Обещание полночной звезды 2. Родные незнакомые звёзды.

— За речью своей следи! — осадил его Енгилай. — Ты с сестрой моей разговариваешь и правительницей клана!

— Так всё-таки? — будто и не слышала оскорблений в свой адрес, настояла Светлая ярна.

— Так тут и объяснять нечего. — взялся растолковывать Глойс. — Рыжим-то куницам теперь уж ничего не понадобятся. Так что, мёртвых захороним, земли поделим промеж собой по справедливости. Только ведь и Белым соболям земель теперь много. Нам ваших женщин принимать, кормить, поить, а вам ещё долго всё восстанавливать. Так ведь, чем меньше, тем быстрее. А мы уж, как говориться, чем сможем: и запасами поделимся, и деревни отстроить подмогнём.

Вот, значит, как... земель нам много и благодарными надо быть, чтобы благодетелей наших не обидеть. А имуществом бедных Рыжих куниц, как лихо распорядились. Хоть аплодируй стоя. Интересно, как и когда сговориться успели? Ведь явно же у них уже всё решено. И, да, не победу праздновать они к нам явились — свои интересы соблюсти, не дожидаясь Великого Совета, пока мы опомниться толком не успели. Вот только не видать им ни наших земель, ни наших женщин!

От последней мысли даже похолодело всё внутри. Я знал, точно знал, что можно сделать, чтобы брачные узы в нашу сторону повернуть. В книгах, которые дал мне дед, попался мне на глаза один древний закон, о котором навряд ли теперь помнят. Но я не мог, ни с кем не посоветовавшись... Или мог?

— Не стоит обобщать, — веско заметил угрюмо молчавший до сих пор Вульф. — Нам земли Белых соболей не нужны, мы согласны породниться. Я знаю, что у тебя, Бархорим, правнучка есть, я хочу её второй женой моему сыну взять.

— Кто ж тебе её отдаст? — хмыкнул Винсент Сиятельный. — Она единственная наследница клана, так что мы на неё и не претендуем. Меня больше Габриэль интересует. Мало кто знает, но его муж Элисар Кирижский — мой родной брат по матери, так что по закону я вполне могу на него претендовать. Естественно он будет моим мужем со всем полагающимся его статусу почтением. Взамен Бурые медведи готовы предоставить любую помощь, какая только потребуется.

— Иж, как вывернул, — крутнув свой рыжий ус, присвистнул Юминал. — Хотя ты ж на него ещё на Великом Совете облизывался. Я-то думал экзотики захотелось, а тебе вот прям чужого мужа подавай.

Торгуются, как на базаре. О каком почтении здесь может идти речь, если непосредственно меня с дочерью даже спрашивать не считают нужным? Только и слышно 'хочу' и 'отдайте'.

— Это вам не у меня спрашивать надо, — веско сказал Бархорим. — Габриэль человек со свободной волей, кровью и отвагой, доказавший своё право сидеть подле меня и принимать участие во всех делах важных для своего клана. Вот пусть он вам теперь и ответит.

Такого поворота я никак не ожидал. Ведь получается, что ярам фактически полностью предоставил мне право принимать столь ответственное решение. Без оговорок, без каких-то условий и без предварительного согласования...

Я осмотрелся по сторонам и понял, что и наши старейшины и воины ждут, что я на всё это отвечу. Только я не совсем понимал, почему всё это происходит. Скорее всего, что-то в моём статусе явно изменилось, но почему мне об этом никто ничего не сказал?

— Во-первых, — переведя взгляд на ярамов начал я, — моя дочь не может быть ни второй, ни даже первой женой, потому что она может быть только единственной. Более того, Цхайла устами верховной жрицы Вериссаны уже предрекла, что свой венец Мирэль отдаст сама по своему выбору. Во-вторых, я принадлежу своему мужу и клану Белых соболей и покидать их не собираюсь. В-третьих, у клана Рыжих куниц остались наследники, которые, когда вырастут, могут захотеть вернуться в родной дом, так что делить чужие земли незаконно и преждевременно. И, наконец, в-четвёртых, ни одна женщина после замужества не покинет клан Белых соболей.

— Это как это так?! По какому такому праву ты законы предков нарушаешь?! — не выдержав, возмутился Глойс Нелюдимый.

— Согласно древнему закону, оставленному нам ещё Аболеном Мудрым, каждый клан имеет право менять брачные устои, если к тому вынуждают крайние обстоятельства. Когда-то, прибегнув именно к этому закону, Пепельные волки и Бурые медведи обзавелись гаремами. Теперь крайние обстоятельства вынуждают нас последовать их примеру — мы потеряли многих мужчин, мы не можем позволить себе потерять ещё и женщин. Нет, у нас не будет гаремов, но отныне у нас не жена переходит в клан и в дом мужа, а муж переходит в клан и в дом жены. Так что наши земли нам самим ещё пригодятся.

— Неслыханно! — побагровев выкрикнул Остолей, — Чтоб бабы мужиков, как бычков племенных, из клана уводили! А ты чего молчишь, Бархорим?!

— Вы Габриэля слышали, — только и ответил дед. — До Великого Совета мне к его словам добавить нечего.

— Да вы все с голоду помрёте! — всё не мог уняться Остолей.

— Вовсе нет, — тепло улыбнулась мне Ильвэйн. — Мой клан Серых рысей этого не допустит. Мы с Белыми соболями соседи, опять же сражались вместе. Как теперь не помочь?

— Не их вина, что после Рыжих куниц темняки на них ринулись, — поддержал сестру Енгилай. — Наживаться на чужой беде подло, а Пятнистые олени никогда не творили беззакония.

— Чего ж не помочь, когда дело правое? — кивнул Юминал. — Раз уж такое дело, Златорогие бараны на полпути не остановятся.

— И Алые ястребы в стороне не останутся, — отмахнувшись, от стоявшего за спиной и что-то нашёптывавшего на ухо советника, бухнул Сурий. — Я уже один раз послушался и воинов не отправил, так теперь буду, что могу, исправлять.

Потом ещё долго что-то говорили, спорили, обсуждали, но я уже почти ничего не слышал из-за усилившегося гула крови в ушах и вонзившейся в голову боли.

Бархорим рядом что-то коротко сказал, потом помог мне подняться и вывел из зала. Наверно, меня ждал не самый простой разговор, но сожалеть мне было не о чем. Всё же это в любом случае лучше, чем бремя радости. Особенно, когда радоваться тяжело и нечему.

========== Глава 53. Тот же и не тот. ==========

— Сильно устал? — спросил Бархорим.

Мы, наверно, уже с полчаса находились в кабинете в его личных покоях. Голова всё ещё немного кружилась, измученное болью тело отказывалось полностью подчиняться. Пожалуй, усталость — не самое точное определение, того, что я чувствовал. Впрочем, сейчас это несущественно. Было кое-что, интересовавшее меня гораздо больше.

— Что всё это значит? — чуть приподнявшись в глубоком кресле, чтобы во время разговора лучше видеть ярама, потребовал ответа я.

— Что именно ты имеешь ввиду? — налив себе бокал вина из большого хрустального графина, уточнил он.

— Почему ты предоставил право ответа мне?

— А кому же ещё?

— Ярам из нас двоих здесь ты, а я...

— Что ты? — Бархорим повернулся ко мне. Спокойный, серьёзный и задумчивый. Он больше не оценивал меня взглядом, будто в этом уже не было никакой необходимости. И сомнений, которые его когда-то так мучили, похоже, не было тоже. — Ты разве не понял, что произошло? Вижу, что не понял. Что ж, тогда я тебе объясню — рано или поздно я отойду от дел и передам трон. Тебе.

— То есть как мне? — я, должно быть, просто что-то неправильно понял, ведь не мог же он на самом деле сказать то, что я услышал.

— Как положено по закону и завету предков. Других кровных родственников по мужской линии у меня нет и не предвидится.

— Но мой статус...

— Изменился в тот самый момент, когда ты возглавил наше войско. По негласному закону севера только сам ярам или наследник трона может удостоиться подобной чести. Старейшины признали твоё право, когда приняли твоё предложение, воины — когда пошли за тобой. Победа лишь окончательно подтвердила и упрочила твоё нынешнее место в клане. Что к лучшему. Из тебя вполне может выйти хороший правитель. Ты умён, достаточно хитёр и неплохой стратег, как выяснилось. Вспомнить и применить закон, о котором все уже успели благополучно забыть, само по себе достаточно примечательно. Значит, не просто так книжечки полистал. И про ярну Светлую ты явно был в курсе. Она ведь первая к нам отряд снарядила и у брата своего помощи для нас попросила, а, когда приехала, сразу о тебе спросила. Видишь, я умею признавать свои ошибки, Габриэль.

Что ж теперь всё встало на свои места. Теперь понятно, почему все ждали ответа именно от меня. И, прежде всего, мой дед. Это была ещё одна проверка, которую я, сам того не подозревая, судя по всему, прошёл. Неважно, что там в будущем, но ярам пока Бархорим и, если бы его что-то не устроило, он бы мог запросто внести свои коррективы. Но не стал, напротив, полностью поддержал по всем пунктам.

Только как же теперь со всем этим разбираться? Я совсем не собирался наследовать трон и править кланом. Стоп! У клана ведь уже был один более чем достойный наследник...

— А как же Элисар? — не мог же я просто так занять чужое место.

— Мне жаль, он был очень достойным человеком...

— Что значит был?

— А тебе разве ещё не сказали? — спохватившись, забеспокоился Бархорим.

— Сказали что? — боги, да почему всё приходится буквально вытягивать по капле?!

— Его рана оказалась не столь опасна, но клинок был отравлен. Там какой-то хитрый, медленнодействующий яд... Даже Алевтина твоя помочь ничем не смогла. В общем... он умирает, Габриэль.

Вот оно как... А не сказали мне, видать, чтобы лишний раз не беспокоить. И на первый этаж переселили, чтобы я не видел, как он... Нет! Нет, не может быть! Только не он! Всё что угодно, только не...

— Мне надо домой, — выкарабкиваясь из кресла, прохрипел я. — Прямо сейчас. Немедленно.

— Я понимаю и разделяю твою боль, но тебе сейчас лучше поберечь себя. Ты и твоя дочь — будущее клана, а это не столько привилегия, сколько огромная ответственность. Понимаешь?

О, да, я понимал. Я всё прекрасно понимал, но принять не мог. И в первую очередь не мог принять то, что все уже заранее похоронили моего мужа — человека, которого я так... которым я так дорожил. Ведь он же ещё жив! Не может такого быть, чтобы совсем ничего нельзя было сделать!

Ярам, наверное, увидел на моём лице, что-то такое, что спорить больше не стал. Вместо этого он позвал стражников, чтобы те проводили меня домой.

Я так торопился, что даже не попрощался с дедом, которому ещё надлежало вернуться в зал к знатным гостям. Только в данный конкретный момент мне не было никакого дела ни до вежливости, ни до гостей. Мне необходимо было успеть увидеть Элисара до того, как станет слишком поздно.

— Что-то ты подзадержался, — с порога упрекнула меня Велия. — Тебе ж отдыхать побольше надо, а не по пирам рассиживаться. Пойдём, я тебя уложу.

Она кивком отпустила стражников, дескать, дальше мы сами вполне справимся, и потянула меня в сторону моей временной комнаты.

— Нет, — не сдвинувшись с места, сказал я. — Мне к мужу надо.

— Да зачем это? — заворчала старушка. — Только лишнее беспокойство. Вам же выздоравливать надобно, а так ведь только хлопоты лишние...

— Я всё знаю, Велия... и хочу к нему... попрощаться...

Она чуть помолчала, глянула на меня с какой-то больной, затаённой тоской и подхватила под руку. Потом, проводив до нужной двери, развернулась и ушла, словно даже просто стоять здесь ей было тяжело. Так что в комнату я вошёл один, плотно прикрыв за собой дверь.

Возле кровати тускло горели три свечи, едва освещая окружающее пространство. Элисар лежал неподвижно и его дыхания было совсем неслышно. Он сильно осунулся и казался мёртвым. Лишь изредка вздымающаяся грудь, подтверждала, что он всё ещё был здесь. Только она ведь уже пришла за ним — чёрная печальная тень, терпеливо застывшая в углу.

— Не подходи, — тихо попросил я, уже понимая всю бессмысленность и безнадёжность своей просьбы. — Оставь его мне, слышишь? Зачем он тебе? Оставь!

Тень не шевельнулась, не ответила. Только будто лёгким сквознячкомот от окна потянуло, погасив одну свечу. Наверно, надо было уйти, чтобы не видеть, как она сделает то, зачем пришла. Но я не мог, будто пока я здесь, ещё оставалась какая-то надежда, будто я ещё мог ей помешать. Или... Ведь смогла же Ольна отнять у смерти своего Горделея...

— Ерёма, — позвал я в пустоту.

— Здеся я, — зашуршал рядом домовик.

— Ты ведь знаешь, что Ольна сделала, чтобы ярама спасти?

— Может и знаю, но тебе не скажу. Иж, чё удумал! Слаб ты сейчас и дара целительного в тебе нет.

— Но шанс у меня есть? Что-то же сделать я могу, да?

Сейчас мне было всё равно, какую придётся заплатить цену, лишь бы Элисар жил. Такие, как он не должны умирать.

— Что-то можешь, — неохотно буркнул Ерёмка. — Ты ему клятву на крови давал, а кровушка, чай, не водица, и слова, что на крови — не пустой звук. Да только тебе твоей жизненной силы самому сейчас мало, куда тебе делиться... и его не вытянешь, и сам за ним сгинешь...

— Пускай, — не раздумывая, согласился я. — Говори, что делать надо.

— И не подумаю. Ведь ни за что погубить себя хочешь...

— Не смогу я без него... если ничего не сделаю, никогда себе не прощу...

Ерёмка попыхтел и исчез. Вскоре ещё одна свеча погасла и тень приблизилась, замерев в центре комнаты. Я забрался на кровать, тесно прижавшись к мужу. Лицо его постепенно серело, тело теряло тепло, и у меня никак не получалось его согреть.

— Ну что ты жмёшься-то к нему? — снова появился рядом с кроватью домовик. — Вот ведь, беда с вами! Ладно, так и быть, давай скидывай одёжу, сымай браслеты и на него ложись.

— Он же ранен, — возразил было я.

— Делай, что велю! — споро раздевая Элисара, буркнул Ерёмка.

Я послушно стянул с себя одежду, стащил с рук обручальные браслеты и осторожно опустился на мужа, накрывая его собой. Домовик чему-то деловито коротко покивал, затем соединил наши с Элисаром руки так, чтобы совпадали следы от брачных порезов.

— Теперь прижмись к нему покрепше и терпи, — скомандовал он и забормотал что-то быстро, неразборчиво.

Соединённые запястья вспыхнули и засияли ровным голубовато-серебристым светом. Свеча тревожно затрещала, грозясь вот-вот погаснуть. Тень возникла рядом, прямо над нами, обдавая холодом. Я чувствовал, что она снова и снова тянется за своей законной добычей, но, будто обжегшись раз за разом отступает. Мне было не больно, но очень страшно. Крепко зажмурившись, я отвернулся от неё, мёртвой хваткой вцепившись в то, что пока ещё принадлежало мне, чувствуя, как что-то мощное, невидимое притягивает, сплавляет меня с другим человеком, как нагревается моё тело, отдавая тепло другому, в котором едва теплится жизнь, как течёт по жилам кровь и стремительно уходят силы.

А потом всё вокруг поглотила тьма.

========== Глава 54. В пасмурном дне. ==========

Я проснулся один. Комнату наполнял тусклый свет пасмурного дня и тишина. Пустая. Безжизненная. Мир вокруг будто выцвел и посерел, точно припорошенный стылым пеплом. Холодно. Я был всё ещё жив. Дышал и двигался, почти не чувствуя своего тела.

Бесшумно открылась дверь, вошла Аля. Непривычно отчуждённая, бледная до полупрозрачности, будто тень из потустороннего мира.