Андрей хмыкнул. Финал предугадывался, но украденного архива было очень жаль. Он бы и сам с огромным интересом его посмотрел. Прадед Боровикова был партизаном и погиб в декабре сорок первого. Непростой человек — один из основателей партизанского движения в области. А правды о нем почти не осталось. Кто-то из выживших 'всё одеяло' на себя натянул.

— Сыновья не могли? В Москве, думаю, безопасно было бы продать.

Грунько покачала головой.

— Нет, не того склада люди. Архив украл кто-то другой. Тот, кто умеет обмануть сигнализацию и обладает информацией обо всех перемещениях жильцов. Или кто способен нанять специалистов такого рода. Да и момент выбран... Удачный. Первым делом, на сыновей подумают. При этом истинная ценность пропажи для милиции оказалась непонятна. Линёв пытался убедить начальника УВД, что украдены раритеты высокой научной и исторической ценности, но куда там!.. Зачем им 'глухарь'? Или как это называется?.. В общем, дело не получило хода.

— Интересная история, — пробормотал Боровиков. — Что же получается? У нас действует, назовем условно, 'сеть подпольных коллекционеров', при любом удобном случае выхватывающих документы высокой ценности? Да, кто мог представить, что вообще реально похитить 'особо ценное' дело из партийного архива?! Не отдельный лист, а целое дело! А тут вдруг новые времена пришли, да люди знающие подсказали. Явно не без покровительства сильных мира сего работают 'ребята'...

В голове у него что-то щелкнуло. Уже поворачивая с Пролетарской к облисполкому, он спросил у Грунько:

— Вам Кира рассказывала, что какой-то подполковник КГБ передал мне через нее убедительную просьбу не заниматься темой Недозбруева?

Анна Леонтьевна, кивнув, вышла из машины и огляделась.

— Он при мне спрашивал, — ответила она на грани слышимости.

— А Линёва — не предупреждал?

Грунько хмыкнула.

— В девяностых время было другое. А потом стало не принято делиться с коллегами такими 'предупреждениями'.

— Я понял. А этот подполковник... Вы ведь знаете его? Что он собой представляет?

Замявшись, она посмотрела на часы и, явно чувствуя себя неуютно, ответила:

— Состоит при архиве областного управления. Человек высокого самомнения и стойких убеждений. Вы извините, Андрей Александрович, но мне уже нужно бежать на совещание.

Боровиков задумчиво покивал головой, сел в машину и, закурив, долго смотрел в след Грунько. Похоже, она почти впрямую дала ему понять о природе происходящего.

...Под вечер разбушевалась давно ожидаемая гроза. Большие деревья угрожающе скрипели, наклоняясь под мощными порывами ветра, и ливень лил как из ведра. За две минуты ходьбы с автомобильной стоянки до дома Андрей промок до основания и даже успел замерзнуть.

Дом не радовал. Оглядев беспорядок в своей квартире и оценив масштабы бедствия, Андрей прикинул, кого можно мобилизовать на проведение уборки. Но вскоре махнул рукой и полез в Интернет.

В скайпе его ждал Никита. С памятной поездки в Москву они разговаривали едва ли не ежедневно, да и к тому же тема появилась общая. Савьясов всерьез увлекся расследованием обстоятельств жизни своего прадеда и теперь был намерен заслать в архивы свою двоюродную сестру Катерину. По этому поводу требовалась срочная консультация у Боровикова. Который, в представлении Никиты, являлся матёрым специалистом в области архивной исследовательской работы. Андрея это слегка смешило, но помочь советом он был рад.

— Катька, иди сюда! — Позвал Никита свою кузину. На мониторе появилась полноватая шатенка лет тридцати. Она оценивающе посмотрела на Боровикова и уселась рядом с Никитой.

— Вот это Андрей из Сожеля. Он обещал всё тебе объяснить. Спрашивай, а я пойду, покурю. Она, видишь ли, терпеть не может, когда при ней курят! — С укором объяснил Никита и, дернув сестру за мелированную прядку волос, ушел из поля видимости.

Улыбнувшись, Андрей неловко поздоровался. Катерина ответила медленным кивком.

— Куда Вы собираетесь в первую очередь? В Москве большой выбор архивов.

Девушка пожала плечами и неожиданно звонким голосом ответила:

— Думала, Вы посоветуете! С чего начать? Я вообще представления не имею!

Вспомнив свои первые шаги и ошибки, Андрей подробно разъяснил, куда ей следует обратиться и как себя вести. Она внимательно слушала, что-то даже записывала. Вскоре к сестре присоединился Никита.

— И все же начинайте с архива ФСБ. Если удастся обнаружить следственные дела прадеда с прабабкой, сразу же много зацепок появится для дальнейших поисков! — Наконец, завершил свой долгий монолог Боровиков. И обратился к Никите. — Дай Катерине номер моего телефона, чтобы прямо на месте могла позвонить или смс сбросить, если возникнут сложности. Чем смогу — помогу!

Отключившись от сети и заставив себя пойти мыть посуду, Андрей задумался. Следственное дело Савьясова может оказаться очень интересным — с точки зрения дополнения общей картины восстания. Но шансов на то, что подследственному припомнили службу в мятежном полку, было немного. В те времена имелось достаточно причин, чтобы репрессировать человека, не касаясь его биографии времен Гражданской войны.

2008 год, май, 24-го дня, город Сожель

На ресторане редакция газеты 'Сожельская правда' решила сэкономить, организовав юбилейный банкет на базе большой столовой издательского комплекса. Впрочем, на качестве и количестве блюд это не особенно сказалось. Готовили в ресторанах Сожеля как-то по-советски плохо.

Андрея пригласили на юбилей официально — как собкора главной газеты страны, и неофициально — как приятеля сразу нескольких замредакторов. Он пошел с удовольствием, хотя обычно праздничных банкетов не жаловал. Нынешний был для него хорошим способом провести дождливый субботний вечер с коллегами за накрытым столом, почувствовать себя в коллективе.

А коллектив 'Сожельской правды' еще с советских времен славился своими творчески организованными пьянками. И сценарий какой-нибудь обязательно есть, и конкурсы с розыгрышами, и последующие смешные попытки участников восстановить ход событий — тоже обязательно будут.

Конечно, к юбилею, да еще с участием гостей со стороны, сценарий подготовили серьезнее обычного. У микрофона на импровизированной сцене выступал представитель управления идеологии облисполкома и двигал что-то заштампованное и молью побитое про историю газеты. Будто в самой редакции никто ничего не знал.

Андрей припозднился и потому сел за стол на свободное место возле дедков-ветеранов журналистики и приближающихся к ним возрастом двух коллег-собкоров. Те оживленно поздоровались, тут же налили в рюмку водки и продолжили с серьезным видом слушать выступающего.

Угрюмо посмотрев в сторону девушек из отдела молодежи, в компании с которыми он планировал провести вечер, Боровиков вздохнул и принялся выбирать закуски. Речи идеолога навязчиво лезли в уши, и даже редактор, похоже, притомился его слушать.

— Во даёт! Где он это нашел? Полнейшая чушь! — Возмутился вслух Сергей Яковлевич Гулевич, собкор республиканской газеты, сидевший по левую руку от Андрея. Ветеран справа предпочитал скучному выступлению колбасу со всех ближайших тарелок.

— Ой, я не могу! — Засмеялся Гулевич и, уже не удержавшись, обратился к Андрею. — Слышали? Жаль! Такая патетика пошла! Уже и Вилецкого приплел по старой традиции.

— Вилецкого? — Усмехнулся Андрей. — Что, тоже причисляет его к родоначальникам газеты?

— Да. Вы, вижу, знаете, что в 'Сожельской правде' любят считать, будто газета пошла от 'Известий Ревкома' Вилецкого.

Боровиков кивнул.

— Лучше бы считали себя преемниками 'Полесья'. Та газета еще с дореволюционных времен издавалась. Солиднее было бы! — Не упустил он возможности поёрничать над амбициями коллег. — Так сказать, с дореволюционным стажем.

Наконец, прозвучал тост, идеолог уселся на место, и пьянка потекла своим чередом.

Где-то через час вновь послышалось имя Вилецкого. Сидя на месте редактор громко, словно для ушей всего коллектива, благодарил идеолога за добрые слова, которые, оказывается, прозвучали в первом тосте. Андрей не вслушивался и уловил только ответные фразы идеолога: '...Высокоморальный, честнейшей души человек! Пусть Николай Вилецкий послужит всем нам тем нравственным ориентиром, к которому надо стремиться!...'

Хорошо охмелевший Сергей Яковлевич мелко затрясся от смеха. Утирая выступившие слезы, он подтолкнул локтем своего соседа — старика-собкора и сказал:

— Эх, бабы Моти на него нет!

Тот сразу же засмеялся в ответ.

Успокоившись, Гулевич счел своим долгом объяснить шутку Андрею.

— Во времена, когда я после института пришел по распределению в 'Сожельскую правду', в редакции работала корректором одна колоритнейшая бабка-пенсионерка. Такая Фаина Раневская местного разлива. Специалистом баба Мотя была превосходным. Языки и русский, и белорусский чувствовала великолепно, даже редакторские функции на ней негласно лежали. При этом было два 'но'. Ей никогда не давали править тексты про революционные события и не разрешали присутствовать на официальных мероприятиях.

— Это почему же? — Заинтересовался Андрей.

— Да после одного случая, — хмыкнул Сергей Яковлевич и весело переглянулся с собкором Пинчуком. — Дело было... Да вот, как раз, сорок лет назад! Тоже юбилей газеты отмечали. Представители обкома и даже республиканских органов присутствовали! Небольшой актовый зал, президиум, на трибуне выступает какой-то секретарь райкома партии...

— Второй, второй секретарь, — подсказал Пинчук.

— Да, второй. Весь убеленный сединами, участник революции, коммунар, заслуженный партийный работник! Иосиф Фаянц?

— Да, Фаянц, — подтвердил тот же Пинчук.

— Толкает речь классическую о развитии и процветании газеты. Вдруг дернул его черт сказать, что он был хорошо знаком с первым редактором будущей 'Сожельской правды' Николаем Вилецким и каким настоящим большевиком тот был. И тут раздается громкая реплика с места: 'Это ты, Ёся, точно подметил! Настоящим большевиком! Намарафетится, револьвер для храбрости нацепит и пойдет по девкам, хазам да малинам! И про сумасбродства его рассказывать, конечно, не стоит. Что возьмешь с контуженного?' Зал, конечно, оцепенел. Главный редактор практически инфаркт заработал. Фаянс побелел, а глазки бегают. Увидел, наконец, бабу Мотю в зале и попытался авторитетом взять, как привык: 'Да как Вы смеете порочить память коммунаров? Что можете знать?! Да я...'. А баба Мотя, так и не вставая с места, перебивает: 'Что ты? Ты, как и дружки твои, сахарином с мукой спекулировали. Да еще в Савое реквизированное у буржуазии добро дербанили!' Тут уже в зале все зашумели. Ее, конечно, попросили покинуть помещение. Но праздник был подпорчен. Особенно для Фаянца. Рассказывали, с сердечным приступом слег.

Андрей восхищенно покачал головой:

— Никогда не слышал этой истории! И что — ее даже не уволили?

— Зачем увольнять? — Удивился Пинчук. — Где еще такого специалиста потом найдешь? Её очень высоко ценили. Но на мероприятия звать с тех пор остерегались.

— Сейчас, с высоты своего возраста, понимаешь — интересная была женщина! — Мечтательно задумался Гулевич. — Таких уже и нет. Постоянно ходила в платке. Да не в таком, как бабки, а в шелковом, в виде чалмы накрученном. Ухоженная, со вкусом одетая. По виду — настоящая старая барыня, со всей присущей вредностью. И так остра на язык!

— А статьи на революционную тематику тоже комментировала? — Спросил Андрей.

Гулевич с Пинчуком синхронно замотали головами.

— Она просто рвала их в клочья. Без слов. Вот и не рисковали давать. Компьютеров-то тогда не было — восстанавливай потом из черновиков!

— Я бы написал о ней материал в газету. Такой редкий персонаж... — Загорелся Боровиков.

— Отчего бы не написать? — Поддержал идею Гулевич. — Вот только известно о ней совсем мало.

— Баба Мотя — это ее прозвище, так понимаю?

— Почему — прозвище? — Словно обиделся Пинчук. — Сокращение от имени. Маргаритой Савиной, кажется, ее звали.

Гулевич негодующе замахал рукой.

— Не Маргарита, а Матильда! Отсюда и Мотя! Матильда Юрьевна Севастьянова.

— Неправда Ваша, — вдруг встрял с репликой до того молчавший ветеран. — Не Севастьянова, а Савьясова. Несчастная сумасшедшая... Я хотел писать о ней, много сведений собрал, даже могилу нашел. А потом вдруг выяснил, что в Сожеле она впервые появилась в 1956 году и знать про революционные годы ничего не могла. В сталинских лагерях от кого-то наслушалась, видимо...

Глава XIII

1919 год, февраль, 22-го дня, город Сожель

— Ну вот — прошу! — Пригласил меня Георгий к разложенной на столе топографической карте Сожельского уезда.

Карта оказалась получше моей — и новее, и детальнее.

— Где такую раздобыл? Неужели в штабе? — Усмехнулся я, всматриваясь в знакомые направления.

Савьясов юмор оценил.

— У здешних евреев еще не тем можно разжиться. Были бы деньги, — вздохнул он и тоже наклонился к карте.

Сегодня Георгий впервые попросил о помощи. Ничего обременительного — всего лишь проконсультировать по специфике перемещений в уезде.

— Задача такова: необходимо выяснить оптимальные условия для успешного отхода в случае поражения.

Я опешил от неожиданности.

— Володя, не смотри на меня так изумленно, — усмехнулся Савьясов и уверенно продолжил. — Это нормальная тактика для всякой серьезной подпольной организации. Пути отхода должны быть подготовлены и изучены назубок. Согласись, никто сегодня, кроме тебя, не разъезжает столько по уезду. Значит ты у нас самый осведомленный в данном вопросе.

Что и говорить, я действительно был изумлен. До сих пор мне казалось, что для антибольшевицкого мятежника возможен только один исход: подвалы ЧК и последующий расстрел. Ну, еще гибель в бою. Савьясов же мыслил иначе — не как чудом спасенный от расправы подпольщик, а как профессиональный повстанец. Не получилась акция — отходим, перегруппировываемся и атакуем в другом месте.

— И что именно тебя интересует? — Все еще пребывая под впечатлением, уточнил я.

Савьясов, как по писанному, перечислил:

— Если уходить по железной дороге, то в каком направлении это будет проще сделать? Где контролируют документы, где наиболее внимательно наблюдают за проезжающими? Какие именно документы лучше иметь для беспрепятственного проезда? Далее. Какая форма группового передвижения предпочтительней: в облике мастеровых, грузчиков, артистов, мешочников? Сколько человек должно быть в такой группе? Кем лучше представать одиноко путешествующим? Каким должен быть внешний вид, чтобы меньше привлекать внимание? Сколько времени пути до ближайшей безопасной точки?

— Хм, толково! — Вырвалось у меня. Я действительно знал большую часть ответов, а вот кого другого вопросы поставили бы в тупик. — Откуда такая правильная постановка задачи?

Качнув головой, Георгий ответил:

— Конечно, 'оттуда'. Я сам был 'едущим разведчиком', постоянно курсировал между Москвой и Казанью. Так что вопросы и их актуальность, поверь, определены практикой.