Право первородства - общий файл

Вскоре все трое нырнули в туманно-пыльную муть, скрывшись из виду тех, кто остался наверху. Край обрыва, небо и солнечный свет потонули во мгле. Резко потемнело. Ориентиры исчезли, стало невозможно оценить ни пройденное расстояние, ни, тем более, оставшееся до цели. Даже время словно бы исказилось в узкой щели без верха и без дна — казалось, они ползут по ненадежным веревкам уже целую вечность.

Вскоре пыльная взвесь сгустилась еще сильнее. Мелкие кристаллы скрипели на зубах, набивались в нос и рот, вызывая мучительные спазмы кашля. Слезящиеся глаза пришлось закрыть: все равно не видно дальше вытянутой руки. Спуск замедлился до предела. Чтобы не потерять друг друга, маги время от времени перекликались, но каждое слово глушилось в густом, словно наваристый суп, тумане.

Внезапно усилился, приблизился шум падающей воды.

— Держитесь крепче, — кашляя, крикнула Цинтия. — Похоже, нас скоро накроет водопадом.

Продвинувшись еще на пару метров, они ощутили холодные брызги воды. Канаты предательски намокли, грубые скользкие волокна с удвоенной безжалостностью врезались в измученные ладони и тут же обагрились свежей кровью.

Еще несколько метров вниз, сжав зубы, сдерживая стоны — и оказалось, что все предыдущие тяготы — ерунда.

На них обрушилась ревущая, не дающая дышать, колотящая стена воды, которая падала с высоты не менее двухсот метров. Это была только небольшая струя, отделенная каким-то выступом от основного потока, но и ее хватило, чтобы обессиленные тела сдались на милость стихии. Если бы не страховочные тросы, все трое рухнули бы вниз, туда, где с грохотом разбивалась о далекое дно вода.

Обвязанные вокруг талии веревки резко натянулись, не дав людям пролететь и пяти метров, но позволили им наглотаться воды. Отданные на волю грохочущему водопаду, безнадежно потеряв основные канаты, они бешено раскачивались на своих тросах, как куклы на ниточках, не поднимаясь и не опускаясь, ударяясь о стены ущелья, ныряя в грязные пенистые струи.

Оказавшись рядом с Павлом, Неодим извернулся и ухватил его за ногу:

— Нет смысла так висеть, раз мы все равно не можем двигаться, — закричал он, стараясь перекрыть рев водопада и отплевываясь от попадающей в рот воды. — Вынимай Средоточие! Надо подниматься и попробовать как-то иначе.

Павел повернулся к Неодиму, и тот прочел в его взгляде непреклонную решимость.

— Стены стали ближе, — крикнул Павел, — значит дно уже недалеко. К тому же — слышишь, какой звук? — вода падает не на голую землю, а в воду.

— Что ты хочешь делать? — в ужасе заорал колдун, но было поздно.

Оттолкнув Неодима, Павел взмахнул над головой коротким клинком. Страховочный трос лопнул — и парень мгновенно скрылся внизу, среди мутных струй.

— Ненормальный, — проворчал Неодим, доставая свой кинжал, — послал же растяпа Творец безрассудного князя. Могу себе представить будущее несчастного Червонгорода. Цинтия, ты видела?

— Видела, — хладнокровно ответила та, усердно пиля свой трос.

Глубоко вздохнув и обреченно закрыв глаза, Неодим быстро рубанул по веревке. Сердце ухнуло куда-то в пятки, крик замер в горле, но падение длилось всего несколько секунд. А на дне и впрямь оказалось уже достаточное количество воды. С силой взмахнув руками, Неодим вырвался из топкой глины и вынырнул на поверхность целым и невредимым.

В паре саженей от него плескалась Цинтия, но за стеной грязных брызг Павла нигде не было видно.

Кричать смысла не имело: здесь, у подножия, грохот водопада перекроет любой звук. Даже с Цинтией пришлось объясняться жестами, но кое-как колдун и девочка поняли друг друга: Неодим поплыл в одну сторону, Цинтия — в другую. Скоро девочка-Средоточие догнала его: с запада дорогу преграждала сплошная, непреодолимая стена воды.

Павел обнаружился всего через пару десятков метров к востоку. Здесь по северной стене ущелья проходил относительно ровный, горизонтальный выступ из залегающего на глубине и расколотого силой колдовства пласта известняка. Будущий князь Червонгорода пытался на него взобраться, вяло карабкаясь по шатким камням.

Вздохнувший с облегчением Неодим и обрадованный друзьям Павел первым делом подсадили на уступ Цинтию, затем колдун помог забраться Павлу, и наконец, с трудом, оскальзываясь и рискуя свалиться обратно, туда втащили его самого.

Обессиленные путники рухнули на жесткий известняк, хватая ртом живительный воздух. Здесь пыль уже была прибита водой, и удалось отдышаться. В первые мгновения казалось, что пошевелиться они смогут не раньше, чем назавтра. Но не прошло и четверти часа, как Павел вскочил.

— Там, за поворотом, порог расширяется, — сказал он, указывая на излом расщелины. Здесь, внизу, ширина ущелья не превышала трех метров. — По нему легко можно пройти. Надо спешить, пока вода не поднялась еще больше и не затопила выступ.

Цинтия тут же поднялась, а колдун застонал, протестуя. Но вдруг подумал: впереди не только ловушка для наследника Средоточия, расставленная монстром-полукровкой. Впереди то, что, возможно, укажет на местонахождение Наташи, сероглазой девушки из "погасшего" мира.

А что, если бы Прохор решил сделать своей заложницей Меланию?

Его словно подбросило неведомой силой. Каменной усталости как не бывало.

Идти оказалось не намного проще, чем спускаться по скользкому канату или плыть в бурном потоке. Насыщенная водоворотами река на дне разлома через некоторое время превратилась в густое, полное раскисшей почвы болото. Неровный известняковый порог то расширялся, бугрясь острыми краями, то сужался, почти исчезал. Пробираться дальше приходилось распластавшись по песчано-глинистой стене и обламывая ногти. Изредка полка коварно обламывалась под ногой, подмытая снизу водой, и лишь чудом шедший рядом ухитрялся подхватить товарища перед самым падением. Даже невесомая Цинтия, легко прыгающая с уступа на уступ, показала себя надежной поддержкой. Ее тонкие детские ручки мертвой хваткой цепляли воротник или руку друга, когда требовалось вновь втащить упавшего на твердое место.

Никто точно не сказал бы, сколько они двигались так, задыхаясь, напрягая все силы, помогая друг другу: счет времени был потерян где-то на третьем или четвертом обрыве, а ущелье все тянулось и тянулось. Казалось, пройдены уже километры и километры, хотя на деле они не преодолели и пятисот метров, когда впереди наметилось нечто вроде развилки. Основное, более низкое ответвление ущелья поворачивало к северо-востоку, уводя с собой топкое глинистое болото. А на противоположном берегу, к юго-востоку, в склон вдавалась темная щель, шириной не более полутора метров. Ее своды полностью сходились где-то высоко над головой.

Шедший впереди Павел вдруг так резко остановился, что Неодим наткнулся на него. Оба едва не свалились в трясину.

— Надо заглянуть туда, — пробормотал Павел, пока колдун с неизменным призывом Творца втаскивал его обратно.

— Вряд ли имеет смысл. То, что падает сверху, не может угодить в запертую щель, — усомнился Неодим.

Он морщился от одной мысли о необходимости лезть в топкую грязь. Повторять так потрясший Рому колдовской прыжок слишком рискованно. В пробитой вершняитским заклинанием пропасти слишком много очагов остаточной напряженности Эфира, способных создать непреодолимые помехи, а то и вовсе разрушить направленность сил. Свалиться в болото с высоты прыжка, да еще после завязанных в путаный узелок чувств и мыслей от сломанного заклинания — нет, уж лучше ползком, на пузе. Но будущий повелитель Княжества явно не намеревался пропускать щель, а упорство в полной мере унаследовал от Владиславичей. Колдун с тяжким вздохом взялся налаживать переправу.

Прогулявшись вперед и назад, они собрали немного нападавших в разлом веток и другого мусора. Слегка подрыли склон, присыпав в грязь песком. Но делать настоящую дамбу не рискнули, опасаясь, что неукрепленная стена обрушится на головы. Связали небольшую веревку из обрывков страховочных тросов.

Переправа длилась почти час. Цинтия, как самая легкая, пошла первой. Ей пришлось несколько раз возвращаться, едва не затянутой топкой трясиной, и выбирать новый путь. Двинувшегося вторым Павла рыдающая от напряжения Цинтия вытянула на кочку уже тогда, когда его голова почти погрузилась в болото, а Неодим прыгнул следом без всякой страховки. Потом Павел, сидя на этой кочке, раз двадцать бросал тонущему колдуну веревку, пока тот не зацепился кончиками пальцев. Оба, усталые до изнеможения, поддерживая друг друга, выбрались на противоположный берег. Цинтия плакала и без разбору целовала обоих. Все трое, покрытые толстым слоем грязи с ног до головы, смеялись и стонали, и хлопали друг друга по плечам, и старались не думать о том, как станут перебираться обратно.

После получасового отдыха, с трудом отчистив корку подсыхающей глины хотя бы с лица, троица двинулась вглубь щели. Как выяснилось, изгибаясь и петляя, коридор тянулся довольно далеко. За первым же поворотом, который отрезал их от открытого разлома, мрак сгустился до кромешной тьмы. Тут уже выручила Цинтия: она захватила с собой сырую ветку и легко превратила в факел.

Неодим неожиданно вспомнил свой бесшабашный восторг, когда удалось зажечь канделябр без Центра магии. Похоже, после всего пережитого, девочке-Средоточию потребовалось не меньше сил, чтобы заставить загореться мокрую палку, и ее радость была никак не меньшей.

Он вдруг подумал, что перегрызет глотку любому, кто скажет, что Цинтия — не человек.

Стенки щели сужались, нависали все ниже над головой, превращались в непрочную земляную пещеру. Еще один поворот, и еще. И вдруг впереди забрезжил неверный свет.

Медленно вращаясь, словно жемчужно-белый зев смерча, поперек коридора висели межпространственные врата. Их противоположный выход находился так далеко, что сквозь светлую изнанку пространства даже не виднелось темного окна в другой мир. Или рукав магического перехода тянулись не к миру? Кто знает цели побежденного полукровки?

На голых камнях, в шаге от широко распахнутой пасти врат, лежала девушка. Глаза Наташи были закрыты, голова беспомощно откинута, руки даже в бессознательном состоянии цеплялись за сыпучий песок, пытаясь удержаться здесь, в этом мире...

Павел бросился к ней, подхватил на руки:

— Она жива, жива!

Заклинание телепортации меча удалось, иначе перед дырой в неизвестность люди остались бы безоружными. Таща тяжелый клинок вручную, его давно пришлось бы бросить.

Выхватив меч, Неодим настороженно замер, вслушиваясь и вглядываясь в темноту: колдун давно не верил в чудеса. Если девушка здесь, значит, здесь и ловушка. Но Цинтия мягко положила ладонь на его локоть:

— Прохор ушел. Он нам не угрожает.

— Ушел, бросив ту, за кем наследник Средоточия пойдет на край света? Не может быть, — возразил Неодим.

— Он ее и не бросал, — взволнованно ответила девочка. — Просто опять слишком понадеялся на свои силы. Прохор рассчитал силу удара, который должен забросить Наташу во врата, и кинулся следом. Но... Я все думала, на что же рассчитывал умирающий князь, противопоставляя возрожденной энергии Прохора скудные остатки своей? Да полукровка смел бы одним дуновением сотню таких как он! Но Всеслав не стал пытаться остановить лавину соломинкой, он... всего лишь толкнул творящего заклинание под локоть. Чуть-чуть, понимаешь? Отдал последние силы на то, чтобы спасти ее. И спас! Этот слабый толчок заставил Прохора промахнуться. Совсем чуть-чуть.

Потрясенный, Неодим опустил меч.

— Ты уверена?.. — и вдруг, без видимой связи. — Творец, как я был глуп, когда решил, что Владиславичи слабы и не заслуживают своего трона...

Прерывисто вздохнув, Наташа открыла глаза — и встретилась с обеспокоенным взглядом черных глаз Павла Владиславича, законного князя Червонгорода.

— Я никуда тебя не отпущу, слышишь? — прошептал он. — Хочешь, я отдам Средоточие Мелании и вернусь вместе с тобой?

— Куда тебе от твоего Княжества, князь, — улыбнулась девушка. — Лучше возьми меня с собой.

Когда из открытых врат возникло это существо, не заметила даже Цинтия. В твари не было магии: наверное, просто дикое животное случайно забрело в оставленную открытой дверь, как медведь забирается в амбар, не запертый нерадивым хозяином.

Но для людей, которые уже решили, что опасность позади, появление существа оказалось неожиданностью.

Путешествие между мирами не доставило зверю удовольствия. Ему не понравились ни запахи, ни звуки, ни свет в том месте, куда попал. Свое раздражение животное выразило низким вибрирующим ревом. И выместить его крошечный мозг решил на созданиях, что первыми попались на глаза.

Неодим едва успел поднять меч — на нем с лязгом сомкнулись громадные зубы. Тварь мотнула головой — и меч отлетел в сторону, воткнувшись в размокшую глину шагах в двадцати от владельца. Следующий бросок пришлось отражать наспех слепленным огненным шаром, наплевав на опасность вляпаться в остаточные эманации колдовства Прохора. Сгусток огня врезался в волосатую морду — и существо, хрипло взревев, отскочило назад, насколько позволяла узкая щель внутри разлома.

Только теперь людям удалось как следует рассмотреть противника — и ужаснуться.

— Господи, — придушенно выдохнула Наташа, пытаясь подняться на нетвердые ноги: бежать, скорее бежать...

Ростом тварь достигала метров двух, а в длину имела все четыре. На шести из восьми конечностей она прочно стояла на вязкой почве, а двумя терла обожженную пасть. И эти передние лапы были в полтора раза длиннее остальных, а заканчивались громадными клешнями. Толстое тело существа покрывал хитиновый панцирь, местами поросший клочковатой шерстью. Круглая голова производила впечатление обтесанного валуна, водруженного на плечи без помощи шеи. Только валун этот был снабжен маленькими глазками под бронированными складками хитина, и мощной, выдвинутой вперед челюстью с крупными желтыми клыками. В целом, создание напоминало помесь скорпиона и волосатого бегемота.

Неодим успел только подобрать оружие и отругать себя за ротозейство: лишь у него, единственного из всех, есть опыт обращения с вратами. Он должен был знать, чем чревато промедление с закрытием. Цинтия — не в счет. Средоточие привыкло повиноваться, и принятие решений для него сейчас более сложная задача, чем создание полноценного фрагмента мира.

Обычный огненный шар причинил твари не больше вреда, чем комариный укус. Разве что привел в ярость. Тряхнув башкой в последний раз, она подняла клешни и со злобным рыком вновь бросилась в атаку.

На подготовку настоящего боевого заклинания времени не оставалось. Огонь больше не смущал животное.

"Вода?" — только и пришло Павлу в голову, пока он старался оттеснить Наташу с Цинтией подальше от бесновавшегося чудовища.

Волшебник из него пока был не очень. Получилось неловко, но основную идею воплотить удалось.

Земля под ногами зверя начала стремительно разбухать от прорвавшихся снизу ключей. И хотя устойчивость у шести опорных конечностей наверняка потрясающая, лапы стали проскальзывать. Густая длинная шерсть наматывала на себя комья глины. Тут уже обилие ног стало не преимуществом, а недостатком: существо вязло с каждым шагом. Конечно, это не могло остановить тварь, но хотя бы замедлить. Отступавшему Неодиму стало легче отбивать тянущиеся клешни — он был значительно легче и не проваливался в раскисшую почву так, как монстр.