Скрамасакс

— Оба-на, да у нас гости, — озадаченно крякнув, устремился к товарищам.

"Надо коннектится с телом — встречать ночных визитёров, их прибыло множество, а угощения нет". — Облепленные снегом фигуры, пока далеко, при такой погоде, да при осторожности нападающих в стремлении застать спящий лагерь врасплох, у нас есть минут десять — должно хватить, хоть и не как следует, но подготовиться к встрече.

Волк с Серафимом, что-то почувствовав, уже не спали. А вот Атанас с мальчишкой сладко похрапывали и подсвеченные еле горящим очагом, вызвали чувство зависти. Резко захотелось, отрешившись от реальности, завалиться на боковую, ан нет — опять придётся воевать.

Коннект — слияние вышедшей души с телом, прошёл успешно, правда снова, как и при покидании материальной оболочки, я не совсем понял технологию, но главное, что получилось.

Поднявшись, я наткнулся на вопросительный взгляд старика и вкратце рассказал ему о нападении:

— Дозор, не обнаружен — их нет нигде, исчезли. Зато на подходе к зимовке с пару десятков аборигенов, на корабль надо двигать — подарки готовить, гостей угощать.

Проснувшийся мальчишка, сонно пролепетал:

— Я с тобой, — косматый капитан молчком к нам присоединился. Все спали одетые и через пару минут остатки ватаги, в полном облачении, с оружием, уже находились на заваленном снегом струге. Нырнув в трюм, я вытащил на палубу ящик самопальных гранат: "Ну, вот и пришло время в боевых условиях опробовать мои адские машины..."

Пока суть да дело, метель чуть улеглась — видимость слегка возросла. Забежав в каюту, зашторив смотровое окно, я зажёг масляную лампу. Вытащил её на ступени, подвинул ближе ящик с гранатами. Мальчишка и старец, натянув луки, укрылись за невысокой корабельной надстройкой. Мы с Атанасом, оставшись на лестнице, приготовились к бомбометанию.

Ворогов, как я насчитал, оказалось тринадцать, в теории со всеми управимся, однако как будет на практике — сие неизвестно. К жилищу башкир, никто из нападавших не подошёл: "Предательство?.. Не... — я потряс головой, — Возможно братьев уже порешили и супостаты знают, что яранга пуста".

Меховые комбинезоны окружили место нашего недавнего ночлега, ощетинились не очень длинными копьями и, почти синхронно ударили. Каркас затрещал, яранга сложилась. Воины, со всех сторон, остервенело стали тыкать оружием по спрятанным за обрушившимися стенами неровностям.

"Кучно стоят, — подумалось мне, — До места побоища метров тридцать — доброшу легко".

Зажигаю фитиль, лампу передаю Атанасу, выскакиваю на палубу да зашвыриваю трещащий огонёк запального шнура в ночную мглу — летит зачётно. Забрав у капитана адскую машину, отправляю её вслед. Краем глаза замечаю мелькающие стрелы — Серафим с Аникеем приступили к работе. Злодеи, почуяв неладное, двинули к нам, стоящие спиной при развороте замешкали, им явно мешали охотничьи лыжи, и тут грянул взрыв, стробоскопная вспышка, за ним сразу второй, вновь стробоскоп — полный сюр.

"Вот и всё, конец дискотеке..." — двое более-менее уцелевших, попытались сбежать.

Промелькнула быстрая белая тень, один из везунчиков рухнул, немного помутузя того, волк метнулся к другому, от Беляша не уйти, это факт — и последнего выжившего также постигла участь товарища.

Как всегда — мы победили, даже не интересно, результат наших стычек становится весьма предсказуем. Я так вообще, знал всё наперёд — предвидение вновь меня посетило, и даже был в курсе, что улизнуть попытались двое из братьев Таймас и Тукай. Средний — Ульмас при взрыве не выжил.

Младшего при попытке к побегу Беляш загрыз намертво, а вот старший ещё шевелится и даже пытается встать. Зря старается, я уже рядом и бью хуком в челюсть: "Ну, теперь точно всё: двенадцать трупов да один в глубоком нокауте..."

"Как странно... — подумалось мне, — Пурга и бой закончились одновременно". В случайность в данном эпизоде особо не верилось, да и вообще, в последнее время такое понятие как случай для меня утратило свою актуальность. Всё чаще и чаще я стал замечать, как с виду незначительные события неизменно приводят к судьбоносным поступкам и, оглядываясь назад, в голове выстраивается чёткая цепочка действий, вытекающих одно из другого — убери звено и вся конструкция рухнет: "По всему выходит, что жизнь из них и состоит. Да уж... случаев множество, а случайности нет". Наступивший штиль и моментально ставшее ясным звёздное небо подтвердили мои внезапно пришедшие выводы.

Прохаживаясь меж трупами, да разглядывая место побоища, я размышлял:

"Если в самом начале изучения дедовой науки, у меня вышло с рассеиванием облаков, то почему у Одина не хватило бы сил устроить столь жуткую метель? Тем более существо это некоторыми народностями причислено к рангу богов, соответственно при наличии последователей, у него имеется свой личный эгрегор, а это, как я уже понял, очень сильная штука. Да и ранее, свои возможности одноглазый продемонстрировал в полной красе. Стоп, — остановив поток мыслей, задумываюсь на отвлечённую тему, — Не на помощи ли таких вот эгрегоров, основаны успехи тоталитарных сект? Вполне может быть..."

Гранаты — это круто, не гуманно, но действенно. Эффект превзошёл, самые смелые мои ожидания, наверное всё дело в том, что вторая из бомб бабахнула где-то над землёй в полутора метрах да и попала удачно — в самую гущу.

Серафим следовал рядом и также рассматривал последствия взрывов. Налюбовавшись картиной, старик пристально посмотрел на меня, тяжело вздохнул и, отрицательно качнув подбородком, выдал:

— Нельзя так...

Я возразил:

— Льзя, война есть война, либо ты, либо тебя.

— Это понятно, но... — сокрушённо мотнув головой, оппонент мой осёкся. Однако через пару минут, видимо, сделав какие-то выводы, уже бодреньким, командирским голосом, он стал раздавать указания.

"Ну и славненько. Старец всё же решился взять на себя руководство отрядом. Здорово..." — утешился я, не то что бы сам боялся стать лидером, и хотел переложить ответственность на кого-то другого. Нет, так будет правильней, да и приказывать Серафиму я вряд ли смогу, демократия же — тут неуместна.

— Руби лёд, этих, — новоиспечённый вожак указал на истерзанные трупы, — Утопим, земля промёрзла насквозь — не прогреть. Ну, ничего — рыбку покормим.

Атанас, Аника разгребите ярангу, гляньте, возможно ли её починить, как приберётесь помогите Роману. А я пойду, пообщаюсь с "Иудой", — поставил он точку, и с лёгкостью подняв за шкирку, находящегося в прострации Таймаса, поволок его в непострадавшее от набега жилище.

При ставшем уже обыденном, сборе трофеев, я натолкнулся на очень — очень интересный предмет: нож — точную копию моего скрамасакса. Бывший обладатель его, вместо шлема носил умело выделанную голову медведя с глазами, сделанными вроде как из изумруда, хотя могу заблуждаться — камень был огранён крайне грубо, к тому же размер великоват — чуть не с перепелиное яйцо, да и мишкины клыки впечатлили.

"Наверно, местный шаман, — придя к такому выводу, я выковырял оба звериных ока, — Чем чёрт не шутит, может и впрямь изумруды".

Только тогда, когда закончил с шаманом, ко мне пришло понимание сути находки: "Это Гром!.." — но поскольку уж как-то всё просто да неожиданно — то сомнения меня не оставили.

Дабы подтвердить предположение, я сосредоточился на клинке — попробовал заглянуть ему в сущность. Это оказался именно он. В промелькнувшей истории, в самом её начале, я почувствовал Молнию, а после, также как и при знакомстве с скрамасаксом, испытал неземную тоску нового ножа по пропавшей сестре.

Руки задрожали, дыхание спёрло. Я не мог промолвить ни звука, лишь открывал и закрывал рот да таращась на оружие потихоньку осознавал: "Конец путешествия близко. А ведь Серафим, сказав накануне, что скоро всё само собой разрешится, вновь оказался прав".

Глава 4. Отчитка

Тут-то меня из ступора и вырвал жуткий, душераздирающий крик. Доносился он из яранги, куда батюшка отволок нашего башкира. Вся команда припустила на выручку, голос, конечно, принадлежал не Серафиму, но и не Таймасу — хрен знает, может ли такой тембр, вообще, быть у человека. У Сирина, во время нашей первой встречи, когда тот тащил меня над лесом, и я полоснул его ножом, вопль был схожим.

Поскольку я находился всех дальше, то, соответственно, прибежал самым последним. Вломившись под крышу, обнаружил следующую картину: в неровном свете очага, мальчишка и грек изо всех сил пытались удержать извивающегося башкира, а старец старался прижать к его лбу нательный свой крест. Из-под распятия вырывались протуберанцы тёмной энергии, такой вид силы я увидел впервые. Товарищи с трудом удерживали Таймаса, я поспешил им помочь да навалился на кучу малу всей своей массой. Сквозь нагромождение конечностей, дотянулся до шеи предателя, придавил его кадык и наконец, тот ослаб, закатил глаза, изо рта потекла густая, белая пена.

— Всё, отпустите его, он сейчас не опасен, — разрезая громкое дыхание друзей да бешеный стук сердца, до сознания донёсся властный, чеканный голос Серафима. Мы с Атанасом дружно ослабили хватку, увидели что рецидив это не вызвало, отпустили болящего да поднялись, а вот пацан, похоже, что приказ даже не слышал, поскольку, так и продолжал сжимать в объятиях замершее, окостеневшее тело. Вроде бы, человек потерявший сознание должен быть полностью расслабленным, тут же наблюдалось невероятное напряжение всех мышц.

Спустя секундное замешательство, силком еле-еле оторвали Анику от затихшего Таймаса. Я развернул пацана лицом к себе и, встряхнув за плечи, вгляделся в глаза — те оказались абсолютно стеклянными. Пару раз хлестнул его по щекам — реакции ноль.... Только после того, как старец приложил мальчишке ко лбу крест, Аника резко пришёл в себя, взгляд его стал осмысленным и он попытался меня ударить.

Перехват летящего кулака, поворот зажатой кисти и горе боксёр стоит в неудобной позе: на носочках, с неестественно вывернутой рукой.

Повисшую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров, прервал сдавленный хрип:

— Ааа... больно же, отпусти, я в норме...

— Точно?.. — переспросив, я покосился на экзорциста.

Старик кивнул, мальчишка в такт просипел:

— Точно, точно...

Пожав плечами, я ослабил захват. Потеряв равновесие, пацан хотел нырнуть лицом в пол, однако совершить сей подвиг ему не удалось. В последний момент я поймал мальца за шкирку, да встряхнув, поставил на ноги.

Аника непонимающе затравленно покрутил головой и, встретившись взглядом с Серафимом, выдохнул:

— Что это было?..

Вопрос заинтересовал всех присутствующих, мы с Атанасом, демонстративно изогнув брови, уставились на старика. Тот же посыл проигнорировал, указал пальцем в затихшего башкира да скомандовал:

— Тащите этого на свежий воздух, пока не очухался надобно привязать его к дереву. Не расслабляйтесь — самое интересное ещё впереди...

Пока пришедший в себя Аника, под чутким руководством капитана, прибирался в лагере, батюшка помог мне с трупами. Когда тело последнего из ворогов скрылось в чёрной толще воды, старик, тяжело вздохнув, заметил:

— Даже и сделать для них больше нечего — язычники, ни отпеть, ни предать земле.

При ясно-морозном небе, восток несмело окрасился. Яранга разобрана, трупы утоплены. Всё ещё находящееся без сознания окостеневшее тело предателя, надёжно привязанное к кривой сосне, вытаращилось стеклянными, выпученными глазами на робкий, северный восход. Выражение его лица, я сначала, вообще, принял за маску смерти, но приглядевшись, понял: "Нет — не умер, грудь, хоть и еле-еле, а вздымается".

— Ну, что же... — вздохнул Серафим, — Утро уже, надо дело доделать, пойдём — помолимся. — Сказав это, старец направился в ярангу и спустя минуту вышел оттуда уже в священническом одеянии.

Встав возле батюшки и искоса поглядывая на пленника, мы стали внимать.

Серафим начал:

— Облецитеся во вся оружия Божия... — я, поняв, что стал участником ритуала по изгнанию беса, внутренне подобрался.

— Станите, убо препоясани чресла ваша истиною и оболкшеся в броня правды... — казалось, что сама природа, затихла, вслушиваясь в речитатив старика.

— Над всеми же восприимше щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукавого разженныя угасити... и меч духовный, иже есть глагол Божий... — монотонно лились его слова.

Тут мне вспомнилась молитва Серафима, посредством которой меня перенесло в райские чертоги, и я попытался достичь познанного тогда состояния, но через какое-то время, сокрушённо осознал: "Ничего не выйдет — наверное, случай не тот..."

Вынырнув из дум, я вновь обратился в слух.

— Заклинаю тя, злоначальника хульнаго, — суровость голоса возросла, Таймас в бессильной злобе зарычал.

Я, невольно вздрогнув, посмотрел на друзей: мальчишка, видимо, под влиянием произошедшего с ним не так давно, стоял весь скукожившись и с силой жмурил глаза, Атанас истово крестился. Вначале, молитвословия струились маленьким ручейком, но постепенно он креп и вот, это уже мощный горный поток, смывающий всё на своём пути.

— Изыди и разлучися от сего раба Божия...

Рык, постепенно переходя в жуткий вой, усилился. Остекленевшие, выпученные глаза башкира налились кровью, завращались с бешеной скоростью. На висках, шее и обнажённых участках рук, вены, запульсировав, вспучились. Густая пена, чуть приглушив громкость звука, вновь потекла из открытого в безумном крике рта.

Зрелище было весьма жуткое, но в отличии от зажмурившихся товарищей я не мог оторвать от бесноватого взгляд.

И тут, словно кто-то липкий мазнул меня по щеке. Волосы встали дыбом, я выхватил из ножен катану и, приняв боевую стойку да нырнув в изменённое состояние, просто охренел. В воздухе, вокруг нас, витало нечто бесформенное, будто плотное марево знойного дня. Оно — это нечто, стремительно темнея прямо на глазах, вытягивало чёрный туман из тела Таймаса, а из меня и моих спутников струились тоненькие ручейки энергии в сторону рычащего башкира и, по всей видимости, занимали освободившееся там место.

Бесформенное и бесцветное нечто, постепенно сгущалось, и в какой-то момент, тьма, вновь коснулась меня. В этот раз мрак был насыщенней: комок тошноты, мурашки по телу, интуитивный уход от соприкосновения, удар мечом. Искры энергии, выходя из катаны весёлыми огоньками, пробежали по черноте. Нечто, моментально очистившись, обрело первоначальную бесцветность. Марево вновь коснулось кожи, на сей раз ощущения оказались приятные — просто волна тепла...

— Изыди... — грозно прозвучал голос.

Старец извивающемуся в конвульсиях башкиру припечатал крестом лоб.

— Изыди... Изыди... Изыди... — Таймас как-то жалобно взвизгнул, и его полностью расслабленное тело повисло на тугих верёвках.

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Отчитка — чинопоследование православного экзорцизма, подошла к концу, я, облегчённо вздохнув, тут же плюхнулся прямо в сугроб, друзья последовали моему примеру. Сил не осталось, выжит словно лимон, товарищи видимо тоже: "И не делал ведь ничего, просто стоял да слушал, а ощущение — словно сутки разгружал вагоны".