Дело Пентагона [законечно]

— Если бы меня не было, он бы не подписал?

— Джоанна, я поздравил тебя с днем рождения.

— Я слышала, — отмахиваюсь я. — Но я растеряна и сбита с толку, для меня это слишком. Ты его шантажировал!

— Нет.

— Но...

Внезапно он резко наклоняется через стол и целует меня. Я невольно касаюсь его лица. Кожа под моими пальцами колючая, хотя утром он был гладко выбрит. Это ощущение окончательно отключает мой самоконтроль. В мозг словно вставляют гигабитное оптоволокно и начинают транслировать порноподборки. С моим непосредственным участием.

— Так что там про Монацелли? — издевательски спрашивает Картер, отрываясь от меня. И, кажется, это самое печальное событие моей жизни.

А? О чем это он? Монацелли? Ни разу не слышала.

— А теперь, наконец, тост. За то, что я теперь сеньор Хакер. Ты — моя Бабочка. Ну и за твой день рождения вдогонку.

Мы выпиваем вино. Оно вкусное, местное. Но от одного взгляда на этикетку у меня внезапно начинают чесаться пустые карманы. Поднимаю глаза на Шона, он хмыкает, заметил мое замешательство. Хочется его стукнуть, только вдруг он спрашивает у меня нечто совершенно невероятное:

— Куда ты хочешь пойти? — перебивает меня Картер. — Рейс у нас утром, поэтому нужно решить, как провести ближайшие шестнадцать часов.

Шон спрашивает меня? То есть я могу решить, выбрать? Вот это новость... Я даже теряюсь с ответом.

— Только не в Ватикан, — добавляет Шон, не давая мне возможности впасть в окончательный ступор. — У меня с религией терки. Боюсь уснуть во время экскурсии.

— Хорошо. В Ватикан не пойдем. Но... я никогда не была в Риме и ничего про него не знаю, так что сам выбирай. Только Колизей покажи для начала.

И, в общем-то, день получается замечательный. Мы прогулялись пешком до Колизея (я даже поела мороженое, любуясь красотами с одной из смотровых площадок), потом прокатились на речном трамвайчике по Тибру... А затем, преисполнившись впечатлениями, я начинаю валиться с ног от усталости, но вместо отеля Шон вдруг ведет меня... на вокзал Термини. И хотя тот, вроде, даже красивый и все такое, восторга я не испытываю. И Шон со мной, уверена, солидарен. У него все способы перемещения людей на дальние расстояния, вызывают зубную боль. Так что мы здесь делаем? Я не поняла...

— Зачем мы пришли на вокзал, Шон? — спрашиваю я напряженно.

— За твоим подарком, — сухо отвечает он и смотрит на меня ну совсем прям не празднично.

Несколько мгновений я перебираю варианты дальнейшего развития событий, где меня высылают из Рима прочь. Или убивают и прячут труп, ведь тут столько людей, что и дела никому не будет. Они даже не заметят... А потом Шон вдруг срывается с места и начинает маневрировать в толпе с такой скоростью, что я едва поспеваю. Меня он не ждет. Так... куда мы идем? Начинаю следить за указателями. И в душу закрадывается смутное подозрение. Камеры. Хранения. Охренеть! Я даже спотыкаюсь и, по-хамски расталкивая людей, начинаю пробираться к Картеру.

— Шон, ты уверен, что не пересмотрел слишком много гангстерских фильмов? — спрашиваю я, следуя за ним. Он что, ведет меня к уликам дела Пентагона? — Это так по-голливудски, что на тебя не похоже... — Я не могу спросить у него прямо, пока не уверена, что Леклер не услышит каждое мое слово.

Но Картер не отвечает. Он даже не смотрит на меня. Кажется, он то ли зол, то ли расстроен, то ли здорово опасается того, что будет дальше. И вдруг я понимаю, что виновен там Шон или нет, не уверена, что смогу его посадить. Прижимаю ко лбу ладонь. Наверное, я схожу с ума. Если он преступник, у меня нет выбора, мой отец в опасности. Колени дрожат. А Шон действительно идет к камере хранения и разговаривает с работником вокзала по-итальянски. Стою как элемент декора и ни слова не понимаю ... Картер, тем временем, расплачивается за несколько лет пользования ячейкой, а затем забирает ключ и открывает дверцу ящичка.

Я как-то ожидала, ну не знаю, фейерверков, фанфар, воя мигалок, ну... чего-то существенного, а в темной нише лежит самая обыкновенная на вид толстенная папка и диск. Все. Шон забирает их, выходит из камер в общий зал, после чего плюхает содержимое ящичка мне в руки. Я под весом талмуда даром что не приседаю. Он ужасающе тяжелый. Держу его аж двумя руками. А Картер так ядовито-ядовито:

— С днем рождения, Джоанна!

И, бамц, разворачивается и уходит. У меня появляется смутное подозрение, что в этих документах доказательства причастности Картера, и он сейчас сядет на поезд, и ищи его. Но я... я не иду за ним. Дожидаюсь, пока он скроется из виду, сдерживая слезы. Кусаю до крови губу. Если он виноват, пусть, чтоб его, уходит. Пусть бежит. Я все равно отдам улики Леклеру! Даже если речь о Шоне. Просто я до рези в желудке не хочу, чтобы Картера взяли, чтобы его приговорили. Не знаю почему, но я не выдержу такого... И я просто стою и даю ему удрать.

Спустя минут пять до меня доходит, что на вокзале столбом никто, кроме меня, не застывает. Это место полно движения, здесь нет ничего постоянного. Все меняется ежесекундно, все торопятся сбежать. Это пункт бесконечных перемен, а потому он не бывает уютным. Здесь стоять неправильно. А я стою. И привлекаю непозволительно много внимания. Люди на меня оборачиваются. Навряд ли они выстраивают такую же мысленную цепочку, как я, но уже на уровне подсознания понимают, что что-то тут не так. Девушка застыла посреди зала, а при себе у нее только здоровенная папка и маленький рюкзачок.

Я заставляю свои дрожащие ноги двигаться. Иду по указателям в сторону зоны ожидания, там не будет нужно делать вид, что все в порядке. Там я смогу взглянуть на документы в папке. Боже, что же в них? Чего может быть так много?

Дойдя до места, где несчастные путешественники вынуждены маяться в ожидании возможности свалить из Рима, я буквально падаю на сидение. Мои дрожащие колени уже итак выдержали больше, чем на их век отпущено. Сижу на своем местечке и как завороженная смотрю на картон, за которым спрятана, ни много ни мало, жизнь моего отца, а затем, наполнившись секундной решимостью, откидываю его в сторону. И самое первое, на что мои глаза натыкаются — имя Sean Karter. А за ним коды-коды-коды. И предназначение у них одно — взлом.

Я прижимаю руку к губам, но вырвавшийся из груди всхлип все равно слышен, и сидящие вокруг начинают подозрительно на меня коситься. Только после этого у меня начинает, наконец, работать голова. Не, ну серьезно. Картер бы никогда не стал играть в такие опасные игры... со мной. В конце концов, у нас никакой не мир, а перемирие. Временное. На взаимовыгодной основе. А тут уж какая выгода?

И я начинаю листать страницы. Да ладно, тут не на один Пентагон хватит, а минимум на двадцать... Внезапно мои глаза натыкаются на следующее имя -TkshMk. Открываю самый конец папки, причем так поспешно, что чуть не роняю ту на пол. А там фрагменты кода от Mz. И мне уже не надо листать остальное, чтобы знать, что и Pany тоже найдется.

Начинаю вчитываться в коды и все больше уверяюсь, что это взломы, но разные. И разных людей. Это просто суперколлекция какого-то фанатика...

— Ну как тебе? — раздается прямо над моей головой голос Шона. Я даже пропустила момент его возвращения. — Держи. — И протягивает мне плеер для DVD-дисков. Это типа он так эксцентрично за ним ушел? Хочется наорать, но сердце слишком часто и радостно бьется, потому что мои подозрения не подтвердились.

— Это что, подстава такая? — спрашиваю я. — Алиби нет, но полный список черных делишек имеется...

— Помнишь, я говорил, что кое-кто знает, как именно взламываю я? — У меня перехватывает дыхание, а Шон плюхается в кресло, соседнее с моим.

— Ты не слишком много говоришь? Это может быть опасно...

Шон будто бы невзначай засовывает руку в карман и достает оттуда какую-то антенну. Ясно. Глушитель сигналов. Я обращаю внимание на то, что какой-то человек неподалеку от нас поднимает телефон все выше и выше, затем стучит им по ладони. Игрушка Картера явно работает. Поворачиваюсь к Шону снова.

— Откуда у него подобные сведения?! — Понимаю, что если бы речь шла о проектах, все было бы логично, но тут... И вдруг вспоминаю, что Шон теперь открытыми кодами не промышляет в принципе. Он поставляет только библиотеки. А я еще удивлялась...

— Не слышала о теориях заговоров, повсеместной слежке и прочей фигне, Джо? Так вот это доказательство, что все взаправду. Он следил за нами годами. Мы все это время жили буквально за стеклом, под постоянным наблюдением. Бабочки в витрине.

— Не может быть, вы все из разных стран, а он...

— А вот и не он! — раздраженно отмахивается Картер. — Есть человек куда как более влиятельный, но неизвестный. Некий Кристофер. Сначала они работали в паре с Монацелли, полагаю, он — один из основных наших заказчиков... но потом то ли пути их разошлись в разные стороны, то ли на почве небезызвестной истории разругались, но он нашел меня и передал все эти материалы вкупе с, фактически, признанием Манфреда.

— Стоп, так Пен... Вавилон — все-таки дело его рук?!

— Ну а чье ж еще? — раздраженно спрашивает Шон.

— Он же не программист...

— С этим талмудом, — ударяет Шон согнутым пальцем по папке. — Кто угодно программист.

— Нет, это не так! Он бы ничего не понял.

— Когда мы с тобой познакомились, ты тоже, с позволения сказать, программистом не являлась. Только претендовала на эту роль. И ничего не понимала, но научилась же.

— Но его-то ты не учил! — рявкаю я, не потому что он не прав, а потому что признать, что Манфред всех так уел, я просто не в состоянии! Признать, что он людей не подставил, а подставлял. Годами!

— Но у него есть куда как более талантливый сын!

— Но зачем? Картер, я не понимаю, зачем.

— Затем. Манфред Монацелли зовет себя сеньором Хакером. И тем не менее никакого отношения к этой должности не имеет. Он всего лишь знает, с кем нужно выпить на вечере и кому по завершению оного позвонить. Никакой он не сеньор Хакер. Пиар-агент, не больше. Как ты думаешь, устраивает ли подобная роль человека вроде Манфреда Монацелли? Нет. Ему хочется запомниться. А что может быть знаменательнее, чем взятие... как его ты назвала? Вавилона? Он хороший стратег, он умеет управлять людьми, он умеет просчитывать варианты. Он сделал то, на что не решился бы больше никто из нас.

— Но письма! Он слал вам имейлы? Если он готовился к взлому и только, то зачем такие сложности?

— Это был Марко, — отмахивается Шон.

— Марко?! А он тут при чем?

— Марко все знал. Или, ты думаешь, он наивно полагал, что папашка самообразованием на старости лет решил заняться? Разумеется, он помогал. А когда настигли последствия — не выдержал и попал в психушку.

Повесить карты Пентагона в фамильный особняк. Шикарное завершение коллекции для истинного ценителя искусства. Как я и предполагала. Это был Монацелли. Сумасшедший псих.

— Но, погоди-ка, в твоем рассказе есть брешь... Если все так, как ты говоришь, то все равно никто об участии Монацелли не узнал бы. И отсутствие ваших алиби, и его вранье спецслужбам... Шон, тут явно что-то не так.

— Нет, ты не права. Это просто случай. Манфреду плевать, что будет с ним. Он бы все равно признался. Но есть еще Марко. Манфред пытался скрыть его участие в этом проекте, хотел передать Бабочек сыну и во всем сознаться, чтобы весь мир узнал о его величии. Но наследник прессинга не выдержал, и план покатился к черту. Решив, что Манфред в свете душевной болезни сына со своими глупостями не остановится, Кристофер нашел меня и передал все имеющиеся сведения. Он не желал оставлять эту организацию за Монацелли и выбрал, кому она в итоге достанется. Не стану врать, я действительно выставил нашему сеньору ультиматум, в результате которого он отошел от дел. Конелл, ныне наш Манфред — королева Британии. Реальной власти за ним не стоит. В последние годы именно я занимаюсь делами Бабочек. Настал момент, когда об этом должен узнать весь мир.

— Ты дал ему возможность бежать... — смотрю я на Шона огромными глазами. Это просто невероятно...

— Он не побежит, к тому же Марко-фактор никто не отменял... Ты заботишься об отце, он — о сыне. Это так иронично.

Он подставил всех. Своих ребят. Своих Бабочек. Людей, которыми мы восхищались. Разрушил отношения, на которые мы равнялись. Он испоганил все, ради чего жили тысячи тысяч программистов во всем мире. Представить только, ты добиваешься мечты годами, а потом... такое.

— Мне надо выпить, — хрипло говорю я и встаю со стула.

После первой же стопки текилы на меня вдруг накатывает осознание, что я соучастница, и агентам то, что рассказал мне Шон, говорить нельзя ни в коем случае.

На диске обнаруживается не видео, а диктофонная запись разговора Кристофера и Манфреда, где тот, фактически, признается в содеянном. Ну вот и все. Осталось придумать, откуда у меня эти сведения...

— Джоанна, я очень надеюсь, что ты не нашепчешь Леклеру, что я годами скрывал правду, — говорит мне Картер.

— Сволочь! Ты еще и врать меня заставляешь! Как бы ты выкрутился без меня?! Да ты... ты... — продолжение фразы никак не находится, а потому я беру стопку водки Шона и выпиваю и ее тоже. — Без меня ты бы от Монацелли никак не избавился!

— Не преувеличивай собственное значение. Анонимку бы в ФБР послал в крайнем случае. Просто это было бы не так результативно. Ты всего лишь выигрываешь нам всем время.

— Я тебя ненавижу, — бурчу я. — Ты мне еще текилы когда-нибудь нальешь?!

— Ты правда собралась текилу с водкой мешать? — уточняет Шон, но берется за бутылку.

— У меня стресс, Картер! Наливай! Не будь еще большим козлом.

— Я спас твоего отца. Тебе не на что жаловаться.

— Это не отменяет того, что ты козел! К тому же корыстный, — отмахиваюсь я. Шон закатывает глаза, списав мои слова на опьянение. Может, так и есть. Ну и ладно выпиваю еще стопку. — А где теперь этот Кристофер и кто он вообще?

— Не знаю, Джо. Понятия не имею.

— Не пудри мне мозги, Картер! Это на тебя не похоже.

— Я бы с радостью его нашел, но он хитрая скотина.

— Ты тоже, так в чем проблема? Разве вы не спелись? — Шон благоразумно не отвечает на мои выпады. Видимо, слишком трезвый. Терпит. — Какими неприятностями этот тип грозит нам с тобой?

— Крупными, но тут уж ничего не поделать. Играем тем, что сдали. От него ни весточки уже несколько лет.

— То есть?!

— Кристофер — не твоя забота! С ним я буду разбираться в случае чего сам. Делай что говорю и не лезь! Все будет!

— Он правду знает! Что мы преступники... ик... соучастники. Что мы врем... — И снова икаю. Надо выпить еще!

— Договориться можно с кем угодно! — отмахивается Шон.

— Я понятия не имею, что со всем этим делать!

— Придумать правдоподобную историю.

— Я никогда не умела врать! — Кажется, я плачу. Да, черт их всех подери, стоит только вспомнить, чем закончился мой маленький обман с Киану... Нет, я ужасно вру, вообще не умею. А мне нужно придумать историю, заставить саму себя в нее поверить, и вообще...

Я выпиваю еще стопочку текилы, роняю голову на столик и... дальше я вообще ничего не помню.