Последний языческий бог

Сквозь непрекращающееся всхлипывание ментальный маг рассказал святому отцу обо всех перипетиях путешествия, сначала вместе с отрядом графа, а затем в компании Антона и Фанланда, к горе Анок. Он поведал о сокровище, битве с волками и плену у ведьм. Единственно о чем он умолчал, это был Астрал. Маг не знал, чем может обернуться такое пристальное внимание демонов. Узнай об этом Малан и что он сделает?

В конце рассказа, паладин подтвердил некоторые слова мага.

— Все что произошло после нашего нападения на шабаш, я видел собственными глазами.

Святой отец кивнул головой, показывая, что услышал сэра Глори.

— Что теперь будет со мной? — возбужденно произнес Эртифекс, впившись горящими безумной надеждой глазами в лицо Малана.

— Твою участь решит Совет, — отрывисто бросил святой отец и, развернувшись, вышел из камеры.

Паладин бросил взгляд вслед, уходящему Малану, затем быстро повернулся и ударил ментального мага. Удар кулака пришелся точно в челюсть. Послышался отвратительный хруст, вскрик боли и на пол камеры упали несколько зубов. Хохотнув, сэр Глори поспешил за святым отцом. Догнав его, бредущего в темноте, паладин пристроился рядом, освещая ему дорогу.

— Что скажете, святой отец? По-моему он говорит правду.

— Возможно, но есть несколько непонятных вещей. Демоны не могут лгать о своем имени. Если он назвался Галаном, значит, его и правда зовут Галан, а не как иначе. А высшего демона с таким именем нет! Согил? Такой демон существует. Но это был точно не он, не похоже это на него.

— Почему вы решили, что этот демон обязательно высший?

— Только высший демон способен на самостоятельные поступки. Да и его сила, это сила высшего демона!

— А что еще вам показалось странным? — спросил сэр Глори.

— Переселение души. Не может демон в одиночку переселить душу из одного тела в другое, тут еще нужна щепотка божественной силы.

— Ого, — выдохнул паладин. — Да, получается, что в рассказе языческого мага нестыковка. Надо снова подвергнуть его пыткам.

— Не трогай его без крайней необходимости. Сдается мне, что он сам многого не знает.

Впереди показалась камера Ардора. Святой отец повернулся лицом к паладину и строго произнес:

— О том, что рассказал язычник, не слова, особенно Борисену.

— Я вас понял, святой отец.

Малан удовлетворённо кивнул и направился в камеру. Проникнув в ее каменное чрево, он сразу спросил магистра Эсрапила:

— Есть результаты?

— Я особенно отчетливо вижу одну картину. Его разум каждый раз возвращается к ней снова и снова. Небольшой остров с летающими над ним книгами, маленькое, щуплое существо с огромной головой и бьющееся в сознание, словно пульс словосочетание: "Цена — моя душа".

— Его нужно немедленно убить, — выпалил побледневший Малан.

Борисен мгновенно среагировал на слова святого отца, подскочил к телу Ардора, закрыл его руками и заверещал:

— Я не дам вам этого сделать! Это не вам решать, а Совету!

Малан бессильно заскрежетал зубами и пулей выскочил из камеры.

Паладин изумленно воззрел на Борисена. Тот, обнажив зубы в крысиной ухмылке, прошипел:

— Все вон отсюда. Крак во избежание эксцессов отдай ключ от камеры мне.

Через минуту три закутанные в сутаны фигуры покидали темницу, а четвертая, скрытая доспехами, гадала, как святой отец выберется отсюда без факела?

Глава 9

Малан ворвался в свою келью и рассерженной осой начал метаться по ней. Маленькое помещение не позволяло в должной мере, развернутся гневу святого отца. Еще больше площадь метаний сокращали: простой деревянный стол, пара стульев и скрипучая кровать с соломенным тюфяком.

Наконец он немного успокоился. Зажег огарок свечи, стоящий на столе, упал на колени перед висящим на стене полуметровым золотым распятием, и начал молится. Он то повышал голос, то переходил на еле слышимый шёпот. До стороннего слушателя, если бы в келье был таковой, доносились бы лишь обрывки фраз.

— Боже, молю тебя, наставь меня на путь истинный... кто он?... зачем он явился в наш мир?... ведь ничего не делается без ведома твоего...

Затем последовали несколько минут неразборчивого шепота и громкое: "Аминь".

Святой отец встал с колен, выглянул в длинный коридор, освещенный факелами, прикрепленными к стене, и крикнул:

— Послушник!

Из соседней кельи выскочил мальчишка лет двенадцати, подбежал к Малану и выдохнул:

— Да, святой отец.

— Пойди, приведи ко мне паладина Глори и магистра Эсрапила.

Мальчишка молча унесся по коридору, путаясь в полах слишком длинной для него сутаны.

Малан вернулся в келью и принялся ждать. Спустя какое-то время в дверь аккуратно постучали.

— Входи, Эсрапил.

Святой отец не ошибся. В помещение и, правда, проник магистр.

— Вы меня звали, святой отец? — произнес он.

— Глупо было бы, если бы я тебя не позвал, — проговорил Малан и указал Эсрапилу на стул.

Тот воспользовался предложением святого отца и примостился на скрипнувший стул. Малан сел за стол напротив него и, взглянув в глаза, произнес:

— Рассказывай все, что видел в разуме этого язычника Антона. Ничего не таи. Борисена — этого прихлебателя Яроша, здесь нет.

Магистр погладил подбородок и степенно начал говорить:

— Понаблюдав за умственными метаниями этого существа, я пришел к выводу, что он точно видит воспоминания, а не просто фантазии больного разума.

— Почему ты так думаешь?

— Все слишком детально. Каждая мелочь соответствует реальности. Я понял это, когда узнал одно из мест, которое вспоминал язычник.

— Что же это за место? — жадно спросил святой отец.

— Монастырь Сан-Себастьян.

— Как? Он не мог его видеть! — воскликнул Малан, перебирая в уме детали рассказа Эртифекса. — Этого не может быть!

— Я клянусь, что он вспоминал его. И даже скажу более. Он помнит Лобен! Не такой, как сейчас, а былой, когда электричество освещало его улицы!

— Этого не может быть, — вскочив на ноги, повторил святой отец и заметался по келье. — О самом существовании, когда-то во множестве присутствующем в мире, электричестве, знают немногие, а уж видеть освещенный лампами накаливания Лобен... это безумие!

Ноги Малана подкосились и он упал на кровать.

Магистр Эсрапил с каким-то садистским наслаждением добил святого отца:

— Он вспоминал воздушные бои на дирижаблях, христианское восстание в Анхероне и...

Маг сделал театральную паузу, в которой послышался сдавленный хрип Малана:

— И?

— Королеву Лиру! Не ту безобразную старуху, что рисуют наши художники, дабы отвратить добрых христиан от языческих героев, а настоящую! Блестящую магиню! Красавицу с дивными чертами лица, демонизированную фанатиками...

— Прекрати, — взмолился святой отец. — Не богохульствуй!

Магистр резко закрыл рот, понимая, что перешёл грань. Он никогда не был ревностным христианином и всегда склонялся воспринимать мир с разных точек зрения. Его пытливый ум копался в древних рукописях и манускриптах, выцеживая среди множества проповеднической лжи, капли правды. В отличие от рядовых христиан уверенных, что до восстания Данглиния, в мире творился хаос, анархия, всевозможные бесчинства и прочее, он знал, что все было не так. Мир цвел пышным цветом магии, обладающих ею не жгли на кострах, не притесняли и насильственно не обращали в паладинов.

Эсрапил посмотрел на приходящего в себя Малана и покаянно произнес:

— Простите, святой отец, грешен я.

— Прощаю, но впредь, чтобы я не слышал от тебя подобных речей.

Магистр смиренно опустил голову.

— Так к каким еще выводам ты пришел? — проговорил Малан, пересаживаясь с кровати на стул.

— Это существо родилось не менее пяти сотен лет назад, но это думаю, вы и сами поняли из моих слов.

Святой отец, потряс головой, словно отгоняя дьявольское наваждение и тихо прошептал:

— Ничего не понимаю. Как такое возможно?

— Не знаю, — пожал плечами Эсрапил, но вдруг его глаза прояснились, и он поспешно добавил: — Может, дело в сделке с демоном?

Малан встрепенулся и начал что-то усиленно обдумывать.

Магистр тронул его за рукав сутаны и тихо произнес:

— Еще он вспоминал разговор с ангелом, они говорили о каком-то Истоке.

Святой отец резко вскинул руки и схватился за голову.

— Кто же он? Кто?! — закричал он, воздев глаза к распятию. — Ответь мне! Что это вообще такое Исток?

Последний вопрос был адресован магистру, но тот лишь снова растеряно пожал плечами.

— Я не смог разобрать слова, звучавшие в его голове. Сам-то он, без сомнения знает что это.

Вдруг, в дверь постучали. Сильно и уверенно.

— Войдите сэр Глори.

В келью вошел улыбающийся паладин. Он бесцеремонно сел на кровать и преданно посмотрел на святого отца, ожидая его слов. Сэр Глори не обратил внимания на брезгливо поджавшиеся губы магистра Эстрапила. Он прекрасно знал, что последний испытывает к нему неприязнь, за его фанатичную преданность Малану и Церкви. Сам-то он величал себя думающим христианином. Была бы на то воля паладина и магистр пылал бы на костре.

— Сэр Глори, — произнес Малан, — перескажите, пожалуйста, еще раз все детали касающиеся пленения язычников.

Паладин в подробностях рассказал требуемую информацию.

— Говорите, этот огр тащил на плече бессознательное тело еще одного язычника? — уточнил магистр.

— Да, — отрывисто бросил паладин.

— А где сейчас тело этого язычника и жив ли он?

— В камере. Последний раз, когда я его навещал, он еще дышал, но вряд ли долго протянет.

— А когда это было?

— Вчера днем, примерно через три часа после того как мы доставили его в Цитадель.

— Я так понимаю, что вам не удалось его допросить? — спросил магистр.

— Нет, — отрезал сэр Глори, посмотрев на Эсрапила как на идиота. — Он же без сознания.

— А вот мне наверно стоит заглянуть к нему в разум, — произнес он и с вопросом в глазах посмотрел на Малана.

— Идите магистр Эсрапил и после доложите мне, что прочитали в его сознании. И еще, никому не слова о том, что вы узнали из воспоминаний огра.

Маг согласно кивнул головой и бесшумно покинул келью. Паладин проводил его подозрительным взглядом.

— Ох, не доверяю я ему, — произнес он.

— Я тоже, — подал голос святой отец, — но он единственный сентенти, который у нас есть.

— Неужели мы из-за этого должны терпеть его?

— Это делается во благо Господа нашего. Сэр Глори вы должны проследить за тем, чтобы Эсрапил не распускал язык, до тех пор, пока не состоится совещание Совета по делу о пойманных язычниках.

— Будет сделано, святой отец. Совет состоится через неделю, не так ли?

— Абсолютно верно сэр Глори. Теперь идите, мне надо подумать.

Паладин склонил голову, а Малан отработанным за годы движением осенил ее крестным знамением. Оставшись один, он лег на кровать, уставился в потолок и принялся раскладывать по полочкам полученную сегодня информацию.

Магистр Эсрапил, тихо проклиная сэра Глори, и искоса поглядывая на тюремщика Крака, снова пробирался по тёмному коридору тюрьмы.

— Пришли, — отрывисто бросил тюремщик, остановившись напротив одной из камер.

— Ну, так открывай, — пробурчал маг.

Крак сноровисто выполнил его просьбу и сентенти проник за дверь.

— Вот ты какой, — прошептал Эсрапил, глядя на лежащее тело.

Он присел на корточки, провел рукой по кандалам из фоверита, затем положил руку ему на лоб и закрыл глаза.

Крак с болезненным любопытством наблюдал за ним, стоя в проеме двери. Возможно, его внимание и спасло жизнь сентенти, когда некая сила буквально отшвырнула его от тела адепта и размазала бы по стене, если бы не тюремщик, по какому-то наитию сделавший шаг и оказавшийся между магом и стеной. Тело Крака смягчило удар. Эсрапил лишь болезненно вскрикнул, а тюремщик ударился головой о каменную кладку. Пошла кровь. Крак уставившись незрячими глазами в потолок открывал и закрывал рот, будто рыба, выброшенная на берег. Магистр воздел себя на четвереньки и с ужасом смотрел на растекающуюся под тюремщиком лужу крови, но еще больший ужас внушало ему то, что он увидел в сознании адепта.

Эсрапил с трудом встал на ноги, чуть не поскользнувшись в крови, и выбрался из камеры, тихонько повторяя:

— Я должен рассказать, я должен рассказать.

Он вихляющей походкой направился к выходу не переставая повторять одну и ту же фразу. Когда он почти достиг цели и оставались буквально считанные шаги, справа мелькнула тень. Она отделилась от стены и незаметно для магистра подобралась к нему сзади. Крепкий кулак, с зажатым в нем кастетом, опустился на голову мага. Он кулем свалился к ногам тени.

— Никому ты ничего не расскажешь, — произнес мужской голос.

Тень взяла мага за руки и куда-то потащила. Если присмотреться, то на пальце мужчины тащившим Эсрапила, можно было различить знакомое кольцо-артефакт.

Глава 10

Я находился в какой-то прострации, в плену кинофильма, который крутили прямо у меня в голове. Спецэффекты были потрясающие, сюжет закручен до предела. Там было все: любовь, предательство, война, кровь, дружба. Я мгновение за мгновением проживал жизнь нищего дворянина, дезертира, архимага иллюзий. Краски его жизни завораживали, заставляли лучше понимать мотивы его поступков.

Кто сказал, что нет любви, за которую можно отдать жизнь? Пусть этот идиот идет со мной в воспоминания этого человека. Я покажу ему такую любовь, что сильнее древних артефактов, власти, ненависти, и самой смерти!

Чем дольше, невидимой тенью следовал за спиной Тира по его воспоминаниям, тем сильнее и жгучее ощущал свою ничтожность. Я видел не только картинку его жизни, но и ощущал его чувства, и отчасти, улавливал мысли.

Никогда, не был романтиком, но всеми фибрами души впитывая то чувство, что обжигающим, стальным канатом связало Тира и Лиру, я ощутил себя ущербным.

Сцена меняется, вижу, как Тир проникает в прошлое, стреляет в ненавистного врага и темнота, в которой обрывками мелькают легко узнаваемые сцены: смерть Лиры, истончающееся кольцо, наш первый разговор в замке. Я узнаю, почему Белая Волчица и Секира помогали мне, и вздрагиваю от его мыслей, в которых он хотел сделать меня своим преданным соратником, благодаря силе демона Монпоя, дарующего власть над людьми.

Многое так и остается непонятным, скрытым в густом тумане, но кое-что заставляет меня облегченно выдохнуть. Мой побратим не демон, хоть и якшается с ними. Но как он стал богом? Что скрыто в темноте? Почему вижу лишь некоторые фрагменты его жизни после боя с Дэмероном?

С какой-то внутренней печалью вижу, как трансформируется его план по спасению своей жизни. От желания того, чтобы люди верили в него, как в защитника от Церкви, до его смерти. Тут же краем сознания улавливаю то, что когда он только предпринимал первые попытки борьбы, он уже знал, что умрет, иначе ему бы не потребовался я. Побратим, которого он хотел сделать своим рабом, бесценным помощником, главным действующим лицом в новой игре. Перед глазами проносится его разговор с ангелом, затем сцена сделки со Скарамом. Теперь его душа принадлежит ему. Властелин знаний выполнил свою часть сделки. Он перенес часть воспоминаний бога иллюзий в мое сознание. Но почему цена так высока? Неужели нельзя было отдать душу очередного паладина? Все очевидно в своей простате. Теперь Тир больше не бог. Он не подвластен тем закон, что царят над богами. Продав свою душу, он уподобился людям и потерял свою силу. Кольцо иллюзий растаяло как дым. В мире, где правит христианство ему делать нечего. Или может быть, оно затаилось, ожидая нового иллюзиониста дерзнувшего его надеть? Этот вопрос так и останется подвешенным в воздухе. Кто даст на него ответ? Неизвестно. А известно лишь одно, вот так закончилась история последнего языческого бога мира Сианлис и началась повесть души, прозябающей во владениях Скарама. Как сложится ее дальнейшая судьба? Никто не знает. Но кое-кто может попробовать дать ей второй шанс на человеческую жизнь. Задача непроста, но так ведь и багаж знаний ломится от информации. Тир сознательно оставил лазейку. Он не требовал от меня клятв, заставляя, во что бы то ни стало вытащить его душу из Ада. Он предоставил этот выбор мне: спасти его или нет.