— Не только в моей крови, — Клима повелительно протянула руку, и понятливый Тенька вложил в нее кухонный нож. — Но и в крови моих подданных. На твоем плече есть отметина, Ивьяр Напасентала. Покажи!
Горец, помедлив, снял подбитый мехом плащ и теплую шубу, задрал повыше рукав, открывая старый шрамик на руке: горизонтальная полоса и три вертикальных. Клима в это же время сделала такой надрез на собственной ладони, и, когда выступившая кровь засияла, приложила ее к шраму. Сияние стало ярче, а затем пропало. Когда Клима отняла ладонь, ни пореза, ни шрама больше не было.
Лица гостей вытянулись. Судя по всему, горцы до последнего считали новую обду самозванкой. Какие слухи могли до них дойти, если путь всех слухов на запад лежит через Фирондо? Или о новой банде разбойников, покусившейся на святое, или такие небылицы, что целее для рассудка поверить в первое. Но если прозвучало слово "обда", горцы не могут оставить его без внимания. Сейчас же любые сомнения разбились о сияющую кровь, и все трое низко поклонились, как это было заведено в старину. Клима в ответ приложила руку к сердцу. Она сама придумала этот жест, не зная, открывает ли заново какую-нибудь традицию прошлого. Во всяком случае, в уцелевших хрониках такого не было. Но горцам явно пришлось по душе.
* * *
Вечер выдался тихий и по-северному морозный — даже один из Тенькиных ставней дал трещину, что случалось лишь в самые лютые холода. Лернэ с помощью Геры и Зарина поспешила заменить сухой лед деревянными ставнями, и теперь во всем доме было полутемно, хотя солнце еще только садилось, одаривая деревню ярко-алым светом, бликующим на поголубевшем от сумерек снегу.
Этот вечер можно было назвать обычным. Лернэ, сидя на лавке, вышивала золотистыми и васильково-синими узорами новую занавеску из белоснежного льна. Тени от светильника непостижимым образом делали хорошенькое личико девушки еще прекрасней. И Гера втихомолку любовался Лернэ, делая вид, что пытается точить ортону. Но точильный камень часто замирал, а взгляд Геры становился до того блаженным и мечтательным, что вся эта невинная маскировка летела к смерчам, но язык не поворачивался намекнуть. Зарин от нечего делать пролистывал какой-то позабытый Ристинкой роман, то и дело поднимая брови, пренебрежительно кривя губы и похмыкивая, но занятия своего не бросал. Тенька, которого холода, несмотря на все законопаченные щели и жаровенку, все-таки выманили с чердака поближе к теплой печке, притащил с собой целую кипу замызганных бумаг трехлетней давности и теперь переписывал все набело. Окружающие, заглядывая колдуну через плечо, не до конца понимали смысл этого действа, потому что переписывал Тенька столь же непонятно, коряво и с пометками на полях.
Лишь одно отличало этот вечер от других: Клима, по обыкновению уединившаяся в своей комнате, была не одна.
— Власть Фирондо и рода Сефинтопала не так уж крепка, как это может показаться со стороны, — рассказывал Ивьяр Напасентала, держа обеими руками чашку обжигающе горячего ромашкового отвара. — Много столетий Западные Горы — это надежный тыл для всех земель, называемых ведскими. У Западногорска и Фирондо общие цели: не позволить убийцам прежней обды захватить весь Принамкский край, не допустить сильфийского диктата над нами. Но если в Фирондо считают, что победа без обды возможна, и ведский правитель способен подчинить себе всю нашу землю, то мы, горцы, уверены: без обды победа в такой войне никогда не состоится. Только обда может объединить Принамкский край, а мы лишь пытаемся выиграть время для нее, чтобы, когда настанет час, ей было проще. Не будь Фирондо, после падения Гарлея ставшего цитаделью сопротивления, мы ушли бы в горы и до поры не вмешивались в бесполезные стычки. Но тогда, пятьсот лет назад, Фирондо попросил помощи у Западногорска, и отказ означал бы предательство памяти обды. Со временем в Фирондо это позабыли, стали считать, будто мы не вольные союзники, а верные псы, вставшие под их начало. Официально Сефинтопала правит всеми нами, и многие Западногорские аристократы заседают в ведской думе. Но на самом деле здесь у Принамского края две столицы, и одна из них — у гор. Мы ничего не имели против, пока наши цели в этой войне совпадали. Наши рекруты ездили на границу, наши распри мог улаживать ведский правитель. Но теперь, — глаза Ивьяра остро сверкнули, — появилась ты, обда Климэн. И докательства твои бесспорны.
— Значит, Западногорск не одобряет войну Фирондо против меня? — уточнила Клима.
— Мы готовы встать под прежние знамена с тобой во главе, — коротко подытожил Ивьяр. — Мы к этому шли все годы, мы дождались тебя, и не Артасию Сефинтопале нами помыкать. Его время вышло, и ему надо иметь мужество признать это. Я, сын и наследник Западногорского градоначальника, глава дипломатической службы гор, имею право сказать тебе, что мой город, а так же город Опушкинск и крепость Рыжая далеко на юго-западе отсюда, станут твоими бескровно и беспрекословно. Учитывая, что Редим, Локит и Вириорта уже твои, Фирондо останется в меньшинстве, и там вынуждены будут принять твою власть. Я могу сказать: правь нами, как было встарь.
— Но не говоришь, — холодно отметила Клима.
— Пока — нет. Есть два обстоятельства.
— Какие же? — девушка едва удержалась, чтобы не разгладить ладонями застиранную юбку слишком простого для правительницы платья.
— Сколько тебе лет, обда Климэн? — напрямик спросил Ивьяр. Он говорил вежливо, но сам вопрос не мог не уязвить.
— Мне скоро будет девятнадцать, — ровным голосом ответила Клима.
— Это значит, что как обда ты не вошла в полную силу, — горец говорил с легким сожалением. — Ты уже многое можешь и делаешь, у тебя есть сторонники, почти готова армия, пусть и небольшая. Но истинной обдой ты станешь только в двадцать два. Это закон высших сил, прежде они не дадут тебе полного дара, и диадема власти не примет тебя. При всем уважении, Западногорску нужна зрелая обда, которая возьмет свою власть и приумножит.
— Я слышала, первая обда Принамкского края получила талант в четырнадцать лет, — как же хорошо, что Зарин оказался таким внимательным!
Но на горца это не произвело впечатления.
— Она была единственной. К тому же, власть завоевала лишь к тридцати — тогда же и появилось на карте государство под названием Принамкский край. Хроники говорят, что первая обда не раз проклинала свою излишнюю молодость и просила высшие силы впредь никому не давать полного таланта до двадцати двух. Чтобы тем, кто придет после нее, было проще.
Клима подумала, что первая обда, конечно, в чем-то права, бремя управления страной не для сопливой девчонки. Но сейчас эта предусмотрительность очень некстати. Что мешало назвать возраст, к примеру, семнадцать или восемнадцать лет? Четырнадцать рано, но двадцать два — так поздно и сейчас недосягаемо далеко. Даже "двадцать" еще кажется чем-то несбыточным. А горцы, очевидно, знают больше, чем написано в летописях из Фирондо, и даже больше, чем спето в песнях. Клима впервые слышала, откуда взялся возраст совершеннолетия обды, а Ивьяр рассужает об этом, как о знакомой с детства истине.
— Возраст — вещь поправимая, — пожала плечами Клима. — Во-первых, я могу попросить высшие силы даровать мне полный талант раньше, чем это заведено. Идет война, и чем быстрее она будет окончена, тем лучше. Во-вторых, через три года я в любом случае смогу короноваться. Вы убедились, что я настоящая обда, я уже правлю людьми, и высшие силы ведут меня.
"А в-третьих, если я прежде надеялась, что Западногорск станет моим вслед за Фирондо, то теперь от этих надежд остался туман. Сколько ни говорил Фенрес, что горцы слушают столицу, а сейчас у них свое мнение, и Западногорск не станет моим, пока сам не захочет. А это очень некстати, потому что на лето у меня запланирована кампания против Ордена, и горские войска в ней — необходимое подспорье. Иначе сорвется мой договор с Холмами, и сильфы будут иметь полное право стереть меня с лица земли. Неизвестно, что тогда предпримут горцы, но война с сильфами окончательно обескровит Принамкский край, и в итоге мне останется повелевать руинами. А про договор горцам сказать нельзя, они ненавидят сильфов больше, чем все веды, вместе взятые. Хорошо, что они пришли именно сейчас, когда Юра и Даша улетели на Холмы".
— Некоронованная и не знающая всей формулы власти, ты можешь совершать ошибки, непростительные для обды, — покачал головой Ивьяр. — Сейчас ты почти обычный человек — неглупый, дальновидный, любимый народом — но не тот, кто сумеет удержать всю страну. Не тот, кому знать Западногорска без опасений подчинится. Мы никогда не поддержим войну Фирондо против тебя, но в эти три года не склонимся перед тобой до конца. К тому же, есть второе обстоятельство.
— Фенрес Тамшакан, — выплюнул бородатый мужчина, и юноша со свистом втянул воздух свозь зубы.
— Да, — кивнул Ивьяр. — По незнанию, неопытности или недосмотру высших силы ты, обда, приняла под свою опеку самого недостойного и скверного человека, какого только можно найти в горах. Даже род Фенреса отрекся от него, когда стало известно о его преступлениях.
— Как же случилось, что такой преступник стал градоначальником? — осведомилась Клима. Фенрес помалкивал о прошлой жизни, лишь в минуты пьяного бреда поминая клевету, обиду и проклятых девиц, которые вертят хвостами. Говорилось это не совсем искренне, даже Гера не верил, будто градоначальника в самом деле оклеветали.
— Это произошло по воле Фирондо, — процедил Ивьяр. — За всю свою жизнь Фенрес не совершил ни одного достойного деяния. Его род издревле занимался торговлей, и сам Фенрес какое-то время возглавлял несколько купеческих домов. При нем царили воровство и взяточничество. Он покрывал преступников, обманывал покупателей, не брезговал вымогательством и шантажом. Кончилось тем, что он обманом заманил к себе девушку из знатного уважаемого семейства, обесчестил ее и надругался.
Голос Ивьяра звенел такой ненавистью, что Климе показалось, та поруганная девушка была ему не чужой. А бородатый мужчина с юношей, судя по лицам, представители того самого знатного семейства.
— У нас Фенресу вынесли смертный приговор, — продолжал Ивьяр. — Но схватить его не успели: почуяв неладное, преступник сбежал в Фирондо, потребовал там высшего суда и сумел сделать так, что казнь заменили ссылкой на границу. Но Фенреса и это не устраивало. Он знал, что на границе смерть все равно найдет его — от орденцев или нашей мести. Поэтому путем интриг добился, чтобы на границу вместо него послали другого, а сам уехал в такую глушь, что мы даже не сразу отыскали его след. А потом стало поздно: Фенрес сделался градоначальником, Фирондо была удобна такая власть, и нам запретили его трогать.
— Сейчас он твой, обда, — подал голос бородатый. — И я готов поклясться перед высшими силами, что в обмен на голову этого подонка Западногорск станет твоим, будь ты хоть четырех лет отроду.
Клима в задумчивости переплела пальцы. Интуиция молчала. То ли не снисходила до недорослой обды, то ли напрочь перебивалась желанием согласиться сейчас же. Фенрес Тамшакан уже давно перестал быть нужным, и жил, пока у Климы было мало сторонников и не доходили руки. А еще в Локите хорошо помнили Фенреса именно как главу торговых домов, о преступлениях ничего не знали, и вряд ли стали бы доверять обде, которая за просто так убивает верных ей людей.
— Время ужина, — медленно произнесла девушка. — Спускайтесь вниз, затем я распоряжусь приготовить вам спальню. Утром будет ответ.
* * *
Ответ у Климы был готов уже поздним вечером. Глупо отказываться от возможности прямо сейчас получить Западногорск, Опушкинск, крепость Рыжую и прилегающие к ним деревни. Голова Фенреса Тамшакана — не такая уж высокая цена. Вот, к примеру, на голову Ристинки Клима бы вряд ли согласилась.
Но провернуть все следует так, чтобы не только в Локите, но даже в самом Редиме никто не понял, куда и зачем подевался градоначальник. И сейчас Клима размышляла, кого ей снарядить в Редим за головой Фенреса Тамшакана. Задача осложнялась тем, что все требовалось сделать тайно, тихо и быстро, а для этого требуется либо толковый исполнитель, которого тоже потом придется убивать как лишнего свидетеля, либо полностью преданный обде человек с соответствующими качествами. Самих горцев посылать нельзя, они будут в своем праве и наделают шуму. А если Фенрес, в надежде выторговать себе жизнь, выложит все, что он знает о сильфах, союз с Западногорском точно придется отложить на неопределенное время.
Вестники-разведчики хороши пока лишь для сбора сведений, притом даже до коллег из Ордена и тайной канцелярии им далеко. Наверняка среди ведов есть служители Ордена, как и наоборот. А вот разведка обды пока способна лишь прятаться по кустам и собирать сведения в деревенских трактирах. Когда под Климиным началом будет Западногорск, столь же крупный и влиятельный, как Фирондо, к ее услугам будут все разведчики и дипломаты. Тот же Ивьяр, к примеру. Вот, кого бы послать на Холмы вместе с Ристинкой!
Нанимать головорезов из армии Клима стала бы, только основательно стукнувшись об тучу. Обращаться к редимской бабке-колдунье тоже нельзя, это все равно что официальную огласку делу придать. Хавес предан как собака, в меру жесток, но тайный убийца из него как из сильфа землекоп. Зарин умен, удачлив, но слишком добр, подобраться к жертве может и сумеет, а быстро хладнокровно прикончить — вряд ли. К тому же, эти двое могут сболтнуть лишнего.
Оставались самые ближайшие соратники.
Климе не слишком нравилась идея впутывать в это дело Геру, но кроме него и Теньки она больше никому не могла довериться полностью, точно знать, что ни случайно, ни по умыслу ее тайны не достигнут лишних ушей. Тенька либо применит колдовство, нашумит и выдаст себя, либо не сумеет одолеть градоначальника, окажи тот сопротивление. Геру же на протяжении десяти лет учили, помимо прочего, разведке, слежке, захвату языков и снятию часовых. Гера не станет болтать, на него никто никогда не подумает. Гера умеет убивать, сохраняет холодную голову, и, несмотря на некоторый идеализм суждений, далеко не глуп. Гере по силам приехать в Редим, отрубить Фенресу голову, замести следы и доставить трофей. А Клима тем временем отправится под стены Западногорска. Ни к чему терять время, в любой день могут вернуться сильфы, и лучше их с горцами не сталкивать. Вдобавок, зимы осталось два месяца, за это время нужно навести порядок в войсках, разобраться, кто враг, а кто союзник, и выступить на Фирондо раньше, чем Фирондо на нее. Клима понимала, что в этом году только зима спасла ее от истребления ведскими войсками. Редим устоял, для успеха второго штурма нужно было отзывать часть войск с границы, гнать их через полстраны, разрабатывать стратегию, искать "противоядие" от речей обды, после которых солдаты переходят на ее сторону. Все это — время, Сефинтопала нипочем не успел бы до зимы, а зимой, по суровым северным морозам, вести осадную войну невозможно.
Вскоре Гера сидел напротив своей обды, внимательно слушал и хмурился. На этот раз Клима, не лукавя, рассказала "правой руке" почти все. Под конец у Геры было лицо не юноши, а почти старика: чего только стоил болезненный горький взгляд, направленный куда-то поверх Климиного плеча.
