что люди вполне могли пожертвовать одним из своих. Думаю, — косой взгляд на Лода, — кто-то из тех, кто присутствовал на той встрече, очень хотел отомстить нам за кровавое прошлое. Перебить всех дроу, рискнувших высунуть нос из-под гор, собственными руками умертвить потомков Тэйранта и Ильхта. И ради этого он счёл приемлемыми любые жертвы и любую провокацию.

Я решительно качнула головой:

— Прошу прощения, но зачем светлым потребовалось брать с собой жён, если они планировали резню? К тому же...

Запнулась — но Лод закончил фразу за меня.

— Ты не веришь, что светлые способны на такое? — колдун, щурясь, сжал в пальцах застёжку мантии. — Ты ведь это хотела сказать?

На этом месте я предпочла промолчать.

Конечно, глупо судить о светлых, не повидав их лично — но мне слабо верилось, что они могли пойти на подобное коварство. Учитывая, что рассказывала Криста... Заговорщики при эльфийском дворе даже не пытались убить смертную девчонку с куриными мозгами, как только она появилась во дворце и начала совать нос не в свои дела; а ведь и мне такое решение проблемы пришло бы на ум в первую очередь. Но дроу? Знакомство с Артэйзом способствовало к утверждению в мысли, что для них устроить кровавый бал...

Мои размышления прервал Алья.

Железной рукой ухвативший меня за ворот блузки.

— Я тебе сейчас расскажу, девчонка, каковы твои светлые, — принц притянул меня к себе: он почти шипел. — Ты знаешь, чья одежда на тебе сейчас?

— Вашей сестры, — пискнула я.

— А хочешь знать, где она сейчас? Моя сестра?

Я не ответила.

Я знала, что ни один ответ не будет правильным.

— Лита, её звали Лита. И время от времени она сбегала в горы, чтобы посмотреть на луну и звёзды. Иногда даже до человеческих городов добиралась: узнать, как живётся тем, кто каждый день видит небо. Мы с Морти предупреждали её, что это опасно, мы запирали её в собственных покоях, но тщетно. И пять лет назад светлые поймали её. Наши шпионы, конечно, узнали об этом, но возможность сообщить мне выдалась не сразу. А когда выдалась, было поздно. — Капельки слюны брызгали мне на щёки. — Она была очень храброй девочкой, наша маленькая Лита. Она так и не созналась, что принадлежит к королевской семье. Не хотела, чтобы с её помощью как-то надавили на нас с Морти. О ней сообщили светлым владыкам, и Повелитель эльфов захотел лично её допросить. Спрашивал о расположении наших туннелей, спрашивал, как преодолеть наши ловушки. Остались ли у дроу ещё маги. Кто сейчас ими правит. Слабые места того, кто правит. Но Лита не созналась ни в чём. Даже когда ей ломали кости. Даже когда кожу жгли раскалённым железом. И когда Повелитель понял, что от неё ничего не добиться, Литу отдали стражникам. Людям: эльфы же не опускаются до того, чтобы марать руки об дроу, — взгляд тёмных, страшных, узких зрачков принца пиявкой впивался в мои глаза. — Ты знаешь, сколько раз они насиловали её, прежде чем бросить умирать в темнице от голода, жажды и потери крови? Четырнадцатилетнюю девочку, мою сестру?..

— Алья, — мягко произнёс Лод, — эта девочка тут ни при чём.

Принц, опомнившись, разжал пальцы, позволив мне отпрянуть.

И тихо сказал, улыбнувшись:

— Вот они, твои светлые, девчонка. Люди. Эльфы. Полукровки, их дети. Убийцы моего отца, убийцы моей сестры. Благородные народы. Нравятся?

Наверное, никогда в жизни я не видела столь горькой улыбки. Это неправильно. Улыбки не должны быть горькими. Улыбки не должны быть печальными.

Я мотнула головой: нет, не нравятся. Такие — не нравятся.

Но ведь дроу и сами...

— Ты можешь сказать, что это война. Что они пытают и убивают нас, а мы пытаем и убиваем их. И будешь права. — Принц развернулся на каблуках, и волосы взметнулись за ним серебряным крылом. — Но мы никогда не трогали детей.

Толчком распахнул дверь — и вышел из комнаты.

— Я приходил поговорить, Лод, но, смотрю, ты немного занят, — бросил принц через плечо. — Жду в своих покоях, как освободишься.

Мы с Морти и Лодом молча наблюдали, как он шествует мимо светящихся цветов.

Потом принцесса коротко поцеловала колдуна в губы — и побежала следом.

— Что ж, поговорили, — заключил Лод на русском, поворачиваясь ко мне. — Так зачем ты пошла в библиотеку?

— Я...

— Искала подтверждение моих слов, верно?

Резко отвернувшись, колдун перешагнул порог спальни.

Я следила, как он идёт вдоль книжных шкафов, выискивая что-то.

— Это правда? Что вы не трогали детей?

— Если они забредали в горы и видели то, чего им видеть не полагалось, их приводили ко мне. Я усыплял их, стирал память о последних сутках и оставлял рядом с городом, откуда они пришли, — наконец обнаружив то, что искал, колдун вытащил с полки объёмистый том. — Так поступали все придворные маги, что служили дроу до меня.

— Тогда почему вы с попаданцами были так жестоки?

— Одно дело — случайно увидеть отряд наших разведчиков. Другое — преодолеть все ловушки в туннелях и нагло прийти в наш город. Нам же и в голову не могло прийти, что вы действительно сваливаетесь через дыры между мирами. К тому же наличие у человека дара сильно осложняет вмешательство в его память. — Вернувшись в спальню, Лод протянул книгу мне. — Сорок третья страница.

Я провела ладонью по гладкой кожаной обложке:

— И вы только детей жалели? Могли бы всех так спасать.

— Не только. Так обычно поступали со всеми, кто не пытался шпионить. Но после смерти Литы у Альи возник пунктик на юных симпатичных девушек, — голос Лода сделался глухим. — Страница сорок три.

Я вздрогнула. Медленно открыла книгу. Пролистала шершавые пергаментные листы.

Взглянула на ровные чернильные строчки.

...'соединив заклинание Врат и Защитного Круга, вывел новую формулу. Теперь сквозь ворота смогут пройти лишь те, кого пригласил наложивший заклятие (или хозяин дома). Более того, и выйти они смогут лишь после того, как получат от хозяина или мага разрешение на выход. Случайно пригласить или отпустить невозможно: требуется точная словесная формулировка. Единожды получив разрешение и приглашение, можно входить неограниченное количество раз. Но маг может менять словесные формулировки по своему желанию, и после изменения старое приглашение потеряет силу. Заклятие и рунная формула'...

— Про кольца ты и так знаешь. Судя по книге, которую брала ночью, — Лод следил за тем, как я читаю. — Убедилась?

Я молча захлопнула книгу.

Убедилась.

Вот и всё. Колдун говорил правду. Предложенный им план — единственно верный.

И я не имею ни малейшего понятия, как осуществить его до завтрашнего утра.

— То, что принц делает с пленными девушками, — вдруг вырвалось у меня, — что он собирается сделать с Кристой... это месть за сестру?

— И не только за неё, — Лод взял книгу из моих рук.

— Но их унижение не вернёт ему ни сестру, ни отца.

— Думаешь, я не говорил ему этого? — колдун кинул толстый том на кровать, рядом со мной. — Нет, он не надеется их вернуть. Ни сестру, ни отца, ни мать, которая за год угасла от горя, потеряв своего Повелителя. Но сердце и душу Альи снедает боль. Боль не только потери, но и унижения, которому подвергается его народ. На пленницах он отыгрывается за всех ненавистных светлых — и только тогда боль ненадолго отпускает его, позволяя обрести покой.

— Ясно, — я смотрела на свои пальцы, сжимавшие складки юбки. — И что потом с ними происходит? С девушками? После того, как принц наиграется?

— Он отдаёт их другим. Таким, как Артэйз. Тем, чью душу тоже грызут демоны. А после их игр... — Лод прикрыл глаза. — Иногда они умирают прямо у них, иногда попадают ко мне — но милосерднее заставить их уснуть навеки, чем лечить. Можно излечить тело, но не искалеченную душу.

— Даже потерей памяти?

— А толку? Мне не разрешают возвращать их домой. Не разрешают держать при себе. И игры дроу будут повторяться, пока несчастные не умрут. Я умолял Алью не уподобляться врагам, умолял во имя нашей дружбы, но отношение к пленным — единственное, в чём он абсолютно непреклонен.

Я медленно подняла голову:

— А теперь скажите честно... что сделает принц, узнав, что к нему в руки попала невестка того, кто обрёк его сестру на мучительную смерть?

Лод встретил мой взгляд, не моргая.

И я увидела ответ в его глазах.

Конечно же, он знал, что Алья сделает с той, кто более других причастна к его боли. Потому и молчит о личности Кристы. Не забавы ради: просто иначе Алья забрал бы её немедленно.

Если попытаемся сбежать и провалимся, а мы обязательно провалимся — погибнем обе. Если не попытаемся — наивное доверие в глазах Кристы до конца жизни будет главной темой моих кошмаров.

Ведь её ждёт судьба даже хуже той, что дроу уготовили просто девушкам-полукровкам.

А как бы мне ни хотелось думать, что мне плевать — но моя треклятая совесть всё же сильнее моего эгоизма.

— Вы не можете просто отпустить нас? — тихо, почти жалобно спросила я. — Вы же хотели бы. Я вижу.

Лод присел рядом со мной — так, чтобы не смотреть сверху вниз:

— Я не могу спасти всех. Но я могу спасти тебя. — Он тронул мою ладонь кончиками пальцев. — И если ты не откажешься от мысли творить глупости ради мифического шанса на побег — клянусь, я с помощью ошейника заставлю тебя пролежать в кровати всё время, пока Криста не окажется у Альи.

Со сломанными рёбрами мне было не до того, чтобы думать о всяких там прикосновениях — но сейчас сердце замерло, словно на качелях. В томительный миг перед началом падения.

А стоило вспомнить, как его руки скользят по коже...

Я отдёрнула руку, словно от кипятка.

— А что насчёт мук совести?

— Ты всё равно забудешь об этом, — справедливо заметил Лод. — Ещё пара недель, и ты забудешь обо всём, что здесь видела.

— Пара недель? Предыдущую девушку вы продержали год.

— На то были причины, — уклончиво ответил колдун. — Ты — другое дело. Ещё несколько разговоров и шахматных партий, и ты свободна.

Я задумчиво облизнула губы.

Потом встала — и направилась к выходу из спальни.

После всего, что произошло, у меня оставалось всё меньше оснований для того, чтобы ему не верить. Но...

— Мне надо подумать, — остановившись у цветочных горшков, я обернулась. — А что делает пыльца?

— Тех цветов, что ближе к тебе — усыпляет. Достаточно бросить щепотку человеку в лицо, и он вырубится на несколько часов. — Лод так и сидел на кровати, наблюдая за мной безо всякого удивления: наверняка иллюранди рассказал, что во время ночной прогулки я интересовалась волшебной оранжереей. — Тех, что с пятью лепестками, похожих на звёзды — нейтрализует действие сумрачной пыли.

— А сумрачная пыль — это пыльца лилий? Которая делает невидимой?

— Точно.

Я кивнула, усваивая информацию. Подумав, решилась на ещё один вопрос.

— И всё-таки... что вы сделали с тем дроу, которому попалась моя предшественница?

Лод задумчиво потёр подбородок.

— Скажем так, — колдун провёл кончиком большого пальца по своим губам, словно стирая усмешку. — Теперь ему нечем доставлять девушкам неприятности определённого рода.

— Да где ты всё время пропадаешь? — привычно вскинулась Криста, когда я вернулась в наши покои. — Время на исходе, а ты... ой, что с твоим лицом?!

— Просто наткнулась на недружелюбных дроу, которые сломали мне пару ребёр, — буркнула я. — Не волнуйся, их уже залечили, а лицо скоро пройдёт.

— Они что, прямо в башне тебя... Но колдун говорил...

— Нет, это я сглупила и пошла в библиотеку, — я решительно пригладила чёлку. — Уточняла детали, необходимые для побега.

— Так ты всё-таки хочешь бежать, — выдохнула Криста с внезапным облегчением.

— Ну да. А почему 'всё-таки'?

— Потому что... ты так смотришь на этого колдуна... и после того, как пообщаешься с ним, ты такая... — она нервно хихикнула: как человек, прекрасно знающий, что сморозил феерическую глупость. — Но я ведь неправа?

— Почему, права, — я через силу издала тихий смешок. — Конечно, я смотрю на него... особенно. Как на главное препятствие к свободе. А ещё он умный и опасный противник, и таких противников лучше уважать, чем недооценивать.

Неужели это так заметно? Моё отношение...

Буду надеяться, что проницательный Лод объяснит это тем же, что я наплела Кристе.

— Я так и думала, — сокамерница радостно закивала, остро и стыдливо напоминая мне виляющего хвостиком щенка. — Говоришь, уточняла детали... и?

— Уточнила.

— Значит, у нас есть план?

Я помолчала.

— Есть.

И не соврала ведь.

Только сказать, что план безнадёжен, не могу.

— Отлично! — Криста, мигом заулыбавшись, махнула рукой в сторону стола. — Может, тогда за едой расскажешь?

— Если и расскажу, то никак не за едой. Но вообще мне надо ещё кое-что сделать, — вернув на законное место корсаж, так и болтавшийся на бёдрах, я повернулась к девушке спиной. — Не поможешь?

А потом, заглянув ненадолго в ванную, ушла в гостиную; и, подвинув стол в угол — так, чтобы не попасться на глаза сокамернице, если та вздумает подглядывать — вытащила шахматную доску.

Есть не хотелось. Говорить с Кристой тоже. Велела ей, как всегда, сидеть в комнате и не высовываться... наверное, послушается, как обычно. Она ведь мне доверяет. Ну да, что же ещё может меня заботить, кроме как вытаскивание её скромной персоны из той передряги, в которую она сама себя загнала? Я ведь соотечественница и сопопаданка; а Криста явно привыкла, что весь мир вертится вокруг неё, и все окружающие созданы исключительно для плясок под её дудку...

И почему её участь действительно так меня заботит?

Я машинально расставляла фигуры по местам.

Пара недель угрызений совести, которые вполне можно пережить — и всё. Потом я о Кристе даже не вспомню. Лод предложил не только разумный, но и единственно верный вариант.

Неужели единственно?..

Я потеряла счёт времени — но шестую партию против самой себя прервало деликатное покашливание за спиной.

— Господин просит вас подняться наверх, — встретив мой взгляд, с лёгким поклоном проговорил Акке. — Как только сможете.

И, отступив в тень, растворился во мраке, из которого пришёл.

Какой вежливый. Видимо, у иллюранди это вошло в привычку — служить. И даже с куклами колдуна не позволяют себе снять маску.

Я всё-таки доиграла, прежде чем подчиниться.

Лод ждал, сидя в кресле за одним из столов: тем, что был завален пергаментами. Сейчас их сдвинули в сторону, а на столешнице лежало небольшое, с ладонь, круглое зеркальце без рамы — и, к моему удивлению, один из тех кристаллов, что Криста наполняла своей энергией.

— А, Снезжана. Вот и ты.

Поднявшись на ноги, колдун жестом предложил мне сесть — но я не торопилась соглашаться на предложение:

— Зачем я здесь?

— Хочу сделать тебе подарок.

— Подарок? — меня это только насторожило.

— В твоём мире наверняка остался кто-то, кого ты хотела бы увидеть. И я собираюсь помочь тебе с этим, — Лод снова кивнул на кресло. — Садись.

Я послушалась скорее от удивления, чем осознанно.

И запоздало поняла: зеркало лежит в центре начерченной мелом гексаграммы, испещрённой рунными символами, а кристалл венчает верхний её угол.

— Вы... поможете мне его увидеть?

— Я давно интересуюсь способами перемещения в другой мир. Но найти прореху между мирами очень сложно, а пройти в неё и вовсе невозможно. Вот просто подсмотреть — легко. Только без того, кто пришёл оттуда, не обойтись.

Лод взял со стола маленький, с ладонь, кинжал с костяной рукояткой; и, глядя, как огоньки отражённых свечей бликами пляшут в лезвии, заточенном с одной стороны — я лихорадочно обдумывала то, что услышала.

Прореха между мирами? Значит, они существуют с обеих сторон?

И дело лишь за тем, чтобы найти одну — и суметь пройти?..

— Нужно немного твоей крови, — сказал Лод. — Согласна?

Я без слов протянула руку.

— Вызови в памяти образ того, кого хочешь увидеть, — сжав мою ладонь своей, колдун развернул её тыльной стороной кверху. Быстро, ловко надрезал мне кончик большого пальца: даже больно почти не было. — Представь его, ярко и отчётливо. Сможешь?

— Не вопрос.

— Хорошо, — не выпуская моей руки, Лод прижал порезанный палец к нижнему краю зеркала. — Начинай. И смотри в зеркало.

Я полуприкрыла глаза, глядя на отражение собственного лица. Вспомнила Сашку: солнце, путающееся в ониксовых кудрях, васильковую синеву взгляда, приветливый взмах руки и улыбка... Сашка, Сашка...

Моё отражение дрогнуло — и пошло рябью; размылось в бледной перламутровой дымке, расползавшейся от кровавого пятна под моим пальцем, за пару секунд затянувшей зеркало целиком.

И когда стекло вновь сделалось прозрачным — в нём отражалось совсем не то, что должно было.

Я склонила голову, жадно всматриваясь в крохотную зеркальную копию Сашкиной комнаты. Друг сидел за компом в шортах и майке, время от времени прихлёбывая из подаренной мною кружки. Чай... казалось, я чувствую запах шоколада: чай мы любили один и тот же, сладкий, со вкусными ароматизаторами. И, конечно, опять играет! Ну хоть выглядит неплохо. Следов слёз и смертной тоски по бесследно пропавшей подруге незаметно. Хм, интересно, он вообще заметил, что меня нет?..

Странно, но я не ощутила и следа той тоски, что сжимала горло в первый день моего заключения. Лишь сердце забилось рваным ритмом, частыми ударами, эхом дрожи в коленях; только вот не из-за Сашки — из-за того, чья ладонь с нежной осторожностью прижимала мою руку к стеклу. Чьё дыхание теплом щекотало волосы, ухо, шею, кто склонился так близко, стремясь увидеть то же, что видела я...

Проклятый, трижды проклятый Лодберг из рода Миркрихэйр.

И стоило мне это осознать, как зеркальная картинка снова пошла рябью.

— Ненадолго ты сосредоточилась, — мягко заметил Лод, когда в стекле вновь проявилось отражение моего лица.

Очень злого.

— Голова немного другим забита, — я стряхнула его руку — резко и ожесточённо, как таракана.

Сосредоточишься тут! Ну почему, почему его присутствие заставляет меня чувствовать себя героиней паршивого любовного романа, где абстрактная 'она' с первого взгляда возжелала абстрактного 'его'? Из таких мы с Сашкой иногда читали отрывки вслух: жеманными, издевательски приторными голосами, в исполнении которых и без того убогие тексты вызывали желание смеяться до икоты. Особенно любили постельные сцены — где то и дело встречались шедевры в духе 'он с разбегу вонзился в её страстную влажность своим тупым копьём'. Далее обычно следовал полный набор шаблонов, клише и анатомических подробностей, повествующих, что, куда и зачем абстрактный 'он' засунул абстрактной 'ей'; и сцены эти зачастую выдавали не только тоску авторов по отсутствующим в их жизни интимным отношениям, но ещё и незнание элементарной человеческой анатомии.

Мне и в страшном сне не могло присниться, что я когда-нибудь буду исполнять главную роль в подобном убожестве.

— Чем же это? Мыслями о побеге? — Лод отступил на шаг. — Так и не выбросила эту глупость из головы?

Я почти не слышала.

Я предаю Сашку. Предаю свою любовь, выстраданную безнадёжностью, ставшую частью меня самой. И ради кого? Ради чего?..

Пора с этим кончать. И чем скорее, тем лучше.

Взгляд мой остановился на кинжале, запачканном моей кровью. Кинжале, который Лод неосмотрительно положил на стол, рядом с гексограммой.

Совсем рядом с моей рукой.

В этот миг я и поняла, как должна поступить.

ГЛАВА ПЯТАЯ. КОМБИНАЦИЯ НА ЗАВЛЕЧЕНИЕ

(прим.: комбинация на завлечение — тактический шахматный приём, вынуждающий фигуру соперника встать на слабое поле и позволяющий использовать данное ослабление)

Когда я вошла, Криста валялась на кровати.

Но, увидев меня — вскочила.

— Ты... — она растерянно посмотрела на мои руки, залитые кровью по локоть: одна сжата в кулак, в другой — маленький кинжал с костяной рукояткой, — что...

Я молча разжала ладонь.

Продемонстрировав серебряное кольцо с золотой рунной насечкой.

Глаза Кристы расширились на пол-лица:

— Неужели ты...

— Не будем об этом, — сухо бросила я.

Надела кольцо на палец, чтобы не потерять, и стремительно направилась в ванную.

Когда я вернулась, мои руки были чисты: лишь из свежего пореза на большом пальце сочилась кровь, да на вороте блузки бурели подозрительные разводы. Криста так и топталась у кровати — беспомощной овечкой в безмолвном недоумении.

Присев на корточки, я ухватила её юбку за подол. Деловито вспоров кинжалом тонкую ткань, принялась укорачивать платье до колена.

— Повернись. Так бежать будет удобнее.

— Мы что, убегаем?! Сейчас?!

— Ты, кажется, именно этого от меня добивалась? — когда криво обрезанная ткань полетела в сторону, я запустила руку в своё скромное декольте. Достала оттуда мензурку со сверкающей белой пыльцой, внимательно присмотрелась к оттенку: синеватый... то, что нужно. — Бери меня за руку.

— Давай сначала ошейники снимем! — Криста нетерпеливо коснулась ладонью опостылевшей серебряной безделушки. — У тебя же есть кольцо!

— Мы не сможем. Чтобы снять ошейник, понадобится твой Дэн.

— Но поче...

— Нет времени объяснять, — сказала я, чувствуя себя шаблонным персонажем. — Просто слушай меня, ладно? И подойди ближе.

Недовольно поджав губки, Криста всё же взялась за мои пальцы.

Встав к сокамернице вплотную, я большим пальцем откупорила крышку мензурки. Резкое движение — и пыльца взметнулась над нашими головами сверкающим облачком.

А потом опустилась вниз: невесомым белым дождём.

— Ой! — взвизгнула Криста, в ужасе глядя на меня.

— Спокойно, это всего лишь невидимость, — я знала, что она видит: как я, начиная с головы, постепенно становлюсь прозрачной. На её примере я сейчас созерцала то же. — Но, поскольку мы друг друга не видим, ты крепко держишь меня за руку и идёшь за мной. Я полностью пропала из виду?

— Да, но...

— Хорошо, — убедившись, что вместо Кристы видна лишь пустота подле кровати, я поволокла девушку к выходу из спальни. — Ни в коем случае не выпускай мои пальцы. И ни звука, пока я не разрешу тебе говорить.

— Но...

— Ни звука. С этого момента.

Мы не встретили ни одного дроу, пока шли по дворцовым анфиладам: меня пугали лишь наши собственные шаги, тихими отзвуками отражавшиеся от чёрного мрамора. Но без пыли всё равно было не обойтись.

Защитные чары окатили нас холодной волной. Раз — когда я толкнула двустворчатые двери в сад, и второй — когда мы выходили за ворота.

Я добилась разрешения на выход только для себя — но Криста прошла со мной по тому же принципу, по какому колдун вчера вывел меня.

— Это что... — Криста торопливо осеклась, когда я предупреждающе сжала кончики её пальцев. Крепко, до боли, вонзив ногти в кожу.

После сокамерница уже молчала — всё время, пока мы шли по городу дроу — и я могла только представлять, как она удивлённо озирается вокруг. Тут-то пыль и пригодилась: несмотря на поздний час, на улицах было достаточно дроу. И я не думаю, что они проигнорировали бы двух чужачек, разгуливающих по городу в серебряных ошейниках — особенно ту из них, одежда которой заляпана кровью.

Я считала степени тройки и молилась, чтобы они не обратили внимания на звук наших шагов.

Не обратили.

За окраину мы вышли как раз к тому моменту, как в воздухе начали проступать смутные очертания наших тел.

— Наверх, — отпустив ладонь Кристы, я толкнула её к каменной лестнице. Полупрозрачная девушка смотрелась забавно: эдакий призрак из готических романов. — Быстрее, пока нас кто-нибудь не увидел.

И когда сумрачная пыль полностью прекратила действие, мы были уже высоко над городом.

Лестница оказалась крутой, почти отвесной, каменные ступени — узкими, разной высоты, местами полуразрушенными. Приходилось руками хвататься за верхние, чтобы карабкаться дальше. С одного края обнадёживала каменная стена, с другого — манила гибельная пустота, ждавшая сбоку. Время от времени лестница меняла направление, изгибаясь в другую сторону: она вилась по стене пещеры эдакой вертикальной синусоидой, уводя всё выше, открывая прекрасный вид на столицу дроу, постепенно погружающуюся во тьму.

— Не смотри вниз, — предупредила я Кристу после первого же поворота, насчитав к тому моменту пятьдесят ступенек. Та кивнула, но нежно-зелёненький цвет её лица подсказал мне — уже посмотрела.

Впрочем, тут волей-неволей краем глаза заметишь, что тебя ждёт, если сорвёшься...

Минуты сливались в часы. Ободранные камнем пальцы начинали неметь, уставшие ноги — болеть. Голова кружилась от усталости и высоты, очертания ступеней постепенно терялись во мраке, сгущавшемся по мере подъёма — и это было самым паршивым. Судя по тяжёлому дыханию Кристы, лезущей впереди, ей приходилось не лучше. Неужели каждый, кто хочет покинуть город, вынужден выдерживать эту пытку? Хотя Лод же сказал, что это единственный путь, на котором нет ловушек; значит, есть другие, только лучше защищённые. А даже если по этой лестнице выбираться — дроу наверняка выносливее нас будут, да и в темноте лучше видят...

На шестьсот пятьдесят седьмой ступеньке, когда я уже всерьёз боялась, что до семисотой мы обе не дотянем, лестница наконец кончилась.

Выпрямившись, не в силах отдышаться, мы обе долго стояли на крохотной каменной площадке — и смотрели в абсолютную тьму узкого туннеля, ведущего вглубь горы. Когда я оглянулась, город дроу показался мне кучкой детских кубиков.

А ведь потолка пещеры по-прежнему не видно...

— Теперь туда? — выдохнула Криста.

— Да.

— Как же мы пойдём... без света?

Я без слов вытащила из-под блузки ещё одну мензурку с волшебной пыльцой. Белая пыль отливала розовым — и исходящего от неё света вполне хватило, чтобы рассеять окружающий мрак.

— Ну что, идём? — я первой шагнула в туннель, гулко разнёсший мои шаги под сырыми каменными сводами.

— Где ты взяла эту пыль? — спросила Криста, невольно понизив голос. — Это ведь тоже... та штука, что делает невидимой?

— У колдуна позаимствовала. Он выращивал интересные светящиеся цветочки, а я выяснила, что у их пыльцы есть другие интересные свойства. А что, у эльфов и такого нет?

— Нет... хорошо, что ты не одну захватила, — я прямо-таки слышала, как к Кристе возвращается присутствие духа: похоже, она только сейчас сообразила, что мы стремительно продвигаемся к свободе. — Надо будет Дэну показать, может, эльфы смогут вырастить такие же... ох, чёрт, свечки не взяли! Совсем про них забыла...

Я не отвечала: просто заставляла себя переставлять уставшие ноги, держа мензурку перед собой, как волшебный фиал.

Чувствуя, как туннель постепенно, едва заметно поднимается вверх — а затхлость сырого воздуха периодически развеивает дуновение ветерка, слабо овевавшего наши лица.

Мы выбрались из-под гор, когда солнце над Риджией уже давно перевалило через высшую точку и медленно клонилось к горизонту, заливая земли эльфов и людей красным золотом вечернего света.

Как только в конце туннеля забрезжило белое пятно, мы с Кристой, не сговариваясь, рванули ему навстречу — хоть я и устала, как раб на плантациях. Вскоре выяснилось, что радость наша оказалась преждевременной, ведь на самом деле до выхода ещё идти и идти; и я была бы рада не бежать, но Криста, ухватив меня за руку, бульдозером волокла за собой. И откуда только силы взялись?..

В конце концов лицо волной окатила прохлада ещё одной защитной завесы — и мы покинули владения дроу.

Какое-то время мы просто стояли на горном утёсе, посреди знакомых низкорослых кустарничков и колосков, похожих на беличьи хвостики, жадно вдыхая свежий, прозрачный ветер гор; и радость того, что ты можешь снова видеть солнечный свет, наполняла душу изнутри, как воздушный шарик.

Потом я обернулась — но вместо выхода из туннеля увидела лишь горный склон. Казалось, он просто исчез: даже ощупав скалу, из которой мы вышли, под пальцами я ощутила один только камень.

Значит, всех выпускать, никого не впускать? Ну-ну.

— Отлично, — сказала я, резко повернувшись к Кристе: предстояло самое важное, то, от чего зависело всё. — А теперь попробуй позвать своего Дэна.

Та, прижав руки к сердцу, покорно прикрыла глаза. Она даже сейчас выглядела потрясающе — свеженькая, живописно растрёпанная, будто только от парикмахера. Интересно, это ещё одно потрясающее свойство классических попаданок: выходить из любых передряг не только целой и невредимой, но и писаной красавицей?..

Я затаила дыхание.

И выдохнула лишь тогда, когда Криста вдруг улыбнулась — радостно, даже как-то по-детски — и губы её шевельнулись, невольно повторяя слова, с которыми она мысленно обращалась к кому-то далёкому.

— Да, это я! Я здесь! В горах дроу! — от радостного сахара в её голосе могло затошнить. — Они меня схватили! Они собирались меня... но моя подруга нас спасла! Мы только что выбрались! Сможешь нас найти?

— Лучше пусть найдёт какого-нибудь мага, он-то наверняка поможет нас отыскать. А потом немедленно перенесётся к нам, — в горле у меня пересохло, сердце от волнения колотилось так, будто хотело сломать рёбра. — Нужна его помощь, а у нас очень мало времени.

Я помнила, что магические возможности эльфов весьма ограничены — но полагала, что ни один маг не посмеет отказать эльфийскому принцу. А учитывая, что Лод говорил о каком-то колдуне, замеченном в Тьядри вместе с Дэном...

Криста послушно повторила мои слова. Потом открыла глаза.

— Он обещал, что скоро будет, — она обхватила себя руками. — Он сможет снять с нас ошейники, да?

— Он поможет, — кивнула я.

— Неужели... неужели мы всё-таки выбрались? — Криста, всхлипнув, судорожно ухватила меня за руку. — Боже, если мы освободимся, я... я... проси всё, что хочешь! Обещаю!

— Даже твоего принца? — ухмыльнулась я, крепко сжимая в ладони мензурку с волшебной пылью. — И полкоролевства впридачу?

— Нет, Дэна не отдам, — насупилась девушка, мигом разжав пальцы.

— Да шучу я, шучу. Больно нужен мне твой Дэн... у меня свой принц в Москве остался.

Криста робко улыбнулась:

— Жалко, что вы больше не увидитесь. Но у Дэна есть младший брат. Фаник, помнишь? Он очень милый... и тоже принц, — в незабудковых лепестках её радужек светилось столько дружеских чувств, что мне стало даже немного стыдно. — Я хотела бы, чтобы вы... подружились.

— Там разберёмся, — я отвернулась, нетерпеливо притопывая ногой.

Интересно, сколько времени потребуется принцу, чтобы...

Он возник из ниоткуда, будто кто сменил кадр. Только что я смотрела на другой утёс, пониже, подозрительно похожий на тот, куда вчера перенёс меня Лод — и тут вдруг обзор загородил чёрный бархат чей-то куртки.

То, что куртка принадлежит принцу, я поняла сразу. Потому что из двух мужчин, появившихся на краю скалы, обладатель куртки куда больше походил на Сашку: такой же юный, длинный, худощавый, с тонкими чертами лица и большими, почти девичьими глазами. К моему удивлению — тёмными, отливающими в чёрный.

Если честно, принц Дэнимон не слишком-то походил на эльфа.

Зато на принца — вполне.

— Криста! — воскликнул юноша, отпуская руку парня, появившегося вместе с ним: рослого, добродушного на вид увальня в знакомой мантии чародея — только не серой, как у Лода, а чёрной.

Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, принц кинулся навстречу любимой.

— Дэн! — взвизгнула девушка, обвивая его шею руками.

Я внимательно наблюдала, как принц, не обращая никакого внимания на неровные кочки под ногами, поднимает возлюбленную на руки и кружит, заливаясь счастливым смехом; за спиной у эльфа сверкала на солнце золотая отделка ножен, из которых выглядывала изогнутая деревянная рукоять меча.

Мда. Пожалуй, я себе польстила — мне до шаблонного персонажа ещё далеко.

А вот это действо настолько напоминало кадры из какой-нибудь мелодрамы, что впору было лезть за кружевным платочком.

Второй парень ожидаемо смахивал на колдуна. Выходит, это он помог установить местонахождение Кристы, а потом и переместить принца к ней? Что ж, надеюсь, эльфы не узнают о его участии в воссоединении счастливых влюблённых — а если узнают, то не запытают до смерти.

Конечно, его присутствие немного осложняло дело. Но лишь немного.

Когда принц опустил Кристу на землю и впился в её губы поцелуем — маг всё-таки не выдержал и, деликатно потупившись, отвернулся.

А сладкая парочка дружно прикрыла глаза...

Лучшего момента у меня не будет.

Откупорив мензурку, никем не замеченная, я спокойно отсыпала часть сверкающей пыли себе в кулак.

Они даже не успели понять, что произошло. Первым упал колдун: я просто подошла сзади и зажала его рот и нос ладонью, полной пыльцы, а он глубоко, изумлённо вдохнул — и рухнул, как подкошенный. Криста с принцем так и не успели оторваться друг от друга: стараясь не дышать, я тряхнула мензуркой, и оставшаяся пыль щедро высыпалась на их счастливые лица.

Когда они, даже во сне не выпустив друг друга из объятий, упали в зелёный травянистый ковёр под ногами, я удовлетворённо отряхнула руки.

Криста ошибалась: во второй мензурке была отнюдь не сумрачная пыль. Ошибалась, как и во многом другом.

Оставалось последнее.

Опустившись на колени, я крепко — насколько могли мои израненные подъёмом пальцы — вцепилась в запястье принца. Вскинула лицо к голубому небу над головой, глядя, как близкий закат раскрашивает его мягкими фиалковыми тонами.

Из-под этого неба не хотелось уходить.

Особенно туда, где вообще нет неба.

— Лод! — решительно крикнула я.

Знакомое ощущение земли, уходящей из-под ног, заставило зажмуриться...

...и удариться спиной обо что-то, по ощущениям напоминавшее прикрытый ковром каменный пол.

— Можешь отпускать, — услышала я знакомый голос. — Он уже никуда не денется.

Я открыла глаза. Разжала пальцы, вцепившиеся в принца так, что оставили на коже красные полукружия от ногтей — и приняла руку Лода, помогавшего мне встать.

— Элегантно. Просто. Гениально, — колдун смотрел на эльфийского принца, сопящего на ковре у его ног: по соседству с Кристой. — И сыграла ты безупречно.

— Значит, вы подглядывали?

— Контролировал, — поправил Лод. Щёлкнул пальцами, и морок кольца на моём пальце растворился в воздухе. — Рад, что ты не испугалась колдуна.

— Я знала, что принц придёт не один. А они не ожидали подвоха... тем более от меня, — я скрестила руки на груди. — Я жду.

Лод улыбнулся. Коснулся кончиками пальцев моей шеи.

Скосив глаза, я увидела, как руны на настоящем кольце — оно так и сидело на руке колдуна, целой и невредимой — вспыхивают тусклым золотым светом.

— Разомкнись, — негромко велел мужчина на риджийском.

Ответом ему был тихий щелчок.

Когда Лод снял ошейник, кожу кольнула свежая, восхитительная прохлада: ощущение свободы.

— Сделка выполнена, — произнёс он, защёлкивая серебряное кольцо на шее принца. — Ты голодна?

Я кивнула: кивок подразумевал, что я голодная, уставшая и сама бы не отказалась от порции сонной пыльцы колдовских маков. А ещё — от какой-нибудь мази, которая заживит мои истерзанные пальцы.

Но это потом.

А сейчас колдун шагнул к выходу из своей лаборатории, оставляя Кристу и Дэна мирно сопеть на полу. Отныне — пленниками дроу.

В отличие от меня.

— В ближайшие три часа они всё равно не проснутся, — Лод ироничным поклоном пригласил меня пройти вперёд. — Пойдём. Для завтрака ещё рано, но Акке принесёт что-нибудь с кухни.

Я спускалась в темницы под знакомый аккомпанемент воплей Кристы. Словно я переместилась назад во времени — и снова оказалась в том дне, когда проснулась в тюрьме дроу.

Только я изменила прошлое. Так, чтобы на этот раз быть по другую сторону решётки.

— ...не посмеете! — слышала я, оставляя позади ступеньку за ступенькой. — Немедленно отпустите нас! Где моя подруга? Что вы с ней сделали?!

— Я здесь, — сказала я, когда лестница наконец закончилась.

Прильнув к прутьям, Криста оторопело смотрела, как я подхожу к решётке. Принц, завидев меня, вскочил с пола, сузив тёмные глаза: его кожа, казалось, светилась в факельной полутьме.

Он был старше Кристы... и нет, он не походил на человека. Пусть нет длинных светлых волос и голубых глаз, и острые уши спрятаны под кудрями — эльфа выдаёт лицо. Острота его черт. Слишком правильный разрез чуть раскосых глаз, слишком высокие скулы, слишком впалые щёки и тонкие губы. И сам он похож на звонкую струну, натянутую тетиву, стрелу, готовую к полёту: высокий, тонкий, изящный. Чернота его одежд — короткой бархатной куртки, обильно расшитой золотом, шёлковой рубашки, облегающих бриджей — лишь подчёркивала это.

Он и правда чем-то напоминал Сашку... но лишь отдалённо. Все его черты по отдельности были далеки от привычных канонов красоты — но, складываясь в единое целое, они притягивали взгляд. Его лицо очаровывало. На него хотелось смотреть и смотреть.

В этом они с Альей были похожи.

— Снежка? — Криста облегчённо улыбнулась. — Так ты жива! — бывшая сокамерница судорожно сжала ржавые прутья. — Чёртовы дроу! Наверное, подкрались незаметно и всех нас вырубили! Я уж думала, они тебя...

И тут она, видимо, сообразила, что я почему-то стою по ту сторону решётки.

А потом заметила отсутствие ошейника.

— Ты... — она отступила на шаг, — где твой ошейник?

— Оглянись, — сказала я.

Криста обернулась.

Даже сейчас она меня слушалась.

— Но...

— На шею твоего принца оглянись, — равнодушно добавила я.

Девушка развернулась ко мне так резко, что волосы взметнулись золотым всплеском.

Похоже, наконец поняла.

— Ты... неужели ты... — Криста судорожно, в три присеста, выдохнула. — Ты привела нас в западню?!

— Нет. Я лично устроила вам западню, — я перешла на риджийский, чтобы Дэнимон понимал, о чём речь. — Дождалась, пока прибудет принц, и усыпила вас пыльцой сонных маков. А потом позволила Лоду перенести нас с тобой обратно во дворец, захватив принца с собой.

— Но как, зачем?!

Я прислонилась спиной к каменной стене, рядом с факелом, дававшим хоть немного тепла: парой предложений тут было явно не ограничиться.

— Ну...

...я смотрела на кинжал, лежащий рядом с моей рукой. Кинжал, обагрённый моей кровью.

В этот миг я и поняла, как должна поступить.

— Нет. Сбегать я не собираюсь, — я обернулась к Лоду: он стоял в шаге от спинки кресла. — По крайней мере, без вашего разрешения.

Я думала об этом ещё за шахматной доской — но то, что я узнала и увидела сейчас, окончательно убедило меня в правильности решения.

Колдун вскинул брови — это его удивило:

— И с чего же мне давать тебе разрешение?

— Я предлагаю заключить сделку, — даже встав, я всё равно смотрела на него снизу вверх. При моих ста пятидесяти сантиметрах на кого угодно будешь смотреть снизу вверх; а колдун был хоть и пониже Альи, но всё же довольно высоким. — Вы дадите мне разрешение на выход. Ещё — этот кинжал, мензурку с сумрачной пылью и мензурку с сонной пыльцой. Также мне потребуется копия кольца, управляющего ошейниками. Того, что у вас на пальце. Вы ведь наверняка можете сотворить какую-нибудь иллюзию. — Я удовлетворённо наблюдала за изумлением, ширившим его глаза. — Вы позволите мне взять с собой Кристу и прогуляться до выхода из-под гор. Вы дадите нам время до утра... до завтрака, точнее. А после перенесёте нас обратно во дворец, если я не позову вас раньше. Вы ведь услышите мой зов с любого расстояния? — колдун кивнул. — Ну да. Так вот, как только я вас позову, вы должны немедленно призвать нас с Кристой к себе. Это обязательное условие, — уточнила я. — Вы ничем не рискуете: если мой план не увенчается успехом, Повелитель даже не заметит, что нас не было.

— Не понимаю, — сказал Лод. — Зачем?

— Потому что я хочу достать для вас кое-что, что вам очень пригодится. И, если я доставлю вам это, я хочу, чтобы вы сняли с меня ошейник, — я скрестила руки на груди. — Выкупаю свою свободу, можно сказать. Я перестану быть вашей пленницей. Буду делать лишь то, чего сама хочу. Конечно, это не изменит ко мне отношения остальных дроу... а, может, и изменит... я усвоила урок и буду осторожнее, но жить по-прежнему придётся в вашей башне. Правда, надеюсь, надолго я здесь не задержусь, — я склонила голову. — Потому что вы поможете мне вернуться в мой мир.

Мужчина тихо рассмеялся:

— Это невозможно. Я говорил тебе об этом.

— Возможно. И вы — единственный, кто может мне в этом помочь. Эльфы и люди считали невозможным даже заглянуть за грань между мирами. Вы опровергли это. А с моей помощью найдёте способ, как проходить через прорехи.

— Но...

— Если мы поймём, что это действительно невозможно — вы выкинете меня в какой-нибудь маленький городок на окраине Риджии. Не стирая мне память. Потому что после того, что я собираюсь сделать, светлые вряд ли примут меня с распростёртыми объятиями. Придётся прятаться... и помнить о том, от кого я прячусь, — я вздохнула. — Но если дроу всё же смогут договориться о мире и восстановить свои права в подлунном мире, а я на это рассчитываю... что ж, я охотно поживу и у вас, когда вы вернётесь на поверхность.

— Что...

— Знаете, что я ненавижу больше всего на свете? Идиотизм. И меня не устраивает, что из-за памяти о парочке сумасшедших пять народов вот уже триста лет истребляют друг друга. Это идиотизм высшей пробы, — я перебирала пальцами левой руки по своему предплечью. — Я хочу, чтобы это закончилось. И я хочу, чтобы это закончилось с моей помощью. Поэтому я дам вам оружие для переговоров — и помогу правильно им воспользоваться, если вы захотите прислушаться к моим советам. Вы уже могли убедиться, что я довольно умна, так что, смею надеяться, мои советы вам пригодятся. Повелитель, уж простите, не гений, да к тому же сдвинут на своей мести... но вас он послушает. И вместе мы свернём горы.

— Оружие для переговоров, значит, — Лод взял себя в руки, натянув на лицо привычную приятную маску: идеальную для покера. — И что же это?

Я улыбнулась. Широко, до ямочек на щеках.

— Принц Дэнимон.

Какое-то время Лод просто смотрел на меня.

А потом моя улыбка отразилась на его лице.

Он понял.

— Да, — сказал он. — Пожалуй, ради любимого наследника Повелитель эльфов сподобится выслушать наши требования.

— И я сомневаюсь, что он решится воевать, пока жизнь его первенца будет под угрозой, — я склонила голову. — Но мне потребуются гарантии, что вы выполните мои условия.

— Какого рода гарантии?

— Когда я листала магические трактаты, то наткнулась на описание любопытной колдовской клятвы. Клятва Эйф. В случае её нарушения клятвопреступник умирает, — спокойно пояснила я. — Подобной гарантии мне будет достаточно.

— Более чем, — усмехнулся колдун.

— Я не попрошу многого. Зато формулировку продумала очень тщательно, не сомневайтесь. Чтобы не оставить вам лазеек, — я протянула ему руку. — Сделка?

Лод смотрел на меня, неторопливо водя пальцем по губам — а я смотрела ему прямо в глаза, не отвлекаясь на то, что ниже.

Хотя отвлечься очень хотелось.

А потом, опустив руки, колдун крепко сжал мою ладонь в своей.

— Сделка, — негромко проговорил он. — Так в чём именно я должен поклясться?..

— Ты, — прошептала Криста, и ненависть исказила её красивое личико, — мерзкая расчётливая тварь, предательница!

— Первое не отрицаю, а вот с последним поспорю, — усмехнулась я. — Видишь ли, Криста, предать можно друга. Любимого. Сюзерена. Ты для меня — ни первое, ни второе, ни третье. Похоже, ты уверена, что все на свете обязаны думать исключительно о твоём благополучии — но я изначально хотела спасти тебя исключительно для собственной выгоды. А потом нашла вариант, который устраивал меня больше. Ничего личного.

Я не собиралась оправдываться. Оправдываться вообще не в моих правилах. А объяснять ей полную подноготную моего поступка — всё равно же не поймёт. Но оба так жадно всматривались в моё лицо...

Они хотели объяснений. Тех объяснений, которые всегда любезно даёт злодей перед тем, как нанести герою смертельный удар — который герой, конечно же, отразит, в последний миг придумав какой-нибудь хитрый трюк.

Только вот в нашей сказке всё будет иначе.

— Видишь ли, в книжках часто описывали твою ситуацию. Героиня попадает в плен к похотливому злодею, после чего Прекрасный Принц, — насмешливый кивок в сторону Дэна, — приходит её спасать. В ходе разборки злодей обычно умирает вместе со всеми своими прислужниками, и наступает счастливый конец. Поцелуй, свадьба... герои, взявшись за ручки, уходят в закат. Романтично, скучно, банально. Впрочем, иногда героиня разбирается со злодеем сама. При помощи Верных Друзей. Видимо, в твоей истории предусматривали именно этот вариант развития событий, — я вздохнула. — Только вот я не хочу быть второстепенной героиней чужой истории. Я хочу написать свою. И по своим правилам.

Принц молчал — а вот губы Кристы растянула издевательская улыбка:

— И какой же она будет, эта твоя история? Отобьёшь колдуна у любовницы? Прости, если разочарую, но тебе ничего не светит. После такой девушки на твою прыщавую физиономию и тощие... пупырышки никто и не взглянет.

А я слушала, как сверху приближается эхо чужих шагов.

Двойное.

— Его девушка ещё и принцесса, к твоему сведению, — я отвернула голову, чтобы не пропустить появления главных действующих лиц. — История не обязана быть любовным романом, а мне не нужны здешние принцы. У меня есть свой. Я тебе об этом уже говорила... но, впрочем, мне без разницы, что ты обо мне думаешь.

Первым спустился Алья. Я склонилась в поклоне, но тот лишь скользнул по мне беглым взглядом, словно по предмету мебели.

Стремительно прошёл к решётке.

Я не видела его лица — но заметила, как он оторопело застыл, когда разглядел нового узника: Дэна, задвинувшего Кристу себе за спину, встречавшего своих тюремщиков с вызовом во взгляде.

— А я не верил, — прошептал Повелитель дроу. Мельком оглянулся на меня. — И... это действительно девчонка?..

Лод, уже подоспевший к месту действия, только кивнул.

— Даже люди иногда бывают полезны, — Алья качнул головой; тут же забыв про меня, вновь повернулся к эльфийскому принцу. — Ты знаешь, кто я?

Я невзначай шагнула ближе к Лоду: так, чтобы видеть всех присутствующих.

— Твоё имя меня не интересует, — эльф дерзнул улыбнуться. — То, что ты выродок подгорных тварей, я и так вижу, а потому можешь не представляться.

Прежде, чем тронуть решётку, Алья даже улыбнулся в ответ.

Только вот его улыбка была какой-то очень нехорошей.

Пока решётка отъезжала в сторону, я смотрела на лицо эльфа: тот сосредоточенно следил за открывающимся проходом.

— А я думаю, что всё-таки смогу тебя удивить, — вкрадчиво произнёс Алья, вступая в камеру. — Имя Альянэл из рода Бллойвуг тебе что-нибудь скажет?

Судя по тому, как вытянулось лицо эльфа — сказало.

— Да, я наследник Тэйранта. Последний мужчина в его роду. Повелитель дроу, — ласковый шёпот дроу ужасал до мороза по коже. — И я тут. Прямо перед тобой.

Дэн метнулся вперёд.

Всё произошло так быстро, что я даже не уловила движений — лишь исходную позицию и результат: только что эльф стоял в трёх шагах от Альи — а в следующий миг уже падает на колени у его ног.

— Твоя девка не рассказала тебе про ошейники? — дроу смотрел на узника сверху вниз, и глаза его горели золотым пламенем. — Видишь ли, принц, пока на тебе эта милая безделушка, ты целиком и полностью в моей власти. Я могу приказать тебе всё, что угодно.

Сначала меня удивило бездействие Кристы, молча отступившей в дальний угол камеры — но, разглядев в её лице беспомощный, панический страх, я поняла: бездействует она не по своей воле.

— Значит, ты только так не боишься переброситься со мной словом? Прикрываясь моей беспомощностью? — выплюнул эльф, высоко вскинув голову: даже коленопреклонённый, он не выглядел униженным узником. — Слишком страшно снять с меня эту штуку и дать в руки меч? Могли бы выяснить отношения, как мужчина с мужчиной.

— Выяснять отношения с тем, кого одолела слабая смертная девчонка? — Алья ухмыльнулся. — Я оказал бы тебе слишком много чести.

— В плен меня захватила предательница и лицемерка, — Дэн обратил на меня полный презрения взгляд, в ответ на который я широко зевнула. — Прикрылась фальшивым благородством, одурачила мою невесту и заманила нас обоих в ловушку!

— А вы оказались настолько глупы, что не разглядели западни. Методы не имеют значения, главное — цель. И не делай вид, что вам, светлым, это незнакомо.

— Если и знакомо, то в меньшей степени, чем вам!

— Действительно? — мягкость в голосе дроу пугала до дрожи. — А пытать и насиловать маленьких девочек для достижения цели ты считаешь достойным методом?

Так, начинается.

Лод, как и я, просто наблюдал: немым, послушным зрителем.

— Не вешай на других свои грехи, — скривился эльф. — То, что ты собирался сделать с Кристой, мне известно.

Алья чуть нагнулся — так, чтобы их лица сблизились:

— Знаешь, принц, наши шпионы порой рассказывают удивительные вещи. Например, как однажды люди схватили девочку-дроу. Твой отец, узнав об этом, решил лично её допросить, и человеческие владыки позволили ему это... Он тебе не рассказывал?

— Я не знаю, о чём ты говоришь, — поморщился Дэн.

— Он долго смотрел, как её пытают. Он лично говорил палачам, что нужно делать. А сам сидел поодаль, с чистыми ручками, и задавал ей вопросы, на которые она не отвечала, — лицо Альи было абсолютно спокойным. — Потом твой отец сказал людям, что за непослушание девочка заслужила наказание. Поэтому умирать она должна долго. Люди спросили, можно ли сначала с ней позабавиться, и твой отец ответил, что его совершенно не волнует, что с ней сделают. И ушёл. — Лицо Альи было спокойным — и это спокойствие нагоняло куда больше страха, чем если бы принц кричал: как тогда, на меня. — А люди стали забавляться...

Дэн презрительно дёрнул плечом, этим жестом выразив всё своё отношение к словам какого-то дроу.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Я всё равно не верю ни единому твоему слову.

— О, мне не нужно, чтобы ты поверил, — Алья улыбнулся. — Мне нужно, чтобы ты понимал, за что я делаю с твоей девкой то, что собираюсь с ней сделать.

— Ты не посмеешь. Это наша война, твоя и моя. Криста тут ни при чём!

Глупый эльф. Я бы на его месте уже испугалась. И поняла, что здесь нет места ни благородству, ни чести.

Потому что всё это — не красивая легенда из книжки. Всё это — всерьёз.

— Та девочка тоже была ни при чём. Но твоего отца это не остановило, — Алья удовлетворённо выпрямился. — А я тоже любил её. Ту девочку. Мою сестру. И я хотел прийти ей на помощь, но не мог... Хочешь знать, что я сделаю с твоей невестой?

Если бы взглядом можно было испепелять, от Альи уже осталась бы лишь кучка серой пыли на полу.

Мы с Лодом молчали. Я — потому что не имела права голоса, а Лод...

Видимо, считал, что надо дать другу возможность выговориться.

— Ты ведь с ней так и не спал? Жаль, многое упустил. И уже не наверстаешь, — дроу не стал дожидаться ответа. — Сначала я прикажу ей делать такие вещи, о которых ты и не подозревал. Думаю, часть из них ей даже понравится. Потом я сам сделаю с ней такие вещи, о которых ты тоже не подозревал. Но это ей уже не понравится. И я буду творить с ней всё, что хочу, пока она не охрипнет от крика, — Алья явно наслаждался: каждым мгновением, каждым словом, падавшим на эльфа очередным камнем на крышку гроба. — Да, я позволю ей кричать. Люблю, когда они кричат. Но то, что она охрипнет, меня не остановит. А ты всё это время будешь сидеть и смотреть, потому что я не позволю тебе ни закрыть глаза, ни отвернуться, и тоже страстно, больше жизни захочешь прийти на помощь — и не сможешь...

В тёмных глазах эльфа наконец блеснул ужас. На Кристу я даже не смотрела: не хотелось.

— Но я буду милосерднее твоего отца, — буднично продолжил Алья. — Моя сестра умирала долго, как он и хотел. А твою девку я убью быстро. Только пару пальцев отрежу... и ещё чего-нибудь. Чтобы голос вернулся.

— Хватит, — прохрипел эльф.

— А потом, когда она умрёт, я займусь тобой. Лично. Я, в отличие от светлых, не боюсь пачкать руки. И я задам тебе много вопросов о тебе и твоей семье, и не дам тебе умереть, пока ты на них не ответишь... — Повелитель дроу мечтательно улыбнулся. — Да, принц, тебя ждёт много интересного.

Лод наконец решился кашлянуть:

— Алья...

— А дядя Эсфор ещё говорил что-то о мире! — вдруг прорычал Дэнимон. — Прав был отец. Жаль, что он твоего папашу быстро убил. Мечом — в сердце. Он мне рассказывал. Надо было его живым взять, — и плюнул Алье в лицо. — Такие твари, как ты, сполна заслуживают всего, что ты описал!

Дроу нанёс удар мгновенно, не задумываясь. Мыском сапога — в пах. Эльф тут же согнулся пополам, почти ткнувшись лбом в сапоги врага; этого Алья и ждал.

А вот того, что Лод за его спиной, захрипев, чуть не рухнет на колени следом за принцем — не ждал.

— Лод? — Алья обернулся на звук, и с лица его мигом стекло сволочное выражение. — Лод, что с тобой?!

Принц кинулся к колдуну: встревоженный, участливый. Человечный.

— Я как раз... собирался тебе сказать, — прокряхтел Лод, кривясь от боли, пока Алья помогал ему выпрямиться, — что лучше их не трогать.

— Но... — поддерживая его за плечи, дроу растерянно посмотрел на своего придворного колдуна; потом — на Дэна, успевшего поднять голову, мутным от боли взглядом следившего за своими тюремщиками, — ты что, из-за него?..

Я на всякий случай отошла на пару шагов.

Просто знала, что сейчас Лод объяснит ситуацию — и тогда мне лучше оказаться как можно дальше от Альи.

В глазах обоих принцев читалось одинаковое недоумение; как и во взгляде Кристы, всё ещё стоявшей в углу декоративной статуэткой.

— Понимаешь, я ведь принёс Снезжане клятву, — Лод смахнул с ресниц невольные слёзы. — И она согласилась привести ко мне принца с одним условием...

...глядя на ладонь Лода, крепко сжимавшую мои пальцы, я сделала глубокий вдох.

Теперь главное — чтобы формулировка оказалась верной. Когда заключаешь сделку с дьяволом, обязательно нужно предусматривать мелкий шрифт.

Но, кажется, я предусмотрела всё.

— Поклянитесь, что если я приведу к вам принца Дэнимона, сына Повелителя эльфов, то вы немедленно снимете с меня ошейник и не будете препятствовать никаким моим действиям. Что вы сделаете всё возможное, чтобы вернуть меня в мой мир. Что вы будете обеспечивать меня всем, что я попрошу, и заботиться обо мне, пока наша клятва в силе...

Я перевела дыхание.

Оставалось последнее — но едва ли не самое важное.

— ...и что вы не допустите, чтобы принца Дэнимона и его невесту Кристу убили, покалечили или причинили им какой-либо вред, кроме душевных страданий.

Лод долго смотрел на меня. Просто смотрел, не выпуская моей руки.

— И таким образом ты превращаешь меня не только в своего раба, но и в раба моих заложников, — мягко уточнил он. — Ты правда считаешь, что просишь немногого?

— Вы же знаете, что сделает Алья... Повелитель... если ему не связать руки, — сказала я. — Если он просто убьёт Дэна и Кристу, весь план пойдёт насмарку. Вы — едва ли не единственный, чьей жизнью он дорожит. И, конечно, я хочу гарантий своей безопасности и свободы. Это ненадолго, как мы уже выяснили.

Лод прикрыл глаза.

Потом вскинул свободную руку — и кончиками пальцев начертил паутинку рунных символов, на миг повисших в воздухе сияющими линиями цвета сирени.

— Я, Лодберг из рода Миркрихэйр, клянусь: если Снезжана, девочка из другого мира, приведёт ко мне принца Дэнимона из рода Бьортреас, то я немедленно сниму с неё ошейник, не буду препятствовать никаким её действиям и сделаю всё возможное, чтобы вернуть её домой, — голос колдуна звучал негромко и твёрдо. — Я буду обеспечивать её всем, что она попросит, защищать её и заботиться о ней, пока наша клятва в силе. И прежде, чем передать принца Дэнимона и его невесту Кристу в руки Альянэла из рода Бллойвуг, я свяжу свою жизнь с их жизнями односторонним ритуалом Фьелаг на один месяц. Клянусь.

Наши соединённые пальцы озарило мягкое сиреневое сияние, пробившееся откуда-то из-под ладони Лода. Согрело пальцы до самых кончиков, пробежало по рукам вверх — и погасло.

Но не исчезло: окутывая сердце непривычным теплом.

— Что за ритуал Фьелаг? — нахмурилась я.

Результат клятвы вполне соответствовал книжному описанию — но вот часть насчёт безопасности заложников Лод переврал чуть более чем полностью.

— Твоя формулировка связывала меня с ними на всю жизнь. Причём я умирал бы даже в том случае, если б их ранили, и не обязательно дроу. А ритуал Фьелаг на месяц свяжет наши жизни, причём в одностороннем порядке. Боль, которую им причинят, я буду ощущать, как свою собственную — но они не ощутят моей. Соответственно, если они умрут, я умру тоже. Думаю, Алью это остановит.

— Только на месяц?

— Этого хватит, — колдун разжал пальцы, и я ощутила странное разочарование, когда прохладный воздух кольнул мою кожу. — Если у тебя всё получится, то закрутится такое, что больше нам светлые просто не оставят.

— И ты уступил девчонке? — выдохнул Алья, когда колдун умолк. — Зная, что для меня значит месть?

— Иначе принца мы не заполучили бы, — развёл руками Лод.

— И зачем нам нужен этот принц, если её клятва связала нас по рукам и ногам? — Алья повернулся ко мне, и я попятилась: шафрановое пламя в его глазах обожгло меня ледяной злобой.

Повелитель шагнул ко мне, занося руку — не то для пощёчины, не то для удара.

И, должно быть, очень удивился, когда кто-то перехватил его кисть.

— Алья, я поклялся её защищать, — негромко произнёс Лод, стиснув пальцы на запястье принца. — И я буду её защищать. Даже от тебя.

Алья смерил своего придворного колдуна взглядом: холоднее, чем самая морозная зимняя ночь.

— И зачем же тогда нам нужен этот принц? — свистящим шёпотом повторил дроу. — Если ты используешь кого-то в качестве заложника, предполагается, что ты в любой момент можешь его убить.

— Нам нет нужды говорить Повелителю эльфов то, что я рассказал тебе. Светлые прекрасно понимают, что их жизни не представляют для нас никакой ценности. Но живыми и здоровыми марионетками они куда полезнее мёртвых или искалеченных. Только так мы можем закончить дело наших отцов, — в голосе Лода послышалась мольба. — Алья, прошу тебя, во имя нашей дружбы прошу: будь сильнее своей ненависти. Не становись рабом не лучших своих чувств.

Принц в бешенстве стряхнул его руку.

— Наши отцы были наивны и глупы. Они верили в невозможное, — дроу яростно задвинул решётку, рывком закрыв камеру. — И я думал, что уж ты-то не повторишь их ошибки!

Больше Алья не проронил ни слова — развернулся и почти бегом направился к лестнице. Мы следили за ним, все четверо: я и Лод — с одинаковым спокойствием, Дэн и Криста — с одинаковым изумлением.

— Ожидаемо, — прокомментировал колдун, когда шаги принца стихли вдали. Повернулся к пленникам. — Скоро вам принесут еду и воду. Долго вас здесь не продержат, но какое-то время придётся потерпеть, — Лод взглянул на меня. — Что ж... идём?

Я кивнула — и, не оглядываясь, прошла вперёд.

— А я думала, будет хуже, — честно сказала я, когда мы поднялись достаточно высоко, чтобы нас не услышали в темницах.

— Куда хуже? Я давно не видел Алью таким взбешённым. Страшно представить, что бы он с тобой сделал, если б не я.

Если бы не он...

Когда мы вышли из темниц, я вдруг развернулась на каблуках.

— Я не буду злоупотреблять клятвой. И сделаю всё, чтобы больше не подставлять вас под удар, — резко произнесла я, глядя Лоду прямо в глаза. — Вам не придётся бегать за мной наседкой. Я понимаю, что в наших отсутствующих отношениях ничего не изменилось, а насилие над людьми — не в моём вкусе.

Он вскинул бровь:

— Отсутствующих отношениях?

— Теперь я не ваша пленница. А также не ваша гостья, не ваш приятель и не ваш друг. Не враг и даже не деловой партнёр.

И я говорила так твёрдо, что сама верила в это.

Нет между нами никаких отношений. И не может быть.

Только обязательства — клятвы.

— Нет, — с некоторой даже властностью молвил Лод. — Ошибаешься.

— Ошибаюсь?..

— Мы — союзники, — и мне померещилась хитрая улыбка в углах его губ: прежде, чем колдун шагнул вперёд, мимо моего плеча, оставляя меня растерянно любоваться русым узлом на его затылке. — И чтобы мне перестало казаться, что моя союзница путает меня с врагами, я прошу тебя больше никогда не говорить мне 'вы'.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. МЫ И НАШИ ДРАКОНЫ

По возвращении в башню я сразу отправилась в свои покои.

До визита в темницы я успела немного поспать — но ощущала себя такой разбитой, что делать решительно ничего не хотелось. Так что я просто лежала на кровати, которая наконец-то единолично принадлежала мне: заложив руки за голову, глядя в потолок и тоскливо думая о своей московской квартире.

Будучи пленницей, я радовалась уже тому, что не сижу в каменном мешке. Обретя свободу — сразу захотела большего. Мне не хватало любимого пледа и ноутбука. Не хватало системы 'Дэвид', которую я самостоятельно соорудила в выпускном классе: мой личный 'умный дом', ещё не искусственный интеллект, но уже что-то. Не вставая с дивана, можно было велеть Дэвиду включить телевизор и переключить его на нужный канал. В указанное время активировать электрочайник, микроволновку или стиральную машину. Зажечь или потушить любой источник света. Убавить температуру конфорки на плите, чтобы картошка не убежала после закипания. Выйти в интернет и посмотреть в поисковике интересующую информацию, а потом озвучить результат приятным мужским голосом. А ещё Дэвид выключал противно дребезжащий на разные лады будильник лишь тогда, когда я вставала с кровати, делала пять приседаний и выходила из комнаты. И автоматически активировал его снова, если до своего ухода на учёбу я снова ложилась и не поднималась дольше пяти минут.

Да, ужасно не люблю рано вставать.

Помню, мама очень радовалась. Наверное, ещё неделю после того, как я завершила работу, она отдавала Дэвиду приказы только для того, чтобы убедиться: он действительно их выполняет. И хихикала, как девчонка, когда моё детище послушно включало именно люстру, торшер или настольную лампу.

Но к хорошему быстро привыкаешь...

Воспоминания прервал деликатный стук. Я усмехнулась: приятно осознавать, что у тебя появилось право на личную территорию.

— Войдите!

Морти прошла к кровати летящей походкой: на плече — кожаный ремень знакомого ларца, издававшего стеклянное позвякивание, в руках — стопка аккуратно сложенной одежды. Торопливо вскочив, я изобразила нечто вроде церемонного поклона, и принцесса дроу улыбнулась.

— Это необязательно. Ты не одна из моих поданных, — она положила вещи на кровать, поверх одеяла. — Лод сказал, тебе нужно переодеться. И требуются мои мази.

Колдун попросил принцессу... позаботиться обо мне? И она согласилась?

Неожиданно.

— Да, — я озадаченно села, продемонстрировав ободранные ладони.

— А это откуда? — ухватив меня за руку, Морти цепко оглядела длинный белый шрам с внешней стороны руки, чуть ниже локтя. — Не помню у тебя такого.

— А, это...

...Лод разжал пальцы, и я ощутила странное разочарование, когда прохладный воздух кольнул мою кожу.

Что ж, договор с дьяволом заключён. Пути назад нет.

Осталось лишь расписаться собственной кровью.

— Надеюсь, этот ваш ритуал действительно то, что вы говорите, — я взяла со стола кинжал. — С другой стороны, я-то в любом случае останусь в выигрыше.

Прежде, чем Лод успел среагировать, я прижала кончик кинжала к коже и вспорола себе руку с внешней стороны. Один длинный глубокий порез.

Было больно, но к необходимой боли я относилась спокойно. Я вообще могу вытерпеть многое.

После моих-то мигреней...

— Что ты делаешь?!

— Я же должна выпытать у вас разрешение на выход, не забыли? А потом отрезать вам палец. А после, желательно, перерезать горло, чтобы вы не подняли тревогу. Вряд ли я сумела бы это сделать без борьбы, не поранясь и не испачкавшись, — я зажала рану ладонью; вытерла одну руку об другую, сразу приобретя сходство с героиней фильма ужасов — а кровь всё текла и текла, липкой горячей волной. — Не волнуйтесь, я её перевяжу. Давайте пыль и кольцо.

Лод, помедлив, вскинул руку.

— Держи, — он протянул мне две мензурки, которые извлёк из воздуха. Пока я прятала их в декольте, пятная кровью белый шёлк блузки, повёл одной ладонью над другой — и вручил точную копию кольца, обвивавшего его палец. — Иллюзии хватит на двенадцать часов.

— Больше не нужно. Разрешение на выход?

Лод усмехнулся:

— Лаута фих хайта стъёрфум*.

(*прим.:

позволяю тебе удалиться (ридж.)

— И всё? — усомнилась я.

— И всё, — он пожал плечами. — Мне было лень выговаривать мудрёную фразу для каждого обитателя дворца.

Я фыркнула, зажала кольцо в кулаке и отвернулась:

— Что ж, тогда мне пора.

— Постой.

Лод удержал меня за локоть. Провёл расправленной ладонью над порезом.

Когда его пальцы просветило знакомое серебристое сияние, я попыталась вырваться — но колдун держал крепко.

— Зачем? — яростно воскликнула я, чувствуя, как мучительно стягивается кожа на месте пореза. — Теперь Криста не...

— Бежать с такой раной будет нелегко. Поверь, для убийцы у тебя и так достаточно правдоподобный вид, — Лод хмыкнул. — Главное, сделай такое же лицо, как сейчас: тогда Криста не только в мою смерть поверит, но и за себя испугается.

Морти звонко захохотала, доставая из ларца баночку с очередной мазью:

— И как, поверила?

— Да мне даже рассказывать ничего не пришлось. Она сама всё домыслила.

Подумать только, как много человеку может сказать убийственное выражение лица и многозначительная фраза 'не будем об этом'.

— О, эти светлые принцессы, — Морти присела на кровать по соседству, смазывая кончики моих пальцев прозрачным водянистым кремом. — Порой мне кажется, что свой ум они используют исключительно для погони за женихами... да ещё поисков неприятностей.

— Похоже на то, — я невольно улыбнулась. — Но Криста говорила, что светлые принцессы проводят дни за игрой на арфе и шитьём гобеленов, а в такой ситуации сложно найти неприятности.

— Возможно, после обретения женихов они этим и занимаются. Но до этого момента... — окунув кончик жемчужно-серого пальца в лекарство, дроу принялась смазывать шрам на моей руке. — Она не рассказывала тебе о принцессе Навинии?

— Навинии?..

— Повелительница людей. Ей всего девятнадцать, и она ещё не достигла совершеннолетия, потому формально её пока не короновали и называют принцессой... Утверждают, что она на три четверти эльф, на две четверти человек, а в придачу имеет восьмушку крови лепрекона.

— И в целом получается одна целая триста семьдесят пять тысячных. То есть почти полторы принцессы, — не задумываясь, подсчитала я. — Светлые вообще считать умеют?

Морти замерла, и палец её застыл на моей руке.

— Что? — под её пристальным взглядом я почувствовала себя неуютно.

— Нет, ничего, — дроу покачала головой. — Просто когда наш шпион впервые поведал об этом, Лод сказал то же, что и ты. Слово в слово.

Странно, но я смутилась.

— И что там... с почти полуторной принцессой?

— Родители Навинии погибли в резне восемнадцать лет назад, — Морти продолжила втирать мазь в мой шрам. — За неё долго правил Первый Советник её отца, стъорри принцессы. Он любил Навинию, как родную дочь, которой у него не было... но искренне считал, что девушке не место на престоле.

— Стъорри?

— А, ты не знаешь... Тот, кто правит, пока Повелитель не достигнет совершеннолетия.

— Ах, регент, — понимающе кивнула я. — Значит, он как раз был за то, чтобы принцесса играла на арфе и ткала гобелены?

— И не забивала свою очаровательную головку государственными делами, да. Ведь сначала за неё будет править регент, а потом принцессе найдут хорошего мужа, который станет мудрым Повелителем — и позволит жене дальше играть на арфе. В перерывах между родами, конечно. — Морти усмехнулась. — Советник баловал маленькую принцессу. Даже слишком. Нанял лучших магов, которые помогали ей развивать Дар: исключительно немаленький, говорят. Смотрел сквозь пальцы на то, что девочка с тринадцати лет крутит романы чуть ли не с половиной двора... Только вот Навинию не устраивала та роль, которую ей уготовили, и в конце концов с помощью трёх особо преданных ухажёров она устроила Советнику отставку. А потом заявила, что в регенте более не нуждается. К тому моменту ей было всего пятнадцать.

— Бойкая девочка.

— Не то слово. Навиния получила возможность делать всё, что захочет, но с этого момента дела у людей пошли не слишком хорошо. Экономика, история, страноведение, дипломатия и прочие скучные науки принцессу никогда не интересовали, а слушать мудрых советников она отказывалась наотрез. Зато Навиния очистила страну от разбойничьих банд, победила с десяток злых колдунов и раскрыла ещё несколько придворных заговоров, пока всё-таки не захотела замуж. Заранее заявив, что даже не подумает подчиняться своему будущему Повелителю, а всеми государственными делами намерена и дальше заправлять сама.

— Мне заранее жалко счастливого жениха.

— Она могла выбрать любого из придворных ухажёров, но все они к тому моменту здорово ей поднадоели. И Навиния положила глаз на принца Дэнимона.

Я поперхнулась воздухом.

Так вот о какой страшной принцессе говорила Криста!

— Но Дэнимон сбежал? — откашлявшись, прохрипела я.

— Да. Видишь ли, ему тоже успели наскучить девы, которые сами вешаются ему на шею, — Морти достала из ларца платок и вытерла руки. — Все советники Навинии были 'за', потому что понимали: народ любит принцессу, но только пока. Да, она щедро раздаёт милостыню, лично посещает лечебницы, чтобы излечить умирающих, избавляет страну от нехороших людей... только вот при таком подходе к государственным делам неизбежно вгонит королевство в нищету и голод, а там и до восстания недалеко. Но если бы она стала женой Дэнимона, его отец быстро указал бы строптивой невестке на законное место. Эльфы тоже были не против: это ведь возможность наконец объединить два королевства и сплотиться перед грядущей войной.

— С вами?

— С кем же ещё... Дэнимон принцессу не любил, но всегда был послушным сыном. И прекрасно понимал, что такое 'общее благо'. Скорее всего, он всё же повёл бы Навинию под венец, если б не одно обстоятельство, — Морти удовлетворённо следила, как шрам на моей руке постепенно выцветает, сливаясь с цветом кожи. — Принцесса честно предупредила его, что принц будет у неё не единственным возлюбленным.

— Она... предупредила будущего мужа, что заведёт себе любовника?

— Нет, — губы Морти растянула хитрая улыбка. — Она предупредила будущего мужа, что по ночам ему придётся делить жену с её любовником.

— Хотите сказать... любовь втроём?

— Или вчетвером. Тебя не смутило упоминание сразу трёх ухажёров?

Я представила обнажённую девицу, томно извивающуюся на постели, пока трое мужчин отпихивают друг друга, стремясь добраться до её интимных мест — и не знала, чего мне хочется больше: расхохотаться или стошнить.

Да, в тех же паршивых любовных романах я уже встречала авторские фантазии на сию тему — но всякий раз реакция была той же.

— Что поделать, — Морти пожала плечами, — принцессе никто и никогда не осмеливался ничего запрещать. А если с тринадцати лет ведёшь разгульную жизнь, в итоге приходишь к закономерному результату.

— Я бы от такой тоже сбежала, — мрачно резюмировала я.

— Вот и Дэнимон решил так же. И его дядя, пресветлый тэлья Эсфориэль... тэлья — это титул при эльфийском дворе... он с пониманием отнёсся к щекотливой ситуации, в которую угодил племянник. И помог ему сбежать.

— Дядя? Брат Повелителя эльфов? — я вспомнила рассказы Кристы. — Это его потом обвинили в том, что он хотел захватить престол? Неужели только за то, что избавил племянника от нежеланной жены?

— Нет, не только, — Морти решительно убрала мазь в ларец. — Эсфориэль мечтал, что когда-нибудь дроу и эльфы заключат мир, а не окончательно истребят друг друга. И он возглавил заговорщиков, которые восемнадцать лет делали всё, чтобы Повелитель эльфов отвлекался на внутренние проблемы в своём королевстве... чтобы он не мог наконец начать войну, — принцесса поднялась на ноги. — Но Эсфориэль любил и брата, и племянника. И никогда не хотел править.

Я разомкнула губы — и промолчала.

Так вот почему никто не покушался на Кристу, когда она начала совать нос не в свои дела! Если глава заговорщиков любил Дэнимона, то, конечно, не стал бы убивать его невесту. А я-то думала, как у сокамерницы с её птичьим умишком безболезненно получилось всех разоблачить...

— И что в итоге стало с дядей принца? — всё-таки спросила я. — Его казнили?

— Нет, он успел сбежать. Но с тех пор у Повелителя развязались руки, и он с утроенными силами стал готовиться к войне. Так что пленение Дэнимона пришлось как нельзя кстати, — на губах Морти не было улыбки, но я увидела эту улыбку в её глазах. — Прекрасная ловушка вышла. Лод тобой просто восхищён.

Мне не понравилось то приятное волнение, что я ощутила на последних словах принцессы.

— Ерунда. Просто немного мозгов и удачное стечение обстоятельств.

Я прекрасно понимала, что мне крупно повезло. Если бы Криста не попалась, да ещё в одно время со мной...

— Удачное? Это так ты называешь плен у тёмных и ошейник? — Морти рассмеялась. — Да уж, Лод прав: ты удивительный человек.

Мне пришлось поджать губы, чтобы не улыбнуться.

Чёрт возьми, ну чему я так радуюсь? Какое мне дело, что про меня думает колдун?..

Морти коснулась ладонью стопки с одеждой. Потом резко встала.

— Забавно... Литы давно нет, а мы никак не решались что-то делать с её вещами, — принцесса отвернулась. — Ничего не трогали в её комнате. И одежда просто пылилась в шкафу. Как будто продолжали надеяться, что она вернётся. А убрать вещи — всё равно что признать... что этого никогда не случится.

Я молчала.

И думала о маминой комнате в моей московской квартире. Запертой, тёмной, с пылью, покрывшей компьютерный стол, словно крышку саркофага — в гробнице. И одеждой в шкафах: аккуратно развешанной, ещё слабо пахнущей мамиными духами, но уже пропитавшейся затхлым, мёртвым душком...

Да.

Я прекрасно понимала, о чём говорит Морти.

— Ей сейчас было бы девятнадцать. Как и тебе, — она не оглядывалась, но я словно наяву видела боль, стынущую в глазах принцессы. — Знаешь... я рада, что её вещи тебе подходят.

Она так и не оглянулась. И больше ничего не сказала. Просто сглотнула, шумно, судорожно — и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А я откинула голову на подушку и запустила пальцы в волосы. Медленно провела ладонью ото лба до затылка, взъерошивая чёлку, убирая тёмные пряди назад, чувствуя, как ногти царапают кожу.

Я никогда не дружила с девушками. В мужскую дружбу я верила, а вот в женскую — нет. То, что девушки называют дружбой — всегда отношения потенциальных соперниц; и 'дружат' они ровно до тех пор, пока у них не пересекаются сферы интересов. Поэтому мне всегда забавно было наблюдать за одноклассницами: как девчонки, которые ещё вчера ходили под ручку, сегодня готовы выцарапать друг дружке глаза за неподеленного мальчика. Как доверяют другим секреты, умоляя никому не рассказывать, а потом разбалтывают чужие тайны всей школе. Как, улыбаясь в лицо, за спиной практикуют перемалывание в пыль чужих косточек.

Но в Морти не было и следа той жеманности, того кокетства, того стремления к тонкому манипулированию и театральному притворству, которые с первого класса школы заставляли меня считать девчонок лживыми, ограниченными созданиями.

Возможно, это потому, что Морти принцесса. И красавица. И, судя по её мазям, умница. А если вспомнить кинжал, всегда попадающий в десятку — и в боевых искусствах знает толк. У неё нет нужды в грязных методах: она и так во всём первая.

А ещё она добра. Даже к странной девчонке из другого мира.

...ей сейчас было бы девятнадцать, как и тебе...

Я нахмурилась. Может ли быть, что Морти ассоциирует меня с сестрой? Неожиданно, но... в её отношении ко мне определённо сквозит что-то покровительственное.

Как и у Лода.

А ещё принцесса абсолютно спокойно относится к тому, что колдун восхищается мной. Потому что она любит — и знает, что любима.

Криста права: у меня нет никаких шансов. Наверное, этот факт должен был вызывать у меня муки ревности, злость, отчаяние и зубовный скрежет — но как можно ревновать кого-то, кто не может и не должен принадлежать тебе? Как можно ревновать к такой, как Морти? Это всё равно что завидовать лауреату Филдсовской премии*, когда ты только и смог, что с грехом пополам закончить школу...

(*прим.: аналог Нобелевской премии для математиков)

Я повернулась набок и закрыла глаза.

...и поэтому мне надо вернуться домой.

Нет, я не хочу забывать Лода. Я не хочу забывать того, что он дал мне: ощущение, что я не одна в этом мире. Ощущение, что кто-то может быть с тобой на равных. Но его присутствие порождает во мне другие ощущения, с которыми я хочу распрощаться раз и навсегда. Потому что он — герой не моего романа.

А герой моего ждёт меня в Москве. И, быть может, я даже осмелюсь наконец ему в этом признаться.

Ведь сказать какие-то жалкие три слова после того, как ты выцарапала свою свободу у местного аналога Тёмного Властелина, организовала похищение эльфийского принца и готовишься предотвратить местную Вторую Мировую — раз плюнуть...

Я поднялась в лабораторию Лода, когда город дроу уже засыпал.

Как я поняла, принцесса Литиллия не слишком любила традиционные цвета королевской семьи: сейчас я, наверное, впервые в жизни была облачена соответственно фамилии. Чулки, бархатные бриджи, заправленная в них шёлковая рубашка — всё было окраса первого снега, и лишь замшевые сапоги вносили разнообразие своим ореховым оттенком. Всегда считала белый цвет непрактичным и щегольским — но что дали, то дали.

Мда... не слишком-то лестно, когда в девятнадцать на тебе идеально сидит то, что шили для четырнадцатилетней девочки.

Колдун сидел за столом и что-то увлечённо писал на свитке пергамента; но мигом вскинул голову, когда я кашлянула, привлекая его внимание.

— Вы не слишком заняты? — спросила я.

Мужчина вежливо изогнул бровь.

— Хорошо, ты не слишком занят, — устало исправилась я. — Просто... я хотела спросить, когда мы начнём искать способ... вернуть меня домой.

Я лукавила. Я знала, что Лод не нарушит клятвы, и торопить его не собиралась — как говорится, скоро только производная вычисляется — но в отсутствие ноутбука начинала немного скучать.

Конечно, в шкафу колдуна осталось ещё много нечитанных книг; однако изучать магические трактаты, полные заклятий на непонятном языке, не имея ни малейшего понятия об основных принципах колдовства...

Лод откинулся на спинку кресла:

— Способ мне уже известен.

И тут я оторопела.

— Известен?

— Почти. Садись, — колдун кивнул на трёхногий табурет, притаившийся у камина, под его взглядом сам собой переместившийся к столу. — Расскажешь немного о себе.

— Зачем?

— Затем, что это непосредственно связано с твоим возвращением домой, — Лод отодвинул кресло подальше от стола. — Садись.

Раздражённо дёрнув плечом, я подчинилась.

Ненавижу откровенничать. Тем более с тем, с кем откровенничать совсем не хочется.

Потому что откровения никак не способствуют поддерживанию отсутствующих отношений.

— Ты так и не узнал, почему мне не перепал магический дар? — спросила я, оттягивая разговор. — И другие... изменения? Те, которые происходили с другими попаданцами?

— Я изучаю этот вопрос. И у меня есть кое-какие догадки, но пока рано что-либо утверждать. А сейчас мы говорим о другом, — колдун перебрал пальцами по подлокотнику кресла, словно по клавишам фортепиано. — Прежде всего... молодой человек в зеркале — кто он тебе?

Говорить с ним о Сашке мне хотелось меньше всего на свете.

Да только перевести тему, похоже, не получится.

— Ты же просматривал мою память. Так что должен знать.

— Чужая память — не книга, которую запросто можно открыть на любой странице. Я не просматривал всю твою жизнь: лишь последние события, и эти события не слишком много мне прояснили.

— Я его люблю, — поколебавшись, тихо сказала я.

— То, что любишь, ясно, — сказал Лод без тени улыбки, — иначе не смогла бы его увидеть. Он твой возлюбленный? Друг? Или брат? Мне нужна правда.

— Первое...

— Первое. Значит, может и получиться, — в голосе Лода слышалось странное облегчение. — Родители есть? Друзья?

— Нет, — голос мой звучал сухо. — Ни тех, ни других.

— И ты, наверное, была не слишком довольна своей жизнью?

— Нет. Не слишком.

— Как я и думал, — Лод вздохнул. — Видишь ли, у меня ещё во время общения с твоей предшественницей возникла занятная теория... что в другой мир могут попасть только те, кого ничто не держит в своём, — колдун поставил руки на подлокотники кресла; сплёл ладони в замок, выпрямив указательный палец, его кончиком коснулся губ. — Прорехи между двумя мирами открываются регулярно. Через какой-то промежуток времени, в разных местах, но регулярно. Однако тех, кто попадает в Риджию — единицы. Почему?

— Потому что те, кого всё устраивает в своём мире, — медленно проговорила я, — просто пройдут сквозь прореху... дальше?

— И не заметят её, совершенно верно. — Лод водил пальцем по верхней губе, и я поймала себя на том, что в который раз завороженно слежу за этим его движением. — Конечно, это только теория... но и ты, и Льена, и Криста её подтверждают.

— Льена? — это он, должно быть, так 'Лену' исковеркал...

— Так её звали. Твою предшественницу, — Лод не сводил внимательного взгляда с моего лица. — В том мире у неё оставались только родители, но горячей любви она к ним не питала. У Кристы, насколько я понял из её рассказов тебе, в том мире тоже не было ничего, за что стоило бы цепляться.

— У неё вроде там тоже осталась семья...

— ...но не особо она жаждала её увидеть, если светлые не смогли ей с этим помочь, — Лод кивнул на знакомое зеркальце, лежавшее на столе: стекло ещё пятнал высохший след моей крови. — Этот ритуал существует давно. Светлым он тоже известен. И если бы Криста действительно скучала по близким, грань между мирами ей не помешала бы. — Он сощурился. — Видишь ли, как ты могла понять, светлые обращаются с такими, как ты, куда лучше нас. И там, наверху, подобные тебе не хотят возвращаться в свой серый мир из чудесной сказки. Потому-то светлые ничего не знают о перемещении между мирами: у них просто не возникало необходимости это узнавать.

— Вот как, — я помолчала. — А что насчёт перемещения?

— Само по себе это несложно. Нужно вычислить, где появится следующая прореха между мирами, а потом заставить её работать в две стороны. Открываются они не чаще, чем раз в три недели. Буквально на пару минут... и хоть в вашем мире время идёт быстрее, но с той стороны проход работает ещё меньше. Считанные секунды. Интересный парадокс, — Лод резко отнял палец от губ. — Я даже написал необходимое заклятие, и уверен, что написал его правильно. Но ничего не получилось.

— Почему?

— Я три раза находил прорехи. Три раза пытался вернуть Льену домой. Первый раз был до того, как с ней повеселился Сумэйл, и тогда она ещё считала этот мир захватывающим и удивительным. Пусть она была моей пленницей — но я обращался с ней хорошо, и у неё не находилось поводов жаловаться. Колдуны, дроу, приключения... всё лучше прежней жизни. Второй раз был после, но снова ничего не вышло. А третий... третий был непосредственно перед тем, как Льена попыталась бежать. И к тому моменту она уже не могла видеть в зеркале своих родителей. Либо они умерли, либо Льена окончательно перестала по ним скучать, — указательным пальцем колдун рассеянно, не глядя, рисовал на бархатной ручке кресла какой-то узор. — А вернуться можно лишь к кому-то. Как и увидеть — кого-то.

— С первым и третьим понятно, но почему не сработал второй? Если она уже поняла, что здесь счастливой жизни ей не видать, и по родителям скучала...

Лод отвернул голову — но я видела тихую, горькую, безрадостную улыбку, проявившуюся на его губах.

— Потому что в этом мире у неё появился кто-то, кого она не могла отпустить, — колдун смотрел на огонь в камине. — Когда вокруг огромный враждебный мир, легко влюбиться в того единственного, кто проявляет простое человеческое участие. Особенно если до того ты никогда не любила.

О, да. Особенно если учесть, что в этом чёртовом мире встретить того, кто не желает тебе зла — уже большое достижение.

— Ты влюбляешься, не хочешь с ним расставаться, пусть даже подсознательно... и проход в другой мир для тебя закрыт, — Лод вновь повернулся ко мне: глядя на меня пристально, как никогда раньше. — Я могу найти для тебя прореху, Снезжана. Могу отвести тебя к ней и сотворить заклинание. Но ответь сама себе... ты действительно хочешь вернуться?

Я опустила голову — так, чтобы волосы скрыли мои глаза.

Я должна была вернуться. Но хотела ли?

Я не знала ответа на этот вопрос.

— Но если я смогла увидеть Сашку... значит, я хочу к нему?

— Льена тоже видела своих родителей. Но, как выяснилось, этот мир всё же притягивал её больше. Пойми: когда ты прошла через прореху, ты уже подтвердила, что там для тебя нет ничего, от чего ты не смогла бы отказаться, — Лод склонил голову набок. — Да, мы попробуем в любом случае. Я же обещал. Но помни, что в первую очередь всё зависит от тебя. Так что... до возможного появления прорехи у нас больше двух недель, и всё это время тебе стоит почаще вспоминать, что с тобой сделал Артэйз. А ещё о том, какой замечательный человек ждёт тебя дома.

Я помолчала.

Да, наверное, так и надо делать. И стоило так делать — всю прошедшую неделю. Тогда сейчас хоть одной проблемой было бы меньше.

Значит, моя великая любовь к Сашке действительно была лишь сочетанием определённых гормонов? Раз прореха решила, что я могу от неё отказаться? Или это решила не прореха, а что-то внутри меня самой?

Нет, быть такого не может.

Ведь если это так — моя теория о том, что любви не существует, верна; а жить, убедившись в этом, будет крайне тоскливо.

— Почему она убежала? — всё-таки спросила я. — Раз она... тебя... она бы не захотела тебя оставлять.

— Ты же умница, — криво улыбнулся Лод. — Догадайся сама.

— Она сказала тебе... правду, а ты...

— Тогда все мои мысли были только о Морти. Она ещё не проявила ко мне явной благосклонности... да тогда я на неё и не надеялся. К Льене я относился хорошо, но исключительно как к... тому, кто мне интересен? Или кому-то... слабому, кого требуется защищать? Она точно не была мне другом... откровенно говоря, я даже равной её не считал, — в голосе Лода звучала прохладная задумчивость. — Я видел, что у неё ко мне особое отношение, но решил ничего не предпринимать. А когда она прямо потребовала у меня ответа, сказал всё, как есть. И это её доконало. — Его взгляд потускнел. — Алья наказал её не за то, за что расправлялся с остальными. Льена ведь была не из этого мира, и к его боли никакого отношения не имела. Но она убежала, и если бы она рассказала светлым всё, что здесь видела — это было бы очень неприятно. И Алья заявил, что, раз я не могу уследить за своей зверушкой, которая норовит сбежать к светлым, несмотря на всю мою доброту... то для общего блага он забирает её себе. С тех пор я больше её не видел. И предпочитаю не задумываться о том, что с ней стало.

Я искоса поглядывала на колдуна из-за занавеси волос:

— Неужели ты до сих пор не можешь себя простить? За неё?

— Я... приручил её. Я не хотел этого, но так вышло, — Лод покачал головой. — Я просто хотел... быть к ней добрым. Чтобы ей не было плохо. Чтобы она не была несчастной.

Милосердие. Снова это треклятое милосердие. Сколько людей во все времена в конечном счёте умерло из-за него?

— Тогда зачем винить себя? За то, в чём ты не виноват?

— То, что я не хотел её смерти, не значит, что я не виноват. — Лод прикрыл глаза. — Я должен был поступить с Льеной так, как предлагал тебе. Стереть ей память и отправить наверх, к светлым. Но моя проклятая гордыня... я так хотел стать первым, кто обуздает проход между мирами. А без неё в этом деле было не обойтись, — он усмехнулся с неизбывной печалью. — Мой дракон... наверное, именно тот случай помог мне его обуздать.

— Дракон?..

— Я — правнук Ильхта Злобного, Снезжана. Во мне течёт кровь того, кто пролил реки крови других. Того, за чьи грехи целый народ расплачивается вот уже триста лет. И мой отец не уставал мне об этом напоминать: чтобы я никогда не стал таким же, — Лод открыл глаза, взглянув прямо на меня — спокойным, полным боли взглядом. — Ты знаешь, что Акке видел ту войну? Он помнит и Тэйранта, и Ильхта. И он говорил отцу, что я похож на него. На своего прадеда. Тот же острый ум, та же долгая память, то же спокойное отношение к тому, чтобы причинить другим боль. Та же жестокость к тем, кто оскорбил тебя или твоих близких. Я ведь с детства никогда не забывал обид — я всё принимал к сведению. А потом не просто мстил: уничтожал. Не всегда физически, но всегда — морально, — он сощурился. — Тебе ведь это знакомо, не правда ли?

Я промолчала.

Когда я только поступила в школу, одноклассники мной восхищались. Они пытались сделать меня лидером. Но я не лидер по натуре — и я отказалась.

Дети совсем не такие милые, какими их считают родители. Они — маленькие волки: милые, наивные... и жестокие. И всегда выбирают себе вожака. А ещё дети — да и взрослые — не любят тех, кто отличается от них. Если бы я возглавила их, мне бы простили мою особенность; но я отказалась — и мне ничего не простили.

Все неприятности исходили от девчонок. Мальчики меня уважали: потому-то я и подружилась с Сашкой. Но мальчишек в классе было всего семеро, а девчонок, для которых я стала соперницей — в два раза больше. Некоторые, впрочем, впоследствии пытались со мной подружиться. Как оказалось, исключительно потому, что им лень было самим делать домашние задания, да и подругам я наверняка позволила бы списывать у меня на экзаменах...

Мне крупно повезло, что в мои тринадцать интернет уже вошёл в повседневную жизнь простых обывателей: удивительно, как много можно узнать, если без проблем умеешь взламывать страничку в социальных сетях.

Когда мы с Сашкой начали разыгрывать влюблённую пару, меня перестали игнорировать. Мне стали строить козни. Мелкие, конечно, но пакости. Некоторые пытались настроить Сашку против меня — и потом сильно об этом жалели: мстить в век информационных технологий легко. Особенно если твои враги не без греха. Не буду вдаваться в подробности, но я без раздумий пускала в ход взлом чужих компов, телефонов, аккаунтов в соцсетях или просто электронной почты. А потом шантажировала их обладателей: спокойно констатируя, что если от нас с Сашкой не отстанут, то, к примеру, вон то интересное фото, где очередная недоброжелательница лежит на родительской кровати со своим бывшим — в весьма неприличной позе, да ещё с весьма неприличным отсутствием одежды — будет опубликовано и очень порадует общественность...

Подставить правую щёку, когда тебя ударили по левой? Ха! Я предпочитала вообще не позволять себя ударить. И бить противника первым, пока он только замахивался — чтобы больше никогда не посмел даже задуматься о том, чтобы причинить мне боль. И пусть то была необходимость — порой я получала от этой необходимости удовольствие, которое мне не нравилось.

Да, мне было знакомо то, о чём говорил Лод.

Пусть даже моя месть выглядела довольно мелочной в сравнении с тем, чтобы на несколько дней скрючить кому-то руки артритом.

— Мне... нравилось мстить тем, кто пытался унизить меня. Хотя порой меня это пугало. Ты ведь это называешь 'драконом'? Желания, которых ты страшишься?

— Желания. Эмоции. Действия, — Лод неопределённо крутанул кистью. — Знаешь, Тэйрант и Ильхт... они ведь оба начали не со зла. Оба просто были... максималистами. Уверенными в собственном предназначении. Уверенными в собственном превосходстве. Гордецами... прекрасными, умными и жестокими, поглощёнными собственной тенью. И это долго меня пугало. То, во что я могу превратиться, — на его губах мелькнул намёк на улыбку. — Но потом я понял: я не должен бояться. Я не должен отворачиваться от своего дракона. Я должен принять его и примириться с ним, и тогда — и только тогда — я смогу его обуздать. И я сделал это, — он подался вперёд. — Как и ты.

Я только кивнула.

И, наверное, теперь понимала, каков Лод на самом деле. Как тёмная сталь уживается в нём с плюшевым мишкой. Просто он был из тех людей, которым вместе с очень большими силами дали очень длинную, очень тёмную тень — но которые сумели повернуться к собственной тени лицом. И они творят добро, порой даже по отношению к тем, кому они ничем не обязаны: тем самым доказывая себе, что их тень знает своё место.

Да, мы с Лодом были не самыми добрыми людьми на этом свете. Людьми, которые не гнушались сомнительных методов, людьми, которые считали, что цель оправдывает средства.

Но мы были одной породы.

— А я боялась, что ты спишь, — сказала Морти, впорхнув в лабораторию. — Пришла бы раньше, но пыталась поговорить с любимым братом... а, Снезжана, и ты здесь?

— Уже ухожу, — я торопливо поднялась с табурета.

— Да, звёзды наверняка давно побледнели. Пора расходиться, — Лод рассеянно обвил одной рукой талию принцессы дроу, прильнувшей к ручке кресла. — Но сначала нужно решить, что делать с пленными.

Я отвела взгляд: вид пальцев колдуна на талии Морти вызвал у меня смутное, тоскливое раздражение, на которое я не имела права.

— Они же и так в темнице.

— И, боюсь, в этом каменном мешке с ними может случиться всё, что угодно — а в их здоровье я очень заинтересован. Хочу перевести их поближе к себе, в комнату, которую окружу защитными заклятиями... и, конечно, лучше всего подойдут твои покои, Снезжана.

— Мои? — я растерялась. — А меня куда?

— Если Морти не против, я бы отправил тебя в башню королевской семьи. Комната Литы ведь до сих пор пустует, и...

— Нет, — неожиданно твёрдо сказала Морти. — Нет, Лод, — она вздохнула. — И не потому, что мне жаль комнаты.

Колдун нахмурился:

— И почему тогда?

— К Алье захаживают и Мэй, и Артэйз, и другие дроу. В нашу башню. Как думаешь, что они сделают с твоей любимой игрушкой, если до неё доберутся? Прекрасная выйдет месть за прежние унижения, — Морти коснулась кончиками пальцев щеки Лода. — Она должна быть под твоим присмотром. По условиям клятвы. Я не хочу потерять тебя, потому что ты не смог её защитить.

— Да, это так, — помолчав, признал тот. — Но мне было бы куда удобнее, если б пленники были в моей башне.

— Пусть Снезжана спит здесь. На полу, рядом с камином, — Морти пожала плечами. — Тут тепло. Будет пользоваться твоей ванной, и вещи Литы пусть Акке перенесёт в твой шкаф.

Лод, колеблясь, посмотрел на меня:

— Снезжана?

Я раздражённо сцепила пальцы в замок.

Конечно, предложение принцессы было логичным. И что тут возразишь? 'Я против, потому что по некоторым причинам хотела бы избегать встреч с вашим любовником, не связанных с деловыми вопросами'?

— Это самый разумный выход, — сдержанно произнесла я вслух. — К тому же мне всё равно, где спать.

— Тогда решено, — улыбнулась Морти. — Ты ведь не против, Лод?

— Нет, — вздохнул мужчина с какой-то обречённостью. — Иди спать, я скоро приду, — Морти в ответ ласково коснулась его волос и, махнув мне рукой, послушно удалилась по направлению к спальне колдуна. — А тебе, Снезжана, придётся немного подождать... Акке!

Я сидела в кресле, пока иллюранди — молчаливый, как всегда — появлялся то с периной, то с подушкой, то с постельным бельём. И с невесть откуда взятой шкурой неведомого зверя — огромной, белой и очень пушистой. Лода не было: ушёл разбираться с пленниками.

И, судя по тому, что в какой-то момент снизу до меня донеслись тоненькие вопли Кристы, прокатившиеся по каменному колодцу витой лестницы — разобрался.

Лод вернулся, когда я уже разделась и, оставшись в одной рубашке, забралась под одеяло. Рядом с камином и правда было тепло; иллюранди бросил перину поверх шкуры, так что холода от каменного пола, скрытого под ковром, совсем не ощущалось.

Но когда я увидела колдун — невольно подскочила.

— Тебе плохо?!

— Я наложил на комнату очень надёжную защиту, — Лод тихо опустился в кресло. Открыл ящик стола; к моему удивлению, достал кристалл с энергией Кристы. — Но она требует много сил.

Сидя в своей импровизированной кровати, я тревожно вглядывалась в его осунувшееся лицо: под глазами синяки, и без того бледная кожа сравнялась цветом с мелом.

Цена магии...

Лод сжал кристалл в дрожащих ладонях. Прикрыл глаза, и свечение, наполнявшее камень изнутри, стало меркнуть — одновременно с тем, как бледнели синяки под глазами колдуна. Когда кристалл обратился обычным безжизненным камнем, Лод достал другой; и после третьего он уже выглядел не хуже обычного.

— Так-то лучше, — колдун удовлетворённо отложил опустевший кристалл в сторону: пальцы его больше не дрожали. — Видишь ли, у каждого мага есть определённое количество сил, которое он может потратить на заклятия. Израсходуешь все — начнёшь расплачиваться уже жизненной энергией, а так и умереть недолго. Но со всеми предстоящими событиями... ждать, пока мои силы восстановятся естественным путём, времени нет.

— Ты это и выкачивал из Кристы? Её магический резерв?

— Нет. Тот способ, которым пользуюсь я, не самый эффективный. Так можно забрать лишь физические силы — маги зовут их 'роборэ'. А магический резерв мы называем 'сидис', и он таким образом не передаётся. Но когда тебе нужно творить заклинания... — Лод рассеянно пощёлкал пальцами. — Роборэ — как сухая трава. Горит ярко, но сгорает быстро. А полноценные брёвна для костра — только сидис.

— И сидис можно забрать только убийством, — предположила я.

Очень живо представив над головой колдуна красную горизонтальную шкалу: здоровье, оно же роборэ. И под ней — ещё одну, только синюю: мана*, она же сидис.

(*прим.: мана, или очки магии — ресурс в компьютерных играх, определяющий количество специальной магической энергии, расходуемой на различные заклинания и прочие магические способности)

Да, компьютерные игры изрядно подпортили моё восприятие этого мира...

— Откуда ты знаешь? — Лод, кажется, даже не особо удивился.

— В нашем мире в книжках часто писали, что злые колдуны для своих ритуалов убивают девственниц. А пока всё, что происходит в Риджии, не сильно расходится с нашими книжками, — я пожала плечами. — Логично предположить, что таким образом колдуны добывают энергию, которой у них не хватает.

— Да, это так, — подумав, кивнул Лод. — Только при убийстве разом выплескиваются все силы. Человека, эльфа, дроу — неважно. И при убийстве девушки, особенно невинной, особенно колдуньи, выплескивается столько...

— Понятно, — я поправила одеяло, чтобы оно надёжно закрывало ноги. — А почему невинность является обязательным условием?

Если честно, меня и в книжках всегда это интересовало. А то складывалось ощущение, что злые колдуны просто хотели перед ритуалом удовлетворить и другие свои потребности.

Ну или после — тут уже дело вкуса и степени извращённости.

— Не обязательным. Но у невинных нетронут ещё один, особый резерв жизненных сил: мы зовём его 'амант'. Он вступает в дело после лишения невинности, и, думаю, ты догадываешься, на что он обычно расходуется. Причём важна не столько фактическая, м, целостность преграды в определённом органе, сколько... нечто другое. Потому что наслаждение определённого рода можно получить разными способами, но амант будет использован в любом случае. И даже если с точки зрения лекарей девушка останется невинной, свою ценность в энергетическом плане она уже потеряет, — Лод мельком улыбнулся: наверное, заметил румянец на моих щеках, которым почему-то вдруг стало жарко. — Конечно, ценность эта во многом зависит от характера девушки. Страстные натуры — подарок для колдунов. У тех, кому чужда жажда физической близости, амант мелкий, как пересохшая речка, так что особо не разгуляешься.

— И его тоже можно забрать в кристаллы? — я мысленно дорисовала над головой колдуна третью шкалу: розовую, нежного, пастельного оттенка.

Судя по тому, как часто Морти наведывалась в его спальню — по длине минимум не отстающую от первых двух.

— Да. Вполне. Потому-то мне и нужна была Криста, — Лод поднялся с кресла. — Хотя у неё, честно сказать, амант так себе.

— Ещё бы. Учитывая, как она боялась первой брачной ночи.

— Да и роборэ хватает ненадолго. Зато сидис... да... — колдун вдруг перестал улыбаться. — Но я не Ильхт.

Мне захотелось ободряюще коснуться его руки.

Хорошо, что я была слишком далеко.

— Никто этого и не говорит, — мягко сказала я.

— Кое-кто с тобой бы не согласился.

Лод направился к двери в библиотеку; и я задумчиво смотрела снизу вверх, как он идёт мимо меня.

— А ты видишь их? — негромко спросила я. — Какой у человека... или дроу... роборэ, амант и сидис?

Лод остановился:

— Да, если посмотрю... особым взглядом.

Я хмыкнула.

Потому что наконец поняла, отчего колдун так и не стал со мной 'работать'.

— Что-то смешное? — спросил Лод, обернувшись

— Да нет. Просто, судя по моему здоровью, с роборэ у меня паршиво. А раз я не маг, то и сидиса у меня нет, — я пожала плечами. — Вот и получается, что я для тебя бесполезна. Толком ничего не выкачаешь.

Лод отвернулся. Помолчал, стоя так, что я не видела его лица.

Потом тихо приоткрыл дверь библиотеки.

— Да, всё так. Но... выкачивать есть что. Вполне, — махнул рукой, заставив все свечи разом погаснуть, и размашисто перешагнул через порог. — Спокойной ночи, Снезжана.

Я смотрела, как он закрывает за собой дверь, лишая лабораторию последних лучиков света: лишь гаснущие угли ткали во тьме тусклое кружево оранжевых узоров.

Потом откинулась на подушку — с некоторым возмущением.

Это он на мой амант намекал? Хочет сказать, что у меня сладострастная натура? Ха! Вот у принцессы людей, про которую Морти рассказывала, шкала аманта должна быть неимоверной длины — с её-то любовью к тройственным союзам. А я...

Я вообще ни о чём таком не думала.

Пока не встретила Лода.

Я сдёрнула с носа очки, положила на край постели — надеясь, что за ночь не стряхну их на пол, а то ведь раздавят — и, перевернувшись на живот, уткнулась лицом в подушку.

Ладно, надеюсь, скоро меня здесь не будет. И вопрос о моём аманте закроется раз и навсегда.

И хорошо, учитывая, что колдуну явно не терпится меня выпроводить: если не в родной мир, то хотя бы в другую башню...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЛОВУШКА ДЛЯ ФЕРЗЯ

Я стояла на горном утёсе, куда когда-то меня перенёс Лод. И смотрела вниз.

На выжженные поля. На леса, обернувшиеся пеплом. На город чуть поодаль — его развалины, от которых поднимался чёрный дым.

На горы окровавленных тел, наваленных друг на друга.

И поняла, что уже не на утёсе, а рядом с ними: на безжизненной, залитой кровью земле. Вглядываюсь в искажённые мукой лица. В пустые, мёртвые глаза Кристы, разметавшей золотые локоны по обезображенному телу Дэнимона, навсегда застывшим взглядом смотревшей в небо.

А рядом — Лод в окровавленной мантии. И Алья: в одной руке меч, с которого стекают тягучие алые капли, в другой — чёрное знамя, скользящее по ветру.

— Мы победили, — Лод, улыбаясь, положил руку мне на плечо, пятная кровью белый шёлк моей рубашки.

— И всё благодаря тебе, — Алья торжественно отсалютовал мне тонким, изящным клинком. — Даже люди иногда бывают полезны.

Липкий, пробирающий до костей ужас сковал тело холодной волной.

Этого не может быть. Это слишком... нереально?

Да. Нереально. В том-то и дело.

А значит...

— Это сон, — прошептала я, зажмурившись. — Только сон.

— Но многие сны — тайные желания. Или тайные страхи, — негромко произнёс кто-то за моей спиной. — Те, в которых ты не признаёшься даже самой себе.

Я открыла глаза: кругом была чернота. Абсолютная, непроницаемая, без направления и границ — но я отчётливо видела своё тело, будто оно слабо светилось изнутри.

И обернулась.

— Акке?!

Иллюранди задумчиво смотрел на меня: одежды сливаются со мраком — но лицо сияет призрачной, пепельной серостью, и глаза горят бледными сапфирами.

— Значит, этого ты боишься. Вот как... — тонкие бесцветные губы демона окрасила улыбка. — Ещё одно, в чём вы с Лодом похожи.

Я отступила на шаг, удивляясь, что у меня это получилось — ведь под ногами была всё та же чёрная пустота:

— Что...

— Он тоже всегда отличает сон от яви. Удивительное свойство, на мой взгляд, — демон сощурился. — А тебе пора просыпаться.

Опора ушла из-под ног, на миг перехватило дух — и я, нелепо взмахнув руками, полетела вниз, в тёмную бездну; а иллюранди бесстрастно наблюдал, быстро удаляясь кверху, обращаясь крохотной серой точкой...

А потом я действительно открыла глаза — и уставилась в незнакомый потолок, отделанный светлыми каменными плитками: чувствуя, как бешено колотится сердце, и внутри всё сжимается, точно я всё ещё лечу.

Где я?..

И вдруг поняла, что рядом кто-то сопит.

Я повернула голову — и чуть не уткнулась носом в широкую складчатую морду, делившую со мной подушку.

От неожиданности я отпрянула прежде, чем сообразила, что это всего-навсего спящий бульдог.

Впрочем, нельзя сказать, что от осознания этого факта мне стало легче.

Схватив с края шкуры очки, я торопливо выпуталась из-под одеяла и скатилась с постели.

— Доброго пробуждения, — послышался знакомый голос.

Сев на полу, я обернулась.

Лаборатория Лода, точно. Я же теперь сплю здесь. А вот и сам Лод: сидит за столом, неподалёку от меня, и пишет что-то на листе пергамента.

— Кажется, ты понравилась бульдогу, — не глядя на меня, произнёс колдун. — Как Морти принесла его утром, так сразу у тебя устроился.

Я торопливо стянула с постели одеяло, прикрыв голые ноги. Уставилась на собаку, блаженно похрапывавшую, лёжа на боку. Размер — едва ли с кошку. Стоячие, как у летучей мыши, уши. Приземистые лапки, смешно вытянутые вперёд. Короткая, серая, отливающая в сизый шерсть — кажется, такой окрас называют голубым; на груди — узкое длинное пятно, похожее на белый галстук.

На моей подушке бульдог явно чувствовал себя, как дома.

— Откуда он у вас?

— Он принадлежал мэнэзжиру. Совсем маленький был, когда они к нам попали, — Лод аккуратно макнул металлическое перо в чернильницу. — А когда мэнэзжир умер, бульдога забрала Лита.

Холод каменных плит жёг ноги, но я сидела и разглядывала пса. Убеждая себя, что в этом маленьком создании нет абсолютно ничего страшного — и, соответственно, смутное желание немедленно вскочить и выбежать в другую комнату глупо и безосновательно.

В нашем доме никогда не было животных. Маме не повезло родиться с аллергией на шерсть, а я и не страдала по этому поводу: когда наши ровесники клянчили у родителей котят или щенят, мы с Сашкой просили новые игровые приставки. В итоге я животных не любила и совершенно не знала, как с ними обращаться — хотя мама подкармливала бездомных собачек во дворе, регулярно поручая мне выносить им остатки еды.

Это и привело к тому, что в восемь лет я стала бояться собак.

Тогда я вынесла еду очередной безобидной дворняжке, обитавшей рядом с нашим подъездом и недавно ощенившейся. Я нагнулась, пытаясь разглядеть малышей — а их мамаша вдруг цапнула меня прямо в лицо, да так, что у меня до сих пор под нижней губой белеет косая чёрточка шрама.

Конечно, я быстро поняла, что сама дура: любящая мать — страшная сила, к которой соваться не стоит. Только вот с тех пор в подсознании поселился страх, который я так и не смогла искоренить. Хотя очень хотела.

Я привыкла всегда себя контролировать — но этот страх был чувством, над которым я оказалась не властна.

А я ненавижу те свои чувства, над которыми я не властна.

— А имя у него есть? — опасливо поинтересовалась я.

— Бульдог, — Лод удивлённо взглянул на меня. — Адмираль по имени Бульдог.

— Адмирал по имени... что?

— Мэнэзжир так его называл. Адмираль Бульдог. Мы удивились, что это за зверь, а он сказал, что это такая порода собак, — Лод вздохнул. — У дроу нет собак с тех пор, как они ушли под горы, но их описывали в книгах. Правда, такой породы, адмираль, там нет — её только в вашем мире...

Я подавила смех кашлем, и пёс настороженно дёрнул ушами.

— Вы ошиблись. Бульдог — это порода. А назвал его менеджер, видимо, как раз Адмиралом.

Лод недоверчиво уставился на меня:

— Бульдог — это не имя?

— Теперь — имя, — хмыкнула я. — Он же уже привык.

Бульдог широко зевнул. Потом открыл сонные глаза: смешные, круглые, тёмно-серые. Заморгал, перевернулся на живот, уставился на меня — наивным, бесконечно трогательным взглядом, от которого любому нормальному человеку стало бы совестно, что под рукой нет вкусной косточки. С наслаждением, совершенно по-кошачьи потянулся, вытянув сначала передние лапки, а потом и задние.

И деловито направился ко мне.

На этом остатки самообладания меня покинули — и, с визгом прижав одеяло к груди, я вскочила и попятилась.

— А ты ему правда нравишься, — Лод умилённо смотрел, как бульдог обиженно садится на моей постели. — К Морти он так не идёт.

Взгляд собачьих глаз был исполнен бесконечной укоризны.

— Зачем вы его сюда притащили?! — я глубоко дышала, считая про себя степени восьмёрки.

— А... — Лод потянулся за каким-то пергаментом, — у меня в лаборатории завёлся паппей, а Бульдог на них прекрасно охотится.

— Паппей?

— Кажется, у вас есть похожие звери, — Лод продемонстрировал мне пергамент с красноречивой дыркой посередине. — Крысы.

— Бульдоги охотятся на кры... паппеев?

— Не знаю про остальных, но Бульдог — да.

Глядя на собаку, с надеждой дежурившую на моей постели, я покачала головой.

Обычно у попаданок заводятся чёрные монструозные кони, единороги или драконы. На худой конец — огромные демонические псы, откусывающие головы недругам. А у меня...

А у меня — бульдог. По кличке Бульдог.

И я боюсь собак.

— Твой завтрак внизу, в гостиной, — Лод вернулся к работе. — Умыться можешь в моей ванной, вход туда через спальню.

Замотавшись в одеяло, прихватив одежду и сапоги, я пошла в спальню колдуна: шустро захлопнув дверь библиотеки перед носом Бульдога, хвостиком семенившего за мной.

Морти в спальне уже не было, но порядком измятое постельное бельё наводило на мысли о том, что у кого-то снова была весёлая ночь. Или хотя бы весёлое утро.

Значит, Акке теперь шпионит в моих снах? Или же он просто мне приснился? Впрочем, на последнее я не особо полагалась — подозрительна по натуре.

Что ему нужно? И по чьей воле он действовал?..

Ванная комната оказалась почти точной копией той, что служила мне в бывших покоях. Я умылась и расчесалась, нагло позаимствовав костяной гребень, лежащий на краю раковины; судя по тому, что пару зубчиков обматывали русые волосы, он принадлежал Лоду. Одевшись, вернулась в лабораторию — колдун даже головы в мою сторону не повернул — и, бросив одеяло на перину, спустилась вниз. Бульдог бодро катился по лестнице следом за мной, заставляя перманентно ускорять шаг.

На круглом столе меня ждал знакомый серебряный колпак. Во время еды пёс дежурил под столом, а я частенько косилась на знакомую дверь: запертую, из-за которой не доносилось ни звука.

Как-то там поживают наши ценные пленники...

Удержавшись от того, чтобы заглянуть в замочную скважину, я быстро доела и вернулась в лабораторию — по пути наверх слушая цокот когтей по каменным ступеням.

— Как Криста и Дэнимон? — невзначай спросила я у Лода.

— Неплохо. Я навещал их утром, хотя они были не слишком этому рады, — колдун вытащил из-под стола тряпичное серое нечто, в котором я немедленно опознала свою сумку. — Полагаю, пришло время вернуть тебе это.

— Она тебе больше не нужна?

— Даже если и нужна, у союзников вещи не отбирают.

Пожав плечами, я взяла сумку: просторную, холщовую, с широким ремнём через плечо. Стараясь не смотреть на Бульдога, улегшегося под кресло, села на табурет напротив Лода.

Учебники и тетрадь с конспектами представляли собой плачевное зрелище. Кошелёк уцелел, но все купюры внутри слиплись в одну. Планшет и телефон, как я уже выяснила, благополучно почили в бозе — так что беспроводные наушники мне теперь тоже были ни к чему. Из того, что могло пригодиться в Риджии, в сумке оказался лишь жестяной пенал с милыми совами на крышке: ручки и карандаши нигде не теряют актуальности, а в особенности там, где вместо них используют перья.

— Я много спрашивал о твоём мире, — произнёс Лод, глядя, как я раскладываю вещи на краешке столе, — но, как я понял, наш интересует тебя не меньше, чем меня — твой. Можешь задавать любые вопросы, я отвечу.

Это было довольно неожиданно.

— С чего вдруг такая щедрость?

Лод развёл руками:

— Услуга за услугу. С равными я играю по другим правилам. И по этим правилам выходит, что я задолжал тебе по меньшей мере одну беседу.

Я хмыкнула. Как попало покидав вещи обратно в сумку, положила её рядом с табуретом.

И решительно пригладила чёлку.

— Ладно. Я хочу знать, как ты творишь заклинания.

Лод удивлённо склонил голову:

— Зачем тебе это? Ты ведь не маг.

— Я хочу знать теорию. Люблю быть в курсе происходящего. А колдовать ты при мне явно ещё будешь, и не раз, так что... я предпочла бы понимать, что именно ты делаешь. Вот, например — как ты достаёшь предметы из воздуха?

Лод долго смотрел на меня. Потом, усмехнувшись, протянул руку в сторону.

— Следи за моей ладонью, — сказал он. — Ком тиль ми, — и, щёлкнув пальцами, достал из воздуха увесистый том в кожаном переплёте. — Заметила что-нибудь?

Я прикрыла глаза, вспоминая в деталях то, что увидела. Вот ладонь Лода складывается щепоткой, и большой палец соприкасается с мизинцем; потом скользит вверх, порождая щелчок — и вот он уже над остальными пальцами, на долю секунды зависает в таком положении...

И тут описывает в воздухе маленькую, почти незаметную спираль — мгновенно возвращаясь в прежнее положение.

— Это не просто щелчок, — я снова взглянула на колдуна. — Это...

— Руна, да. Руна Призыва, одна из элементарнейших. Её легко нарисовать одним пальцем, незаметно для окружающих. Маги не привыкли выдавать секреты мастерства простому народу, а потому обычно маскировали её щелчком пальцев... или просто взмахом руки.

— А слова — это заклинание, верно?

— Да. 'Приди ко мне'. Слова на рандхейвском языке, языке Изнанки — так маги его называют. Сейчас я произнёс их вслух, но умелому магу нет нужды этого делать: достаточно проговорить про себя с должной концентрацией. А вот без рун не обойтись, — Лод положил книгу на стол. — Вот и весь секрет.

— Я хочу знать больше, — упрямо сказала я. — Что это за язык? Откуда он взялся? И кто придумал все эти руны? Не с потолка же вы их берёте.

— Нет, не с потолка. Мы берём их отсюда, — Лод кивнул на призванную книгу. — Такая книга есть, наверное, у каждого мага. Здесь записана тысяча Ансиентских рун. Все, которые нам известны. Всего-навсего символы, подобные тем, что вы... и мы — используем для обычной письменности. Но если эти символы начертит тот, у кого есть Дар, то они обретут силу, чтобы изменить реальность, — колдун откинулся на спинку стула. — Доподлинно неизвестно, кто открыл их. Говорят, это знаковая форма того языка, которым боги творили наш мир. А с точки зрения науки... руны позволяют тебе концентрировать магическую энергию, придавать ей нужное направление и привязывать к конкретным объектам. Представь себе, что весь мир полон невидимых струн, и нужная руна поможет тебе тронуть одну из них, а сочетание рун — произвести на свет целую мелодию. И маг, который желает обрести настоящее могущество, обязан знать каждую руну из тысячи.

— Можно мне?..

Лод кивнул, и я осторожно открыла потёртую обложку.

Страницы были жёлтыми, пергаментными, ветхими: книга явно передавалась из поколения в поколение не одну сотню лет. На каждой — с десяток причудливых чернильных символов, самых разных: какие-то напоминают буквы, какие-то — геометрические фигуры или рисунки, какие-то отдалённо смахивают на знаки хираганы*. И все руны аккуратно подписаны на риджийском: 'Призыв', 'Вода', 'Слух', 'Камень', 'Полёт', 'Обман'...

(*прим.: японская слоговая азбука, одна из составляющих японской письменности)

<

— Главное — вычислить правильное сочетание и правильную последовательность, — добавил Лод. — Построить смысловую цепочку, которая позволит тебе сыграть мелодию правильно. И в сложных заклятиях количество знаков в цепочке достигает десятков.

Символы. Как в математике.

Значит, у нас есть множество, состоящее из тысячи рун. Возможно, вместе они составляют нечто вроде линейного пространства*. И чтобы понять, как работает магия, я должна узнать, какие операции определены на этом множестве, какими свойствами они обладают и какие аксиомы к ним применимы...

(*прим: математическая структура, представляющая собой набор элементов, для которых определены операции сложения друг с другом и умножения на некоторое число, и эти операции подчинены восьми аксиомам)

Яснее некуда.

— А со словами что? — я подняла взгляд.

— О, сами по себе руны не имеют силы. Маг должен подкрепить их словами. И не просто продублировать то, что написал, а найти слова, которые дополнят написанное. Всё равно что перевести песню на другой язык, сохранив ритм: это никак не сделать дословно, — Лод соединил вместе кончики пальцев. — В сущности, слова делают то же, что и руны, но одно от другого неотделимо.

— То есть заклятие работает, лишь если написать его... пусть даже в воздухе... на одном языке, и при этом произнести... пусть даже про себя... на другом. При этом чтобы одно идеально сочеталось с другим.

— Именно.

— А есть книги, по которым вы учите язык Изнанки?

Уголок губ колдуна дрогнул в намёке на усмешку:

— Только не говори, что собираешься выучить и его.

— Наверное, это будет не слишком сложно, если есть учебник на риджийском. И тогда я смогу разобраться во всех книгах, что есть в библиотеке, и в дальнейшем избавлю тебя от необходимости меня развлекать.

— Ты права, — легко согласился колдун, вскидывая руку. — Весомый довод.

Я смотрела, как он призывает ещё один толстый том, и сердце сжимали холодные когти тоски.

Конечно, права. Ему ведь не хочется меня развлекать. Ему, судя по всему, вообще не хочется проводить лишнее время в моём обществе. А этим разговором он отдаст мне последние долги — и смело сможет уделять мне внимания не больше, чем необходимо на 'привет-пока'.

В более учтивых выражениях, конечно.

— Спасибо, — я взяла обе книги, положив их себе на колени: голос был спокойным, ничем не выдавая чувств.

— Если что будет непонятно, обращайся, — любезно отозвался Лод.

— Конечно, — я опустила взгляд, изучая паутинку линий на старой коже обложек. — А у людей из моего мира, получается, Дар работает по-другому?

Лод не ответил, и мне пришлось поднять голову, чтобы понять: он смотрит на меня вопросительно, ожидая пояснений.

— Криста не знала ни рун, ни слов, — я смотрела в сторону, избегая его взгляда. — Но она говорила, что когда на них с Дэнимоном напали... вскоре после того, как она попала в Риджию... что она вызвала лук из цветочных лоз.

— Ах, это, — колдун кивнул. — Нет, это и есть Дар. Истинное, стихийное его проявление. То, для чего даже не надо толком учиться: разве что самоконтролю, — он положил руку на стол, поверх пергамента, на котором писал. — У каждого мага есть своё... оружие. Которое всегда с ним. Оно может быть луком, мечом, копьём, посохом — форма самая разная, но суть одна. Это оружие — чистый сидис, принявший материальную форму. Воплощение наиболее близкой магу стихии, одной из четырёх. Что стихия, что вид оружия многое говорит о характере мага... и для его использования не требуется ни рун, ни заклинаний. Даже владение настоящим оружием осваивать нет нужды: оно возникает по одному твоему желанию и делает всё за тебя. Достаточно лишь мысленного приказа, силы воли и должной концентрации. А мощность атаки зависит исключительно от запаса сидиса.

— Вот читерство*, — пробормотала я.

(*прим.: от англ. 'to cheat', 'мошенничать' — термин, означающий применение недозволенных или нестандартных методов и приёмов для облегчения игры)

— Что-что?

— Нет, ничего, — я вспомнила, что ещё меня интересовало. — А то... особое зрение, про которое ты говорил... с помощью которого ты видишь сидис и амант — оно врождённое? Или тоже какое-то заклинание?

— Скорее врождённое. Умение, которое можно развить, — неторопливо встав, Лод зашёл мне за спину. Я удивлённо обернулась в его сторону, но он положил руку мне на плечо: останавливающим жестом. — Закрой глаза. И не открывай.

Я подчинилась, и перед закрытыми веками встала чернота — миг спустя уступившая место картинке. Яркой, отчётливой.

Картинке этой самой комнаты — и моей собственной темноволосой макушки.

— Ты видишь мир моими глазами, — пояснил Лод, когда от неожиданности я вздрогнула, чуть не разомкнув веки; он касался меня кончиками пальцев, так легко и осторожно, словно боялся обжечься. — А теперь... смотри.

Очертания предметов дрогнули, размылись — и всё изменилось.

Обычные предметы остались на месте, но выцвели в серость, обратившись унылым фоном: они утратили значение. Зато, например, пламя свечей сияло белым огнём — куда ярче и светлее, чем до того. И книги у меня на коленях переливались голубоватыми филигранными линиями. А я сама...

Вместо моей макушки светился клуб разноцветного искрящегося дыма: алого, с редкими золотистыми вкраплениями.

— Это — Изнанка. Магическая изнанка мира, — произнёс Лод, пока я с интересом изучала картинку перед закрытыми глазами; она немного подрагивала, иногда на мгновение затемняясь — видимо, в такт морганию колдуна. — Так мы видим не только сидис, роборэ и амант человека... вместе они составляют так называемый 'ореол силы'... но и следы любой сотворённой магии.

— Поэтому свечи так выделяются? И книги, которые ты призвал?

— Именно. И любой уважающий себя маг развивает зрение Изнанки с детства. Только так ты сможешь вовремя заметить магическую ловушку. Или понять, что обычный вроде бы предмет — на самом деле могущественный артефакт. Если б я вывел тебя в те туннели, что ведут к городам дроу... ты бы удивилась, как расцветает темнота в них, если взглянуть на её Изнанку.

— Твои ловушки?..

— И дроу, верно, — Лод отнял руку, и Изнанка уступила место обычной темноте, вынудив открыть глаза. — Что интересно, светлая и безобидная магия всегда менее заметна, чем тёмная. Грубо говоря, ловушка светится тем ярче, чем больше вреда нанесёт при срабатывании. И даже после её нейтрализации — на том месте, где она была, какое-то время ещё сияют следы магической ойры. — Видимо, так здесь называли ауру. — Конечно, маги придумали, как скрывать следы любых чар... а вот светлая магия, особенно эльфийская, не особо нуждается в маскировке. У эльфов вообще есть замечательное свойство: рядом с деревьями они могут оставаться совершенно незамеченными. Они словно сливаются с ними... внешне. А если это магические деревья, то эльфы сливаются с ними даже на Изнанке — их ореолы силы как бы прячутся за...

Что-то коснулось моей опущенной руки. Что-то, похожее на кусочек мокрой скользкой губки.

И, опустив взгляд, я поняла, что это нос Бульдога.

— В нём же нет ничего страшного, — укоризненно заметил Лод, когда я во второй раз за день подорвалась с насиженного места.

— Я знаю. Я знаю! — я прижала книжки к груди: тяжело дыша, пятясь к камину, не сводя взгляда с мордочки Бульдога, в ответ на мою реакцию грустно пофыркивавшего. — Я... я просто ничего не могу с собой...

— Господин, — учтиво произнесли из дальнего угла комнаты.

Мы с Лодом обернулись одновременно.

— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, — Акке легонько поклонился, — но я счёл обязательным поскорее доложить, что один из иллюранди видел в Тьядри принцессу Навинию и принца Фаникэйла. Без свиты. Похоже, они путешествуют инкогнито.

А вот это было внезапно.

Что отвергнутая невеста Дэнимона и его младший брат забыли в городке рядом с горами дроу? Если только...

Да.

Если только они не ищут наследника эльфийского престола — который сидит в моих бывших покоях.

Колдун сощурился.

— Прекрасно, — он приложил палец к губам: уже знакомым жестом. — Эсфор у себя?

— Да, господин.

— Предупреди его о моём визите. Сейчас. — Иллюранди мгновенно растворился в тени, и Лод взглянул на меня. — Урок окончен. Мне пора.

— Если я могу чем-то помочь, — неуверенно предложила я, — то...

— Можешь. Тем, что не выйдешь за пределы лаборатории в моё отсутствие. Разрешаю тебе заходить в библиотеку и в спальню, еду Акке принесёт сюда, — колдун резко отвернулся. — И не вздумай навестить пленников: ничем хорошим это не кончится.

Я следила, как он уходит, даже не попрощавшись. Потом подошла к двери в библиотеку — и, открыв маленькую щёлочку, проскочила туда, скрываясь от Бульдога.

Эсфор. Есть в этом имени что-то знакомое... жаль, что на слух у меня не такая хорошая память.

Но сейчас меня больше занимал другой вопрос.

Интересно, чем я провинилась? Почему теперь колдун ведёт себя со мной куда более отстранённо, чем когда я была его пленницей? Нет, не холодно — маска плюшевого мишки никуда не ушла: приветливо, вежливо, безукоризненно. Отвечает на любой вопрос, исполняет все обязательства клятвы — но ни следа того тепла, с каким он гладил меня по волосам после побоев Артэйза, или той горячности, с какой называл меня 'глупой девчонкой' тогда, в горах. Вчера так и не заглянул в мою комнату, пока я сама к нему не пришла; и о новой шахматной партии даже не заговаривает...

Точно вскоре после того, как с меня сняли ошейник — между нами возник нерушимый барьер, видимый ему одному.

Может ли быть, что он просто использовал меня? Просчитал ход моих мыслей? Знал, что только я смогу расставить Дэнимону ловушку так, чтобы тот ничего не заподозрил? И, зная это, расположил к себе — чтобы я прониклась расположением и к дроу. Потому что предугадал: если я пойму, что тёмные — в общем-то неплохие ребята, то пойду на эту сделку. Хотя бы ради своей свободы. А дать ту клятву, что я с него потребовала, ничего не стоило: Лод знал, что Алья дорожит его жизнью, а о моей безопасности позаботиться несложно...

Но теперь ему больше не было нужды быть со мной милым. По крайней мере, милее, чем того требовала клятва и правила приличия.

Я прошла в спальню, бросила книги на кровать — и села рядом. Кусая губы, степенями пятёрки глуша дурацкое ощущение подступающих слёз.

Потом решительно открыла том с рунами.

Что ж, Лод прав. Кроме клятвы, он мне ничем не обязан. И это к лучшему.

Ведь его равнодушие — то, что нужно, чтобы я наконец выбросила его из головы.

Я весь день просидела в спальне, заучивая руны, сделав лишь одну короткую вылазку за едой. Бульдог поначалу скулил и скрёбся в дверь библиотеки, явно жаждая моего общества; затем успокоился — и, когда я выходила, мирно дрых в моей постели, закопавшись в одеяло.

Я возмутилась, но будить и прогонять его не решилась. Просто торопливо забрала свой обед и юркнула обратно в библиотеку.

Когда в конце концов дверь открылась, впустив внутрь Лода, я поднялась на ноги — но колдун коротко махнул рукой:

— Оставайся тут. Я ненадолго.

Подошёл к шкафу и, распахнув дверцы, вытащил серый дорожный плащ с капюшоном.

— Ты куда? — удивилась я: по моим ощущениям было уже довольно поздно.

— Есть кое-какие дела. Которые требуют неотложного вмешательства.

— И в них обязательно вмешиваться на ночь глядя?

— Кто-то же должен поведать светлым о том, что принца похитили мы.

— То есть... ты отправляешься на переговоры? С братом Дэнимона и принцессой Навинией?

— Сомневаюсь, что это будут переговоры, а не ультиматум и последующее бегство, — хмыкнул колдун, — но, в общем-то, да.

— Ясно. Удачи, — я невольно стиснула пальцами простынь: надеясь, что следующий мой вопрос покажется заданным невзначай. — Если всё пройдёт успешно... сыграем завтра в шахматы?

— Не могу обещать, — спокойно откликнулся Лод, отворачиваясь. — Конечно, я поклялся не отказывать тебе в просьбах, но надеюсь, что ты не будешь просить лишнего. Со всеми последними событиями... немного не до шахмат, сама понимаешь.

Я смотрела, как он делает шаг к двери — и холодная ярость захлёстывала меня с головой: ярость, схожая с той, что спровоцировала меня раскрыться в нашей первой партии.

Нет, дорогой колдун, я больше не твоя кукла. Я не позволю тебе отложить меня на дальнюю полку — сразу, как ты перестал во мне нуждаться. И не собираюсь просто сидеть в стороне, пока ты продолжаешь то дело, которое начала я; пусть даже самым безопасным и разумным было бы смириться с той участью, которую ты мне уготовил.

Но я не прочь снова испытать тот риск, который ты подарил мне за шахматной доской.

— Да, ты клялся обеспечивать меня всем, что я попрошу, — небрежно бросила я — ему в спину. — И сейчас я прошу тебя взять меня с собой.

Он застыл. Потом обернулся.

И его губы явно очень хотели сложиться в решительное 'нет'... но сиреневое сияние, вспыхнувшее на наших ладонях — повторяя линии руки, напоминая о клятве — не давало ему этого сделать.

— Снезжана, это глупо, — спокойствие в голосе явно далось Лоду не без труда.

— Каждому иногда хочется сделать глупость. Особенно когда ты привык поступать разумно, — насмешливо откликнулась я, поднимаясь с кровати. — Я прошу тебя взять меня с собой на встречу с принцессой Навинией. Сейчас. И ты не можешь мне отказать.

— Я не на прогулку иду. Это опасно.

— И поэтому ты идёшь туда один?

Лод смотрел на меня, холодно и оценивающе.

А потом вдруг махнул рукой:

— Ладно, пойдём, — обречённо произнёс он. — Но при одном условии.

— Каком?

Лод щёлкнул пальцами — и, как заправский фокусник, достал откуда-то из-за уха маленькое серебряное кольцо:

— Ты наденешь это.

— А руны на нём, случайно, не те же, что на ошейниках? — я подозрительно всматривалась в знакомую вязь магических символов, вытравленных на серебре: теперь понимая, что они означают. 'Тьма', 'Воздух', 'Связь', 'Зрение', 'Подчинение'... и пара десятков других рун, сложенных в невероятно сложную формулу по принципу, в котором я ещё не начинала разбираться.

— Те же. Почти, — устало подтвердил Лод. — Но кольцо не заговорено на управление, только на слежку. И если что-то пойдёт не так, нас обоих призовут обратно под горы.

— Нас обоих?

Он молча вскинул руку — и вместо кольца, управляющего ошейниками, на пальце его я увидела копию того украшения, что протягивали мне.

— Как ты уже знаешь, один человек не может носить ошейник и кольцо, которое им управляет. С этими кольцами тот же принцип. В моё отсутствие за пленниками будет присматривать Морти, — Лод покрутил кольцо в пальцах. — Так как?

Кивнув, я взяла серебряный ободок и надела на указательный палец. Он легко скользнул по коже и сел, как влитой; правда, мне показалось, что для этого ему пришлось немного уменьшиться в размерах.

— Хорошо, — колдун вернулся к шкафу, достал оттуда ещё один плащ — белый, как остальная моя одежда — и кинул мне. — Надень.

Когда я подчинилась, жестом велел идти за ним, и я покорно засеменила следом.

Моя маленькая победа уже осталась за мной. Можно и снова побыть послушной.

Бульдог по-прежнему спал в моей постели. Услышав наши шаги, дёрнул ушами и встрепенулся — но, явно поняв, что мы уходим, закрыл глаза и задрых дальше. Умный... хоть это хорошо.

— Полагаю, просто переместиться из дворца мы не можем, — сказала я, когда мы покинули башню колдуна и зашагали по дворцовым анфиладам.

— Нет, не можем. Охранные чары не позволят, — Лод коротко склонил голову перед троицей девушек-дроу, шествовавших навстречу. — Фу хальда стъёртнум*.

(*прим.:

Да хранят вас звёзды (ридж.)

Те ответили что-то нестройным хором, косясь на меня любопытными жёлтыми глазами — и я поняла, что это первые дроу, которые встретились мне во дворце, кроме Артэйза и его приятеля. Они прошли мимо, цокая каблучками по мрамору: длинные шеи, точёные фигурки, платья, которые открывают больше, чем скрывают, но при этом отнюдь не вульгарные...

— Придворные дамы принцессы, — Лод усмехнулся. — Морти считает их милыми, но совершенно бесполезными.

— Это ещё почему?

— Потому что они не могут ни помочь ей приготовить лекарство от яда подгорной виверны, ни противостоять в бою дольше минуты.

— А... они что, тоже...

— Владеют мечом? Для дроу это в порядке вещей. Они считают танец с мечом не менее красивым, чем обычные танцы, а умение защищаться — не менее важным, чем умение складывать песни. Но, конечно, хорошими бойцами среди девушек оказываются немногие.

— А принцесса, стало быть, хороший, — уточнила я, когда мы вышли в сад.

— Лучше всех дроу, которых я знаю. Мужчин — в том числе. В детстве Алья её ненавидел, потому что проигрывал сестрёнке каждую схватку. Потом перерос, — Лод стремительно вёл меня к воротам в город. — У каждого дроу свои уникальные боевые способности. В этом заключается их магия, их Дар. Дар Морти — ускорение. Эльфы и дроу быстрее людей, но Морти может двигаться вдвое быстрее любого из них. И не только двигаться — видеть, чувствовать, реагировать. Ты едва различишь её движения, зато твои покажутся ей ужасно медленными. В итоге она способна уклониться почти от любого удара и перемещаться почти мгновенно.

— Ничего себе, — уважительно откликнулась я. — Её вообще можно победить?

— Холодным оружием — едва ли. Магией — легко, — аккуратно затворив ворота, Лод окинул цепким взглядом пустую улицу. — Мы с ней часто тренируемся вместе. От некоторых заклятий она уклоняется так же, как от оружия, но от чего-то с большой площадью поражения... или от проклятий, направленных не на конкретную точку пространства, а на конкретный объект... это её уязвимые места, — он обнял меня за плечи. — Держись.

Я послушно вцепилась в рубашку колдуна, уткнувшись носом в его плечо, пытаясь не обращать внимания на то, что сердце отбивает чечётку. Пустота под ногами, головокружение...

И солнечный свет резанул по глазам, заставив зажмуриться.

В последний раз вдохнув запах книг, снега и полыни, я оттолкнула Лода — и разомкнула веки.

Мы стояли на лесной опушке, в сени деревьев, начинавших золотиться осенними красками. Солнечные лучи просеивались сквозь зелёные кроны, сплетая на ковре опавших листьев причудливое кружево света и тени — а впереди, отделённая от леса сенокосным лугом, белела высокая каменная стена, над которой истекали дымком трубы пёстрых черепичных крыш.

Тьядри.

— Почти на месте, — Лод достал откуда-то из-под плаща знакомую мензурку с мерцающей пыльцой, отливающей незабудками. — Рано ты отошла. Иди сюда.

Я молча шагнула обратно, позволив колдуну осыпать нас сумрачной пылью; и прежде чем наши тела стали прозрачными, он крепко сжал мои пальцы.

— Помалкивай и не отпускай моей руки. Хотя, думаю, ты это и так знаешь.

Вывел меня из укрытия лесной тени — и повёл по лугу: туда, где в стене виднелась широкая арка с подъёмной решёткой. Поднятая. Рядом дежурили двое стражников с алебардами; впрочем, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, 'дежурили' — это сильно сказано. Один из них откровенно похрапывал, привалившись спиной к стене, чем вызывал завистливые взгляды зевающего напарника.

Пройти мимо них труда не составило.

Следуя за Лодом, я жадно оглядывала городок. Брусчатка, вызолоченная утренним солнцем, резные деревянные вывески, невысокие домишки: белёные, увитые плющом... а если оглянуться, увидишь далеко на горизонте горную гряду — зеленеющую лесами внизу, белеющую поясом вечных снегов выше.

Казалось, я попала в иллюстрацию из книги сказок.

Единственным, что портило впечатление, был запах. В воздухе витал стойкий аромат нечистот. Логично: если верить рассказам Кристы, канализаций светлые изобрести не удосужились. А, значит, где-то притаились банальные сточные канавы, заставлявшие Тьядри пахнуть отнюдь не амброзией.

По улицам сновали люди, преимущественно в небогатой добротной одежде. Далеко не такой экстравагантной, как у дроу: женщины — в скромных платьях с длинными юбками, мужчины — в штанах и рубашках, не сильно отличавшихся от тех, что носил Лод. Никого, кто смахивал бы на эльфа, я не увидела — люди как люди. Тьядри был слишком далёк от границы двух светлых королевств; видимо, потому и полукровок здесь не водилось.

Мы обогнули рыночную площадь — много пёстрых ларьков, шума, гама и толкотни — и Лод замер перед домом, на первый взгляд ничем не отличавшимся от остальных.

Щурясь от света, тем более яркого после вечной подгорной ночи, я пригляделась к деревянной вывеске, украшенной кованой фигуркой кота. За вычурными завитушками едва можно было разобрать надпись на риджийском, извещавшую, что перед нами гостевой дом 'Чёрная кошка'.

Что ж, можно было и не присматриваться.

В этот момент тяжёлая деревянная дверь гостиницы распахнулась, звякнув колокольчиком, выпустив на улицу усатого толстячка: красный бархат его куртки прекрасно гармонировал с ярким румянцем на щеках. Лод мгновенно дёрнул меня за руку, увлекая за собой — и пока толстяк, пыхтя, переваливался через порог, мы уже заняли позицию рядом с дверным косяком.

И были внутри ещё прежде, чем дверь притворилась хотя бы наполовину.

Я не успела толком оглядеть просторное помещение с бревенчатыми стенами, а Лод уже поволок меня к лестнице на второй этаж. Заметила лишь сухонькую старушку, скучавшую за столом прямо напротив двери; на стене позади неё висели многочисленные ключи, рядом лежала объёмная книга в кожаном переплёте. Видимо, местная стойка регистрации.

Когда под нами предательски скрипнула ступенька, старушка вскинул голову — но, не заметив ничего подозрительного, вновь отвернулась. Видимо, списала на рассыхающееся дерево.

А зря.

Лод провёл меня длинным узким коридором — с одной стороны окна, открывавшие вид на городскую улочку, с другой множество дверей — и остановил перед входом в одну из гостевых комнат; я услышала смутные отзвуки девичьего голоса, приглушённого толстым деревом стен.

— Пришли, — колдун сильнее сжал мои пальцы. — Иди за мной. И не говори лишнего, ладно?

— Конеч...

Лод рывком подтащил меня прямо к закрытой двери. Затормозить я не успела, только зажмуриться — и ощутить в наступившей темноте, как меня с ног до головы облили чем-то вроде сухой тёплой грязи.

А потом ощущение бесследно исчезло.

Зато возмущённый девичий голос зазвучал совсем рядом.

— ...никакого толку, Восхт! Первый ученик Мирстофской школы, тоже мне! Маячок Дэна должен действовать безотказно, так почему ты до сих пор не знаешь, где он?!

Лод замер: заставив меня ткнуться носом в его невидимое плечо.

И открыть глаза.

Очевидно, только что мы прошли сквозь дерево запертой двери. Комната, скрытая за ней, оказалась маленькой и не слишком уютной: две деревянные койки с пожелтевшим бельём да сундуки для одежды. На полу — простые доски, все в царапинах и выщерблинах. Хорошо хоть в большие окна открывался прекрасный вид на рыночную площадь.

На койках сидели трое. На одной — черноволосая девчонка моих лет, на другой — колдун, с которым мы уже имели несчастье повстречаться в горах дроу.

А рядом с ним примостился паренёк, так похожий на кое-кого другого, что у меня почти не осталось сомнений...

— Фаник, скажи хоть слово! — требовательные нотки в голосе девушки ясно давали понять: она привыкла приказывать, но не просить. — Мы твоего брата пытаемся спасти, в конце концов!

...да, у меня не осталось сомнений.

Вторым был принц Фаник.

— Если он под горами дроу, маячок не поможет, — младший брат Дэнимона нервно кусал губы. — Вини, мы должны связаться с отцом!

— Чтобы он по возвращении устроил вам взбучку, какой Риджия не видела? Да ещё меня отчитал, как маленькую девочку? — девушка раздражённо откинула со лба длинную обсидиановую прядь, выбившуюся из-под серебряной сетки. — То, что кто-то утащил его под носом у Восхта, ещё не значит, что это были дроу!

— В горах дроу?!

Я смерила девушку оценивающим взглядом. Стройная. Ярко-жёлтое, лимонного цвета платье простого покроя. Нефритовые глаза, точёное лицо, чистое и смуглое. Тёмные волосы прижаты к голове серебряной сеткой, тяжёлой пышной волной струятся до талии — не чета моим.

Так вот ты какая, страшная принцесса Навиния.

Что ж, можно понять, почему мужчины ходят за тобой тройками.

— Восхт говорит, та девчонка — человек, — возразила принцесса, — а с чего людям помогать дроу?

— Вот найти бы её и спросить, с чего она стала им помогать! — Фаник нетерпеливо пощёлкал пальцами: не считая волос, прямых и не слишком длинных, да какой-то детской припухлости губ и щёк — чуть уменьшенная копия Дэна. — Ну скажи, Вини, кто ещё мог это сделать?

— Да хотя бы одна из бывших пособниц вашего дорогого дядюшки! Сам-то он у дроу наверняка отсиживается, раны зализывает, но...

— Дядя Эсфор...

— Затевал заговор против твоего отца, что уже доказано. Значит, против вас с Дэном — тоже, — Навиния небрежно махнула рукой. — Я знаю, Фаник, ты любил его, но пора взглянуть правде в глаза.

Колдун — видимо, Восхт — молчал, комкая в пальцах складки мантии; но в тёмных глазах парня было столько отчаяния, что мне стало его жаль.

Всё-таки хорошо, что светлые его не запытали. За то, что позволил пленить принца.

По крайней мере, пока.

— Как бы там ни было, я не верю, что мы ничего не можем сделать! Сначала попытаемся найти его сами, — заявила принцесса. — А когда найдём, устрою и ему, и его невесте такое...

— Им и до вас достанется, — неожиданно подал голос Лод. На риджийском, отпустив мою ладонь.

Светлые синхронно повернули головы в нашу сторону.

Движение воздуха рядом с моим лицом — и сверху просыпалась пыль, сверкающая бледным золотом.

Когда под действием пыльцы проявления наши очертания проступили из пустоты — все трое вскочили.

— Осторожнее с заклятиями, — Лод вежливо проследил, как вокруг нас с ним сияющим веером рассыпаются синие искры. — Следующее я могу и в вас отразить. Или в стену. Вы ведь не хотите спалить это милое заведение дотла?

Восхт, помедлив, раздражённо опустил руку.

Так эти искры — от отражённого заклятия? А ведь Лод и пальцем не шевельнул...

— Кто вы? — отчеканила Навиния.

— Лодберг из рода Миркрихэйр, — колдун поклонился издевательски изящно. — Чем могу быть полезен?

Троица дружно отступила на шаг: кажется, историю они знали хорошо.

— Издохнуть на месте, — прорычал Фаник.

Лод издал тихий смешок:

— Увы, с этим вам придётся мне помочь. Если сможете.

— Наследник Ильхта, — мрачно проговорил Восхт. Взглянул на меня. — Так это, значит, твоя...

— Союзница, — закончила я. — Рада новой встрече.

— Не могу ответить тем же, — Восхт повернулся к Навинии. — Это она.

— Похитительница Дэна?

Принцесса вскинула подбородок, взирая на меня сверху вниз: она была одного роста с Лодом, выше Фаника.

— Так-так, — изрекла Навиния, сузив глаза. — И зачем же вам понадобился принц?

Лод прокашлялся.

— Мы говорим от имени Альянэла из рода Бллойвуг, Повелителя дроу, Владыки Детей Луны, — возвестил он с хорошо отмеренным пафосом. — Принц Дэнимон и его невеста находятся у нас в плену, и мы хотим передать Повелителю Хьовфину...

— Бллойвуг? Так род Бллойвугов не прерван?

— К счастью, у Повелителя Фавира, погибшего восемнадцать лет назад, под горами оставались дети.

— Ещё и наследник Тэйранта объявился, — квадратное лицо Восхта стало мрачнее тучи. — Замечательно.

— А я думала, в той резне с вашими семействами наконец покончили, — голос принцессы резал плохо скрываемой ненавистью.

Лод только плечами пожал:

— Мы живучие.

— Что вы с ними сделали? — спросил бледный Фаник. — С Кристой и Дэном?

— Пока — ничего, — непринуждённо заметил Лод. — Но если Повелитель Хьовфин не выполнит наши требования — обязательно придумаем что-нибудь интересное.

— И какие требования?

— Мы хотим вернуть то, что когда-то отняли ваши народы. Наши земли, наши города, — Лод неопределённо повёл рукой в сторону окна. — И мы хотим мира.

— Знаем мы, как вы хотите мира, — ощерилась Навиния. — Восемнадцать лет назад уже убедились!

— Восемнадцать лет назад произошло досадное недоразумение, суть которого я надеюсь вскоре разгадать, — ровно ответил Лод. — Но, поверьте, наши отцы правда...

Навиния рванула вперёд.

И меня ослепило золотой вспышкой.

Когда я вновь обрела способность видеть, принцесса удивлённо взирала на крохотные язычки пламени, осыпающиеся с защитного барьера: прозрачного, как нагретый воздух, окружившего нас с Лодом огромным пузырём. В её руке янтарным огнём сияла тонкая рапира — будто раскалённому, ещё жидкому металлу придали форму, и это заставляло рукоять, витую гарду и длинное лезвие гореть переливчатым, изменчивым светом.

Но это не был металл.

Это был огонь, который принял вид холодного оружия.

Стихийное проявление Дара...

— Вижу, вы не особо расположены к разговору, — рука Лода собственнически легла на мою талию. — Что ж, передайте наши слова Повелителю. У вас есть семь дней, прежде чем наш посланник явится к нему за ответом.

И пока язычки пламени оставляли подпалины на полу — меня потащили вперёд, мимо Навинии: к окну, стекло в котором вдруг осыпалось на пол хрустальной пылью.

За миг до того, как мы, перемахнув через подоконник, взмыли ввысь.

Никаких перепадов давления, никакого притяжения — просто я в один миг стала лёгкой, как воздух. Мы воспарили над брусчатыми улочками и черепичными крышами Тьядри: вверх, в прозрачное небо, в ясный холод приближающейся осени.

Осознав, что даже не думаю падать, я перестала судорожно цепляться за рубашку колдуна.

И прохрипела:

— Это было... эффектно.

— Я старался, — цепкие пальцы колдуна придерживали меня не больно, но надёжно. — Мы должны были произвести впечатление.

Встречный ветер трепал волосы, пока пёстрый лес и извилистая ленточка реки уплывали назад. Мы стремительно летели высоко над этой красотой, вытянувшись параллельно земле, и плащи крыльями вились за спиной.

Вот не зря я, увидев клычки Лода, подумала про вампиров.

Хотя, если бы сейчас он выбросил вперёд решительно сжатый кулак и наколдовал себе стильное красно-синее трико...

— А зачем мы летим? Разве ты не можешь просто перенести нас обратно во дворец?

— Не могу. Каждый раз, когда я выхожу из-под гор, для возвращения мне приходится преодолевать собственную охранную систему, и с такого расстояния она не пропустит даже меня. К тому же нас преследуют.

Я недоумённо оглянулась.

— Никого не вижу.

— Зато я вижу. На Изнанке. Они прикрылись чарами невидимости.

— Так у магов и такое есть?

— Да, и это довольно трудная штука. А чтобы одновременно поддерживать невидимость и... как это на вашем языке... в общем, лететь — требуется огромное количество энергии.

— И откуда же она у наших преследователей?

— Потому что Навиния — исключительно сильный маг. Пожалуй, самый сильный из ныне живущих. Видимо, смесь кровей даёт о себе знать... даже если в итоге выходит всего одна принцесса, а не почти полторы.

— Она что, сильнее тебя?

— А чему ты так удивляешься? То, что мой предок вошёл в легенды, вовсе не означает, что я унаследовал все его таланты, — заметил колдун. — Да, у меня есть Дар. Есть уникальная память. А ещё есть ум, что важнее всего предыдущего. Но мой запас сидиса не слишком велик, и истощается он довольно быстро... в отличие от сидиса Навинии. Если от меня потребуют в одиночку сровнять с землёй целый город — вполне возможно, что я погибну, пытаясь это сделать. Принцессы же после первого города хватит ещё на парочку.

Возможно, это должно было меня разочаровать.

Да только между умом и силой — для меня всегда выбор не стоял.

— И как же мы в таком случае уйдём от... — я осеклась. — Но ведь нас могли просто призвать обратно с помощью кольца!

— Могли, — согласился Лод.

— Тогда почему, если нас преследуют, мы просто улетаем? Так, чтобы нас...

Я замолчала.

Да. Мы улетаем так, чтобы нас видели.

Чтобы нас могли преследовать.

И я начала догадываться, в чём действительно была цель нашей вылазки.

— Мы же не к горам движемся, — медленно произнесла я, — так?

— Сообразила, — весело констатировал Лод. — Да. Сейчас увидишь.

Мы начали снижаться, когда ленточка реки под нами стала шире.

А потом река обратилась озером — и я затаила дыхание.

Озеро сияло отражённым светом полуденного солнца: золотое зеркальце в оправе холмистых берегов, покрытых дубовым лесом. По нему изумрудами разбросали десятки — нет, сотни мелких островов, поросшие деревьями с серебряной листвой. Острова, вместе складывавшие ровный круг.

И среди деревьев я заметила развалины жилищ.

Город?..

— Хьярта, — негромко произнёс Лод, пока мы летели к одному из островов в центре круга. — Столица дроу... была ею триста лет назад.

Мы плавно снизились, задевая серебристые кроны, и ноги коснулись мягкой зелёной травы. Яркой, будто бы бархатистой. Опавшие на неё листья, казалось, излучали грустное светлое сияние: они были в форме звёзд. Когда Лод отпустил мою талию, я, не удержавшись, подняла один — на ощупь лист оказался шёлковым и прохладным, словно утренняя роса.

— Ньотт, священные деревья дроу, — Лод коснулся ладонью ствола ближайшего дерева: белого, как снег, невысокого, замысловато изогнутого. Кора была гладкой и чистой, словно кожа. — Под землёй они не растут... идём, у нас ещё есть дела.

И за рукав потянул меня вперёд: к мраморным развалинам, некогда белым, позеленевшим от времени. В зарослях плюща ещё угадывались округлые стены и тонкие колонны — но остальное годы не пощадили.

На полпути к арке, чудом уцелевшей в стене, уводившей внутрь развалин, Лод резко обернулся; и волна золотого огня, отразившись от защитного барьера, дотла выжгла траву у наших ног.

— В спину нечестно, — заметил колдун, спиной назад отступая к арке, увлекая меня за собой.

— А заманивать на живца честно? — Навиния появилась перед нами так резко, будто просто переместилась: огненная рапира в её пальцах сияла медовым пламенем. — Приманили Дэнимона на глупую девицу! У вас что, шпионы по всей Риджии? Стоило нам с Фаником появиться в Тьядри, тут же примчались!

Восхт, опасливо держась за спиной принцессы, семенил следом за ней.

— Вам повезло, что нас ещё не было там, когда Дэн услышал зов Кристы, — Навиния неторопливо шла к нам: в том же темпе, в каком мы отступали. — Меня бы вы не застали врасплох. Чем вы там усыпили Восхта? Какой-то пылью? Ха! Я бы точно не повернулась спиной к непонятной девчонке, невесть откуда взявшейся!

Придерживая меня за локоток, Лод осторожно лавировал между мраморными булыжниками.

— Я говорила Дэну не связываться с этой... простолюдинкой, — Навиния небрежно махнула рапирой. — Мужчины! Какими же вы бываете глупыми! Ничего, может, после всей этой истории он пересмотрит своё отношение и к ней, и ко мне.

— Может, — сказал Лод, наконец ступив под арку.

И замер.

— А ещё, — принцесса приближалась, и рапира в её руке сверкала огненной смертью, — у меня прекрасно развито зрение Изнанки. Вы же нас не просто так на этот остров заманили? — Навиния фыркнула. — Я-то думала, здесь ждёт сотня дроу, а здесь...

Кончиком клинка она ткнула в траву перед собой — и на земле высветился синим круг света, полный рунных символов: они поднялись над травой васильковой дымкой и истаяли.

— Ловушка окаменения. Да ещё прикрытая маскировочными чарами, — Навиния нехорошо улыбнулась: от нас её отделял какой-то десяток шагов. — Хорошая попытка.

И вскинула рапиру, целясь Лоду в грудь.

— Я убивала колдунов и посильнее, но вас не убью, не волнуйтесь. Не сразу, — принцесса сделала шаг вперёд. — Сначала вы мне расскажете, как вызволить Дэна, а потом...

Ещё шаг. Восхт не отставал.

На лице Лода стыло выражение лёгкой паники.

Неужели он действительно надеялся на...

И тут под ногой принцессы вспыхнул шарик пульсирующего сиреневого света.

Эфемерные и искрящиеся, как сонная пыль, путы оплели обоих светлых с головы до ног. Глаза Навинии помутнели, рапира исчезла из пальцев — но ещё прежде, чем она рухнула наземь, Лод оказался рядом.

Чтобы мгновенно защёлкнуть на врагах серебряные ошейники.

— На самом деле моя ловушка лишь прикрывала другую, — спокойно пояснил он, когда Навиния упала к его ногам. — Если бы парализующая спираль была одна, вы бы наверняка обратили внимание на следы странной магии... но поскольку её перекрыла тёмная ойра — попались.

Навиния кое-как перевернулась на спину, отплёвываясь от травы.

— Как... что это за магия? — прохрипел Восхт, тщетно пытаясь вырваться из волшебных силков. — Она ведь светлая, похожа на...

— Эльфийскую, — подала голос фигура, внезапно отделившаяся от ствола ближайшего дерева. — Да, вы совершенно правы.

Неожиданный пришелец порядком меня удивил: острое, ассиметричное, странное в своей красоте лицо, длинные волосы — светлое золото, глаза — сиреневая синева.

— А ошиблись вы только в одном, — Лод широко улыбнулся. — Здесь вас ждала не сотня дроу, а всего один...

И я поняла, кто этот пришелец, ещё до того, как разглядела острые уши.

— ...эльф.

Восхт сдавленно ахнул — а Навиния забилась в путах с удвоенной силой:

— Я же говорила, говорила, что он перешёл на сторону тьмы! — принцесса шипела и извивалась, как змея. — Что вы сделали с нами?! Почему я...

Эльф склонился над ней — и, напевая что-то вполголоса, коротко коснулся лба Навинии кончиками пальцев: тонких, бледных, до того изящных, что они казались стеклянными. Девушка мигом затихла, завороженно вглядываясь в его лицо, вслушиваясь в песню.

Я тоже вслушивалась. В незнакомые слова, звучание и мотив которых казались до боли знакомыми. Прекрасными, как журчание ручья, как шелест листвы, как песнь скрипки — всё, что ты любишь слушать, всё это вместе и ещё капельку прекраснее; такими родными, будто эльф повторял колыбельную, что каждый вечер пела тебе мать...

...а потом я вспомнила, что мама никогда мне не пела.

Моргнула — и увидела, что Навиния и Восхт мирно посапывают на траве, эльф выпрямляется с гибкостью тростника, а Лод с улыбкой смотрит на меня.

— Надо же, сохранила трезвость мысли, — заметил колдун. — Немногим смертным, слышавшим истинную эльфийскую песнь, это удаётся.

— Одно из немногих моих достоинств — трезвость мысли в любой ситуации, — я тряхнула головой, надеясь таким образом стряхнуть остатки зачарованности. — Почти.

Принцесса Навиния захвачена. Миссия выполнена.

Да, как я и думала, истинной целью нашей вылазки были совсем не переговоры.

Я уже хотела уточнить интересовавшие меня детали, но тут эльф повернулся ко мне, и странная безрадостная улыбка исказила его тонкие губы. Лицо его казалось молодо, не старше Дэна, младше Лода...

Только вот, вглядываясь в его глаза — синие, с глубоким сиреневым отливом, точно дно радужек выложили лепестками фиалок — я видела: это обман.

— Девочка из другого мира, — мягко проговорил эльф, и риджийские слова, окрашенные его дивным певучим выговором, звучали ещё прекраснее. — Рад встрече.

Какое-то время я просто смотрела на него.

А потом поняла.

— Я тоже... тэлья Эсфориэль, — сказала я, поклонившись.

И брат Повелителя эльфов коротко кивнул в ответ.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. О ПРЕДАТЕЛЯХ И ВОЙНАХ

Под горы мы перемещались куда быстрее, чем из-под них: Лод просто произнёс в пустоту 'Морти, пора', и в тот же миг знакомый волшебный вихрь подхватил нас. Всех пятерых.

Чтобы перенести в лабораторию колдуна — где, сидя в кресле с Бульдогом на коленях, ждала принцесса дроу.

Поскольку в этот раз меня никто не держал, приземлилась я, снова упав на пол. А вот Лод с Эсфориэлем легко устояли на ногах: то ли уже привыкли к подобным путешествиям, то ли просто с чувством равновесия у них было получше.

— Смотрю, всё получилось, — сонно констатировала Морти, когда прямо перед ней на ковре материализовались спящие пленники. — А мне так хотелось спать, что даже волноваться сил не было.

— Увы, — Лод, склонившись над креслом, поцеловал возлюбленную в уголок губ. — Даже спустя триста лет наши внутренние часы настроены на старый лад.

— А ведь здесь всегда темно. И почему мы до сих пор спим, когда светлые бодрствуют? — широко, по-кошачьи очаровательно зевнув, Морти с любопытством покосилась на пленную принцессу. — Значит, это и есть Навиния?

Бульдог, оживившись, спрыгнул на пол — и, процокав по направлению к новоприбывшим, принялся деловито их обнюхивать.

Значит, это Морти нас подстраховывала. Следила за происходящим, чтобы в случае чего быстро вернуть обратно. Ну да, вон и золотисто-серебряный ободок на пальце: управляющее кольцо. Видимо, с его помощью действительно можно призвать нас откуда угодно — и все охранные чары королевства дроу не помеха. А Алья, должно быть, до сих пор злится на Лода, потому и пришлось просить принцессу...

Я вдруг ощутила острый приступ сочувствия к Навинии.

Ведь с принцессой людей Лод себя никакими ритуалами не связывал.

— Дело сделано, — сказал колдун на риджийском, повернувшись к эльфу: он стоял у камина, глядя на пленников. — Хорошая вышла ловушка. Благодарю, тэлья Эсфориэль.

— Меня не стоит благодарить, — тот улыбнулся самыми уголками губ. — План принадлежал тебе, Лод.

— Но без вас ничего бы не вышло.

— Я послужил лишь орудием. Направляла меня чужая рука. Разве меч благодарят за победу в бою? — Эсфориэль коротко поклонился. — Прошу извинить меня. Принцесса, быстрого вам дня и звёздной ночи, — Морти кивнула в ответ. — И ты, девочка...

Эльф посмотрел на меня; а я и так разглядывала его во все глаза.

В простых льняных штанах и рубашке — спокойным величием он мог поспорить с Альей в его королевских одеждах. И эти глаза со светлым рисунком вокруг радужки, похожим на солнечные лучики, этот взгляд, полный печали, загадки, тайны...

— Береги себя, — неожиданно закончил эльф, прежде чем отвернуться.

Мы втроём следили, как он уходит. Неслышно, будто не касаясь ногами земли.

И я понимала, что сегодня впервые увидела настоящего эльфа.

— Подождите меня, — Лод неторопливо прошёл к лестнице, невозмутимо переступив через тела пленников. — Кажется, нашим гостям придётся потесниться...

Он ушёл; а вскоре Навиния и Восхт исчезли с пола лаборатории, и Бульдог, лишившись источника интересных незнакомых запахов, разочарованно удалился под стол.

На сей раз я не услышала воплей потревоженной Кристы. То ли она спала, то ли защитные чары Лода поспособствовали.

— Значит, тэлья Эсфориэль... дядя Дэнимона — теперь на стороне дроу?

Я наконец решилась задать Морти терзавший меня вопрос.

— Я же говорила, что он сбежал, — заметила та.

— Только не говорили, куда.

— Ну да, он отправился к нам. Долго бродил возле гор, дожидаясь отряда наших разведчиков. Им и сдался. А поскольку мы знали, что к светлым ему возврата нет, так что лазутчиком он быть не мог... Алья, конечно, хотел поначалу его замучить в отместку за Литу, но мы с Лодом сумели воззвать к его разуму, — принцесса покрутила кольцо на пальце. — Конечно, брат не пожалел. От Эсфора мы выяснили то, чего никогда не узнали бы наши шпионы-иллюранди... о, ты быстро!

Лод, поднявшись обратно, только кивнул.

— Может, теперь объяснишь мне, — я прищурилась, — что всё это было?

— Нет, это ты объяснишь мне, что это было, — безмятежно ответил колдун, присаживаясь на ручку кресла подле Морти: той оставалось лишь догадываться, о чём мы говорим, поскольку теперь беседа проходила на русском. — Ты же всё поняла, верно?

Я неодобрительно цокнула языком. Он меня теперь постоянно проверять будет?

— Наверное, Дэнимон отправился за Кристой вместе с другом-колдуном, но предупредил младшего брата, куда едет. А поскольку Навиния имела на Дэна виды и, возможно, надеялась расстроить их отношения с Кристой...

— Да, Вини очень внимательно за ними следила, — усмехнулся Лод. — Думала, если принц отверг одну девушку, то может разорвать отношения с другой.

Морти прикрыла глаза: видимо, решила не терять времени, пытаясь вникнуть в наш разговор, и просто подремать.

— Значит, Навиния могла узнать о том, что Криста сбежала. Тогда она прихватила с собой Фаника и отправилась следом за бывшим женихом, но в Тьядри обнаружила одного только Восхта, — я усмехнулась. — А тот был в ужасе: он ведь помог принцу перенестись в горы за Кристой... а потом очнулся на горном утёсе один-одинёшенек. Ни Кристы, ни Дэна, ни странной девчонки, которая была вместе с ними. Он вернулся в Тьядри — и встретил там Навинию с Фаником. Втроём они стали гадать, куда делся Дэн и как его вернуть... но иллюранди зря времени не теряли. И вы поняли, что это отличная возможность захватить не только наследника эльфийского престола, но и Повелительницу людей, — одобрение в глазах Лода заставило меня невольно улыбнуться. — Может, вы и Фаника заманить в ловушку рассчитывали?

— Не слишком, — качнул головой колдун. — Нам ведь действительно нужно, чтобы кто-то передал светлым весть о грядущих переговорах. Можно было воспользоваться иллюранди, но высовываться из теней для них слишком рискованно. А Фаник не особо хороший боец, поэтому я почти не сомневался, что его в погоню не возьмут. Если он поторопится... а в такой ситуации он, пожалуй, поторопится... дорога домой не займёт у него много времени.

— И тогда вы с Эсфориэлем подготовили ловушку на острове. Эльф остался ждать там, а ты отправился к Навинии. Под видом переговоров раздразнил её, вынудил следовать за тобой... А поскольку она привыкла лично разбираться со всеми неприятностями вроде злых колдунов, ей и в голову не пришло не заниматься поисками Дэнимона самой, а поднять для этого всю королевскую рать, — я качнула головой. — Я одного не пойму: как можно быть настолько самоуверенной?

— Ни один колдун никогда не мог с ней тягаться. Она видела, что ни ты, ни я не представляем для неё серьёзной угрозы. И подозревала о ловушке, но не придала этому значения: потому что не раз выкарабкивалась из таких передряг, которые для меня стали бы смертельными. А при подлёте к острову проверила его Изнанку на предмет присутствующей там магии... или существ. Увидела ауры моей ловушки, меня и тебя. Однако... ты наверняка помнишь, что я рассказывал тебе про эльфов.

— Помню. Они могут оставаться незамеченными рядом с деревьями, а с магическими деревьями сливаются даже на Изнанке. И эти деревья на острове... ньотт... наверняка магические?

— Да. Эсфор спрятал свой ореол силы за их ойрой, и Навиния не заметила его. Как не заметила светлую ойру его магии, спрятанную за более сильной — тёмной — моей ловушки.

Что ж, Лод прекрасно умел влезать в чужую шкуру. Думать, как противник, понимать его, как самого себя: его мысли, чувства, мотивы, желания. И он просчитал принцессу, как когда-то — меня.

Шахматы в реальной жизни, люди в качестве фигур...

Восхитительное умение.

— Но разве эльфы вообще могут такое? — перед глазами всплыла картинка светящихся сиреневых пут. — Мне казалось... Криста говорила, эльфы могут только исцелять и управлять растениями.

— Да, это так. Но, по правде говоря, Эсфориэль не совсем эльф. — Лод иронично хмыкнул. — Он наполовину дроу.

Вот так новость!

— Брат Повелителя эльфов... наполовину дроу? — я недоверчиво сощурилась.

— Нет, в его роду дроу нет и никогда не было. Но Эсфориэль давно, ещё до войны, провёл с одним из дроу один занятный эльфийский ритуал. Называется 'блойв брайевур', 'братья по крови'. Двое делают на ладонях надрезы, соединяют руки и в один голос произносят некие слова. После этого они перенимают способности друг друга. Поэтому Эсфор может ставить ловушки дроу, но у его ловушек ойра эльфийская, светлая... Морти, фу фэйр упп? Тими тиль ас сонфа*, — Лод бережно помог принцессе встать. — Что ж, я выполнил свои обязательства. Ты довольна?

(*прим.: Морти, встанешь? Пора спать (ридж.)

Я вдруг поняла, что успела забыть: он взял меня с собой лишь потому, что я приказала ему это сделать. Только из-за магического поводка, который связывал нас — поводка, который теперь находился в моих руках.

Да только он ничего не забыл. А этим вопросом и взглядом, полным пронизывающего иронией холодка — напомнил и мне.

А ведь на то время, пока мы не были под горами дроу, мне и правда казалось, что мы... союзники. Что действуем сообща по доброй воле.

Что моё общество ему как минимум не противно.

— Да, — сухо ответила я. — Более чем.

— Чудно, — Лод обнял Морти за плечо. — Акке погасит свечи чуть позже. Доброй ночи.

Я следила, как они уходят в его спальню.

Потом посмотрела под стол, откуда на меня лукаво поглядывал Бульдог.

— Только попробуй ночью снова прийти, — тихо проговорила я. — Убью.

Отвернулась — и, не умываясь, не раздеваясь, скинув лишь сапоги и плащ, рухнула в постель.

Я не должна пользоваться своим преимуществом. Не должна злоупотреблять клятвой. Я обещала Лоду это. И... чем реже мы будем видеться, чем меньше времени проводить вместе — тем лучше.

Так почему же, чёрт возьми, сегодня я не смогла удержаться от искушения?

Почему я теряю голову, когда вижу его пренебрежение? И готова пойти на всё, лишь бы снова заставить его относиться ко мне, как к... равной? Той, что достойна уважения и его общества?

Ненавижу эти грёбаные чувства. Лучше бы у меня их попросту не было. Если буддисты вдруг правы насчет переселения душ — я в следующий жизни хочу быть роботом.

Машинкой без сердца, слабостей и чёртовых гормонов...

Следующий день начался не лучше предыдущего.

Конечно же, Бульдог не внял предупреждению — и первым, что я увидела утром, снова была его довольная ушастая морда. В этот раз хотя бы можно было вскочить, не пытаясь при этом прикрываться одеялом; впрочем, Лод вновь и головы не повернул в мою сторону, лишь вежливо пожелал доброго утра.

— Почему ты говоришь мне 'доброе утро' и 'доброй ночи', — не удержалась я, — если на самом деле наверху сейчас наступает ночь, а спать я ложилась засветло?

— Ты ведь к этому привыкла, — равнодушно заметил колдун. — Я стараюсь соблюдать положенный ритуал. Для твоего удобства.

Прежде, чем направиться в ванную комнату, я вздёрнула нос:

— Можешь так не стараться, мне всё равно.

А дорогой ругала себя за глупую, ребяческую реакцию.

Нет, с моим разумом в его присутствии явно творится что-то неладное. Правда, что ли, в другую башню переселиться?..

Ела снова внизу, в гостиной, в сопровождении Бульдога; тот не лез слишком близко, но хвостиком ходил следом, чем тоже изрядно надоедал. За дверью в покои, где содержались уже четверо пленников, было тихо.

Должно быть, кто-то из них тоже вынужден лежать на полу. Кровать-то только одна...

— Как там наши гости? — вежливо спросила я у Лода, вернувшись в лабораторию.

— Неплохо, — любезно откликнулся тот, делая пометки на листе пергамента. — Я навещал их утром. Правда, пришлось одолжить у Морти мазь, потому что девушки расцарапали друг другу лица.

— Навиния, должно быть, очень зла на Кристу.

— Не то слово. Впрочем, когда я пришёл, они уже помирились. Поняли, что в такой ситуации неразумно враждовать друг с другом, — колдун бросил на меня короткий взгляд. — А ещё Криста рассказала всем о кольцах.

— Акке донёс?

— Логично было бы предположить и без Акке. Они ведь захотят сбежать, — Лод задумчиво смотрел куда-то мимо моего лица. — О том, что кольца так просто не умыкнуть, ты ведь Кристе не рассказала, верно?

— Нет...

— Понятно, — усмехнувшись чему-то, колдун вернулся к работе. — Это хорошо.

Я подождала ещё немного, но ко мне уже потеряли всякий интерес; так что я тихонько прошла в спальню, где на подоконнике лежали мои книги.

Что ж, с рунами вроде разобралась. Значит, настал черёд учить язык Изнанки.

Довольно быстро выяснилось, что не всё так просто. Руны в основном означали самые простые слова: те, которые я уже знала. Обычную риджийскую речь я для себя переводила почти свободно, догадываясь о значении непонятных слов по общему смыслу. Но вот перевод на риджийский с другого языка, да ещё специфического магического языка...

Если для общения моего текущего уровня было достаточно, то для изучения чего-либо — решительно нет.

Придётся снова всё непонятное выписывать на пергамент. И спрашивать перевод у Лода: у кого же ещё?..

Обречённо вздохнув, я вернулась в лабораторию, но колдуна там уже не было. Пришлось осторожно покопаться в его бумагах в поисках чистого пергамента, заодно прихватив из сумки свой пенал. Наверное, если этот пергамент Лоду понадобится, меня попросят его вернуть, верно? А пока он всё равно отошёл...

Спустя пару часов, когда я продралась сквозь четверть толстого тома, мои занятия неожиданно прервала Морти, заглянувшая в спальню после короткого стука.

— Сиди, сиди, — улыбнулась принцесса, когда я вскочила. — Как ты тут?

— Я...

— Изучаешь магию? — Морти удивлённо покачала головой. — Зачем это тебе? Ты же не маг.

— Просто... хочу знать.

Дроу посмотрела на меня: долгим, пристальным взглядом.

Прежде, чем что-то заставило её прикрыть глаза и отвернуться.

— Любознательная девочка, — сказала принцесса, не глядя на меня. Потом всё-таки оглянулась через плечо. — И что ты думаешь об Эсфориэле?

Вопрос был неожиданным.

Впрочем, как и сам факт визита принцессы.

— Он... истинный эльф, — помолчав, наконец сформулировала я.

— Эльфы бы с тобой не согласились, — невесело улыбнулась Морти.

— Ещё бы...

Что ж, вот и возможность вызнать ответ на вопрос, который терзал меня со вчерашнего дня.

— Лод сказал, что Эсфориэль — наполовину дроу, — осторожно выговорила я. — Как же брата Повелителя эльфов угораздило связать свою жизнь с кем-то из... другого народа? Пусть даже до войны.

— Эсфориэль воспитывался при дворе дроу. — В ответ на моё удивление Морти лишь плечами пожала. — До войны это было обычной практикой: воспитывать младших принцев при чужом дворе. Напоминало эльфам и дроу, что они — две стороны одной медали. А потом, когда старший принц становился Повелителем... младший брат, хорошо знакомый с обычаями, настроениями и слабостями другого народа, служил ему отличным советником. Знать, чем дышит, что думает, что любит тот, с кем тебе надо улаживать деловые вопросы — дорогого стоит. Вот Эсфориэля и отправили к дроу. Он не самый младший в королевской семье, у них с Хьовфином есть ещё один брат, Фрайндин — но Эсфора сочли замечательно подходящим на роль будущего советника.

И тут я остро, отчётливо осознала: здесь, во дворце дроу, совсем рядом со мной — ходит тот, кто видел и пережил Войну. Тот самый очевидец, о существовании которого я догадывалась — и с которым мне бы так хотелось поговорить.

Сколько же тогда ему сейчас лет?..

— Значит, Эсфориэль помнит Войну Пяти Народов?

— Помнит... — в голосе принцессы плеснулась горечь. — Эсфору едва минуло девять, когда его отправили к дроу, и это было за три года до коронации Тэйранта. Он знал и Тэйранта, и Ильхта. За годы, проведённые у дроу, они стали ему ближе родных братьев. И он связал себя с Тэйрантом ритуалом — чтобы они стали братьями не только по жизни, но и по крови.

Последнее прозвучало так же внезапно, как вой пожарной тревоги среди ночи.

— Эсфориэль... кровный брат... Тэйранта?

— И наш родственник в какой-то мере. Неожиданно, правда? — Морти усмехнулась; она неторопливо прохаживалась по комнате, от кровати до шкафа у противоположной стены. — А когда Эсфор подрос, он влюбился в его сестру. Тэйранта. Принцессу дроу, как и я. Даже взаимно, — она вздохнула, прерывисто и тяжело. — Но потом Тэйрант начал войну, и Эсфор вернулся к своим. И на той войне его возлюбленная погибла. Как и его родители, и Тэйрант, и Ильхт... и многие, многие, многие другие.

Я взлохматила чёлку. Проведя ладонью по волосам, попыталась уложить в голове то, что услышала.

Брат Повелителя эльфов дружил с Ильхтом Злобным, связал себя братскими узами с Тэйрантом Кровавым и любил его сестру. А потом оставил их — ради своей семьи и своего народа — чтобы триста лет спустя снова вернуться к дроу.

И помогать их потомкам: пытаясь наконец восстановить то, что разрушила та война.

Я не верила в призраков, гремящих ржавыми цепями в заброшенных замках. Но я верила в тех призраков, что неотрывно следуют за нами. Призраков, которые живут в нас самих. Призраков нашей памяти.

И если даже меня преследовала парочка — страшно подумать, кто является во снах к Эсфориэлю.

Чего больше в его стремлении не допустить новой войны? Голоса разума, чувства справедливости, желания предотвратить убийства и разрушения — или боли отзвуков прошлого, что до сих пор не дают покоя?..

— Его родители... тоже погибли?

— Да. Повелитель эльфов и его супруга, что сражалась бок о бок с мужем... оба погибли в одном из сражений. Трон унаследовал их старший сын, который и правит до сих пор. А Эсфориэль стал его советником, как и предполагалось изначально... только вот нужда улаживать какие-либо дела с дроу отпала, — Морти, не сбиваясь с мерного шага, печально качнула головой. — Хьовфину тогда было около тридцати, но Эсфору едва исполнилось восемнадцать. И маленькому Фрайндину — то ли десять, то ли одиннадцать... не больше.

— И неужели эльфы нормально относились к тому, что в Эсфориэле течёт кровь Тэйранта?

— Эсфору хватило ума не распространяться о ритуале среди своих. Но кое-кто из наших помнил о нём, — принцесса повернулась ко мне. — Это в своё время помогло убедить Алью, что Эсфор действительно на нашей...

Вдруг смолкла, будто прислушиваясь к чему-то.

А потом достала из кармана бриджей маленькое зеркальце: серебряное, с инкрустированной сапфирами крышкой.

— Кто-то наведался к нашим... гостям, — поймав мой заинтригованный взгляд, Морти села рядом со мной. — Это сделал для меня Лод, когда забрал своё кольцо. Так я могу приглядывать за пленниками. Если Алья решит что-нибудь выкинуть...

— Повелитель всё ещё не сменил гнев на милость?

— Мы с ним пока не общались. Но он не может долго злиться на Лода. И на меня. Только не на нас, — принцесса открыла крышку и коснулась стекла кончиком пальца. — Ему должны были доложить о новых пленниках, так что, если я не ошибаюсь, сейчас к ним пришёл как раз...

Это было похоже на ритуал, с помощью которого я увидела Сашку: отражение лица принцессы пошло рябью, размылось в перламутровой дымке — а затем уступило место другой картинке. Маленькой, но чёткой, словно видео на экране планшета.

А ещё из зеркала зазвучал голос.

Только вот принадлежал он совсем не Алье.

— ...Дэн, послушай...

— Я защищал тебя, дядя! Защищал перед отцом, перед Кристой, перед всеми! Я не верил, что ты перешёл на сторону тёмных, я не позволял себе усомниться в тебе! Я думал, тебя подставили! А теперь...

С тех пор, как я переселилась в покои колдуна, комната почти не изменилась. Лишь на полу у камина кто-то соорудил постель, очень напоминавшую моё нынешнее спальное место.

Я видела их сбоку, точно стоя у дальней стены: Эсфориэля — у самой двери, и Дэна — у кровати, на которой сидели девушки. Восхт мялся рядышком; видимо, у него это вошло в привычку — верной тенью держаться рядом с принцем.

Сначала я подумала, что Эсфор самоубийца, если пришёл к пленникам один — но потом заметила Лода, отступившего в угол, безмолвно наблюдая за происходящим. И это сразу объяснило, почему Криста и Навиния не рвались выцарапать глаза предателю-эльфу, а просто тихонько сидели на кровати, стараясь держаться подальше друг от друга.

— Дэн...

В тихом голосе Эсфориэля звучали усталые шелестящие нотки: с такими перед самым падением трепещут на ветру осенние листья.

— Они убили маму! Это благодаря им Фаник даже не помнит её лица! Они уничтожили и твоих родителей, и семью Вини! — слова принца звенели гневом; нет, не визжащими истеричными нотками — праведной, хорошо поставленной, драматичной злостью, вполне годившейся для театральных подмостков. — Как ты мог? Как ты можешь...

— Дэн, никто из нас до сих пор не знает, что произошло в той пиршественной зале. Тебя и вовсе не было там. — Я не могла рассмотреть выражение лица Эсфориэля, но полагала, что во взгляде, обращённом на племянника, стыла сиреневая печаль. — А я — был.

Как интересно.

Но если Эсфориэль присутствовал при резне восемнадцать лет назад, а потом попал к дроу...

Я кинула быстрый взгляд на Морти — однако принцесса, пристально следившая за картинкой в зазеркалье, не заметила его.

— Да, ты был там! И мне странно, что теперь ты отрицаешь очевидное! Ты ведь видел, как наша мать умирала за пиршественным столом, видел ту царапину на её руке! Ничтожную царапину, нанесённую исподтишка! Отравленным лезвием! Знакомый стиль, не правда ли? — эльфийский принц повернул голову к Лоду: наверняка бросил на колдуна ненавидящий взгляд. — Ты сам когда-то рассказывал, что дроу обожают отравленное оружие!

Впрочем, если подумать... его слова не противоречат тому, что говорила мне Морти: 'никто из нас доподлинно не знал, что там произошло'. Сразу после резни никто из дроу и правда не знал, что произошло — ведь они узнали об этом позже. После того, как к ним примкнул Эсфориэль.

Но пару дней назад ни Алья, ни его сестра ещё не считали нужным объяснять презренной смертной пленнице всю подноготную.

Значит, ту бойню спровоцировала смерть Повелительницы эльфов?

И каким же надо быть идиотом, чтобы травить её под носом у кучи эльфов и людей?..

— Сама по себе рана твоей матери не означает, что...

— Что её нанесли дроу? — голос Дэна резал горечью издевки. — И кому же ещё, по-твоему, могла быть выгодна мамина смерть?

— Дроу были бы глупцами, решившись на столь откровенную провокацию в окружении наших воинов. Но мой светлейший брат, твой отец, не желал...

— Они просто не рассчитали время действия яда, вот и всё! И наверняка хотели отца так же отравить, только к нему не сумели подобраться! — принц яростно шагнул вперёд. — Это всё из-за Тэйранта, да? Ты помнишь ту маску, которую он надевал для тебя? Милого мальчика, заменившего тебе родных братьев? И его сестру, обольщавшую тебя, чтобы ты предал свой народ и переметнулся к ним? Да, в той войне для тёмных ты был бы весьма полезен, если б всё же купился на подстилку, которую тебе подкладывали!

Эсфор не вздрогнул. И ничего не сказал. Лишь чуть склонил голову набок.

И я не видела ни выражения его лица, ни его глаз — но что-то заставило Дэнимона попятиться.

— Не все дроу одинаковы, Дэн. Не все такие, как Тэйрант. И не все эльфы так благородны и чисты помыслами, как ты, — когда Эсфор заговорил вновь, его голос был даже спокойнее прежнего: спокойным до того, что его можно было бы назвать мёртвым. — Не каждый из светлых — добро, не каждый из тёмных — зло. Когда я родился, ещё не было этого разделения: на свет и тьму. Пусть дроу оступились и упали во мрак... мы, те, кого стали называть 'светлыми', должны были протянуть им руку и помочь подняться. А не толкать обратно всякий раз, когда они пытались вернуться к свету.

Забавно, что принцу приходится объяснять столь очевидные вещи. С другой стороны — людям тоже свойственно прятаться от очевидного за своими иллюзиями.

И мы просто обожаем сводить всё к биполярности.

Ведь так жить куда проще.

— Пытались вернуться? — с эльфийского принца было не так-то легко сбить спесь: даже отступив, он горделиво вскидывал голову. — Они и после войны грабили и разрушали наши города!

— Те города, которые мы отняли у них. Ради ресурсов, которых у них не было. Ради выживания своего народа, который мы вынудили бежать под горы: туда, где нет ничего, кроме воды, угля и камней, — Эсфор повёл рукой, указывая на окно, за которым властвовала вечная темнота. — Если в прошлом враг был опасен, это не означает, что он не мог измениться. Мы сами загнали дроу в угол, но ведь нет ничего опаснее загнанного зверя. Мы отвергали все их попытки заключить мир...

— И все они были ловушками — как и та, на которую мы согласились и которая закончилась бойней! Дроу никогда не перестанут ненавидеть нас, никогда не остановятся, пока не добьются того, чего хотел Тэйрант! Потому отец и желает покончить с ними раз и навсегда: пока они не набрались достаточно сил, чтобы покончить с нами! — принц махнул ладонью в отрицающем жесте, точно разрубая воздух перед собой. — Как ты не понимаешь, дядя? Эта новая война с дроу, которую ты так стремишься предотвратить — всё для нас! Для моего отца, для меня, для всех светлых! Мы должны раз и навсегда поставить точку в битве с тьмой!

— Путём истребления целого народа?

— Неважно! Мы обязаны победить!

— Нет, это очень важно. То, как мы хотим победить, — Эсфор отвернул голову, глядя в стену. — На войне нет победителей, Дэн. Есть лишь проигравшие. С обеих сторон. И те, кто живёт дальше, порой завидуют тем, кто ушёл. Потому что твоё тело может остаться нетронутым, но душа — никогда. Война не щадит никого. И оставляет после себя не победителей, а... выживших. Раздавленных. Смятых, — голос эльфа зазвучал так глухо и бесцветно, точно кто-то прижал пальцем звенящую струну гитары. — Война — это не подвиги, о которых поётся в песнях. Не легендарные герои, которых помнят вечно, и не красивый танец с мечами. Это страх, гниль, пустота и смерть. И победа — не праздник, а время, когда можно бросить оружие и разбирать пепелища, оставшиеся на месте цветущих городов. Расчищать землю от останков людей, животных... государств. Пытаться найти и собрать осколки прежней жизни, мирной жизни — и не суметь этого сделать. Потому что ты навсегда запомнишь соратников, оставшихся на поле сражения: в траве, в грязи, в снегу — теми, через кого ты вынужден был перешагнуть, чтобы идти дальше. Запомнишь плач женщин, что потеряли мужей, сыновей и отцов. Запомнишь развалины мирных жилищ, запомнишь любимых, что обернулись призраками... и себя, что был убийцей. Вместе со всеми, кто воевал рядом с тобой — кто убивал, чтобы другие могли жить. Чьи руки навсегда останутся обагрёнными кровью: той кровью, реки которой ты пролил и которую уже никогда не смоешь...

Эльф смолк, но Дэн не произнёс ни слова. Ни он, ни другие пленники.

А Эсфор так и не взглянул на них.

И я понимала, что он сейчас не здесь: сейчас он — со своими призраками. С Тэйрантом, который, наверное, походил на Алью, с его сестрой, представлявшейся мне копией Морти — и с Ильхтом, чей наследник стоял в тёмном углу, внимательно наблюдая за четвёркой в ошейниках.

За четверыми детьми, мир которых всегда был так прост, так уютен, так однозначен...

Двухцветен, как шахматная доска.

— Это не битва света и тьмы, Дэн, — тихо проговорил Эсфориэль. — Не битва добра и зла. Это битва двух сторон, каждая из которых готова убивать и умирать за свою правду. Битва тех, кто служит игрушками в руках сидящих на тронах. Битва тех, кто по воле своих владык оказался на разных сторонах. И на каждой стороне хватает ублюдков и святых. Садистов, что наслаждаются видом крови, и тех, кто сражается за родных и близких. Интриганов, что пытаются дорваться до власти, карабкаясь по трупам, и тех, кто просто готов умереть за своё королевство и своего Повелителя, — эльф снова повернулся к племяннику. — И мы должны помнить это. Всегда. Помнить всех, кто погиб на войне, чтобы мы могли жить в мире. И не становиться теми, с кем когда-то мы так отчаянно сражались... теми, кто тоже готов был истребить целый народ ради своей извращённой истины.

Возможно, Дэн всё же нашёл бы, что на это ответить. По крайней мере, я ждала этого, очень ждала — его ответа. Того, что можно возразить подобным словам.

Но в этот момент дверь в комнату распахнулась.

Алья ступил внутрь мягким тигриным шагом. Замер, едва шагнув за порог.

Я не видела, на что он смотрел — но предположить было нетрудно.

А вот его широкую улыбку разглядела даже на маленьком зеркальном стекле.

Сунув зеркальце мне в руку, Морти стремительно поднялась на ноги:

— Аккуратнее с этим, ладно?

Серебро было странно тёплым, почти горячим. Я перехватила зеркальце поудобнее: пока фигурка Эсфора отступала в сторону — к Лоду, из простого наблюдателя вдруг обратившегося очень напряжённым наблюдателем.

И мне было ясно, куда заспешила принцесса дроу, ещё прежде, чем она вышла за дверь.

Ведь Морти, как и я, должна была прекрасно помнить: с Навинией, причастной к боли её брата куда больше Кристы, Лод себя никакими ритуалами не связывал.

— Принцесса Навиния из рода Сигюр, — почти ласково пропел Алья, глядя прямо перед собой. — Какая честь.

Небрежный взмах серых пальцев — и Навиния поднялась с постели, подавшись навстречу Повелителю дроу.

Они застыли меньше, чем в шаге друг от друга, в почти интимной близости. Будто возлюбленные, не решавшиеся на объятие после долгой разлуки.

— Повелительница людей, — Алья коснулся волос Навинии так, словно подчинялся едва сдерживаемой страсти. — Знали бы вы, как долго я ждал нашей встречи.

Жесты, исполненные нежности и желания, низкий голос — со сладостным придыханием, с мурлыкающей хрипотцой... Встреча двух любовников, но никак не тигра и лани, предназначенной ему на обед.

Только вот этот тигр прекрасно знал, как играть с обедом, прежде чем его съесть.

Особенно если это деликатес, о котором ты давно мечтал.

Интересно, что отражается в глазах принцессы сейчас? Что она ощутила, когда поняла, каково это — не иметь даже права голоса, быть послушной игрушкой, слугой чужой воли? Ведь это и правда кажется сценкой из кукольного театра: главные действующие лица — посреди сцены, а остальные — просто застыли поодаль, не вмешиваясь, в ожидании, пока не настанет их черёд повиноваться движениям нитей...

— Ваш благородный светлый принц уже поведал, за что я вас ненавижу? Или мне повторить мою печальную историю? — дроу с издевательской бережностью заправил за ухо принцессы непослушную прядь, выбившуюся из-под серебряной сетки. — Жаль, вы не присутствовали, когда я расписывал ему, что собираюсь сделать с его невестой. Я был так красноречив... А ведь вы куда больше подходите на ту роль, что я готовил вашей сопернице. Когда-то между вами уже делали выбор, верно? И выбор был не в вашу пользу... но я предпочитаю вас. Несомненно, — едва заметное движение головы: в нём угадывался насмешливый взгляд на Кристу, застывшую на постели. — Боюсь, не сумею повторить ту жаркую речь... Возможно, будет куда проще продемонстрировать всё это.

Лод наконец сделал шаг из тени:

— Алья, не надо.

— С ней же тебя ничего не связывает? — не оборачиваясь, бросил принц. — Значит, беспокоиться не о чем.

— Они — наше оружие при переговорах. Как думаешь, легко будет договориться с людьми о мире, если мы убьём их Повелительницу?

— Повелительница из неё всё равно была так себе, — Алья погладил Навинию по щеке, тыльной стороной ладони: наверное, наслаждался той бурей эмоций, что при этом отразилась в её глазах. — Найдут другую. Лучше — другого: негоже девчонке сидеть на престоле. А смерть её послужит наглядным примером того, что мы сделаем с золотым мальчиком эльфов, если те вздумают творить глупости.

— Повелитель, — голос Эсфора был ровным, — в свете того, что мы хотим предпринять — это более чем неразумно. Я помогал вам не для того, чтобы...

— Вы же слышали, как он ненавидит нас. Тот, кто в будущем унаследует эльфийский престол. Слышали, что он готов истребить целый народ. С женщинами, с маленькими детьми... всех, лишь бы наконец победить. — Голос дроу остался тихим; но от ноток, зазвучавших в этом голосе, даже меня пробрали мурашки. — Мы для него — монстры. Все до единого. Для него, для его отца, для всего их народа. И вы всё ещё верите в прекрасную сказку под названием 'мир'? Между ними — и нами?

— Алья...

— Тень Тэйранта висит на мне клеймом, и в их глазах мне никогда от него не избавиться. Ни мне, ни моему народу. Так, быть может, мне просто стать тем монстром, которым они хотят меня видеть? — в словах дроу шелестела странная, мечтательная, нехорошая задумчивость. — Заманить Повелителя эльфов на переговоры, заманить туда же всех советников этой игрушечной принцессы... и убить. А потом, быть может, вернуть светлым их коронованных детишек — с нашими ошейниками. Чтобы они правили так, как нужно мне. А если их народы взбунтуются — убить и их, и воспользоваться хаосом, что тогда воцарится: выйти из-под гор, пройтись по Риджии вихрем крови и разрушений, как мой предок, чьей копией они меня считают... Даже если проиграем, что с того? Они в любом случае собираются стереть нас с лица земли. Лучше погибнуть с высоко поднятой головой, под светом луны, которую мой народ не видит вот уже триста лет, чем сидеть и ждать конца, как пауки в тёмном углу...

Алья повернул голову: к Лоду и Эсфору. Которые не спешили возражать.

Ведь нужно очень тщательно продумывать, что возразить тому, чья психика который год колеблется на очень тонкой, очень опасной грани. Тому, кто в любой момент мог сорваться туда, откуда возврата уже не будет.

В бездну, куда когда-то рухнул Тэйрант.

— А раз так, — мягко проговорил Повелитель дроу, — назовите мне хоть одну причину, по которой я не должен прямо сейчас причинить этой девчонке ничтожную часть той боли, что когда-то её подданные причинили моей сестре.

— Но сначала ты, Алья, назовёшь мне день, когда пропала Лита.

Я не сразу поняла, что последняя фраза принадлежит Морти.

Принцесса вошла в покои неслышно и незаметно. Стояла на пороге, скрестив руки на груди, прислонившись плечом к дверному косяку.

И заставила Алью с изумлением обернуться.

— Зачем?

— Просто — назови его.

Он непонимающе качнул головой:

— Пять лет назад, двадцать шестой день фиммта*...

— День, когда она умерла?

— Второй день сьоунда*, — принц ответил уже без раздумий, лишь голос сорвался в шипение.

(*прим.: фиммт — пятый месяц года, сьоунд — шестой месяц года (ридж.)

— День, когда мы об этом узнали?

— Третий день...

— День, когда ты в последний раз дрался с ней на тренировке?

Короткая, непонимающая пауза.

— За два... нет, за три дня до того, как...

— А день, когда ты в последний раз пел ей? Она любила слушать, как ты поёшь. Ты и Лод.

— Я... я не... при чём тут это?

— Ты не помнишь, верно? А ведь на первые мои вопросы ответил, не задумываясь. Ты помнишь всё о её смерти, но забываешь о её жизни. О радостных днях, которые она нам подарила, из-за которых теперь нам так больно. Потому что плохое вытесняет хорошее... но Лита хотела бы, чтобы ты помнил её смех, а не предсмертные крики, которые так ярко вообразил, — Морти неторопливо шагнула к брату. — И точно не хотела бы, чтобы ты стал монстром, в тени которого мы росли. В которого ты обращаешься с каждой девушкой, обречённой тобой на смерть.

— Я уже говорил тебе...

— Я понимаю, что тебе нужны эти жертвы. И если ты решишься объявить светлым войну, я буду рядом. Потому что я всегда на твоей стороне. Но если ты сделаешь то, о чём говорил — всё хорошее, что было в тебе, всё, что любила Лита, будет погребено под мраком и тьмой. А она никогда этого не желала, — коснувшись опущенных рук брата, Морти взяла его ладони в свои: заставив отвернуться от человеческой принцессы. — И если есть шанс, что другие дети вскоре не должны будут рисковать жизнью, чтобы просто полюбоваться луной, что они смогут снова жить под светом звёзд — и не в мире, опустошённом новой войной... ты не имеешь права им не воспользоваться.

Какое-то время брат с сестрой смотрели друг на друга; и в ответном молчании Альи мне мерещилась странная беспомощность.

— Пойдём, — Морти мягко, но непреклонно потянула его к двери. — Нужно поговорить.

И Повелитель дроу подчинился.

Всё так же молча.

Пленники ожили в тот же миг, как дроу переступили порог комнаты: Навиния, попятившись, рухнула на кровать, Криста поспешила отползти подальше от неё, а Дэн и Восхт наконец отлипли от стены.

И задумчиво смотрели вслед ушедшим.

— Кто эта девушка? — негромко спросил Восхт: вроде не обращаясь к своим тюремщикам, но явно ожидая ответа от них.

— Принцесса Мортиара, — Эсфор тоже глядел на дверь, за которую Морти увела Алью, будто ещё провожал их взглядом. — Сестра Повелителя.

— И этот спектакль был разыгран для нас? — холодно осведомилась Навиния.

Брат Повелителя эльфов оглянулся на неё:

— Спектакль?..

— О, нет, принцесса. Из всех обитателей этого дворца лишь Эсфору есть дело до того, что думаете о нас вы, — Лод склонил голову, и в этом жесте читалась странная смесь издевки и извинения. — А теперь ответьте мне на простой вопрос... принц Дэнимон: кто знал о том, почему вы уехали?

Тот лишь вздёрнул подбородок. Дерзко, насмешливо, ясно давая понять, что отвечать он не желает.

Забыв, что отныне считаться с его желаниями никто не намерен.

Лод спокойно вскинул руку с кольцом на уровень глаз:

— Отвечайте. Мне. Правду.

— Мой брат Фаник, — послушно откликнулся принц, — и мой дядя Фрайндин.

И попятился — точно это могло помочь ему замолчать.

— Больше никто?

— Нет...

Эльф вскинул руки к губам, явно пытаясь зажать себе рот — но под взглядом колдуна ладони его бессильно опустились обратно.

— И вы ничего не сказали своему отцу?

— Нет.

— Почему?

— Не желал, чтобы все знали о нашей размолвке. Отец никогда не отпустил бы меня одного, а я не хотел, чтобы в это дело вмешивались посторонние. Я надеялся найти Кристу сам и тихо вернуть её до свадьбы.

— Значит, во дворце не знали, почему она сбежала?

— Нет. Она сказала служанкам, что уезжает по делам.

— Но вы догадались. Как?

— Мы поссорились... перед тем, как она уехала. А потом она магией заблокировала нашу связь: не позволяла ни поговорить с ней, ни отыскать её.

— И что вы сделали, когда догадались?

— Сказал дяде Фрайну, что случилось. Предупредил Фаника, почему уезжаю. Взял Восхта и отправился в погоню.

— И в конце концов отследили след невесты до Тьядри... ясно. Вопросов больше не имею.

Лод проследил, как принц садится на постель по соседству с Кристой — и повернулся к Навинии:

— Принцесса, как вы узнали, что Дэнимон и его невеста исчезли?

— От служанки Кристы. Она давно подкуплена мной, — послушно ответила та; и мне стало крайне интересно, как в этот миг изменилось выражение лица бывшей сокамерницы. — Но она думала, это обычное предсвадебное путешествие. Среди эльфов такое распространено — небольшая поездка вдвоём, чтобы развеять напряжение перед свадьбой и проверить, как...

— Почему эльфы не забеспокоились? — негромко спросил Эсфор, явно обращаясь к Лоду. — Я знаю Фина: он немедленно попытался бы вернуть сына. И найти невестку самому.

Фин... видимо, так Эсфор сокращал имя своего венценосного брата.

— Иллюранди докладывали нам, — колдун задумчиво потёр подбородок: двумя пальцами, точно обрисовывая бородку клинышком, — что эльфийский двор тоже придерживался версии о предсвадебном путешествии.

— Эту версию озвучили для успокоения общественности. Чтобы не поднимать лишнего шума. Но ведь Дэн сказал Фрайну, что это не так, а тот должен был объяснить всё Фину. Почему тогда...

— Вот это я и пытаюсь выяснить, — Лод, не отрываясь, смотрел на лицо Навинии. — Что же вас насторожило? Почему вы отправились следом?

— Служанка слышала обрывок их ссоры, — даже если принцессе не нравилось отвечать на вопросы помимо воли, она ничем это не выдавала. — Она считала, что это простая минутная размолвка, но мне это не понравилось.

— И тогда вы решили допросить Фаника. Что он вам рассказал?

— Криста сбежала, а Дэн отправился её искать. Он велел Фанику молчать и делать вид, будто тот ничего не знает, чтобы Повелитель не обрушил на него свой гнев.

— И вы испугались, что бывший жених попадёт в беду... что и случилось... и уговорили Фаникэйла отправиться с вами, теперь уже вдогонку за Дэнимоном?

— Да.

— И кто знал о цели вашего путешествия?

— Я никому ничего не говорила. Я не считаю нужным извещать кого-либо, куда я уезжаю и почему. Просто оставляю указания Советникам, — слова принцессы окрасили нотки высокомерного презрения. — А как Фаник объяснил это своим, мне неизвестно.

Лод и Эсфор переглянулись.

И я поняла: эти двое подозревают что-то ещё. Что-то, не укладывающееся в простую, вроде бы ясную картинку, сложившуюся у остальных. Что-то из той же оперы, как и глупость дроу, решивших убить Повелительницу эльфов прямо на пиру в честь заключения мира.

Но, конечно же, с пленниками они своими подозрениями делиться были не намерены.

— Хорошо. Я узнал всё, что мне нужно, — Лод жестом предложил Эсфору выйти. — Не будем более докучать вам своим обществом.

— Дядя...

Эльф оглянулся через плечо.

Принц смотрел на Эсфориэля — и, хоть его магический поводок явно ослабили, продолжал сидеть так, как ему велел Лод.

Потому что сейчас ему было не до проявлений непокорности.

— Дядя, это что... правда? То, что этот... дроу говорил... про свою сестру... и людей... и моего отца?

В его вопросах слышалась мука.

— Да, — просто ответил Эсфориэль. — Правда.

— Но... она ведь шпионила на дроу? Её нужно было схватить? Иначе... это бы... навредило эльфам?

Я почти умилилась той беспомощной надежде, что звучала в его словах.

— Нет. Она просто хотела посмотреть, как живут те, кто каждый день видит небо над головой. И ей было всего четырнадцать, — Эсфор отвернулся. — Но Фин живёт по законам военного времени. Потому что для него война началась ещё восемнадцать лет назад. И когда мы выясним, кто действительно её начал...

Замолчал — и неторопливо вышел; а потом и Лод последовал за ним.

Наконец оставив пленников наедине.

— Дэн, только не говори, что ты им поверил, — всю покорность с Навинии как рукой сняло: фыркнув, она поднялась с кровати и стремительно прошлась по комнате — приблизившись к той стене, с которой открывался мой обзор, позволяя ясно разглядеть её лицо. — Тоже мне, устроили представление! Просто хотят нас разжалобить. Переманить на свою сторону. Заставить тоже пасть во тьму. Аналог девчонки, которой искушали твоего... дражайшего дядюшку.

Тон, которым принцесса выговорила предпоследнее слово, говорил о том, что она прямо сейчас, собственными нежными ручками охотно выдавила бы предателю-эльфу глаза.

— Дядя никогда не врал нам, Вини, — тихо проговорил принц, обнимая за плечи Кристу, которую колотило мелкой дрожью. — Даже о заговоре. Он просто... умалчивал правду.

— Интересно, может, он и сейчас переметнулся по той же причине? — Навиния явно не обратила на его слова ни малейшего внимания. — Не удалось подложить ему одну принцессу дроу, так триста лет спустя подложили другую? Хотя она на него и не смотрела. Как и на своего колдуна. Зато на братца... кажется, их отношения простираются куда дальше родственных, — девушка усмехнулась, холодно и зло. — Что ж, такой одного любовника явно будет мало, а для подгорных тварей кровосмешение наверняка вполне нормальное...

— Что за чушь!

Все трое оглянулись на Восхта — а тот растерянно вжался в стену: точно сам только сейчас понял, что последние слова сорвались именно с его губ.

— Простите, принцесса, — пробормотал колдун.

А мне вдруг очень захотелось оказаться в той комнате — чтобы его поддержать. И заодно стереть с губ Навинии мерзкую усмешечку: за неимением привычных мне средств отмщения — простой прицельной пощёчиной.

Принцесса смерила колдуна исполненным высокомерия взглядом. Потом посмотрела на Дэна:

— Если твой ручной колдун тоже польстился на сомнительные достоинства этой хоуры*-дроу — мне стыдно за свой народ.

(*прим.: женщина лёгкого поведения (ридж.)

Хоть значения очередного риджийского ругательства я не знала, догадаться о смысле было нетрудно.

Ясно теперь, почему Дэн в своё время сбежал. В сравнении с этой заносчивой стервой, судящей всех по себе — истеричная, избалованная, недалёкая Криста покажется ангелом белокрылым.

Но кто бы мог подумать, что меня так разозлит оскорбление в адрес Морти.

— Так что будем делать? — робко встряла Криста: видимо, в надежде перевести тему.

— Придерживаемся моего плана, — Навиния небрежно встряхнула гривой обсидиановых волос. — И молимся, чтобы у меня всё получилось.

Какого такого плана?..

Дэн покачал головой:

— Не думаю, что он сработает.

— Да ладно вам! Этот колдун — тюфяк тюфяком. И маг из него так себе, я же видела его ореол силы. Стоит мне снять ошейник, и я испепелю его на месте. Осталось только добиться разрешения на выход из комнаты... чтобы мне дали относительную свободу действий. Поэтому продолжаем вести себя тихо.

Навиния улыбнулась лениво, с предвкушением: кажется, в воображении уже смаковала картинку Лода, корчащегося в предсмертных муках.

Тюфяк, значит? Ну-ну.

Каким бы ни был твой план, девочка — в его конце тебя однозначно ожидает неприятный сюрприз.

— Но принцесса... — с сомнением вставила Криста. — Ты ведь уже её видела.

— И что?

— А то, что...

Зеркало вытащили из моих пальцев мягко, но непреклонно.

Когда серебряная крышка захлопнулась с мягким щелчком — голоса, доносившиеся из-за стекла, мгновенно стихли.

— Интересный вышел визит, — Морти задумчиво взглянула на зеркальце, лежавшее на её ладони; потом сунула его обратно в карман бриджей. — Думаю, ты понимаешь, почему это всегда должно быть при мне. Если Алья снова вздумает навестить наших гостей...

— Они что-то замышляют! Пленники! И сейчас как раз об этом говорили! — досадливо воскликнула я. — План побега! В нём как-то замешан Лод, и вы сами, и...

— Что бы они ни замышляли, Лод знает об этом. Поверь. У него всегда всё под контролем, — Морти безмятежно улыбнулась. — Мне пора идти. Алья собирает совет, я должна там присутствовать. Если тебе что-то понадобится, просто позови Акке, хорошо?

Вместо возражений, вертевшихся у меня на языке, я только кивнула. Ведь кто я такая, чтобы спорить...

И позволила себе тяжело вздохнуть, лишь когда принцесса дроу вновь меня покинула.

Эта подлая девица, Навиния... не нравится мне то, что она задумала. Вернее, предположения о том, что она могла задумать.

Впрочем, я уже знала, что поможет мне точно это выяснить. И, при благополучном стечении обстоятельств — довольно скоро.

Потому что, каким бы ни был её план, я не допущу, чтобы он увенчался успехом. Я не дам ей победить: ни Лода, ни меня, ни даже Алью.

Не теперь.

И не ей.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ИГРОКИ И ИГРУШКИ

Остаток дня — вернее, ночи — ознаменовался тем, что я добила том по языку Изнанки, исчеркав непонятыми словами четыре пергамента. С обеих сторон. Очень мелким шрифтом.

И когда Лод всё-таки вернулся в свою спальню, решительно протянула эти пергаменты ему.

— Это слова, которые остались мне непонятными, — сказала я в ответ на его недоумённый взгляд. — Можешь их перевести? На русский. В свободное время, конечно.

— Хорошо. Завтра. Оставь на столе, — Лод устало вернул пергаменты мне. — Не уверен, правда, что мне знакомы все русские слова, которые требуются для перевода.

— Подбери максимально близкие, — я осторожно скатала листки в один толстый свиток. — И... я хотела, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Колдун скинул с себя мантию, оставшись в штанах и рубашке:

— Что же?

— Я хочу такое же зеркальце, какое ты сделал Морти... принцессе Мортиаре.

Внимательный взгляд. Немой вопрос.

— Я тоже должна иметь возможность приглядывать за пленниками, — сдавшись, пояснила я. — В конце концов, я во многом поспособствовала тому, чтобы они тут оказались.

— И что даст тебе зеркало? Ты даже зайти к ним не сможешь, не подставив себя под удар, — Лод небрежно бросил мантию на спинку стула в углу. — И Морти я дал зеркало с одной-единственной целью...

— Чтобы она имела возможность остановить брата, если тому придёт в голову замечательная идея поразвлечься привычным способом. Я поняла. Просто... — я сунула пергаментный свиток под мышку. — Они хотят сбежать. И я хочу быть в курсе того, что они замышляют.

— Достаточно и того, что я знаю, что они замышляют.

— Я догадывалась, что ты знаешь, — и это было правдой. — Но я тоже хочу...

— Я ценю всё, что ты для нас сделала, однако этой четвёрке я прекрасно могу противостоять без твоей помощи. И я помню, что ты можешь вынудить меня подчиниться, но надеюсь, ты поймёшь: это зеркало тебе ни к чему, — Лод отвернулся, раскрыв дверцу шкафа. — Если тебе больше ничего не нужно, я попросил бы тебя уйти. Устал немного.

Я смотрела в его спину, пока он перебирал вещи, среди которых были и мои.

И сжимала кулаки — в бессловесной ярости.

Я действительно могла опять приказать ему. Просто сказать 'я прошу', дёрнув за магический поводок, снова заставив его со мной считаться — и это будет неправильно. Ниже моего достоинства. Очередным нарушением того обещания, что я когда-то дала ему.

А мне хотелось, чтобы кто-то из нас двоих был честен.

С другой стороны — разве он когда-нибудь нарушал обещания, данные мне? В том-то и дело, что он мне ровно ничем не обязан.

— Знаешь, ты мог не сыпать передо мной красивые слова про 'союзников', а просто сказать правду, — тихо произнесла я. — Я же не Криста, я бы поняла. Я ценю деловой подход к достижению цели. По-моему, по моим действиям уже можно было это понять.

Он замер. Медленно оглянулся:

— О чём ты?

Он же всё прекрасно понял. Не мог не понять. Но зачем-то решил сыграть в эту дурацкую игру — когда ты и так знаешь, о чём пойдёт речь, но вынуждаешь собеседника высказать свои претензии вслух: наверное, надеясь, что он не сможет, и вопрос замнётся.

Что ж, а я выскажу. Мне не тяжело.

Лучше сразу расставить точки над 'и', чем дальше носить всю эту горечь в себе.

— О том, что ты использовал меня, чтобы заполучить Дэнимона. Расположил к себе. Сделал вид, что тебе есть дело до меня и моей судьбы. Отлично сыграл, кстати: ничего не могу сказать. И я прекрасно понимаю, что в этом дворце... для дроу, для тебя — я никто. И звать меня никак, — голос мой звучал ровно. — Но мне всё же не слишком нравится чувствовать себя в дураках. Думаю, в этом ты меня понимаешь. И поэтому... просто скажи, что это был только ход в твоей игре. Скажи, что тебя тяготит моё общество. Я пойму. И больше не буду навязываться. Никаких уроков магии, никаких разговоров — ничего. Я ведь уже говорила, что насилие над людьми не в моём вкусе.

Он смотрел на меня. Просто смотрел: своими ясными глазами, светлыми и прозрачными, как вода. Равнодушное, бесстрастное зеркало, в котором не увидишь ничего, кроме своего отражения. И сколько ни смотри, так и не поймёшь, с кем имеешь дело, чему предстоит противостоять...

А ещё он молчал.

И каждая секунда этого молчания отвечала мне лучше любых слов.

Я развернулась и вышла. Тихим, мерным, почти чеканным шагом. Аккуратно положила пергаменты на стол. Скинула сапоги, легоньким пинком в бок выпихнула из постели возмущённого Бульдога — мне было не до страха — и легла: отвернувшись от двери в спальню колдуна, прикрыв глаза, натянув одеяло до носа.

И в душе, которую минуту назад раздирало на части, было пусто и противно.

А ведь на какие-то несколько дней я, как последняя дура, позволила себе поверить: он тоже рад нашей встрече. И я для него действительно... любимая игрушка. Пусть даже только игрушка.

Тьфу, до чего я докатилась? Думаю об этом так, словно это меня устраивало — быть его куклой. Конечно же, нет. Глупости.

Только...

...если быть честной?..

И я поняла, что позволила бы ещё раз надеть на себя ошейник, если бы это вернуло наши ежедневные разговоры, нашу тонкую игру, наши шахматные партии — и теплоту в его взгляд, обращённый на меня; и отвращение — к себе — заставило закусить кулак. Чтобы не дёрнуться, не закричать, не позволить хлынуть злым слезам.

Идиотка, тряпка, ничтожество... Сколько ещё раз ты будешь бегать за тем, кому ты не нужна? Что, травма детства запрограммировала всю твою дальнейшую жизнь? Жалкая неудачница.

Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу...

Кажется, я всё-таки вздрогнула. Раз или два, давясь неслышными всхлипами.

А потом услышала за спиной тихий щелчок — и оранжевое марево перед закрытыми веками сменилось чёрным, и в этой черноте ясно стукнула закрывшаяся дверь.

Свечи. Свечи потухли. И, судя по щелчку пальцев, затушил их Лод. Как он прошёл сюда неслышно? Ах, да — я же не закрыла двери, когда выходила: ни в его спальню, ни в библиотеку...

Значит, он видел мою пародию на плач?..

Я глубоко вдохнула. Выдохнула, считая степени тройки.

И снова.

Бедная, бедная Белоснежка, что прибыла в эту страну из золотистого замка на зелёных холмах. Лежит и плачет, потому что даже после поцелуя, вернувшего её из мёртвых, прекрасный принц не разделил её большое и светлое чувство...

Я иронично усмехнулась этой мысли.

И осознала, что слёз больше нет.

Ладно, мой дорогой принц-колдун. Наша совместная игра была хороша, но пришла пора закончить эту партию. Я не освобожу тебя от клятвы, потому что это гарантия моей безопасности — но можешь не беспокоиться: больше ты от меня не услышишь ни одной просьбы. Помимо тех, что жизненно необходимы.

И оставь своё зеркало себе. Мне оно ни к чему. И так узнаю всё, что нужно: если решу, что оно мне действительно нужно. Ведь в твоих словах есть резон. В борьбе со строптивой принцессой людей ты и правда вполне обойдёшься без меня.

А у меня есть другие дела. В частности — поспособствовать тому, чтобы совсем не бедная Белоснежка всё же смогла в один прекрасный день вернуться в свой замок под названием МГУ.

И твоё поведение способствует этому как нельзя лучше.

Утром Лода, к счастью, в лаборатории не было.

Набравшись невесть откуда появившейся смелости, я снова спихнула Бульдога с подушки. После долгих колебаний, тщательно завернув руку в одеяло — но прогресс всё равно налицо.

Хватит с меня спать вместе с комнатной собачкой.

— И так отныне будет каждый раз, как я тебя здесь замечу, — торжествующе сказала я, глядя в его жалобные глаза: тёмно-серые, как мантия колдуна. — Нет, и меня ты этим взглядом не проймёшь. Даже не надейся.

Рядом с постелью вместо привычных сапог меня ждали мягкие кожаные туфли. Я сунула в них ноги — надо признать, это было куда быстрее и удобнее, чем натягивать сапоги — и пошла умываться. Заранее натянув на лицо самое непроницаемое выражение из тех, что нашлись в моём арсенале.

Но в спальне колдуна тоже не оказалось.

— Видимо, ушёл по государственным делам с утра пораньше, — зачем-то вслух пробормотала я, глядя на аккуратно заправленную постель: похоже, Морти сегодня к нему не приходила. Пожала плечами и направилась в ванную.

Знакомый серебряный колпак с едой уже ждал на столе. А вот моих пергаментов там не было. Наверное, Лод их очистил... ну да, я ведь больше ни на что не претендую, зачем они ему. Зато, уминая тёплую, восхитительно свежую булочку с семечками, похожими на тыквенные, я заметила парочку бумаг с пометками колдуна — и их странно оборванные, будто обгрызенные края.

— Ты не дрыхнуть в моей постели должен, а паппея ловить. Тебя за этим сюда принесли, если что, — я сердито покосилась на Бульдога, который сидел под столом в явной надежде на кусочек чего-нибудь вкусного. — Ищи его поскорей и убирайся восвояси.

Осознав, что кормить его ничем не собираются, Бульдог поплёлся к своим мискам, стоявшим в углу: большим, металлическим, в одной из которых была вода, а в другой — что-то, напоминавшее рагу.

Неторопливо позавтракав, я решила спуститься в гостиную. Позаимствовать из шкафа какую-нибудь книгу, которую уже проглядывала, будучи пленницей — и посмотреть, что я пойму теперь, выучив руны и ознакомившись с языком Изнанки.

И каково же было моё удивление, когда я обнаружила за знакомым круглым столом Навинию, мирно сидевшую в кресле с книжкой в руках.

Услышав меня, она вскинула голову, и ярко-зелёные глаза её сощурились.

— А, союзница Лодберга, — усмехнулась она. — Приветствую.

Её миролюбивый тон удивил меня не меньше факта её присутствия в гостиной.

Как и то, что она назвала колдуна по имени.

— И вас, — сдержанно кивнула я.

На обложке книги, которую читала принцесса, подписи не было — но, видимо, она заметила мой заинтересованный взгляд.

— 'Щитовые заклятия', — любезно пояснила Навиния, кивнув на толстый том. — У Лодберга очень интересная библиотека, и он великодушно разрешил мне ею воспользоваться.

— И покидать ваши покои, видимо?

— Он наложил чёткие ограничения, и ошейник не позволит мне ослушаться. Я не могу выходить за пределы этой комнаты, — принцесса печально потупилась. — Но это лучше, чем сидеть в четырёх стенах... особенно в обществе того, кто отверг тебя, и его счастливицы-невесты.

— Сомневаюсь, что Криста так уж счастлива. По крайней мере, сейчас.

Я смотрела на девушку, представлявшую собой воплощение грустного смирения — а в голове колокольчиком звенели слова, которые она говорила вчера.

...осталось только добиться разрешения на выход из комнаты...

А ведь я не говорила Кристе, что ошейники можно использовать в качестве камеры наблюдения. И, видимо, никто из четвёрки не предполагает, что нам — по крайней мере Лоду — может быть известно каждое их слово и действие.

Итак, из комнаты ты уже вышла. Непонятно как, но вышла. Тогда чего же ты добиваешься сейчас, принцесса?

И что рассчитываешь делать дальше?..

— Снезжана?

Услышав голос Лода, я вздрогнула.

Колдун стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в башню: видимо, действительно уходил по делам.

— Лодберг! — Навиния вскочила с абсолютно необъяснимой радостью; отложив толстый том на стол, сделала несколько шагов навстречу колдуну. — А я как раз хотела сказать 'спасибо' за книгу. За все годы обучения никто из учителей не рассказывал мне тех вещей, что я узнала отсюда!

Лод перевёл взгляд на неё — и улыбнулся.

Той милой, приятной, располагающей улыбкой плюшевого мишки, которой я так часто удостаивалась в первые дни своего заключения.

— Рад, что сумел чем-то помочь.

— Вы помогли уже тем, что позволили мне выйти оттуда, — Навиния, нежно улыбнувшись в ответ, кивнула на дверь. — Находиться там, рядом с Дэном... это было...

Она прикрыла глаза. Прерывисто вздохнула. Потом, словно опомнившись, тряхнула волосами, густыми и блестящими — и снова посмотрела на Лода, весело и открыто:

— А книга действительно хороша! Только я не совсем согласна с той рунной формулой, которую здесь привели для Абсолютного Барьера.

— Неужели? — осведомился Лод, приближаясь к ней. — Но это оригинальная формула, выведенная Версутьером Уграйским, который и изобрёл Барьер.

— Верно. Только вот сотню лет спустя его внук усовершенствовал формулу так, чтобы требовалось меньше времени на начертание.

— И это было уже после войны. А, как вы понимаете, в последние триста лет маги под горами не имели возможности связаться с магами с поверхности, чтобы это выяснить.

— Ах, да. Конечно.

Навиния склонила голову набок, будто в растерянности. Облизнула губы — быстрым, каким-то кошачьим жестом — словно набираясь смелости.

Кто подменил высокомерную маленькую стерву этой милой пушистой кисой?..

— Знаете... возможно, мой народ осудил бы меня, и мои друзья по несчастью... но я могла бы показать вам. Эту формулу... и другие, которых вы не знаете, — принцесса заглянула в глаза колдуну: большими очами, высоко взметнув длинные ресницы. — А вы поясните мне некоторые моменты, которые я не поняла. И в этой книге, и в других. Я ещё кое-какие просмотрела, и... я ведь на самом деле и половины рун не знаю, изучала только те, что нужны для боевых заклятий... и для магии исцеления. — Она развела руками: со смущённой улыбкой, извиняясь за своё невежество. — Если, конечно, вам не жаль тратить время на пленницу.

— Плохие, должно быть, вам достались учителя. А учить и учиться у такой пленницы, как вы — не трата времени, но драгоценность, — и насмешка лишь слегка окрасила улыбку колдуна. — Всякий почёл бы за честь быть полезным будущей Повелительнице людей.

Зелень в глазах Навинии засияла ярче. Почти счастливо.

Тогда я, тихонько отвернувшись, пошла обратно в лабораторию — но они, кажется, этого не заметили. Они вообще забыли о моём присутствии. И звуки их болтовни перестали быть мне слышны, как только я шагнула на первую ступеньку: наверное, Лод и на лестницу наложил заклятие.

Я поднималась всё выше, и в груди стыло холодное бешенство.

Лод же всё понимал. Не мог не понимать — Навиния просто его использует. Наверняка хочет вынюхать побольше про ошейники и кольца, а потом попытаться найти брешь в заклятии.

Тогда какого чёрта он так с ней любезничает?!

Пинком распахнув дверь, я прошла в библиотеку. Выдернула оттуда первый попавшийся том — это оказались 'Ловушки', которые я когда-то видела — и, вернувшись в лабораторию, уже почти привычно выпинала Бульдога из постели. Села поверх одеяла, раскрыв книгу, тщетно пытаясь вчитаться в строчки.

С другой стороны, он наверняка тоже использует её. Так же, как меня. Так же, как ту девочку, Льену, что свалилась к дроу до этого. Чтобы получить то, что ему нужно — в данном случае плюшки по магической части. А носить приятную маску для него — занятие привычное... со мной он ведь тоже её использовал: пока я была его игрушкой.

Всё верно. Я больше ему не нужна, зато у него появилась новая кукла. Не девочка-незнайка из другого мира, с которой и поговорить не о чем, кроме различия ваших миров — а принцесса, могущественная колдунья, способная обсудить с ним массу магических тонкостей.

На которую смотреть куда приятнее, чем на меня.

Ха. К Морти я его не ревновала — а к Навинии, значит, ревную? При этом вообще не имея права на ревность...

Раздражённо дёрнув плечом, я сосредоточилась на книге.

Ладно, ещё пара дней в том же духе, и вся моя симпатия к нему пройдёт. Если честно, она уже на грани исчезновения.

Потому что я, конечно, ценю деловой подход — но не когда при наличии законной возлюбленной ты дуришь головы девочкам, на которых тебе абсолютно наплевать.

Лод пришёл, когда я изучала тонкости магических ловушек.

Надо сказать, чтиво было интересное. Ловушки чертились на земле, как пентаграммы, и срабатывали, когда жертва на них наступала; а внутрь ты мог поместить любое боевое заклятие или проклятие.

И я так увлеклась, разбирая цепочки различных рунных формул, пытаясь понять смысл их построения — всё равно что разбираться в чужом коде, написанном на незнакомом языке* — что начисто забыла про Лода: по крайней мере, пока не услышала в комнате его шаги.

(*прим.: имеется в виду код программы и язык программирования)

Я не подала вида, что заметила его появление. Просто сидела, уткнувшись в книгу. Даже когда краем глаза увидела его ноги, застывшие в шаге от моей постели.

Услышав своё имя, неохотно подняла голову.

И растерялась: увидев, что мне протягивают пергаментные свитки, исписанные подозрительно знакомым почерком.

— Твой перевод, — мягко произнёс Лод. — С некоторыми словами пришлось нелегко, но, надеюсь, ты поймёшь, что я имел в виду. И...

В его свободной руке материализовалось карманное зеркальце. Без всяких изысков, с простой серебряной крышкой.

— ...то, о чём ты просила, — заключил колдун. — Оно нагревается, когда рядом с пленниками оказывается носитель управляющего кольца. Одно прикосновение к стеклу активирует зеркало, второе переключает тебя на вид гостиной. Только дай мне слово: что бы ты в нём ни увидела, ты никогда не войдёшь в комнату пленников в одиночку. И постарайся больше не оставаться с Навинией один на один. Она только с виду хрупкая безобидная девочка.

Я не смотрела в его лицо — только на подарки, что он предлагал взять. Или подачки?

Пара вкусных галет, которые дают обиженной собачке, чтобы больше не выла под дверью...

— Если ты это из жалости, то не стоило, — спокойно заметила я, отвернувшись, не взяв ничего. — Я вполне могу обойтись и без этого.

Он не удивился, не возразил, не вздохнул. Просто сел на пол, рядом с моей постелью, и положил вещи, предназначенные мне, на подушку. Бульдог, немедленно расценив этот жест как приглашение на руки, шустро шмыгнул из-под стола на колени колдуна; и, пытаясь продолжить анализ рунных формул, я невольно переводила взгляд с книги на пальцы Лода, почесывавшие пса за смешным торчащим ухом.

Какое-то время мы молчали: он — изучая меня, я — не зная, как расценивать происходящее.

— А ты и правда снежинка, — в голосе колдуна звучала странная насмешливая нежность. — Маленькая, хладнокровная и колючая.

Я вздрогнула, но среагировать не успела — он уже продолжил, сменив тему:

— Иногда я почти жалею о тех спокойных деньках, что были у меня до всей этой истории. Прибавили вы мне проблем, дорогие гости... не только тем, что теперь я вынужден разыгрывать самую важную партию в жизни, — и мирно сложил ладони на морщинистой шкурке Бульдога. — Это не жалость, Снезжана. Я бы никогда не стал унижать тебя жалостью. И даже если я использовал тебя, это не отменяет ни того, что я могу желать тебе добра, ни того, что ты — мой союзник. Один из лучших, что у меня есть. И я хотел, чтобы ты стала им, даже когда ошейник ещё был на тебе.

Я замерла. Потом в замешательстве захлопнула книгу.

Это что ещё за биполярные отношения с американскими горками? Сначала спроваживать в другую башню и всем своим видом показывать, как ему докучает вынужденное общение с моей скромной персоной, а теперь...

А теперь — это.

Зачем он это делает? Зачем мне это говорит?..

— Мне казалось, у тебя теперь есть другой объект, — не удержавшись, колко заметила я. — Для союза и желания... добра.

Лод издал тихий короткий смешок:

— О, с Навинией у нас совсем другая игра, нежели была с тобой. Просто я привык использовать свои игрушки с максимальной пользой. И всегда получать от них лучшее, что они могут мне дать. — Он говорил сдержанно, но в словах скользнули какие-то лукавые нотки. — Посмотри на меня... пожалуйста.

Наверное, именно потрясение от того, что он прибавил последнее слово, заставило меня и правда поднять голову, наконец взглянув ему в глаза.

Теперь — тёплые.

— Я не лгу тебе. И никогда не хотел причинять тебе боль, — он снова говорил со мной ласково, почти нежно: словно мы вернулись в тот день, когда я лежала на его постели после побоев Артэйза. — Но если ты действительно собираешься вернуться домой... я не хочу послужить помехой этому.

— Помехой?

— Чем меньше вещей будет держать тебя в этом мире, тем лучше. И помехой может послужить даже простая дружеская привязанность. Особенно если в том мире жизнь тебя друзьями не баловала.

И тут меня осенило.

Льена. Глупая девчонка, влюбившаяся в того, кто был к ней добр. Конечно, Лод видит во мне её тень — и не хочет повторения истории. Пока речь шла о том, что вскоре мне сотрут память и отправят к светлым, моё отношение ничего не значило; но мы заключили сделку, которая изменила всё. И он решил надеть ледяную маску — чтобы, когда придёт время, вновь не стать тем, кого девочка из другого мира не сможет отпустить.

К чему тогда этот разговор, категорически не вписывающийся в подобный план? Из-за того, что я сказала вчера? Из-за моих слёз? Но это как нельзя лучше соответствовало его замыслу: заставить меня поверить, что я — кукла, которую использовали и выбросили. Ведь после такого ни о какой привязанности речь бы уже не шла.

Чему я могу верить? Этой маске — или предыдущей? Или изначальной: той, которую он сейчас приберегает для Навинии?

Я не знала.

— Не бойся. История с Льеной не повторится. — Слова, которые я в конце концов произнесла, звучали с твёрдостью обещания. — Даже если что-то помешает мне вернуться... я никогда не сделаю такой же глупости, как она.

Ведь я правда этого не сделаю. Я не убегу, потому что бежать мне некуда.

И уж точно никогда не скажу ему о том, что чувствую.

— Я верю тебе, — просто ответил Лод. — А тебя прошу верить мне. И больше не плакать... по крайней мере, из-за меня. — И, иронично улыбнувшись, протянул мне руку. — Сделка?

Я улыбнулась в ответ — и без лишних раздумий пожала его тёплую ладонь:

— Сделка.

Что ж, и в итоге я поверила той маске, которой хотела поверить. Хотя это определённо было не самым разумным решением.

Но вера — одна из тех штук, что с трудом поддаются доводам разума. Как и надежда.

И третье чувство, из которого русские затейники когда-то сделали имя: ещё более алогичное, чем первые два.

— Отлично. — Он разорвал рукопожатие — и, совестливо вздохнув, сдвинул Бульдога со своих коленей, заставив пса перекатиться на ковёр безропотным мячиком. — Как насчёт партии в скаук? В знак примирения.

— Скаук... а, риджийский аналог шахмат, — я кивнула, вытащив из недр памяти нужное воспоминание. — Мы не ссорились, но я очень даже 'за'.

Играли там же, сидя на полу, разложив доску рядом с моей постелью: расчистить стол не представлялось возможным, а внизу, видимо, всё ещё хозяйничала Навиния. Впрочем, нам и тут было неплохо — правда, я пожертвовала Лоду одеяло, чтобы ему не пришлось мёрзнуть на полу.

Доска для скаука, которую колдун откуда-то призвал, не сильно отличалась от шахматной: разве что клеток, привычно делившихся на светлые и тёмные, было не шестьдесят четыре, а сто двадцать одна. Одиннадцать на одиннадцать.

Пока мы с Лодом разбирали свои фигуры — он чёрные, я белые — я гадала, насколько их качество и расстановка отличаются от привычных мне. И на что похож сам скаук? Наверняка это что-то вроде сказочных шахмат*, вопрос только, какого жанра...

(*прим.: область шахматной композиции, в которой изменены некоторые из общепринятых правил игры)

— Каждый игрок выставляет на доску по семнадцать фигур. Фигуры делятся на шесть видов. Это король. Он беззащитен и никогда не двигается, — Лод выставил статуэтку тёмного дерева на клетку, которую я по аналогии с шахматной доской окрестила f11. — Понятий 'шах' и 'мат' здесь нет, но игра заканчивается, когда один из королей повержен: если ему угрожает захват в один ход. Поскольку ходить он не способен, возможность самому уклониться от угрозы отпадает — защитить его может лишь другая фигура.

— Плохо ему приходится. — Я выставила свою аналогичную фигурку на f1 — вполне достоверное изображение человека в короне — и взяла другую: в белой мантии, с глубоким капюшоном, скрывавшим лицо. — А это кто?

— Это колдун. Самая сильная фигура, как ферзь в шахматах. Даже ходит так же. Если его захватывают, то через десять ходов он возвращается к тебе: на ту же клетку, с которой начинал. Кроме того, пока он на доске, то раз в десять ходов может вернуть одного из утраченных тобою воинов... да, это они, — Лод кивнул, когда я тронула одного из одиннадцати маленьких рыцарей в белых доспехах. — Подобие пешек. Тоже двигаются только вперёд и только на одну клетку, но могут ходить и по диагонали, и не для того, чтобы захватить вражескую фигуру. Сами не возвращаются, их может оживить только колдун. И начинают...

Он выстроил воинов ровным рядом: на десятой горизонтали, так, что они сплошным строем прикрыли короля.

— ...здесь. И в начале игры, и после возвращения. Вернуть можно любого, на любую свободную клетку этой линии — но ходить он сможет лишь на следующий ход.

Любопытно, однако. Возрождение фигур... видимо, в скауке это заменяло превращение пешек, достигших последней горизонтали.

Да уж, в шахматах такого точно никогда не было.

Зато в компьютерных играх встречалось постоянно.

— Понятно. И где начинает колдун?

— Самые сильные фигуры начинают на соседних клетках с королём. Но до расстановки мы ещё дойдём, а сначала я расскажу обо всех, — Лод поднял крошечную девушку в длинном платье, с короной на голове. — Это принцесса. Тоже имеет право вернуть одного воина, но раз в пять ходов, и через столько же возвращается к тебе при захвате. Ходит по диагонали, как в шахматах — слон. Может перепрыгивать через другие фигуры, как конь, но лишь через одну за раз. Если ей приходится прыгать, обязана встать на клетке, следующей за перепрыгнутой фигурой. Нападает двумя способами: либо перемещается по диагонали и замещает одну из фигур противника, либо идёт по горизонтали на соседнюю клетку... неважно, вперёд или назад, но только на соседнюю... и захватывает фигуру, находящуюся там. Таким образом, начиная всегда на белых клетках, в процессе игры она может перемещаться на чёрные, а потом обратно. Но только путём захвата.

— Интересный персонаж, — я взялась за точную копию шахматной ладьи, одну из трёх. — А это вообще один в один наша фигура.

— Это башня. Но роль её совершенно иная, чем в шахматах.

К моему удивлению, Лод выставил все три фигуры не рядом с королём, а на девятой горизонтали, перед воинами: две с краев доски, одну — посредине. На a9, f9 и k9, так, чтобы каждую башню отделяло от другой по четыре клетки.

— Они не двигаются, как и король, и после захвата больше не возвращаются. Захватить чужую башню можно, окружив её тремя своими фигурами. И пока стоит хоть одна башня, за эту линию, — он постучал кончиком пальца по той же девятой горизонтали, — противнику ходить запрещено.

— Это... что-то вроде крепостной стены, получается? И нужно разрушить её, чтобы пройти дальше?

— Да.

— И, получается, изначально для сражения открыты всего пять горизонталей, не считая клеток между башнями?

— Этого вполне достаточно для маневров.

Что ж, не привыкать. Я и в шахматах не раз практиковала закрытую игру: когда центр фиксирован и перегорожен пешечными цепями. Да здравствует позиционность, лавирование и перегруппировка боевых сил... пока не нащупаешь слабость в лагере противника и не вскроешь игру, разрывая цепи, переходя в наступление — посредством прорыва или жертв материала.

Я расставила своих воинов на второй горизонтали, башни — на третьей. Опустила взгляд на последнюю фигуру, о которой Лод мне не рассказал: миниатюрного длиннобородого старца в одеждах, походящих на сутану.

— Советник, — не дожидаясь вопроса, пояснил Лод. — Вот он как раз ходит, как в шахматах ладья: в любую сторону, но только прямо. Может перескакивать через другие фигуры по тому же принципу, что принцесса. Возвращает воинов и возвращается сам через семь ходов.

Дольше, чем принцесса. И это несколько компенсирует его силу: ладья ведь и в шахматах сильнее слона...

И тут я сообразила, что в рассказе колдуна кое-что не сходится.

— Ты говорил, мы выставляем на доску семнадцать фигур, — заметила я. — Но вместе с советником... всего получается восемнадцать.

— О, дальше начинается самое интересное, — Лод улыбнулся, и я поняла, что он ждал вопроса. — Видишь ли, кардинальное отличие шахмат от скаука в следующем: в скауке ты выбираешь, какими именно фигурами играть. Неизменна лишь расстановка короля, башен и воинов. А дальше от тебя требуется выбрать любые две фигуры, которые встанут по обе руки от короля.

— Две. Из трёх, — я нахмурилась. — То есть либо колдун и советник, либо колдун и принцесса...

— Либо советник и принцесса, совершенно верно. И на какую клетку по соседству с королём — слева или справа — их поставить, ты тоже решаешь сама. Особые фигуры выбирают и ставят на доску по очереди, после того, как расположили остальные. Первым выбирает тот, кто играет за свет, но только одну. Вторую и третью ставит тьма, последнюю — снова свет.

— Значит, у света преимущество? Он ведь уже знает расклад тёмных, когда берёт вторую фигуру.

— Зато тёмные ходят первыми.

— Почему? В шахматах первыми ходят белые.

— Потому что тёмные — злые. Они нападают, свет защищается.

Я посмотрела на своё белое воинство:

— Надо сказать, свет из меня так себе.

— Из меня тем более.

И в итоге получаем эдакую помесь шахмат, сянци* и компьютерной игрушки в стиле MOBA*. Даже возможность выбрать героя, за которого хочешь сыграть, присутствует...

(*прим.: сянци — китайская настольная игра, подобная западным шахматам. MOBA — сокр. от Multiplayer Online Battle Arena (англ.), буквально 'многопользовательская онлайновая боевая арена': жанр компьютерных игр, включающий в себе элементы стратегии в реальном времени)

А я уже вовсю просчитывала возможности.

Я могу действовать вот так, подумала я. А могу иначе. Могу опираться на силу своих фигур, а могу на быстроту возрождения воинов, задавив противника числом. Или выбрать баланс между этим.

Лод когда-то сказал, что ему шахматы нравятся больше скаука.

Может, всё дело в ощущении новизны — но сейчас я не была с ним согласна.

— Ты ведь видела вчерашний визит к пленникам, — неожиданно произнёс колдун. — Значит, уже знаешь, что произошло восемнадцать лет назад.

— Да, — я немного удивилась внезапной смене темы, но ответила быстро.

— И что думаешь? Какая из сторон виновна в случившемся?

Вот так вопрос.

— Я ведь почти ничего не знаю о светлых. Если б у меня было больше информации...

— Я не спрашиваю, кто именно это сделал. Я спрашиваю, какая из сторон кажется тебе наиболее подозрительной. Включая дроу.

Я вздохнула.

Ну, если ему действительно интересно моё мнение...

— Дроу тут ни при чём, — я решила рассуждать вслух. — Если бы Повелительницу ранил кто-то из них — он не мог не знать, когда именно подействует яд. А если он знал, что она умрёт прямо за пиршественным столом, он должен был знать и то, что ни один дроу живым из зала не выйдет. И светлые не будут слушать доводы в духе 'но разве мы стали бы травить вашу Повелительницу у вас под носом, да ещё таким образом, буквально кричащим, что это сделали мы', — сняв очки с носа, я подышала на стёкла. — Даже если б она умерла позже, это ничего не изменило. Как только светлые распознали бы яд, то тут же накинулись на дроу.

— Светлые считают, дроу хотели затеять резню ночью. Когда все разойдутся по своим покоям, пьяные и умиротворённые.

— И для этого понадобилось заранее травить Повелительницу эльфов? Зачем? Заранее травить можно было разве что Повелителей, причём всех трёх. Они умирают во сне, начинается резня, но приказы отдавать некому... Нет, вы с Альей правы: это были светлые. И остаётся вопрос: эльфы, люди или лепреконы? — я тщательно протирала стёкла краем рубашки. — С одной стороны, выбор объекта для убийства говорит в пользу лепреконов или людей, ведь их Повелителей не тронули... по крайней мере, пока не началась резня. С другой — почему именно Повелительница? Я могу быть неправа, но мне чудится в этом что-то... личное. Не просто провокация. Светлые ждали подвоха от дроу, довольно было убить любого эльфа, и в остальных пробудилось бы не меньше ярости. Но ударили по больному месту Повелителя: по его жене, матери его детей... и при этом не по одному из его братьев, которые тоже там были. Они ведь оба там были, верно? — Лод кивнул. — И наверняка Повелителя и его семью окружала куча стражников, так что подобраться к ним с кинжалом было очень сложно. Следовательно, легче всего её было ранить кому-то из своих. Кто-то, кому доверяли и стражники, и сама жертва, — я подняла очки, проверив прозрачность стёкол; потом, удовлетворённо кивнув, вернула на нос. — Ставлю на придворные интриги среди самих эльфов. На кого-то, кто ненавидел Повелительницу. Возможно, какая-нибудь эльфийка мечтала занять её место, а тут подвернулся такой случай... просто прекрасный. Особенно если убийца ненавидела дроу. Но тогда она явно не совсем представляла последствия своего поступка, ведь Повелителя тоже могли убить, и... возможно, за ней стоял кто-то ещё. Кому хотелось развязать вторую войну с дроу, как ты и говорил. И тогда тот, кто отравил Повелительницу, послужил только орудием.

Замолчав, я перевела дух — а Лод, щурясь, смотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он потом.

— За что?

— За твои слова, конечно, — Лод поочерёдно поправил свои фигуры: колдуна, советника и принцессу, выстроив их в ровную линию на полу. — Как-нибудь я расскажу тебе то, что ты хотела знать. О ситуации при эльфийском дворе. И тогда ты поймёшь, за что я тебя благодарил. А сейчас... играем?

Неужели мои выстрелы наугад, вслепую — куда-то попали?..

Ладно, думаю, рано или поздно я это узнаю.

Я улыбнулась, уже чувствуя, как покалывает кончики пальцев восхитительный азарт предвкушения — и выставила на доску белого колдуна:

— Играем.

Морти пришла, когда мы заканчивали пятую партию.

— О, скаук? — она встала за спиной у Лода, глядя на поле сражения. — Так и знала, что вы до него доберётесь.

В её голосе звучало искреннее удовольствие; и у меня возникло смутное ощущение, что принцесса дроу сейчас не отказалась бы от попкорна — если б знала, что это такое.

— И какой счёт?

— Два на два. Ты бы видела парочку трюков, которые она тут выкинула, — Лод задумчиво обозревал доску: одной рукой подперев подбородок, другой поглаживая Бульдога, посапывавшего рядом. — Не говоря о том, что меня обыграли в первый же раз.

Ситуация для него складывалась не слишком хорошо: обе главные фигуры на доске, но все три башни уже снесены, и король в любой момент попадёт под угрозу — тогда как одна из моих всё ещё стоит...

— Потому что ты поддавался. — Я взяла с пола глиняную чашку с каким-то сладким напитком, упоительно пахнущим липой; рядом с Лодом стояла такая же. Чашку принёс Акке не так давно, горячую и дымящуюся, но она уже была наполовину пуста. — Ходил быстро, не продумывал всё так тщательно, как обычно, а мне давал кучу времени.

— Неправда.

— Правда.

— Ладно, я давал тебе немножко форы, — он даже взгляда от доски не оторвал. — Твоя первая в жизни партия, в конце концов. Не хотелось, чтобы проигрыш отбил у тебя желание учиться дальше.

— Лестного же ты обо мне мнения.

— Зато остальные три я уже играл в полную силу.

— Я поняла. По своим проигрышам. А потому считаю, что у нас два-один.

— В чью пользу?

— В твою, конечно, — я вздохнула. — Моя первая победа не считается. Ты подарил мне её, а я отказываюсь от этого подарка.

— Как ты к себе строга, — Морти положила руки на плечи колдуна и, наклонившись, чмокнула его в русую макушку. — А я не могу с ним играть. Он всё время выигрывает, если не поддаётся.

— А если поддаюсь, ты обижаешься, — перехватив одну ладонь принцессы, Лод поднёс её к губам: чтобы легонько поцеловать. — В этом вы похожи.

Я потупилась, гася непрошеное ощущение тонких и острых, как у котёнка, коготков, полоснувших прямо по сердцу. Молча сделала ещё один большой глоток.

Навиния — его очередная кукла: та, от кого можно получить то, что тебе нужно. А я — его союзник: та, с кем он играет в скаук — даже получив то, что хотел.

Но я далека от той, кому он целует руки, не меньше принцессы людей.

— Боюсь, мне всё же придётся прервать игру, — сказала Морти. — Я бы подождала, но Алья...

— Ах, да. Тренировка, — голос Лода казался искренне раздосадованным. — Снезжана, придется отложить мой ход.

— Ничего страшного, — отозвалась я, не поднимая глаз.

— Доску оставлю здесь. На столе, чтобы Бульдог не сбил... хотя ты и так помнишь расположение всех фигур.

— Как и ты.

— Как и я, — лёгкое движение пальцев, почти незаметно чертящих руны, и доска переместилась на стол: фигурки, кажется, даже не шелохнулись. — Мы ещё не закончили, но спасибо за игру.

А потом Лод поднялся на ноги, взял Морти за руку и ушёл.

Оставив меня сидеть на постели, глядя им вслед.

Придётся смириться, что в отношениях с ним — либо лёд и тоска, либо тепло... и всё равно тоска. Только по другому поводу. Но второе таки лучше первого; а я уже привыкла, что тоска и невозможность взаимности — не такая уж большая плата за то, чтобы оставаться рядом с тем, кто тебе дорог.

С тем, кто тебе дорог...

Я соединила ладони, переплетя пальцы, уставившись на свои руки.

Я опять не могла вспомнить, когда в последний раз думала о Сашке. А уж тем более — когда хотела его увидеть. И... смешно и кощунственно: сейчас, впервые за много лет, я ощущала себя на своём месте. В чужом для меня мире, рядом с человеком, которого знаю всего ничего. Потому что этого я хотела, об этом всегда мечтала, за этим убегала в книжки и игры: быть там, где решаются судьбы государств, где на кону стоят жизни, где решают настоящие проблемы, а не плетут ничтожные интриги и строят мелочные пакости из-за неподеленного мальчика...

Действительно смешно.

Но всё это — ложь. Прекрасный самообман. Моё место не здесь, и Лоду я не нужна. А вот Сашке — очень даже.

Я не могу его предать. Я должна вернуться.

Ещё бы теперь понять, что делать с теми чувствами, которые я никак, никак, никак не могу контролировать...

Когда Бульдог с громким лаем сорвался с насиженного места, я вздрогнула и отшатнулась — но он понёсся не ко мне, а в дальний угол комнаты. Кое-как затормозил, чтобы не врезаться в стену, и прижался к полу: присев на передние лапы, нетерпеливо повизгивая.

— Эй, ты чего?

Я опасливо встала и подошла ближе, пытаясь понять, на что он лает — но Бульдог был слишком увлечён облаиванием пустого угла.

— Неужели паппея обнаружил? — я облегчённо выдохнула. — Похоже, скоро мы с тобой наконец распрощаемся.

Отвернулась — и встретила сине-сиреневый взгляд Эсфориэля.

— Приветствую, — мягко произнёс эльф; он стоял рядом с лестницей. — Похоже, Лодберг отошёл.

— Приветствую, — я растерянно отступила на шаг. — Да, он ушёл на тренировку. Вместе с принцессой.

— Владение мечом?

— Наверное. Не знаю.

— Значит, найду его позже, — эльф посмотрел на Бульдога, пританцовывавшего вокруг угла и жалобно поскуливавшего. — Упустил добычу?

— Похоже на то...

Я смотрела в его тонкое, чистое, такое юное и бесконечно старое лицо.

Вот она: возможность поговорить с тем, кто помнит старую войну. С кровным братом Тэйранта. Здесь только я и он, и не похоже, что Эсфориэль торопится куда-то.

Но все слова отказывались идти на язык.

Потому что я не осмеливалась просить его снова вспоминать о тех днях, когда ему пришлось предать своих друзей и свою любимую ради своего народа.

— Мне немного жаль, что ты не оказалась на месте Кристы, девочка, — неожиданно произнёс Эсфориэль. — Когда попала сюда. Однако и это место не так плохо, как может показаться.

Я удивлённо мотнула головой:

— Я вовсе не считаю его плохим.

— Но разве ты не желала бы оказаться на другой стороне? Быть там, где светит солнце, среди народа, который не презирает таких, как ты? — эльф снова смотрел мне в глаза, пристально и проницательно: взглядом, который, казалось, проникал до самого дна моих зрачков. — Ты знаешь, что сделал Тэйрант. Ты знаешь характер его наследника. Разве ты не боишься помогать ему?

В памяти мгновенно всплыла картинка из недавнего сна: горы тел, Алья и Лод, все в крови — и Акке, с задумчивой улыбкой и словами о страхах...

Всего лишь сон.

— Это не принесёт пользы. Рассуждать о том, что могло бы случиться. Я оказалась там, где оказалась, и стараюсь извлечь из этой ситуации максимальную пользу. Как для себя, так и для окружающих.

— Но если бы тебе предложили выбор, где именно очнуться, попав в этот мир... что бы ты выбрала?

Бульдог, в последний раз тявкнув на пустоту, чинно процокал на привычное место под столом.

— Здесь, — не задумываясь, ответила я. — Я всё равно хотела бы попасть сюда.

— Но у светлых твоя жизнь, как и твоя свобода, не оказались бы под угрозой.

— Я не слишком-то трепетно отношусь как к своей жизни, так и к своей свободе.

А ещё здесь я встретила Лода. И это, пожалуй, стоит всего, что мне уже пришлось пережить и что ещё предстоит... но об этом, конечно, я эльфу говорить не собиралась.

Пусть даже от его взгляда и возникает смутное ощущение, что меня видят насквозь.

— И я считаю, что каждый заслуживает второй шанс, — продолжила я, — а один... сомнительный правитель не означает, что последующие будут такими же. Нельзя думать лишь о мифических будущих войнах.

— Правда?

Вопрос прозвучал тихо и мягко — и я осеклась.

Потому что сама всегда предпочитала бить противника наверняка.

Что было бы, если б я очнулась не в саду, где в вечной темноте цветут светящиеся розы, а во дворце Повелителя эльфов? Если бы подвернулась такая же возможность, какую мне предоставили здесь: внести свою лепту в противостояние света и тьмы, нарушить текущее положение весов, но в другую сторону? Наверняка помогала бы подготовить будущую войну — с тем же азартом и жаром, с каким сейчас помогаю её предотвратить. Смирилась бы с тем, что вернуться в свой мир невозможно, и пробивала дорогу к собственному благополучию. Играла против тех, с кем сейчас в союзе — и свято верила в то, что светлые хотят всего-навсего защититься, раз и навсегда.

Ведь то, что они собирались делать, так хорошо согласовывалось с моими собственными понятиями о защите.

И чем тогда я лучше детишек, которые сейчас сидят в моих бывших покоях?..

— Ты не стала бы безоговорочно верить всему, что тебе говорят, — произнёс Эсфориэль. — Ты уже не поверила тому, что тебе говорили.

Я изумлённо моргнула: понимая, что не задавала последний вопрос вслух.

— За свою долгую жизнь я научился угадывать, о чём думают люди, — вновь безошибочно определив течение моих мыслей, эльф коснулся стены бледной, хрупкой, почти прозрачной ладонью. — Ты похожа на Лодберга, а он ничего никогда не принимает на веру. И не вступает в битву, не узнав противника. Не поняв, как он мыслит, что чувствует, каким будет его следующий ход. И потому мне жаль, что не ты оказалась на месте Кристы, этого милого ребёнка... ибо моим братьям сейчас не хватает кого-то, подобного вам, — Эсфориэль отвернулся. — Звёздной тебе ночи, девочка. Желаю тебе найти своё место в этом мире. Не хуже того, что ты потеряла в другом.

Я молча смотрела, как он спускается, скрываясь за изгибом лестницы.

Потом перевела взгляд на доску, где мои белые теснили вражеских чёрных.

И думала о том, что, возможно, я ещё хуже светлых детишек. Потому что не знала, что делала бы среди эльфов, даже поняв: дроу не исчадия ада, для которых у природы не нашлось иной краски, кроме чёрной. Учитывая, что я никогда не была рыцарем в сверкающих доспехах, героем без страха и упрёка... скорее всего, я бы плюнула на справедливость того, что происходит — и просто пользовалась ситуацией, в которой мои таланты могут пригодиться как нельзя лучше.

А следом я подумала о том, что если Эсфор действительно так хорошо угадывает мои мысли — мне вовсе необязательно было говорить о причине, по которой я не жалею, что оказалась у дроу.

Он и так о ней знает.

Лод не вернулся даже после того, как Акке принёс ужин.

— Спасибо, — привычно сказала я, когда иллюранди поставил на стол тарелку и чашку с водой: по соседству с доской для скаука.

Акке молча склонил голову, и мне почудилось, что синие глаза его смотрят изучающе — но иллюранди уже отвёл взгляд и неслышно ушёл в темноту, из которой явился.

Я отложила книгу.

В ожидании колдуна я занимала себя привычным делом: изучала перевод с рандхейвского, который мне любезно предоставили, и ковырялась в рунных цепочках. И уже поняла, что все мало-мальски сложные заклятия строились по одному принципу: вначале следовали руны 'свет' или 'тьма', затем — знак одной или нескольких стихий.

А вот дальше начиналось самое интересное.

Если ты хотел сотворить простенькую ловушку, которая усыпит человека, ты должен был написать в пентаграмме опорные слова из фразы 'свет, земля и воздух, помогите мне на время погрузить первого живого человека, который ступит сюда, в здоровый сон'. То есть руны 'свет, земля, воздух, один, жизнь, человек, шаг, время, сон, погружение'. Я подозревала, что можно задать продолжительность сна, но это уже делалось с помощью заклинания: язык Изнанки был определённо куда более гибким и многообразным, чем ансиентские руны, и заклинания на нём представляли собой полноценные фразы, а не кальку с них.

Соответственно, чтобы написать рунную формулу, требовалось лишь тщательно продумать фразу — и вычленить из неё главное. Ну и выстроить слова в нужной последовательности, которая далеко не всегда соответствовала привычной. Но определённая логика в ней была всегда; и, если разобраться, она всегда была мне понятна.

Поев, я лениво взяла с доски белого колдуна. Повертела в руке, разглядывая искусную резьбу по дереву. У колдунов не было лиц — а жаль: мне вдруг захотелось посмотреть, на кого они похожи.

Хотя для меня их лики, скрытые под капюшонами, и так обладали вполне определёнными чертами.

Я вернула фигуру на доску. Мельком взглянула на расположение войск, снова оценивая расстановку сил, автоматически просчитывая варианты хода Лода и своих ответов — и, спохватившись, что это не совсем честно, отвела взгляд.

Где же ты?..

Взгляд упал на зеркальце, так и лежавшее на подушке.

Как там было в сказке про мою тёзку? 'Зеркало, зеркало, молви скорей'...

Вернувшись на постель, я взяла его в руку. На ощупь серебро оказалось неожиданно тёплым, будто долго лежало на полуденном солнце: видимо, работало оповещение, что к пленникам заявился кто-то из носителей кольца. Я откинула крышку, жалея, что сразу не сунула зеркало в карман, и коснулась пальцем безупречно чистого стекла.

Недоумённо посмотрела на картинку комнаты, где в разных углах молча сидели Криста, Дэн и Восхт. Втроём — и только.

А потом тронула зеркальную поверхность ещё раз — и увидела Лода: за тем же столом, за каким мы впервые играли в шахматы.

Рядом с Навинией.

— ...формулу вы считаете лучшей? — перед принцессой лежала книга, и девушка рассеянно водила тонким пальчиком по обложке, вырисовывая невидимые узоры. — Почему же?

— Она наиболее сбалансированная. Тот вариант, что предлагаете вы, быстрее, но значительно уступает в мощности, — услужливо пояснил колдун. — Я пробовал разные варианты, но остановился именно на этой.

Вид в зеркале открывался как раз со стены, ближайшей к столу, так что я прекрасно видела обоих.

— Что ж, кто я такая, чтобы спорить... судя по тому, что я видела в Тьядри, в щитовых чарах вы лучший.

Она скользила кончиком пальца по кожаной обложке, неторопливо и ласково, поглаживая её легчайшим из обещаний — а Лод неотрывно следил за её рукой.

Я видела заигрывания с леденцами, бананами и мороженым. Я видела, как покусывают, поглаживают или вертят в пальцах ручки, карандаши, сигареты и прочие продолговатые предметы. И всё это заставляло меня думать, что со времён дедушки Фрейда в психологии соблазнения не произошло никаких изменений: фаллические символы были, есть и будут главной её составляющей.

Но Навиния поглаживала книжку. Всего-навсего книжку. Квадратный объект, в котором эротики для меня всегда было не больше, чем в табуретке — даже когда содержание всяческим образом пыталось воззвать к моим низменным чувствам.

И я в страшном сне не могла представить, что прикосновения к обложке могут выглядеть настолько непристойно.

— Что ещё вы хотели бы от меня... узнать? — проговорила принцесса.

Провокационность паузы оценила даже я.

— Не слишком ли я вас утруждаю? — Лод говорил не более дружелюбно, чем обычно; но я помнила, что за его дружелюбием могли прятаться любые эмоции. — Пока я задал вам куда больше вопросов, чем вы мне.

— О, что вы! Вы ведь и вовсе не обязаны отвечать ни на один из моих вопросов. Я полностью в вашей власти, — она легко коснулась его ладони: не накрыла её, а лишь коснулась, самыми кончиками пальцев, — и вы могли бы приказать мне сделать всё, что угодно... но вы так добры ко мне. Ко всем нам. Я никогда этого не забуду.

Лод смотрел на неё — и я бы многое отдала, чтобы узнать, что сейчас скрывается за маской плюшевого мишки.

— В преддверии будущего мира я предпочитаю наладить отношения с Повелительницей людей, а не портить их, — его улыбка была спокойной и непринуждённой. — В таком случае... покажете, как вы чертите основу для ловушек отсроченного действия?

— Конечно!

Навиния поднялась с кресла стремительно и изящно. Сделала шаг.

Коротко ойкнула, запнувшись о край длинной юбки, всплеснула руками, стремясь удержаться...

Когда принцесса приземлилась прямо на колени Лода, цепляясь за его плечи — он удержал её за талию: явно скорее машинально, чем осознанно.

А я отстранённо подумала, что тут она уже малость переигрывает.

Ведь даже я в жизни не поверю, что падение было случайным.

— Ох, простите...

Она вскинула голову, и их лица оказались совсем близко: его — которое наконец покинула улыбка, и её — смущённое, с блестящими глазами цвета зелёного моря, с соблазнительно и беспомощно приоткрытыми губами, яркими и припухлыми.

Секунды растекались тягучей карамелью...

— Осторожнее, — мягко произнёс Лод. Всего одно короткое слово.

Не отворачиваясь, выдохнув его почти в те самые губы, что молча молили о поцелуе.

А потом он аккуратно ссадил девушку обратно на кресло, Навиния улыбнулась, виновато и чарующе — а я захлопнула зеркальце. Резко, с громким щелчком.

И выпустила из рук, позволив упасть обратно на подушку: потому что этой короткой сцены мне хватило с головой.

Нет, я никогда не поверю в светлое чувство к своему тюремщику, которым принцесса внезапно воспылала. Эти сказки она могла приберегать для кого-нибудь другого. Но, судя по рассказам Морти, это было для Навинии привычным методом: добиваться желаемого с помощью тех, кого она купила на страсть к своей венценосной персоне.

А сейчас она желала только одного — свободы.

Я зажмурилась.

Лод... понимает это? Должен понимать! И почему тогда подыгрывает ей? Нет, ничего предосудительного в его действиях нет — но и тени того холода, которым он дистанцировался от меня, тоже. Если б он хотел, чтобы принцесса прекратила свои инсинуации, то уже заставил бы её сделать это: так или иначе. А чтобы вызнать у неё магические премудрости, достаточно ошейника.

Но тогда...

Я зарыла пальцы в волосы, царапая ногтями кожу, вычисляя степени девятки. Потом открыла глаза — и потянулась за томом 'Ловушек'.

В конце концов, это совершенно не моё дело: как он ведёт себя с той или иной девицей. И чего от неё хочет. Пусть хоть со всеми дроу во дворце переспит — беспокоиться должна Морти, а не я.

Да. Эта мысль была простой и правильной.

И если б она ещё хоть немного умерила ледяную лаву, клокотавшую где-то между рёбер — я бы поняла, что действительно в неё верю.

Когда Лод наконец вернулся в лабораторию, я сидела там же.

И, конечно, он заметил, что при его появлении я снова не подняла головы.

— В чём я провинился на этот раз? — насмешливо спросил колдун, приблизившись.

Я оторвалась от книги, исподлобья взглянув на него.

И молчала.

Какое право я имею говорить ему о том, почему снова на него злюсь? Как могу сказать об этом, не выдав своих чувств?..

— Снезжана, ты больше не моя пленница, — Лод, посерьёзнев, опустился на колени перед постелью: на одеяло, которое я так и не убрала. — Не бойся. Скажи мне.

Я снова опустила глаза. На страницу, испещрённую чернильными значками. Провела по ней расправленной ладонью, словно стирая пыль, вспоминая ухищрения Навинии.

Это просто святотатство: использовать для подобных действий книги.

Не меньшее, чем направлять эти действия на Лода.

— Просто... я тут задумалась, что именно ты считаешь тем лучшим, что Навиния может тебе дать, — всё-таки высказала я, тихо и размеренно. — И если это не занятия магией... или занятия не магией... боюсь, принцесса Мортиара не одобрит подобного.

Я не смотрела на него, но его пристальный взгляд скользнул холодком по моим щекам.

— Значит, ты считаешь, что я готов предать того, кого люблю?

Он спросил это без обиды, без злости. Просто спросил.

И это не был риторический вопрос: это был вопрос, на который он хотел получить ответ.

— Я ведь тебя почти не знаю. Как я могу судить, на что ты способен?

— Но ты знаешь меня. Как я знаю тебя. Иначе ты бы до сих пор ходила в ошейнике, а Кристы уже не было бы в живых.

Я подняла голову, всё же встретившись с ним взглядом.

Что ж, он прав. Я знаю его. Вернее, хочу думать, что знаю. Потому и откровенность, на которую он меня пробивает, не пугает. Обычно люди, даже ожидая от тебя честного ответа, хотят, чтобы ты сказал то, что они желают услышать. Приправил честность толикой лести, мягкости, аккуратности. Отредактировал формулировку с учётом их пожеланий. А о некоторых вещах они и вовсе не спрашивают: ни о твоих отрицательных чертах, ни о своих, ни о том, что ты думаешь по этому поводу.

Но Лод поймёт меня, что бы я ни сказала. Поймёт и не осудит.

Потому что моему отражению из зазеркалья не нужна от меня красивая ложь.

— Я хотела бы верить, что ты не готов. Но я не могу найти объяснения некоторым твоим действиям. И поэтому... не знаю.

— Некоторым действиям? Каким же?

— Хотя бы тому, что ты подыгрываешь принцессе.

А о действиях, связанных со мной, лучше молчать. Пусть даже это немножко против честности, которой от меня ожидают.

Иначе выдам себя — и это совершенно не впишется в честные отсутствующие отношения двух союзников.

— В вашем мире ведь играют в... как же это на вашем языке... та игра, когда один ребёнок бегает за другим? И должен коснуться того, кто убегает, чтобы роли поменялись?

Вопрос Лода оказался настолько неожиданным, что я замешкалась с ответом.

— Салки, — сказала я в конце концов. — Это называется салки. Да, играют.

— А знаешь, что самое главное в любой игре?

Но я лишь смотрела на него, ожидая продолжения.

— Не пропустить тот момент, когда тот, с кем ты играешь, становится тем, кто играет с тобой. — Колдун махнул рукой, и доска для скаука вновь оказалась перед нами. — Я люблю наблюдать за людьми. Особенно в безвыходных ситуациях. Крайне увлекательное зрелище... и поучительное. Вот и сейчас собираюсь кое-что проверить.

— И что же?

— Ты поймёшь. Если я окажусь прав насчёт нашей милой принцессы. А если неправ — что ж, буду приятно удивлён, — и Лод сделал долгожданный ход: чёрным советником, отступая под натиском моих фигур. — Твой черёд.

Я ожидала этого шага, и мой ответ был готов. А у него было продумано наперёд ещё десяток ходов; и когда я пошла в решительное наступление, это оказалось ловушкой, которую я предполагала — но с которой ничего не смогла поделать. Так как одна комбинация, неожиданная, вроде бы глупая, но на деле оказавшаяся весьма подлой, заставила моё нападение захлебнуться, и отчаянная защита противника вдруг перешла в молниеносную атаку.

Сокрушительный проигрыш, последовавший за этим, начисто выбил Навинию у меня из головы. Как и следующая партия — которая наконец принесла мне ещё одну победу. Заслуженную.

И честную.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. НЕБО НАД ХЬЯРТОЙ

— Парируй! Молодец! А теперь слева! Отлично...

Двое мальчишек сражались деревянными мечами: волосы одного, старшего — лунное серебро, другого, помладше — бледное золото. Третий парнишка сидел поодаль, на низком бортике фонтана, поющего прозрачными струями.

Фехтовальщики танцевали в схватке под аккомпанемент звонкого стука, и ноги их по щиколотку утопали в густой траве. Маленький сад кругом обступала арочная галерея белого камня — а над галереей поднимались мраморные стены дворца: невысокого и изящного, с плавными, округлыми линиями, где вместо острых шпилей башенки венчали овальные купола. Ночное небо рассыпало звёзды по чёрному шёлку, но сад ярко озаряли филигранные фонарики цветного стекла. Они свисали на цепочках с ветвей знакомых деревьев ньотт: золотистые огоньки в серебряных оправах, дающие ровный и яркий свет.

Я стояла у колонн галереи, увитых плющом, оглядываясь — и пытаясь понять, где и как очутилась.

— Это Хьярта, — негромко произнесла темнота рядом со мной, прежде чем обрести лик Акке.

— Хьярта? Столица дроу? Но она же разрушена!

Иллюранди не ответил: он смотрел на мальчишек, и я поневоле тоже обратила взгляд в их сторону.

Как я тут оказалась? Вроде мы играли с Лодом в скаук, пока не пришла Морти и не увела его в спальню, а потом...

И тут я поняла.

— Это же просто сон, верно?

— Нет. Не просто. Я создал его на основе моих воспоминаний. И не только моих, — не сводя глаз с мальчишек, Акке склонил голову набок. — Это Хьярта. Такая, какой я её помню.

Я присмотрелась к фехтующим. Один дроу: не мальчик, конечно, скорее юноша. Лицо в движении рассмотреть трудно, но длинные волосы он завязывал узлом, и на лбу его поблескивал серебряный венец. Иногда он бросал указания и похвалы младшему — белокожему, совсем мальчишке: волосы едва достают до плеч, и венец в них был золотым. Пару раз мне удалось мельком увидеть заострённые уши — видимо, эльф.

Третий, тоже белокожий, облачённый в чёрную мантию колдуна, сидел у фонтана, но королевским венцом похвастаться не мог. Он уткнулся в книжку, и лицо его скрывали длинные русые кудри.

Недолго думая, я подошла ближе. Встала прямо перед тем, кто читал, негромко произнесла 'приветствую' — но на меня не обратили никакого внимания. Видимо, в этом сновидении мне уготовили исключительно роль свидетеля.

Я нагнулась, пытаясь разглядеть лицо мальчишки, но тот сам вскинул голову... и я попятилась.

Потому что узнала светлые, прозрачные глаза Лода.

— Хватит уже, Тэй! — насмешливо крикнул он, глядя сквозь меня. — Заканчивай! А то наш маленький принц уже из сил выбивается.

Присмотревшись, я поняла: конечно, не Лод. Хотя этот парень сильно младше, лет шестнадцати-семнадцати, с другой причёской и гладко выбритым лицом... но Лод не был бы таким даже в семнадцать. Похож, так похож, что они могли бы быть братьями — но у этого щёки впалые, губы тоньше, а кончик носа отчётливо вздёрнут вверх.

Братья.

Тэй...

Я снова обернулась к тем, кто дрался. Указаний больше не было, лишь стучали деревянные мечи: вниз и налево, и направо, и снова налево. Старший продвигался вперёд, младший отступал, отбивая каждый удар — но те становились всё быстрее.

Вот младший прыгнул в сторону, отвёл от себя клинок и рубанул по плечу противника. Не достал, совсем чуть-чуть, и схватка продолжилась. Мечи взмывали крыльями, целя в туловище, в голову, в ноги, и в песнь фонтана вплеталось звонкое 'стук, стук, стук'...

А потом деревянный клинок ударил младшего прямо в грудь — да так, что тот потерял равновесие и упал спиной на траву.

— Хороший бой, — дроу, улыбнувшись, протянул поверженному противнику руку. — Ты молодец.

— Я проиграл, — мальчишка-эльф огорчённо выдохнул, не спеша подниматься. — Наверное, я никогда не буду драться так же, как ты.

— Нет. Ты будешь драться лучше, чем я. Думаешь, я всегда побеждал в одиннадцать?

Младший молчал. Лишь смотрел на ладонь дроу: огромными глазами, отливавшими сиреневым в синей глубине. Очень знакомыми. А венценосный дроу, в бриджах чёрного бархата и рубашке фиолетового шёлка, ровесник колдуна у фонтана — продолжал улыбаться.

И его лицо тоже было мне очень знакомо.

— Но когда я вырасту, — буркнул маленький Эсфориэль, — ты ведь тоже повзрослеешь.

Однако протянутую руку наконец принял.

— Для своих лет ты прекрасно владеешь мечом. Лучше, чем я в то же время, — заметил Тэйрант из рода Бллойвуг: юный и прекрасный, так похожий на своего потомка. — Твой отец может гордиться тобой. Поверь, настанет тот день, когда я буду повержен твоей рукой.

— А вот со мной, ручаюсь, ты и тогда так просто не разберёшься, — весело произнёс парень в мантии, прежде чем захлопнуть книгу и встать. — Мечникам с магами всегда бороться нелегко.

— Пока маги не подпустят их слишком близко, — усмехнулся Тэйрант.

И мне не нужно было представлять третьего.

Я и так знала, что его имя — Ильхт.

Сзади прошелестели лёгкие шажки. Я обернулась: кто-то убегал прочь по галерее. Шёлк длинных рукавов летит следом, волосы распущены — тёмные, и звёздами сияют в них отблески серебряного венца.

Девочка. Маленькая, даже не подросток. Наверное, пряталась за колонной всё это время, наблюдая за мальчишками; и я бы не услышала её шагов, если б не громогласное эхо галереи.

— Почему принцесса Мириана всегда наблюдает за нами тайком? — Эсфор глядел вслед беглянке вместе со мной.

— Я уже говорил: моя милая сестра весьма стеснительна, — заметил Тэйрайнт с тонкой улыбкой. — А ты явно запал ей в душу. Думаю, именно это заставляет её смущаться втрое больше.

— Я? — Эсфор растерянно ткнул землю кончиком деревянного меча. — Но...

— Привыкай, — Ильхт шутливо хлопнул эльфийского принца по плечу. — Когда подрастёшь, утонуть в твоих глазах возжелает не одна девушка.

Мальчик, смутившись, опустил длинные ресницы — и сад окутала невесть откуда взявшаяся мгла: она жадно поглотила и огни, и фонтан, и трёх мальчишек подле него, погрузив меня в чёрную пустоту.

А когда расступилась, я оказалась в городе дроу.

Хьярта плыла по ночному небу — вернее, его отражению в гладкой воде. Я стояла на узком мосту без перил, изящной дугой белого мрамора перекинутом меж двумя островами. Под мостом чернели озёрные воды, а на берегах зеленела бархатная трава и серебрилась листва деревьев ньотт. С белых ветвей тут и там свисали знакомые цветные фонарики; и моему взору открывались десятки островов, зелёных и сияющих, соединённых паутинкой мостов — по которым легко ступали дроу, направляясь куда-то.

А ещё на островах были дома. Их развалины я видела, когда мы пленили Навинию — но здесь, во сне, они оставались целыми и прекрасными. Невысокие, круглые и белоснежные, с тонкими колоннами и низкими башенками, жилища дроу казались удивительной и органичной частью окружавшей меня красоты. Из открытых окон капелью лились перезвоны арф и серебряная песня флейт, и в них вплетался смех серокожих детей, бегавших друг за дружкой меж деревьев.

— Впечатляет, не правда ли? — заметил Акке из-за моего плеча.

— Не то слово. — Я мотнула головой, отгоняя зачарованность: пусть даже и странно было делать это во сне. — Неужели это правда?

— Это сон. Но когда-то он был правдой.

— Не думала, что город дроу может быть таким.

— Дроу — дети Луны. Для людей и эльфы являются неземными созданиями... но эльфы всегда были ближе к земле, чем их ночные собратья. Сердцам дроу мила прохладная темнота ночи, дающая жизнь загадкам, и серебряный свет луны. Эльфам же по душе жаркое золото дня и яркое сияние солнца, где нет места теням и тайнам.

Акке шагнул с моста: прямо в озеро, поверхность которого и не подумала дрогнуть.

— Идём, — стоя на воде, улыбнулся прислужник Лода. — То, что я хотел показать тебе, немного дальше.

Я присела на край мраморной дуги. Осторожно коснулась босыми ногами озёрной глади, но та не взволновалась — будто нас разделяла тонкая грань из прохладного стекла. Пожав плечами, встала и зашагала следом за иллюранди: он уже шёл прочь от островов, к берегам озера, терявшимся во тьме.

— Зачем вы это делаете? Зачем показываете мне всё это?

Водное зеркало отражало звёзды, но не меня — я для него не существовала.

— Разве ты не этого хотела? Узнать о прошлом Эсфориэля. О старой войне. Увидеть Тэйранта и Ильхта. Тебе нужны эти знания, чтобы понимать, зачем ты делаешь то, что делаешь. И помочь Лоду.

— Вряд ли Лод нуждается в моей помощи. Думаю, моя роль в этом действии уже сыграна.

— Он так не думает. А он редко ошибается.

Я вскинула голову, удивлённо прищурясь — но Акке смотрел прямо перед собой. На маленькую белую лодку, чьи очертания я различила вдали.

А ещё я услышала отзвуки голосов, далеко разносившихся над водой: девичьего и юношеского.

— ...скоро...

— ...было бы славно...

— ...поверь, так и будет...

На дне лодки, взявшись за руки, лежали двое. Бок о бок, глядя на звёзды, позволяя лодке дрейфовать в ночи.

Эсфориэль казался лишь немногим младше того, каким его знала я — но здесь он улыбался. Широко, искренне, мальчишески. И когда он смотрел на свою спутницу, глаза его сияли радостной нежностью; в жизни я видела в них одну лишь печаль.

Девушка-дроу выглядела совсем юной, почти девочкой. Волосы её были тёмными, оттенка горького шоколада, как у меня: неожиданно для одной из Детей Луны. Фиолетовое платье, достойное королевы, тиара, венчающая чело...

— Когда ты станешь моей, — говорил Эсфор, — мы отправимся в моё королевство. Тебе там понравится.

Принцесса Мириана, сестра будущего Тэйранта Кровавого, улыбалась и отводила взгляд: на переплетение их пальцев, мраморно-бледных и жемчужно-серых.

— Тэй дал разрешение. Отец тоже будет не против, я уверен.

— Не знаю, Эсфор, — девушка качнула головой. — Это всё, чего я желаю, но... у меня дурные предчувствия.

— Почему? Кто может нам помешать? Я буду не первым эльфийским принцем, заключившим брачный союз с кем-то среди дроу.

— Мой брат... Ты ведь слышал, что он говорит. И его слова страшат меня.

— Это было брошено в сердцах, любовь моя.

— Но неоднократно. Я боюсь спорить с ним, однако если Тэй и правда развяжет войну...

— Я знаю Тэя. Порой он кажется бессердечным, но сердце у него есть, и это сердце исполнено добра. Он никогда не сделает того, о чём говорил, — Эсфор коснулся ладонью её щеки. — Ты не должна сомневаться в нём. Верь в него, как верю я.

Девушка прикрыла глаза с печальной улыбкой, и обоих поглотила знакомая мгла.

Следующим я увидела небольшой зал, отделанный тёмным камнем, с круглым столом посредине. За высокими узкими окнами раскинулась Хьярта — а за столом сидел Тэйрант.

Он повзрослел. Как и Ильхт, стоявший за его плечом. Обоим явно было уже за двадцать; Ильхт отпустил щетину, и сходство с Лодом бросалось в глаза ещё больше.

— Ты должен поехать, Эсфор, — говорил Тэйрант, глядя на эльфийского принца, что сидел напротив. — Именно ты. Только ты сумеешь открыть Повелителю эльфов правильность пути, избранного мною. И убедить свой народ присоединиться к нам.

Эсфориэль смотрел на дроу, и в сиреневой глубине его глаз плескался ужас.

— Мне казалось, ты давно разделил наш взгляд на вещи, — мягко произнёс Ильхт. — Мы ведь уже говорили об этом. Не раз. Тогда ты не спорил с нами. Что же теперь так тебя удивляет?

Эсфор помолчал.

Затем резко поднялся на ноги.

— Я поеду. Но не вернусь. Мой отец никогда не примет того, что вы говорите, — принц говорил тихо и ровно. — И я не приму.

— И навсегда оставишь нас? — Тэйрант изогнул бровь. — Мою возлюбленную сестру — тоже? А ведь те клятвы, что ты говорил ей, казались такими искренними.

— Если начнётся война, моё место — с моим народом. Но я никогда не верил, что вы можете думать о войне всерьёз. И сейчас не верю. Тэй, Ильхт... умоляю, одумайтесь. Отступитесь.

Последние слова окрасили молящие нотки.

Тэйрант неторопливо встал. Подошёл к Эсфору — тот, не двигаясь, следил за его приближением — и ласковым, отеческим жестом положил руку ему на плечо:

— Запомни только одно. Отрекаясь от пути избранников Пресветлых, защищая недостойных, вы избираете их сторону. А, значит, разделяете их участь. И если эльфы выступят против меня...

Эсфориэль смотрел на Повелителя дроу без малейшего страха.

И тогда Тэйрант, склонив голову, почти прошептал ему в ухо, тихо и очень отчётливо:

— Я сожгу ваше королевство дотла, мой маленький брат. И тебя вместе с ним.

Отстранился — и лёгким толчком отстранил Эсфориэля от себя.

— Ступай. Немедленно. — То была уже не просьба: приказ. — Если задумаешь увезти Мириану с собой, даже не пытайся. Она заперта в своей башне под надёжной охраной, которой тебя пускать не велено.

Эсфор сжал кулаки:

— Даже не дашь нам попрощаться?

— Зачем? Если ты вернёшься, в прощании нет нужды. А если не вернёшься — значит, клятвы твои ничего не стоили. Но когда начнётся война, моя сестра будет со своим народом... как и ты, видимо, — Тэйрант улыбнулся, холодно и непреклонно. — Аудиенция окончена, принц Эсфориэль из рода Бьортреас.

Тот, не ответив, круто развернулся и вышел.

Тэйрант провожал его долгим взглядом.

— Он вернётся, — негромко произнёс Ильхт, приблизившись к дроу. — Эльфы поймут, что правда на нашей стороне. Не могут не понять.

— Лепреконы до сих пор не дали ответа. Надеюсь, наши собратья будут благоразумнее, — Тэйрант коротко выдохнул. — Я и сам не понимал, как люблю этого мальчугана.

— Всем сердцем. Как и я.

— А ведь если эльфы откажут нам в союзе, в следующий раз мы встретимся на поле битвы. Противниками. И тогда мне придётся его убить.

— Тебе не придётся.

— Надеюсь. Иначе Мириана мне этого не простит.

— Ты сам себе этого не простишь.

Тэйрант промолчал — и оба растворились во тьме.

Я зависла в обсидиановой пустоте, и сердце леденила гадкая тяжесть. Особенно когда я понимала — вряд ли это последнее, что мне хотят показать.

И понимала: я предпочла бы не видеть того, что увидела.

— Мне проще было бы думать, что Тэйрант был кровожадным монстром, — не поворачиваясь к Акке, негромко бросила я. — Который никогда никого не любил.

— Лёгкий путь редко бывает правильным, — заметил иллюранди за моим плечом. — Ты должна понимать, с кем имеешь дело.

Да. Наверное, должна. Должна понимать, что Алья действительно похож на Тэйранта. Оба чётко делили мир на 'своих' и 'чужих' — и своих никому не давали в обиду, тогда как к чужим не ведали пощады. До сих пор помню темницы: жгучая ненависть в глазах Альи, обращённых на Дэна, ненависть и страшная, бесчеловечная жестокость — и искреннее беспокойство за Лода...

Но Алья не был пленником навязчивой идеи о расовом превосходстве дроу. И у него была Морти: которая не отмалчивалась, когда брата заносило в опасные дали. И, всегда оставаясь на его стороне, не боялась с ним спорить.

А ещё у него был Лод, который не разделял многих его взглядов.

И, возможно, последние два различия являлись причинами первого.

Потому что хороший друг — не тот, кто согласен с тобой во всём. Не тот, кто восторгается каждым твоим действием, и не тот, кто исступлённо поддерживает любые твои начинания. Хороший друг — тот, кто, оставаясь на твоей стороне, трезво оценивает тебя и все твои действия. Кто не побоится в решающий момент дать тебе затрещину, чтобы ты не сделал поворот не туда.

Даже зная, что на какое-то время ты возненавидишь его за это.

— Хочешь продолжения? Дальше будет тяжелее. Предупреждаю.

Я вздохнула:

— Хочу.

И в глаза ударил яркий, слепящий свет, заставив зажмуриться: солнце, от которого я успела отвыкнуть.

А потом я открыла глаза в городе эльфов.

Если каменные жилища дроу органично вписывались в то, что их окружало — жилища эльфов были частью окружения. Их домами служили деревья: живые и зелёные, раскинувшиеся под незабудковым небом, окружённые пестротой цветущих садов и огороженные плетнями — тоже живыми, похожими на ивовые. Стены каждого дома сплетали тысячи коричневых лоз, гибких и тонких, обвивавших двери и стеклянные окна, формировавших два-три этажа; лишь наверху, над крышей, они пушились листьями, маленькими и длинными, формируя зелёные кроны.

Дома-деревья выстраивались в ровные ряды, меж которых пролегала широкая брусчатая дорога. Над иными дверьми виднелись пёстрые вывески. Мимо меня по дороге шествовали эльфы, высокие и златовласые — а рядом цокали лошади, понукаемые людьми, грохотали колёсами повозки и телеги...

Странный, поразительный симбиоз природы и урбанизма.

— Эльфийские города тоже впечатляли, — я проводила взглядом одного из эльфов: для меня все они были на одно лицо, как и дроу — однако этот щеголял тёмной шевелюрой, напомнив о Дэнимоне. Меня толпа явно не замечала, но тем не менее обходила стороной.

Впрочем, даже если я оставалась призраком-наблюдателем — это ведь было не воспоминание, а сон по воспоминанию. Сон, который создали для меня.

А, значит, в нём оставили место незначительным изменениям для моего комфорта.

— Они и сейчас такие, — откликнулся Акке. — В отличие от городов дроу.

Одеяния здешних эльфов куда больше походили на то, в чём я привыкла их представлять: длинные, летящие, напоминавшие приталенные туники. Женские доставали до земли как юбками, так и широкими рукавами; мужские подобными похвастаться не могли, но обрывались они чуть ниже колена, показывая узкие штаны и мягкие сапоги. Не чета обыденной куртке Дэнимона.

Впрочем, я мигом сообразила, что принц путешествовал инкогнито. И носить традиционные одежды, выставляя принадлежность к эльфам напоказ, не собирался.

— Впрочем, — добавил иллюранди, — они всё же не всегда были такими.

— Почему?

Чернота. Всего на один миг.

После которого мир обратился в ад.

Я стояла на том же месте, на той же дороге — а сады, дома-деревья и живые плетни пожирал огонь. Он был везде: яркий, рыжий, будто поток золотой воды, стремившейся в небо. Он жадно глодал лозы и зелень, траву и цветы, рассеивал мрак ночи и заволакивал небо клубами чёрного дыма...

А по дороге метались эльфы. Бежали, волоча на руках детей, крича и плача, убегая от огненной смерти, отныне владевшей городом вместо них.

Я не чувствовала ни жара, ни запаха гари — но знала, что они чувствуют.

...я сожгу ваше королевство дотла, мой маленький брат...

В отблесках пожара вдруг мелькнул иллюранди. Не Акке, другой — с длинными волосами. Он показался и исчез: видимо, разведывал обстановку. Передо мной брёл одинокий ребёнок, выкрикивая чьё-то имя, кулаками размазывая слёзы по лицу. Маленький, не больше пяти. Кто-то сбил его с ног, и он упал; а потом конь без всадника, ошалевший от пожара, промчался мимо, и малыш был прямо у него на пути.

Я рванула вперёд.

Но даже если б я не была лишь призраком — я не успела.

Хруст.

Когда конь унёсся вперёд, а ребёнок остался на брусчатке, и золото его волос окрасил багрянец — я зажмурилась:

— Прекрати! Не хочу, не хочу этого видеть!

Неужели этот писк принадлежит мне?

— Но ты уже увидела, — голос иллюранди оставался спокойным. — Впрочем, ты права. Это не то, за чем стоит наблюдать долго.

Треск пламени и крики стихли мгновенно, точно кто-то убавил звук; и когда их сменил стук копыт — частая, как шум дождя, дробь, будто на меня надвигался целый табун — я неохотно разомкнула веки.

Ночь сменилась днём, но тучи делали свет серым, тусклым, приглушённым. Или клубы дыма? Не понять...

Вокруг меня было то, что осталось от зелёного города. Пепел — вместо садов. Чёрные остовы — скелеты древесных домов. Порушенные плетни.

И тела. Тела. Тела.

Затоптанные. Изрубленные. Сгоревшие.

Наверное, я могла смотреть на них только потому, что спала.

А передо мной была армия дроу. В тёмных доспехах, на белых конях, грациозных и великолепных, чьи шкуры будто светились в окружающей серости. Дроу медленно ехали по мёртвому городу — и во главе, конечно же, был Тэйрант: в чёрной с серебром броне, гибкой и изящной, и длинном плаще со сливовым подбоем. А рядом с ним — Ильхт, сжимавший в руке тёмное знамя: его латы отделали палевым золотом, под цвет русых кудрей.

Должно быть, город зачистили ещё ночью, и теперь дроу лишь двигались дальше. Тэйрант Кровавый и Ильхт Злобный, прекрасные и жестокие, ехали бок о бок, обозревая дело рук своих: я не видела их личного участия в бойне, я вообще не видела этой бойни — но она была, и свершили её по их приказу. И когда эти двое смотрели на трупы, в их лицах не проявлялось ни жалости, ни сомнения, ни брезгливости.

Лишь спокойное удовлетворение.

Я смотрела на них — а стук копыт отбивал ритм слов Альи, что он бросил совсем недавно.

...выйти из-под гор, пройтись по Риджии вихрем крови и разрушений, как мой предок, чьей копией они меня считают...

Милостивая чернота пришла, лишь когда конь Тэйранта приблизился ко мне вплотную.

— Это больше похоже на твоё представление о кровожадных монстрах?

Я не сразу смогла ответить на вопрос.

Даже в кромешной тьме, отделявшей один сон от другого, даже перед закрытыми веками — я видела глаза Повелителя дроу. Глаза, горевшие золотым огнём: неистовым, ярким...

Совсем как тот, что пожрал город эльфов.

— Да. Это очень похоже, — я смотрела в чёрную пустоту: мне удалось взять себя в руки. — Это тоже твоя память?

— Нет. Другого иллюранди. Я был очень молод и оставался в Хьярте, но многие отправились на войну вместе с дроу. И мне это показали так же, как я показываю тебе, — кажется, Акке нравилось моё спокойствие. — Хочешь продолжения?

— Нет. Не хочу. Но показывай.

Продолжение оказалось полем битвы.

Это была равнина под серым небом, лежавшая между холмами, окутанными сизой дымкой. Я стояла в кружке пустого пространства — где-то метр в диаметре, точно стеклянный купол, стены которого все старались избегать. Но за его пределами...

По земле, скользкой от крови, через трупы шагали дроу в тёмных доспехах и эльфы — в золотых. Сотни лезвий опускались и поднимались, рождая алые веера кровавых брызг. Сотни воинов падали, чтобы их место заняли другие.

Звон. Крики. Смерть.

Не танец с мечом, который юный Тэйрант исполнял в паре с Эсфором — мясорубка.

Я видела иллюранди: они убивали из-за спины, мигом исчезая в пустоте. Я видела маленьких, вполовину нормального роста человечков в ярко-зелёных доспехах: видимо, лепреконы. Лиц под шлемами не разглядеть, но дрались они чем-то вроде копий с изогнутыми наконечниками — кажется, глефы. Тэйрант тоже был тут, прокладывая путь сквозь вражескую армию со смертоносной яростью; серебряные узоры на доспехах стёр жидкий багрянец, шлем потерялся, на лбу запеклась кровь — видимо, один из ударов чуть не стал роковым.

Он продвигался вперёд стремительно и безжалостно, и дроу шли за ним; и каждый, кто осмеливался встать у него на пути, падал, сражённый.

Кроме одного.

Эсфор тоже сбросил шлем. И потому, вскинув клинок в очередной раз, Тэйрант отчётливо увидел его лицо — прямо перед собой. Смертной бледности, в окружении светлых волос, лучами разбросанных по плечам.

Золотые глаза встретились с синими.

И клинок Повелителя дроу, не знавший сомнений, не ведавший пощады, замер в высшей точке замаха. На миг. Всего на один миг.

Но мечу эльфийского принца, который и не подумал остановиться, хватило и этого.

Лезвие, длинное и тонкое, вошло Тэйранту в подбородок. Снизу вверх, как нож в масло, и выскользнуло обратно: почти сразу. Тэйрант пошатнулся и упал спиной назад, на руки своим подданным.

А Эсфор застыл с опущенным клинком в руке. Глядя на мёртвого названого брата.

Когда он моргнул, по грязной щеке его скатилась слеза.

Нет, дроу не дрогнули и не побежали. Ещё нет. Они закричали, яростно и тоскливо, и бросились на убийцу своего короля; а эльфийский принц даже не думал сопротивляться, убегать, снова поднимать меч — просто стоял. В абсолютном равнодушии к тому, что будет с ним дальше. Но светлые — только что одержавшие победу в войне, пусть они ещё и не знали об этом — кинулись вперёд, защищая героя, чьей рукой был повержен Тэйрант Кровавый; Эсфориэля оттеснили назад, и он скрылся из виду.

Должно быть, кто-то увёл принца с поля боя. Сам Эсфор явно жаждал покинуть его лишь под руку с собственной смертью.

Потом даже я ощутила порыв ледяного ветра, пощёчиной хлестнувший по лицу; и волна сизого тумана заставила всех вокруг — и светлых, и тёмных — рухнуть наземь срезанными колосьями.

Когда туман рассеялся, Ильхт уже подошёл к телу Тэйранта. Переступая через своих и чужих. Ему было плевать, кого он обезвредил, чтобы дойти сюда.

Он не кричал, не пытался исправить что-то, не пытался проверить, жив Повелитель или нет: должно быть, и так знал, что нет. Просто упал на колени, вглядываясь в мёртвое лицо своего друга. Потом согнулся пополам, и мне показалось, что он плачет.

Но он лишь склонился, чтобы взять лицо Тэйранта в свои ладони — и коснуться губами его лба.

Когда Ильхт, выпрямившись, закрыл золотые глаза Повелителя дроу — в его собственных открывалась такая бездна боли, что горло сжала горькая судорога.

— Да, Тэй мёртв, — предок Лода поднял остекленевший взгляд, явно обращаясь к кому-то очень далёкому. — Отступайте. Уводите всех, кого сможете.

Дроу всё-таки бежали: я видела это. В той стороне, откуда наступал Тэйрант. А с другой уже подступали эльфы, приближаясь к Ильхту.

Да только тому тоже было абсолютно всё равно, что будет с ним дальше.

— А я остаюсь. Да. Моё место рядом с Тэем. Всегда, — и колдун прикрыл глаза. — Защитите мою семью. Это приказ.

Я нырнула во тьму, когда лезвие эльфийского клинка уже неслось к его шее.

Акке молчал, и какое-то время мы просто висели во мраке: пока я пыталась заглушить абсолютно неуместное ощущение комка в горле.

Я заговорила первой.

— И что... он не захотел жить дальше... ради их дела? Ради семьи?

— Ты же слышала, что он сказал. Он любил жену, но Повелитель был ему ближе. А дочь он и вовсе не видел: она родилась уже после того, как Ильхт ушёл на войну.

— Как можно ставить друга выше возлюбленной?

— О, Ильхт испытывал к супруге глубокое уважение, искреннюю нежность и пламенную страсть — и не более. Они были любовниками и партнёрами, но не друзьями. Тэйрант же стал для него всем. Светом во тьме, глотком воздуха, тем, кто придаёт жизни смысл и цель. Что-то вроде зависимости, но от живого существа.

— В зависимость впадают лишь слабые.

— Никто и не говорит, что Ильхт был сильным.

— Но ты говорил, что Лод похож на него.

— В чём-то. Далеко не во всём, — Акке пожал плечами. — До встречи с Тэйрантом Ильхт не вполне осознавал, кто он и чего хочет. Не ощущал себя личностью в полной мере, не находил достойного применения своему уму и Дару. Тэйрант же был прирождённым лидером... и он повёл Ильхта за собой. Подарил ему жизненный путь, где он был нужным и незаменимым. Направил его таланты в то русло, где они раскрылись лучше всего. Позволил принять и полюбить себя.

Я поёжилась, когда поняла: кого-то мне это напоминает. Не полностью, но всё же.

И не Лода.

— Лод совсем не такой, — сказала я, отгоняя печальные мысли.

— Конечно. Будь это не так, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Тебя не стало бы в тот же день, как ты попала в Риджию.

— Тогда почему Лод боялся стать таким же?

— Внутри него спит тот же дракон. Но Ильхт был слаб и долго прятался от него — а когда всё же решился с ним познакомиться, позволил ему поглотить себя целиком. Лод же надел на дракона поводок и выпускает лишь тогда, когда нужно ему.

Тень, знай своё место...

— Это всё, что ты хотел мне показать? — помолчав, спросила я.

— Почти. День на исходе, и вскоре тебе придётся проснуться. Осталось последнее.

Тьма рассеялась; и я стояла в том же саду, с которого всё началось.

Он не изменился. Изменилось лишь то, что в нём происходило.

В воздухе звенели крики: они неслись из окон дворца, перелетали через крышу и разбивались эхом галереи на отзвуки-осколки. Мимо меня, втаптывая в землю травяную зелень, с оружием наголо шли светлые. Лепреконы были без шлемов, позволив наконец разглядеть их лица: уменьшённые копии эльфийских, только глаза — яркий малахит, да волосы — огонь рыжих листьев.

На земле лежали четыре тела. Три девушки, один мужчина. Все четверо — дроу.

И одной была принцесса Мириана.

Королевского венца не было ни на ней, ни рядом: то ли потерялся где-то, то ли содрали с мёртвого тела. Тёмные волосы расплескались по траве, неподвижный взгляд устремлён в небо — а на груди, вокруг древков арбалетных болтов, расплылись багровые пятна.

Светлые не обращали на тела ни малейшего внимания. Ни люди, ни лепреконы, ни эльфы с ясными холодными глазами. Они шли куда-то, неторопливо и деловито, и мёртвая принцесса дроу для них явно не была чем-то из ряда вон выходящим.

— Но... Криста говорила, что светлые не преследовали дроу, когда те отступали...

Естественно, светлые меня не услышали.

Но я и не к ним обращалась.

— После Хьярты — нет. Эта битва была для дроу последней, — иллюранди стоял рядом, спокойный, как всегда. — Большая часть дроу бежала под горы заранее. Семьи Тэйранта и Ильхта — тоже. Но остатки армии Тэйранта пытались защитить столицу, и бежали лишь тогда, когда стало ясно: эта война проиграна.

Как же я была глупа. Даже лишившись Повелителя — дроу не отдали бы своё королевство без боя.

— Тогда что здесь делала принцесса?

— Она осталась, чтобы поддержать боевой дух армии. И не верила, что Хьярта падёт. По крайней мере, так она говорила. Жена и сын Тэйранта благополучно отправились под горы, и Мириане не препятствовали.

— Так она говорила? А на самом деле?

— А на самом деле она не верила, что светлые, захватив город, поведут себя так. И надеялась на долгожданную встречу с одним из них. Но, видишь ли, она немного идеализировала светлые народы... тоже. Потому что из тех, кто остался в Хьярте, не выжил никто.

Двор опустел. И, оставшись наедине с мёртвыми, я зажала руками уши — чтобы не слышать воплей тех, кто ещё умирал.

Конечно, никто не выжил. Никому не позволили выжить. Потому что у каждого внутри есть свой дракон. И неважно, кто ты и на чьей стороне: от запаха крови он пробудится.

Пусть ты не захватываешь, а освобождаешь — но враги меняются ролями. Ты отбиваешься и переходишь в наступление, ты преследуешь врага и победным маршем ступаешь по его землям... и уподобляешься ему. Потому что невозможно сохранить себя, свою человечность — пусть в случае эльфов это звучит глупо — до последнего боя. Ведь ты помнишь всё, что творил враг; помнишь сожжённые города, убитых детей и женщин, товарищей, навеки оставшихся на поле битвы. И в сердцах, заледеневших от зла, созерцаемого каждый день, пробуждается первобытный принцип 'око за око', и вот уже другая сторона рушит прекрасные города и реками льёт кровь невинных...

Когда в сад, сжимая в ладони опущенный клинок, ступил Эсфор, я растерянно опустила руки.

Он не походил ни на того мальчика, что когда-то фехтовал здесь деревянным мечом, ни на того юношу, что любовался звёздами со своей возлюбленной. Эсфор, которого знала я, был другим — но этот больше напоминал труп, по какому-то недоразумению ещё державшийся на ногах.

Он сделал несколько шагов, явно собираясь пройти через сад. Потом скользнул по лежащим телам беглым взглядом.

И когда понял, кто именно лежит на траве — отреагировал не так, как Ильхт.

— Мири!

Меч выпал из его руки, когда Эсфор рванул вперёд и рухнул на колени:

— Нет, Мири, Мири, очнись! Очнись, ты же...

Дрожащие пальцы коснулись её лица. Потом метнулись ниже — к древкам болтов в неподвижной груди. Так и не решившись дотронуться, снова вернулись выше — к шее: там, где должен был биться пульс.

Он не верил.

Пусть даже не мог не понимать: уже ничего не изменить.

— Нет, ты должна была бежать с остальными, не дожидаться штурма, почему ты... — он обнял мёртвую принцессу за плечи и прижал к своей груди, и принялся легонько покачивать, точно баюкая в объятиях, — почему, почему, поче...

Он поднял голову к звёздному небу над Хьяртой: такому же звёздному и ясному, как много лет назад, когда Мириана тайком наблюдала, как маленький эльфийский принц дерётся с её братом.

Закричал. Без слов — но в этом крике я услышала его душу. Обнажённую, ободранную и искалеченную, обратившуюся одной огромной открытой раной.

И зарыдал: горько, страшно, давясь всхлипами. До кашля, до хрипоты.

— ...жана, вставай!

Голос не принадлежал Акке — и заставил меня открыть глаза. Не в саду, триста лет назад, а в лаборатории Лода.

Здесь и сейчас.

Колдун сидел рядом с моей постелью. Полностью одетый, не заспанный — наверное, давно уже встал. Одна рука лежала на моём плече: видимо, пытался меня растолкать, только я не помнила этих попыток.

Я лихорадочно нашаривала очки — а перед глазами всё ещё стоял сад под холодными звёздами.

— Я не мог тебя разбудить, — сказал Лод.

Взгляд его был пристальным.

— В итоге вот... разбудил, — я привстала на локте. — А зачем... ты меня?..

— Ты плакала во сне.

Я недоумённо коснулась щеки кончиками пальцев.

Точно, мокрая. Странно: я не помнила своих слёз. Или не заметила.

Ладно, во сне не считается.

— Что тебе снилось?

— Кошмар один, — я опустила глаза, уставившись на ножку стола. — Пустяки.

Наверное, я всё же расскажу ему.

Просто не сейчас.

— Пустяки так пустяки. Всё равно пора вставать, — Лод мирно протянул мне руку. — У меня к тебе деловое предложение.

Неужели Акке говорил правду? И Лод действительно ещё нуждается в моей помощи? Ну да... пусть я обычная девчонка, которой всего-то и дали, что немножко мозгов — мне тоже нравится быть нужной. Особенно если тот, кто дарит тебе это ощущение, не одержим расистскими идеями.

И, кажется, я поняла. Поняла, зачем Акке показал мне этот кошмар, который когда-то происходил наяву.

Грозя повториться снова.

Нет. Не допущу. Теперь — не по той же причине, по какой помогла дроу изначально. Не потому, что от этого зависит моя судьба, и не потому, что могу самоутвердиться, прекратив трёхсотлетний идиотизм: чтобы после сбежать домой с войны, которая никогда не была моей.

Не для себя.

А потому, что такого нельзя допускать.

И если я могу помочь, ещё хоть чем-то помочь — я обязана это сделать.

— Уже страшно, — я вложила пальцы в его ладонь, и Лод помог мне встать. — Что за предложение?

— На самом деле не такое и страшное. Хоть и рискованное. Но об этом после завтрака.

Тоже мне, интриган.

Ладно, завтрак так завтрак.

Я побрела в ванную, стараясь выкинуть жуткий сон из головы. Нет, не забыть — просто сделать так, чтобы перед глазами больше не стояли кошмары военных дней. Потому что это — прошлое: которое стоило помнить, но которое не должно мешать настоящему.

А в настоящем меня ждало таинственное предложение, новые уроки... и сразу две принцессы, вместе со мной вращавшиеся по своим маленьким орбитам вокруг наследника Ильхта. Мужчины, который объединил нас общими, пусть и очень разными интересами.

И здесь, как во многом другом, определённо читалась злая шутка судьбы.

Ведь в отличие от большинства девчонок — я никогда не хотела иметь ничего общего с принцессами.

Последние главы удалены. Роман вышел в издательстве ЭКСМО в июне 2016 г. :)