Так вот, вышеупомянутый мэйн невозмутимо покуривал тонкую сигаретку и беседовал с невысоким существом, закутанным в черный плащ. Шипящий голос гоблинского шамана явственно слышался даже сквозь щель оконного проема, но разобрать хоть слово мог только натасканный на скрытое подслушивание разведчик. У меня получалось, но с трудом.
— Кайлисс будет недоволен...
— Меня это должно волновать? — мэйн равнодушно затянулся, выпустил ровное кольцо дыма, и дернул длинным ухом. — Тебе повторить, где я видел Кайлисса?
— Ну, перестань, Арньес! — умоляющие нотки в голосе гоблина звучали по меньшей мере странно. Мало того, что я никогда до того не видела гоблинов вживую, так еще и об их шаманах ходила такая слава... Кем должен быть тот, кого боится шаман? Додумывать не хотелось. Тем временем действо продолжалось: — И так притащились в этот трактир зачем-то... Если еще и ты начнешь игру ломать... — он покачал головой.
— Я не начну. С этим и Доран неплохо справляется, — фыркнул мэйн, но куда более снисходительно, удовлетворившись, похоже, сделанной уступкой. — Ты не знаешь случайно, что за менестрель здесь такой?
— Менестрель? — шаман испустил долгий шипящий вздох. — Так вот чего он с места-то сорвался... Странствующий менестрель — то немногое, что могло так повлиять на этого проклятого эстета.
— Желаешь бросить вызов Летящему? — мэйн оскалил клыки в зловещей усмешке, в лавандовых глазах качнулась тьма — куда там вампирскому оскалу!
Мир ненадолго застыл, задрожал на пронизывающих пространство невидимых жилах, отзываясь на вспыхнувшую в Багряном ярость. Боевой режим воинов — это нечто. Судя по слухам и данным отчетов наших полевых агентов, один Багряный в обычном бою в одиночку способен ликвидировать средний такой замок со всей обслугой, гарнизонами и штатным магом, не особо напрягаясь при этом. Представителей младшей расы, разумеется. То, что происходило, было просто реакцией мира на их эмоции. Не самой стандартной реакцией... По моей ауре словно ударил порыв холодного ветра. Я вздрогнула, приходя в себя и поспешно восстанавливая защиту. Мэйн уже скользил пристальным взглядом по строениям вокруг. Повезет мне, если не заметит...
Про них говорят — они, как пауки, скользят по скрытым нитям мира, и их дрожь говорит им куда больше всех доступных органов чувств — от осязания до эмоций. Хотя последнее лично мне представить сложно. Или это только меня чужие концентрированные чувства будто обжигают, когда я оказываюсь все же в состоянии их уловить? Зная все это, я сосредоточилась, ненадолго увидев мир как пересечение полупрозрачных лучей или нитей — кому как удобней — и придержав в ладонях ту, что затронула непроизвольно. Это не так-то просто — взять нить так, чтобы одним касанием убрать с нее лишнее напряжение. Мне удалось, судя по тому, что мэйн снова переключил свое внимание на гоблина. Впрочем, притворство все же не стоило сбрасывать со счетов...
— Что? — недовольно спросил шаман, кажется, так и не заметивший угрозы, но крайне своевременно разбивший сосредоточенность убийцы.
Багряный встряхнул роскошной гривой, и пожал плечами.
— Ничего.
Он снова закурил, сбрасывая напряжение с плеч. Глаза вернулись в нормальное состояние, пропали клыки, втянулись когти. Только легкий флер магии вокруг него говорил о недавнем срыве, да съеживалась аура, совсем недавно развернувшаяся, будто нетопыриные крылья.
— Послушай, Арньес... — казалось, шаман не ощущал буквально пропитавшей воздух угрозы. — Я бросал кости, и...
Так вот как зовут мэйна!
— И? — убийца отодвинулся от стены, легонько размял кисти рук.
Шаман не внял демонстративному предупреждению.
— Ты полюбишь то, что ненавидишь, — капюшон упал с головы, открывая лысый затылок гоблина, редкие завитки тускло-зеленых волос посыпались на костлявые плечи, в маленьких темных глазках зажглась далекая злобная радость. — И ничего не сможешь изм...
Мэйн сделал еще только один шаг, стремительно развернулся и стряхнул капли крови с кинжала. Труп гоблина медленно сполз вниз, и бескостно рухнул лицом мягкий мэйнийский камень.
— Тебе не стоило говорить об этом, — равнодушно заметил Багряный, роняя на труп что-то блестящее, вроде флакончика, и поворачиваясь спиной к поверженному.
Я решила прервать наблюдение, и направилась вниз, когда за окном что-то коротко полыхнуло, и тут же погасло. Тьмой клянусь — во дворе не осталось ни следа от гоблина. Багряные славились как профессионалы. С невольным холодком внутри справиться удалось довольно быстро. Первое правило непрофессионального разведчика — не нарывайся. А информации для размышлений у меня было достаточно. Доран... где-то я уже слышала это имя...
В общем зале было шумно. У дальней стены народу казалось поменьше — там, за двумя большими столами, расположились зашедшие на огонек торговцы, семеро незнакомых мэйнов, вероятно, из того отряда, представителя которого я видела во дворе, и их охрана. Экзотика. Интересно, у охраны Императора тоже есть стража? А у охраны стражи императора? В присутствии Багряных простой люд держался спокойнее. Одна из причин такого ажиотажа была банальна. По необъяснимым причинам среди светлых мэйнов не рождаются барды. У мэйнов по-прежнему прекрасные голоса, но спеть что-то так, чтобы захватить чужую душу, способны с некоторых пор лишь единицы. А уж написать что-то свое... Этого дара они лишились с момента раскола. По слухам, это была месть дроу, но никто не может ни опровергнуть, ни подтвердить данное утверждение. В любом случае, факт оставался фактом. Других объяснений подобному интересу к моей скромной персоне у меня не было.
Я усмехнулась в ответ на приветствия, отмечая крайне благожелательное отношение присутствующих — везде мой взгляд встречали улыбкой, шуткой, добрым поддразниванием. Приятно...
В углу специально для меня трактирщик придержал столик. По сложившейся традиции приграничных городов, менестрель обычно не сразу начинал петь, а садился в сторонке, и снисходительно принимал подношения желавших узнать последние сплетни. С этим, к счастью, проблем у меня не было. Даже присутствие знатных господ, наверняка нынешних или бывших приближенных Светлого двора, не могло смутить — я была в курсе всех более-менее интересных событий обоих дворов. Ярмарка в Светинках, приплод райских скакунов у старика Тимофея, последние новинки гламурной коллекции брони ингваров, новые фасоны плащей в пресветлых Престолах, слухи о злодействах Темных — я везде находила, что сказать. С учетом того, кому и где все это говорилось, конечно же. С одним зажиточным купцом (Тьма, я впервые увидела круглого как колобок мэйна!) мы минут двадцать обсуждали цены на меха и вино, результаты поединков соискателей воинских званий и предполагаемые изменения цен на внутреннем рынке. Торговец ушел от меня, крайне довольный самим собой, оставив на память небольшое состояние в десяток золотых, и к взаимному удовольствию проведя время. Судя по его щедрости, я дала ему даже больше, чем сама ожидала. Но ничуть не жалела об этом.
Наконец, народ утолил первое любопытство. А я наелась. Лик вынырнул из-за спин посетителей, пристроился у моих ног. Он с азартом схрумкал пару косточек и жирного поросенка целиком, но наотрез отказался меня покидать. Впрочем, я и не настаивала.
Потянувшись, достала лютню из-за плеча.
— Сюда, уважаемый! — немедленно засуетился трактирщик, обустраивая мне место невдалеке от камина.
Столы раздвинули, образовав что-то вроде полу-амфитеатра. Уютно устраиваясь на мягкой скамеечке, я заметила, как встрепенулся просидевший до того со скучающим видом мэйн, облаченный в черный строгий костюм. Седые с несколькими золотистыми локонами волосы, заплетенные в сотни косичек, немного раскосые глаза цвета отразившей грозовое небо стали; плавные просчитанные жесты, так и кричащие об опасности — он бросался в глаза любому, кто хоть немного разбирался в боевых искусствах. Либо он — Мастер вне категорий, либо излишне самоуверен. Большинство тех, кого я знала, не спешили демонстрировать всем без причины свое умение. С другой стороны — сколько людей, столько и привычек, так что не стоит спешить с выводами. Пронзительный взгляд этих колдовских глаз не отпускал меня с той минуты, как Вир в моем лице вошел в зал, но ни разу не вызвал зуда, так что я вовсю пользовалась моментом и его игнорировала. На тонких пальцах дворянина серебрились старинные перстни, темные перчатки скрывали кисти рук, бликом мелькнула сапфировая бабочка-заколка в волосах... Литера 'Д' на одном из колец показалась знакомой. Впрочем, я не стала особо задумываться. Учитывая, что компанию ему составляли двое рыжеволосых (что, в принципе, равно 'двое Багряных'), я предположила, что это и есть Доран. Нет, все же мы никогда не встречались. Но где я уже слышала это имя?!
Ну что ж... Я поправила лютню, коснулась серебряных струн. Что-нибудь незамысловатое для начала... Легкое, не затрагивающее глубинных струн души. Может быть, успокаивающее... Я усмехнулась про себя. И запела. Одно, второе... Еще пару произведений. Легких, лиричных, большей частью светлых. А потом поймала этот взгляд. Холодные пронзительные глаза, безбрежные и безжизненные зрачки в яркой радужке. Мэйн смотрел странно. Пусто и светло. Так мог бы смотреть какой-нибудь легендарный меч, прихотью богов обретший плоть. Смотрел так, что сердцу хотелось остановиться. И песня вспомнилась сама.
Свой дым я стелю по земле,
В земле холодней, чем во мне
Это явный признак работы сердца,
И как объяснить тебе,
Что я еще жив,
Что я стою у стены,
На которой рисует мой мел.
Ах, если бы ты научилась читать,
То навряд ли бы я посмел
Так быстро уснуть,
Уснуть,
Уснуть.
Эти последние дни,
Нас освежали дожди.
Если бы свежесть твоего лица
Сообщалось моему уму,
А я пока что не слеп,
Я смотрю на стекло,
И вижу глубже стекла.
И еще не очень люблю
Когда что-то не сгорает дотла,
Как ты,
Как ты,
Как ты.
(Группа 'Адо', Дым)
В ледяной глубине чужого взгляда сталкивались галактики, взрывались звезды. Я пела по наитию. Может быть, зря?.. Перебор струн, выжидая, пока успокоюсь сама, и успокоится лютня. Неизъяснимо знакомый незнакомец застыл в неподвижности. Странно, что я угадала... Песня была для него, о нем, но вряд ли мы оба воспринимали ее одинаково. Холодный лик не отражал ничего. А музыка вливалась в его душу, считывала самые потаенные мысли, мечты. И возвращалась еле ощутимой волной силы.
Судя по появившимся ощущениям, в этом мире у меня появился еще один враг. Да и мало кто из Старших позволит жить тому, кто заглянул ему в душу. Мысль растворилась так же быстро, как и пришла. Это было не важно. Я закрыла глаза, позволяя музыке унести себя вдаль, отдаваясь ее власти. Песня за песней, пока не запершило горло. Смешно — пол передо мной блестел от серебра с вкраплениями меди. На моих глазах незнакомый мэйн отдал приказ. Один из багряных поднялся, и... бросил к моим ногам кошелек, полный сверкающего золота, с демонстративным звоном рассыпавшегося по полу.
Чужой взгляд кольнул спину. Багровый улыбнулся смутно, вынырнув откуда-то из-за спины. Еще один, не из тех, кто охраняли спину Дорана.
— Вириэль, мой повелитель приглашает к своему столу.
— Передай ему мою благодарность, — спокойно отозвалась я, лениво отводя взгляд. — Но сегодня я пою для всех, — ты бы еще кошелек мне в лицо швырнул, скотина!
Багряный медленно кивнул, по сузившимся вмиг зрачкам я поняла, он запомнил меня. Но почему-то просто отошел. В следующий раз, если этот раз будет, обязательно испугаюсь. А пока мир растворился, оставив лишь образы, смутные тени. И я снова пела. До хрипа, сорванного горла. Так бывало. Бывало... редко... Когда музыка находила отклик, и уже ее воля вела тебя, уже чужие мечты переполняли страстью, яростью, чьей-то застарелой болью, чьим-то незамутненным счастьем, а слова обретали мистическую силу достигать чужих сердец, отражаться в глазах, вызывать смех и слезы. До того дня мне лишь раз хватило таланта достигнуть этой грани.
Не помню, сколько я пела. Лик уткнулся влажным носом в мое колено, засопел, тихонько повизгивая притом, и чувство реальности вернулось брошенным бумерангом; с трудом внимая вдруг опустившейся тишине, я опустила бессильно застывшую лютню. На перламутре потеки крови были почти незаметны, будто еще один причудливый узор. Горло пересохло и тянуло, как от черноплодной рябины. И вместо голоса остался только шепот.
Трактирщик тут же поднес чашу подогретого вина. Пара глотков, и дышать стало значительно проще, приятней и легче. Лик жалобно заскулил, потерся щекой о мое колено, вильнул хвостом. Я со смехом почесала воспитанника за ухом, поставила перед ним миску со свиной поджаркой. Первое время кормить его собачьей едой было страшно, но потом страх ушел, а я вспомнила, что, превращаясь в кого-то, существо обретает не только новый облик, но и другой метаболизм. И способ, вид питания желательно изменить на соответствующие. Вернусь, надо будет походить на лекции к Ликои. Все же знаний по многосущностным и прочим оборотням мне недоставало...
— Я надеюсь, Вы нанесете нам визит завтра, — звук чужого голоса над головой заставил меня вздрогнуть.
Почти заставил. Мгновенно сам собой скользнувший в ладонь кинжал удалось незаметно убрать в рукав, черный пес вовремя спрятал зубы, не нарушив образа милой собаки. Еще пара осторожных, рассчитано затянутых глотков. Новый собеседник был либо осторожнее, либо куда прозорливей. Я оценила и 'вы', и формулировку, ненавязчивую и осторожную. Просьбы правителей куда страшнее их приказов, это вам скажет любой придворный. И все же... Я медленно обернулась. Серебристые радужки были совсем близко, едва не теряясь в широте чужих зрачков, вытянутых по-кошачьи. Только парили высоко над головой. Какой упорный мне попался ушастый.
— Вам? — с искренним недоумением приподняла я бровь, беззастенчиво вглядываясь в склонившееся надо мной лицо.
— Вице-губернатор Элувиала к Вашим услугам, Вириэль О'Рэй... — тепло усмехнулся сероглазый, доказывая эффективность работы местной разведки. — Эль Доралэн Маальварааанте, эльд-лорд Крыла Белого Барса.
Улыбка коснулась даже глаз, но не сердца. Я недавно чувствовала его душу, и даже теперь еще ощущала ее будто издалека. И смеха там не было. Была пустота, щемящая, ищущая, саднящая, далекая ярость, скованная железной волей ненависть и море кипящей, полубезумной страсти. Впрочем, мне, как барду (три раза ха-ха), стоило бы поторопиться. Я взметнулась было на ноги, он удержал меня, положив руку на плечо. Мягко надавил раскрытой ладонью, вынудив опуститься на скамью. От горячей сухой руки по спине вниз скользнуло лихорадочное тепло, но пришлось подчиниться. Начни я тогда сопротивляться — точно бы засветилась на всю Империю, а задания пока никто не отменял. Вот только вместо того, чтобы разозлиться, я вдруг развеселилась.
— Пусть сегодня не будет титулов меж нами. Я хотел спросить...
Попытка ответить хоть что-то сорвалась, я закашлялась, отдышалась, потом нетвердо проговорила:
