-А ты бы сам мог быть так спокоен? Если бы ты был на его месте?
-Не вижу никаких причин быть обратному, — пожал плечами маг. — Первым делом всегда следует разобраться в ситуации. Как всегда разумно говорил один из знакомых нашей семьи, начать убивать никогда не поздно...
Словно в ответ на эти слова оконное стекло треснуло, с оглушительным звоном выплеснувшись внутрь. То, что его высадило, оказалось внутри купе едва ли не быстрее снега и ветра.
Названия тому, что ворвалось в поезд, определенно не существовало. Это напоминало человеческое тело, с которого была содрана кожа — на замену ей пришла мутная черная пленка, пузырящаяся грязно-серыми соцветиями. Перекрученные блестящие мышцы, осколки костей, торчащие наружу и придававшие твари сходство с рассерженным дикобразом, четыре уродливых огромных крыла наподобие стрекозиных, что с противным хрустом переломились, не успев толком сложиться, когда существо полезло внутрь.
Эльза в ужасе отшатнулась: то, что когда-то было человеческим лицом — теперь же почерневшая маска с вываливающимися из беззубого рта темно-зелеными стеблями — было ей знакомо. Эта мысль была отчего-то вполне спокойной — неужели она, наконец, начала привыкать к аду, что разверзся вокруг нее? — спокойной, почти меланхоличной: тварь имела лицо того офицера полиции, что когда-то вел ее допрос.
-Чем я лучше? — с холодной яростью произнес Юст, неизвестно когда успевший оказаться рядом с ней. — Я не создаю подобного.
Тварь, развалившись на подоконнике, потянулась вперед — маслянисто-черные пятна, в которые были превращены глаза бывшего человеческого существа, видеть, очевидно, уже ничего не могли, но стягивающий горло растительный обруч с тошнотворно-желтушными цветками мерцал вовсю, словно подсказывая, где были настоящие — новые — органы зрения.
-Беги, — не отрывая взгляда от существа, бросил Юст. — Мы найдем тебя, когда все кончится.
Хлопок закрывшихся за Эльзой дверей словно стал сигналом твари прозреть окончательно — оттолкнувшись от подоконника теми уродливыми, перекрученными пародиями на ноги, что имела, она кинулась на мага, широко раскинув передние конечности: уродливые пеньки пальцев и костяные иглы, что из них торчали были нацелены ему прямиком в лицо.
Обращение к Метке за нужными чарами заняло всего несколько секунд, но он знал, что не успеет — усталость брала свое. Он не мог успеть. Просто не мог.
И потому очень удивился тому мгновению, в которое осознал, что все еще жив — и что даже не заметил, как существо оказалось рассечено надвое.
Апостол, что заслонила мага, держала в руках нечто, похожее на меч. Во всяком случае, у этого нечто была изысканно украшенная рукоять, но все прочее вызывало такую боль в глазах, что смотреть на это не было решительно никакой возможности. Боль в Цепях была ничуть не меньше. Боль, которую вызывала эта ослепительная алая полоса, раскаленная до такой степени, что казалась тонким стержнем, в котором плескался жидкий огонь. Вот, значит, что она хранила в том...
-Ты бы так близко не стоял, Юст, — изменившимся почти до неузнаваемости голосом прохрипела вампирша. — А то и тебя зацепит...
Руки Апостола окутывал алый туман — и он полз все выше и выше. Дымящиеся останки твари, что оказались разбросаны по сиденьям, таяли на глазах, словно пожираемые незримым пламенем.
В горле у Юста пересохло, на глаза навалилась тяжесть. Откуда-то из глубины поднималась такая злость, такое бешенство, какого маг еще никогда не ведал — и оно было готово прорваться в любой момент.
-Что...что это... — выдохнул он, схватившись за дверной косяк.
-Когда-то это посвятили Аресу, — не оборачиваясь, зашипела Вероника. — А когда-то откопала я. В семидесятых задержалась в Штатах, подкинула идею одному типу, что кино сочинял. У каждого порядочного злодея должен быть такой, — обернувшись, она шагнула в сторону Юста. — Ну и что мы стоим? Бегом!
Просить дважды мага было не нужно — он выломился в коридор с такой скоростью, что в эти несколько секунд мог бы потягаться и со своей сопровождающей. Еще пара мгновений ушла на лихорадочный выбор направления — за них-то Вероника и обогнала его, одним коротким замахом своего жутковатого клинка превратив дверь соседнего вагона в два оплавленных по краям куска металла.
-Шевелись!
Вряд ли Юст мог сказать, что нуждался сейчас в дополнительных советах: бросившись следом за Апостолом, он старался преуспеть лишь в одном — не упасть где-нибудь по пути и не отстать. Что-то подсказывало магу, что эта, новая Вероника, которую разбудил обнаженный меч, будет далеко не так добра и терпелива.
По вагону, в котором они оказались, тянулся мерзкий запах — даже хуже того, что ознаменовал прибытие тварей Бенедикта тогда, в часовой мастерской. Из-за дверей слышались крики — затихали они столь быстро, что гадать о причинах было совершенно не нужным делом. Вот три крепких на вид двери, как по команде, вылетели наружу одна за другой, а по ним выбрались, распрямляясь на ходу, существа, которые перевернули все ранние представления мага о безумии Кальдервуда.
Общим у наступавших на них ходячих воплощений уродства, казалось, было лишь одно — все они, похоже, создавались в страшной спешке. Сквозь обширные порезы в телах виднелись перекрученные, залитые чернильного цвета соком, внутренности, раздутые губы дрожали, разорванные рты плевались черной жижей. Уродливые горбы, заляпанные кровью и каким-то гадким растительным соком, выставляли напоказ обрывки крыльев — твари, похоже, избавлялись от них сразу, как проникали в вагон. Пред собой уродцы волной гнали нестерпимое зловоние — первая же мысль мага потянулась к Метке, а первые же слова отвели ворвавшийся внутрь ветер в противоположную сторону: просто ради того, чтобы голова могла хоть как-то соображать. Сделать большего Юст не успел — все трое кинулись в атаку. Все трое столкнулись с Апостолом.
Облако грязно-красного тумана, что охватило Веронику уже с головой, играючи ушло от ударов лезвий из кусков кости, что торчали из почерневших культей. Алая полоса блокировала грубый выпад, оставив первую же тварь вовсе без рук, и, не сбавляя скорости, разорвала разбухшую голову. На стены брызнула почерневшая кровь и пена. Истекающая чернильной жижей и рваными жирными лепестками пасть второго существа издала хриплый, надрывный вой, а обросшие лианами руки пустили побеги вперед, пытаясь сбить противника с ног и оплести. Красное облако ушло в сторону, раскаленное лезвие проткнуло изуродованное тело, словно булавка кусочек тонкой тряпицы, тут же перейдя на последнюю цель — и развалив ту пополам. О передышке нечего было и думать — едва дорога стала чиста, маг бросился за Апостолом следом, искренне надеясь, что это все, что осталось в рукаве Кальдервуда.
Уже следующий вагон показал, как сильно он заблуждался.
Кажется, в этом месте пассажиры принимали пищу — во всяком случае, останки обеденных столов о том говорили весьма красноречиво. Теперь в этих стенах, под пронизывающим все ледяным ветром из разбитых окон, шел уже совсем иной пир — маг был готов отдать сейчас что угодно, лишь бы не видеть всех его деталей.
Пол сплошь покрывал разрастающийся уже и на стены ковер изо мха и жирных черных цветков, что все увеличивались в размерах — источником заразы служило то, что некогда было человеческим телом, а теперь стояло, протянув руки-ветви к потолку и впившись корнями в пол. Еще четыре твари, обходя вагон вдоль стен, приканчивали последних пассажиров — тела, которых они касались, начинали стремительно чернеть, разлагаясь и растекаясь по мшистому покрывалу густым, словно нефть, слоем. Людей уже давно не осталось — только исступленно визжащие от боли кровавые ошметки. Пассажиры корчились на темном ковре, распадаясь, размокая, словно бумага. От одних только звуков, с которыми мох принимал свое угощение, можно было сойти с ума — под этот кошмарный треск и хлюпанье наружу он выплевывал все больше и больше черных цветков...
Юст отшатнулся назад. Это не походило на то, что Бенедикт применял раньше — здесь не было того разнообразия хищной флоры, что была выпущена в часовой мастерской. Нет, бойню здесь творило лишь одно-единственное растение, вероятно, самое гадкое из всех, что имелось в арсенале Кальдервуда. Своего рода козырная карта — такую никогда не оставят валяться без присмотра, о нет. Нечто подобное будут носить с собой, чтобы использовать в самый последний момент.
В вагон-ресторан с хриплым рыком ворвалось нечто, слишком быстрое для человеческого глаза. Апостол — нет, просто невесомый красный туман — в мгновение ока очутилась рядом с ближайшей тварью, отточенными движениями обрубив руки и превратив тело в пузырящееся гнилое месиво. Юст почувствовал, как внутри зашевелилось нечто, похожее на облегчение: пока Вероника — нет, пока этот чудесный клинок — на его стороне, опасаться, похоже, почти нечего. Последняя, жалкая в своем безумии, атака Бенедикта будет без труда отбита, и они...
Оставшиеся твари, казалось, уловили мельчайшие его мысли. Два существа, словно соревнующиеся в уродстве друг с другом, пустились бежать вдоль стен, а третья тварь, чье тело стало стремительно набухать, кинулась наперерез алому облаку, раскинув руки. Алая полоса устремилась к цели...
Оглушительный хлопок на добрых полминуты лишил мага слуха, но ему хватало и того, что он сейчас видел, чтобы вновь ощутить, насколько же они на деле уязвимы. Пожертвовав одним из своих уродцев, Бенедикт добился желанной цели — взрыв не только выбил меч из рук вампирши, но и отшвырнул ее через добрую половину вагона, бросив аккурат на хищный мох и поляну из черных цветков.
Казалось, те почуяли что-то знакомое — жирные лепестки затрепетали, и уродливые соцветия отхаркнули облачка угольно-черного пара, что обвил тело вампирши. Юст застыл, будучи не в силах поверить в то, что видели глаза: какой-то жалкий дымок начисто парализовал Апостола, не давая сорваться с места — лишь ужасающе медленно сдирать со своего тела наползающий на него сплошной массой слой мха. Последние две твари, вскинув костяные лезвия в уродливой пародии на салют, кинулись на Веронику, намереваясь разрубить на куски...
Приказав себе забыть об усталости и запретив даже думать о боли, Юст отыскал взглядом меч — алая полоса, оставшись без направляющей ее руки, стремительно угасала, но все еще не давала мху подобраться к себе. Сцедив с Метки простейшее обращение к ветру, маг влил в него все силы, что успел скопить за прошедшие часы...
Рявкнули в унисон два пистолета — разрядив их в лица тварям, Вероника в очередной раз рванулась вверх и в сторону изо всех своих сил. Направленный на меч поток сдвинул грозное оружие лишь на пару дюймов — но этого было достаточно Апостолу, чтобы вновь коснуться рукояти.
-Прочь! — рявкнула Вероника.
Отскочить назад, захлопывая дверь, он успел в последний момент. Упав на пол, маг сжал зубы и закатил глаза — нечто, сейчас выпущенное на волю кошмарным клинком, породило в Цепях такой отзыв, что странно, как они не сгорели вместе со всем его телом.
Боль отхлынула так же стремительно, как и явилась — заставив себя подняться на ноги, Юст распахнул дверь. И не узнал вагона-ресторана уже во второй раз за эти несколько бесконечно длинных минут.
Стены и пол были сплошь покрыты толстым слоем копоти, с потолка сыпались, рождая чудовищную вонь, хлопья пепла. От тварей Бенедикта — равно как и от всего остального, что наполняло вагон, не осталось и следа.
Из клубов дыма и гари вышла Вероника — костюм ее был перемазан сажей, лицо стало еще бледнее, чем раньше, но ран на теле Апостола не наблюдалось: по всей видимости, она уже успела повернуть свое время вспять. Алый меч коснулся пола острием, тут же породив мерзкий, тяжелый запах окалины.
-Ты...ты цела? — хрипло произнес Юст, переступая через порог — исходивший от пола жар ощущался даже сквозь обувь.
-Всего лишь работа с овощами, — фыркнула вампирша. — Если это все, на что его...
Оглушительный свист, начисто перекрывший голос Апостола, меньше чем за секунду перелился в ничуть не менее оглушительный грохот. Со звуком, который не способна была бы породить, наверное, тысяча пулеметных очередей — маг обязательно бы использовал их для сравнения, если бы слышал хоть раз — десятки, если не сотни крохотных, остро заточенных камушков пробили крышу вагона и обрушились на тело Апостола, превращая его в кровоточащее решето.
Вероника была быстра, но все же не настолько. Град камней усилился, распластав ее тело по черному от гари полу — финальным аккордом стали несколько продолговатых каменных спиц, что прикололи руки и ноги Апостола к вагону, распяв ее, как редкое насекомое под стеклом. Пылающий алым светом меч покатился к ближайшей стене.
Юст отшатнулся назад, чувствуя, как нарастает тошнота и озноб. То, что спускалось сейчас вниз сквозь проделанную в крыше дыру, было исполнено такой силы и такого желания нести смерть, что маг послабее, наверное, уже забился бы в истерике, будучи не в силах совладать с этим чувством. Картинка перед глазами начала размываться, словно он смотрел сквозь мутную воду — пропустив краткую волну по Цепям и отогнав морок, маг отступил чуть назад, к дверям.
Теперь он видел это воочию. Лучше бы, наверное, не видел.
То, что сошло вниз, замерев в полуметре над подрагивающим телом Апостола, имело рост до смешного крохотный — даже ребенок лет пяти оказался бы выше существа на целую голову. Землистого цвета лицо большей частью было укрыто за спутавшейся, почерневшей от грязи бородой, маленькие зеленые глазки пылали от бешенства. Одежда карлика представляла собой какие-то вонючие тряпки, кое-как сшитые дратвой, сплошь увешанные камнями самых разнообразных форм и видов — те держались на веревках, крючках, кусках волос и даже чьих-то хвостах. Гипертрофированные, словно разбухшие, ступни смешно болтались в воздухе.
-Agus anseo ta me! — невероятно мощным для такого тщедушного тельца голосом пророкотало существо, склонив свою маленькую головку в издевательском поклоне. — Reidh-reidh go bas, rud bocht? (1)
Еще не успело потонуть эхо последнего слова, как коротышка уже звонко хлопнул в ладоши, рявкнув сжатую до предела лирику: десятки камней, сорвавшись со своих мест, устремились к магу.
Страха тот не ощутил — отразить такую угрозу было парой пустяков, даже отравленная колючка Бенедикта была опаснее. Почти небрежно он взмахнул рукой, подчиняя себе поток ветра...
...и с ужасом обнаружил, что ветер его не слушается. В последнюю секунду упав на закопченный пол, он позволил граду камней просвистеть над головой, изрешетив дверь в вагон-ресторан. Уродливый малявка захохотал таким басом, что от него задрожали бы стекла, если бы их вагон не лишился еще раньше.
-Amaideach, draiodoir amaideach (2)...
Юст поднял голову, ошалело глянув на забавляющегося коротышку.
-Bas tu! (3)
