Виток второй.

У меня еще хватило выдержки, чтобы запереть дверь. А потом я прихватил бутылку какого-то вина и ушел наверх, надеясь, что никому не понадоблюсь. Случившееся никак не укладывалось в голове. Меня постоянно била дрожь: то от отвращения, то от шока. Когда бутыль опустела уже на три четверти, я решил списать все на приступ, а утром просто сделать вид, что ничего не произошло. Я уговаривал себя, что это действительно так. Что я не потеряю друга.

Луназель.

После того случая во дворце Энеалис стал меня целенаправленно избегать, а когда мы все же сталкивались, был очень официален, безукоризненно вежлив, но холоден, и старался держать дистанцию. Сначала я решил дать ему время остыть. Я понимал, что увиденная им сцена вызвала ревность, но надеялся, что все утихнет само.

Но шли дни, а ничего не менялось. Мне не нравилось это все больше. В очередной раз втянув его в спарринг, я получил достаточно техничную, но куклу. Он не смотрел на меня, механически ставил блоки и абсолютно спокойно вставал с земли после очередного падения. Но ни одной эмоции, даже глаза, казалось, потухли и выцвели. Хоть какого-то отклика я добился только тогда, когда нарочито грубо упал сверху при подсечке, придавив всем телом. На миг в его глазах промелькнула ярость, он дернулся, но, поняв, что силой ему не вырваться, успокоился и опять замкнулся в своем коконе. Мне хотелось встряхнуть его и прямо при всех поцеловать, чтобы сломать этот панцирь. Но я решил подождать до позднего вечера, старательно накручивая себя, чтобы не передумать и не сдаться, глядя в безразличное лицо.

В этот раз я обнаружил, что замок на двери сменили, а окна надежно запеты на засовы, несмотря на жару. Неужели меня ждали? Обойдя дом кругом, я заметил слабый огонек из-под ставней на первом этаже. Открыть соседнее окно оказалось делом нескольких минут. Мягко проскользнув в черный провал, я тихо двинулся в сторону прикрытой двери. Оттуда доносились тихие струнные переборы. Удача была на моей стороне: засовы не скрипнули.

Энеалис сидел спиной ко мне в низком глубоком кресле и бездумно теребил струны лютни. Ни в какую конкретную мелодию эти звуки не складывались, но были достаточно мелодичны. Подкравшись со спины, я сразу запустил обе ладони в расстегнутый воротник рубашки. От неожиданности пальцы дернули струну слишком сильно, и она не выдержала, оборвавшись, напоследок издав жалобный надсаженный звук. Энеалис вздрогнул и развернулся всем корпусом, уронив инструмент на пол.

— Что ты тут делаешь? — Я с удовольствием любовался настоящим возмущением, которое он буквально излучал.

— Я соскучился. — Решив взять все в свои руки, я закрыл ему рот поцелуем, останавливая готовую сорваться гневную тираду. Но он не успокоился, начав извиваться и стремясь вырваться из моих рук.

— Отпусти! Что, развлечься не с кем? Отец занят?

— Не говори того, чего не знаешь. — Я чуть отстранился и сел на подлокотник кресла. Эта фраза задела неожиданно много в душе. Я раздумывал, стоит ли Энеалису знать все, что связывает меня с Эленандаром. Понимая, что строить что-то новое на лжи может быть опасно, я боялся, что откровение оттолкнет его совсем. Страхи. Это главные враги в нашей жизни. Я решился.

— Я когда-то действительно любил твоего отца. — Энеалис умолк на середине фразы, пораженно распахнув глаза. — Когда был даже младше, чем ты сейчас.

— А...

— А он любил моего отца. — Перебил я невнятный возглас.

— Эленандар не умеет любить.

— Сейчас это уже не важно. Мой отец мертв, а я нашел тебя.

— Если ты хочешь заменить его мной, то...

— Тише. — Я прижал его губы двумя пальцами. — Ты похож на своего отца только внешне и дорог мне совсем не поэтому. Ты живой, горячий, искрений. Вокруг тебя все кажется ярче, чем есть на самом деле. Меня тянет к этому теплу и свету. Рядом с тобой я чувствую себя живым и настоящим. Но если ты сейчас захочешь, я уйду.

Он молчал, вглядываясь в мое лицо. Внутри все сжималось, но я продолжал молча ждать, понимая, что любое решение дастся ему нелегко. Но время шло, а ответа не было. В душе что-то обрывалось. Я чувствовал себя лютней, у которой неосторожные пальцы тоже оторвали струну. Поняв, что все бессмысленно, я поднялся и пошел к двери. Зачем ждать короткого "нет", когда и так все ясно?

Вскрик догнал меня уже за дверью.

— Подожди! — Я застыл не оборачиваясь. Боясь поверить.

Он почти сбил меня с ног, впечатавшись всем телом, обвивая руками. А я мог только повернуться, зарыться лицом в мягкие волосы, спрятать глаза, в которых сейчас было слишком много всего.

— Я не знаю, как вести себя, когда ты рядом. Иногда я боюсь, иногда — злюсь, иногда, мне кажется, схожу с ума. Но без тебя мне гораздо хуже. Не уходи. — Он пытался, как и я, спрятаться у меня на груди, но я все равно приподнял его лицо за подбородок и мягко поцеловал. Он совершенно беспомощно всхлипнул и расслабился. Мне казалось, что, отпусти я его сейчас, он осядет на пол. Мы продолжали стоять в темноте, осторожно, почти неощутимо целуясь. Мне хотелось большего, хотелось почувствовать его по-настоящему, но я понимал, что Энеалису сейчас нужно другое, поэтому продолжал сдерживать себя, даря лишь нежность. Но вот он и сам прикусил мою губу, прося большего. Следующие несколько минут просто выпали из моей жизни. Но дыхание неизбежно закончилось. Он чуть отодвинулся от меня.

— Уже поздно. Ты не выспишься. — Я потерся носом об изгиб шеи; он тут же выгнулся так, чтобы мне было удобней. Такая откровенная реакция вызвала у меня улыбку.

— Останься сегодня со мной.

Мне этого тоже очень хотелось, но не хотелось все опять портить, поспешив. А искушение было более чем велико.

— А если я не удержусь? — Кожей я почувствовал, как вспыхнуло его лицо, но он все равно потянул меня наверх, и уже в своей спальне спохватился:

— Может, ты чего-нибудь хочешь? Вина, отвара?

— Нет, малыш, все, что я хочу, и так рядом. — Я позволил себе чуть сильнее прикусить кожу на шее, наслаждаясь ее нежностью и бархатистостью. Усевшись на постель, я потянул Энеалиса за собой. Он, все еще смущаясь, но явно получая удовольствие, забрался ко мне на колени.

Стараясь не потерять голову окончательно, я расстегивал его рубашку, лаская руками и губами открывающееся тело. Он до боли стискивал мои волосы, но и это было в удовольствие. Когда ненужная сейчас одежда повисла на руках, я оторвал его пальцы от себя и стянул ее окончательно, тут же оглаживая обнаженную спину. Я помнил, какая она у него чувствительная. Он выгибался и терся об меня плечами, а я радовался, что сам еще не разделся. Это помогало контролировать собственные желания. Притянув его ближе за бедра, я впился зубами в плечо, оставляя свою метку, а потом зализывая красное пятнышко. Внезапно он отпрянул от меня. Мне пришлось ловить его, чтобы не упал.

— Ты спал с ним? — Я надеялся, что этого вопроса уже не прозвучит, но врать теперь, когда главное сказано, не мог.

— Да, — просто ответил я.

Он шумно втянул воздух, чуть откинул голову. Пальцы на моих плечах сжались, комкая ткань.

— Я хочу знать все. Сейчас.

— Хорошо. — Чуть подвинувшись, я оперся спиной о стену и прикрыл глаза, вызывая в памяти события прошлого. Я рассказал все, с самого начала и до конца. Не утаивая ничего. Он не перебивал, лишь машинально поглаживал мою шею. А потом грубо, почти жестко поцеловал, как будто собираясь этим стереть все, что было до него.

— Я рад, что все получилось так. Иначе ты бы не достался мне.

Не удержавшись, я рассмеялся.

— Ты невозможен.

— Правда? — мурлыкнул он и забрался языком мне в ушную раковину. Это вызвало болезненное напряжение внизу живота.

— Ты понимаешь, что делаешь?

Вместо ответа он начал быстро расстегивать мою рубашку. Вскоре она полетела куда-то в сторону, а ловкие пальцы уже принялись за брюки. Когда я попытался его удержать, то заработал лишь сильный укус. Не выдержав этой пытки, я уже сам приподнялся, позволяя стянуть с себя остатки одежды.

Его руки на миг нерешительно дрогнули, но тут же вновь осмелели, обхватили уже напряженный член. От прикосновения прохладных ладошек я зарычал, опрокидывая его на кровать. Энеалис тут же опять прижался ко мне всем телом. Грубая ткань его штанов раздражала. С трудом борясь с желанием разорвать, я постарался как можно скорее стянуть их.

Первое прикосновение кожа к коже оказалось фантастическим. Мы синхронно замерли, впитывая эти сладкие ощущения. А потом оба сорвались на лихорадочные ласки. Он так развратно извивался подо мной, что в глазах темнело. Я старался удерживать его на грани, и он, каждый раз, когда я останавливался, возмущенно вскрикивал и старался сам посильнее толкнуться в ладонь. Сам я тоже был на пределе: в ушах шумела кровь, хотелось сильно толкаться в это тело, почувствовать, наконец, его жар и тесноту. Приподнявшись, я резко перевернул его на живот, одновременно вздергивая бедра вверх. Только когда он, сам того не замечая, впился зубами мне в ладонь, я протрезвел и понял, что опять спешу, опьяненный желанием. Загоняя страсть поглубже, я стал выцеловывать позвонки и напрягшуюся шею.

— Не бойся. Я ничего тебе не сделаю.

— Но...

— Ш-ш-ш, — стремясь прервать бессмысленный поток слов, я опять прижал руку к его губам. И задохнулся, когда горячий язычок заскользил по пальцам. Не сдержавшись, я прижался к упругим ягодицами, еле ощутимо двигаясь вперед — назад. Он что-то простонал и плотнее обхватил губами указательный палец. Сжав его член второй ладонью, я старался двигаться в том же темпе, что и его губы. Очень скоро он забился подо мной, прикусывая пальцы и почти завывая. Только тогда я позволил себе самому сорваться на рваные движения, скользя членом между его ягодиц, но даже не пытаясь проникнуть внутрь. Да сейчас мне и этого хватило, чтобы почти сразу упасть на расслабленное тело Энеалиса. Бедрами и животом я чувствовал собственное семя, но встать сейчас не мог. Единственной частью тела, которую я еще чувствовал, были губы. Но и те жили собственной жизнью, самовольно бродя по влажному затылку и шее. Первым в себя пришел Энеалис, попробовав выбраться из-под меня. Видимо, я был слишком тяжел. Заставив себя подняться на руках, я выпустил его.

— Почему ты не... — Он замялся, не зная, как закончить свою мысль. Немного полюбовавшись смущением парня, я чмокнул его в кончик носа.

— А куда торопиться? К тому же, я хочу, чтобы твой первый раз не был окрашен болью. А для этого нужна холодная голова. А пока пойдем, ополоснемся, и будем спать. А то даже мне Тирзен не спустит регулярных опозданий. — Стараясь говорить как можно легкомысленней, я потянул Энеалиса в ванну. Вроде бы он был спокоен, вскоре после купания провалившись в крепкий сон. А я еще какое-то время любовался его профилем.

Тирзен.

Партия оружия немного задерживалась. Гонец от кузнеца привез письмо, в котором мастер извинялся за опоздание, признаваясь, что не рассчитал объем работы со временем, но обещался, что со дня на день заказ доставят.

И действительно, прибытие телеги, груженной оружием, совпало с очередной утренней тренировкой. Пожалуй, только зевающие Энеалис и Луназель остались относительно равнодушны к этому событию, неспешно подходя к толпе остальных бойцов. А те, как дети, сбежались получать подарки. В воздухе висел возбужденный гомон и завистливые вздохи, когда сосед получал свой клинок, тогда как самому еще нужно было ждать. Несмотря на то, что Энеалис стоял позади всех, оружие я ему вручил первому, как капитану. Сабли, похожие на мои, но более легкие и узкие. Они хорошо подходили гибкой фигуре светлого. Взвесив клинки в ладони, он отошел, освобождая место для других. Далее все понеслось калейдоскопом. В конце у меня даже в глазах рябило от количества оружия и мельтешения эльфов.

Конечно, тренировка была скомкана. Воинов было даже силой не оттащить от новых игрушек. Каждый из них пробовал незнакомые удары и возможности. Мне оставалось только следить, чтобы не было серьезных травм. С этого дня хлопот прибавлялось. Ведь одно дело тренировать одинаково вооруженный отряд, а другое — дать каждому индивидуальный совет, вовремя заметить ошибки, чтобы не позволить вырасти им в серьезные недочеты.

Но я все равно заразился общим восторгом. По этому поводу порадовал Лаари новыми приемами и несколькими подлыми ударами. У девушки получалось все лучше, но она все еще боялась бить. Нет-нет, но рука вздрагивала.

На обед я пришел выжатый. Луназель появился в столовой вслед за мной, оглядывая голодным взглядом уже накрытый стол.

— Садись, голодающий. Приятного аппетита.

— Спасибо. — Ничуть не смущаясь, он набросился на еду. Я прежде не замечал в нем такого голода.

— Ты ночью с полком орков дрался?

— Почти. — Он хитро подмигнул мне и опять уткнулся в свою тарелку. Продолжать расспросы я счел неприличным. Хотя на языке так и вертелось несколько ехидных замечаний.