— В последнее время он почти не разговаривает со мной.
— Чем сильнее ты становишься, тем меньше необходимости в разговорах.
— Логично. Так ты не ответила, ты будешь учить меня заклинаниям?
Зина хихикнула.
— А чем, ты думаешь, мы занимаемся? — спросила она.
4.
Мама не утерпела и потребовала приступить к исцелению уже на следующее утро. Зина пыталась упираться, она говорила, что процедура, начатая после обильной еды, будет болезненна, но мама не обращала на ее слова никакого внимания.
— А если твои чары не подействуют? — говорила она. — Если у меня лекарство кончится, ты, вообще, знаешь, как без него больно?
— Пока будут действовать чары, больно будет по любому.
— Ничего, я потерплю. Сережку рожала — терпела, так что же я, теперь не потерплю, что ли?
Я не стал дожидаться, чем закончатся их препирательства, потому что начал чувствовать голод. И у меня появилась забавная идея насчет того, как его утолить.
Я дошел до метро, купил телефонную карту и позвонил по телефону, указанному на визитке Евгении Быстровой, специального корреспондента "Птички кря-кря". Судя по характерным гудкам в трубке, это был мобильник с коротким номером. Евгения сняла трубку после третьего гудка.
— Алло! Слушаю вас, — сказала она жестким и грубоватым голосом, и мое сердце заныло от нетерпения, скорее бы обнять ее, припасть к шее и...
— Кто это? — спросила Евгения.
— Сергей. Вампир. Вы мне дали визитку в супермаркете.
— Где вы?
— Через полчаса буду в... — я описал расположение одного скверика в паре километров отсюда. — Жду вас у входа. Не опаздывайте.
— Я не успею за полчаса! — крикнула журналистка. — Давайте хотя бы через час.
— Я буду ждать пятнадцать минут, — сказал я, — постарайтесь успеть, другого случая не представится.
И я повесил трубку.
5.
Евгения появилась только через пятьдесят четыре минуты и она была не одна, ее сопровождал бородатый и суетливый мужик лет сорока, закутанный в шарф по самые уши. Неприятный сюрприз, но не существенный.
Я подошел к ним, сформировал клыки и переключился в ускоренный режим. Короткое движение рук, и капюшон Евгении полетел в сторону, вырванный с мясом, второе движение, и шарф... нет, шарф не отправился за ним, эта стерва завязала его каким-то хитрым узлом, должно быть, морским... Развязать? Не успею до того, как она среагирует, придется с ней бороться, это привлечет внимание зевак, еще этот мужик... придется разорвать... как бы не убить ее раньше времени... не поддается... он, похоже, из какой-то особо прочной ткани, даже вампирской силы не хватает, чтобы разорвать.
За шиворот потекла холодная вода, которая сразу же начала замерзать на двадцатиградусном морозе. Я обернулся. Мужик лил на меня воду из пол-литровой пластиковой бутылки, что-то приговаривая с искаженным лицом, я не понял, что именно, в ускоренном режиме звуки человеческой речи практически неразличимы. Что он делает?
Спустя мгновение до меня дошло, и я бы расхохотался, если бы челюсти успевали за ходом мыслей, все-таки ускоренный режим неудобен, в нем даже не посмеешься как следует. Этот мужик поливает меня святой водой! Идиот! Увидел бы он крест, висящий у меня на шее, вот бы у него лицо вытянулось.
Люди начали оборачиваться, это нехорошо, есть вероятность, что я не успею управиться до того, как соберется толпа и придется устраивать настоящую бойню. Что ж, перейдем к плану Б, как любит говорить то ли Джеймс Бонд, то ли Лесли Нильсен.
Резким движением я выбил из рук мужика бутылку с остатками святой воды, перехватил ее и с силой ударил о его голову. Бутылка разбилась, мужик начал оседать, а у меня в руках появилась замечательная розочка. Я широко размахнулся и с силой ударил мужика в лицо. Розочка разлетелась на мелкие и бесполезные осколки, а мужик получил сквозной разрез на щеке, через который было отчетливо видно, что он лишился примерно четверти всех зубов. Вырвать нижнюю челюсть мужика и подставить рот под фонтан свежей крови было делом двух секунд.
Вот оно! Жизненная сила хлынула в меня... ее концентрация ниже, чем в прошлые разы... очевидно, часть энергии рассеивается в воздухе... надо бы приложиться к ране губами... я весь запачкаюсь... я уже запачкался... какая, к черту разница...
Мужик окончательно завалился на землю, я упал на него и попытался прижаться губами к кровавому месиву. Ничего из этого не получилось, если не считать того, что я получил хороший удар по голове чем-то тяжелым. В голове помутилось, и если бы не порция кровавой энергии, не успевшая еще рассеяться в организме, я бы, несомненно, потерял сознание.
Еще одна пол-литровая порция святой воды вылилась на мою многострадальную голову. Я обернулся и увидел, что Евгения тычет мне в лицо здоровенным серебряным распятием с нехилым гимнастом посередине.
Удар, и гнутое распятие улетело в сугроб. Захват, бросок, и Евгения отправилась вслед за ним. Периферическим зрением я отметил, что на дистанции метров в пятьдесят начала формироваться толпа зрителей. Ничего, успею.
Я успел. Наклонившись над мужиком, так и оставшимся неизвестным, я успел выпить достаточно крови до того, как его сердце остановилось. Это заняло почти минуту, и на этот раз кормление было менее приятным, чем обычно, и даже чуть-чуть мучительным. Потому что этот деятель густо намазал шею тертым чесноком и еще повесил на шею чесночную гирлянду. Хорошо, что я кусаю его не непосредственно в шею, а сверху, через разорванную глотку. Оказывается, бульварные книжки не лгут, чеснок действительно отпугивает вампиров. Они только умалчивают, что свежее дерьмо отпугнуло бы вампира гораздо эффективнее.
Все, энергия получена, пора сматываться. Мир повернулся вокруг меня, сила (в мозгу всплыло непонятное слово "ткинсу") начала усваиваться и преобразовываться, мир стал четким и понятным, все вокруг стало прекрасным. Такой мир можно любить и я люблю его, я люблю все вокруг, начиная от бесчувственного тела, совсем недавно бывшего тем, кто дал мне силы просуществовать еще несколько дней, и заканчивая бактериями на моей коже. Эта любовь может показаться странной, но темную сторону силы всегда трудно понять тем, кто считает себя стоящим на светлой. Расслабьтесь, ребята, мне не нужно понимание, меня не волнует, что вы обо мне думаете, и что вы думаете о том, что я только что сделал. Я самодостаточен.
Хочется взлететь и раствориться в ясном морозном дне, в воздухе, который должен быть прозрачным, но подернут туманной дымкой, потому что над Москвой не бывает по-настоящему прозрачного воздуха. Хочется стать частью прекрасного мира, прекрасного, несмотря ни на мороз вокруг, ни на кровь под ногами. Тьма не в силах испортить мир, без тьмы мир неполноценен, ведь если нет тьмы, то что есть свет?
Я взлетел и направился домой. Стало холодно и я обрел нематериальность, а заодно и невидимость. Летать, оказывается, забавно.
6.
Входя домой, я больше всего боялся попасться на глаза маме. Да, она отнеслась к моему превращению с пониманием, но, если она узнает всю правду, это станет для нее ужасным потрясением, одно дело — узнать, что твой сын стал темным магом, и совсем другое дело — узнать, что он стал вампиром, принужденным сосать человеческую кровь, чтобы оставаться в живых. Да и вообще, один взгляд на меня, залитого кровью с ног до головы, может довести ее до инфаркта.
Мои опасения оказались беспочвенными, маме сейчас не до меня. Зря она потребовала начать исцеление немедленно, ей следовало внимательнее прислушаться к словам Зины, потому что Зина не врала, процесс исцеления, действительно, очень и очень болезненный.
Мама валялась на кровати и тихо стонала, выглядела она жутко — пожелтевшая кожа, осунувшееся и заострившееся лицо, бессмысленный взгляд невидящих глаз. Кроме того, в квартире ощутимо попахивало мочой.
Несмотря на невидимость, Зина сразу меня заметила.
— Покормился? — спросила она.
— Покормился.
— Чему научился?
— Летать.
— Хорошо. Иди, умойся.
— Что с мамой?
— Пока все нормально. Один камень наполовину рассосался, второй я пока не трогала и, наверное, в этом сеансе вообще трогать не буду, организм может не справиться со шлаками.
— Она жутко выглядит.
— Еще бы! Ты бы еще посмотрел на ракового больного, попавшего к целителю на поздней стадии.
— Ты и таких исцеляешь?
— Как повезет. Исцелить можно все, главное, чтобы больной не загнулся в процессе. Главное — определить силу воздействия так, чтобы здоровье восстановилось быстро и без излишних мучений. Будешь действовать слишком напористо — организм захлебнется в продуктах распада, заражение крови, аллергический шок, гангрена... неприятная картина, одним словом. А если действовать слишком медленно и осторожно, у исцеляемого может не хватить выносливости, это как собаке отрезать хвост по частям.
— В сказках исцеление происходит не так.
— В сказках все происходит не так. Знаешь, почему? Потому что сказочники никогда не вдумываются в детали. Сейчас я рассасываю камень, образующее его вещество переходит в растворимую форму и понемногу выводится с мочой. Часть солей попадает в кровь, видишь эти красные прожилки? Я не могу полностью предотвратить кристаллизацию, только мессия смог бы справиться с этим процессом, сейчас часть соли выпадает в осадок, закупоривающий мелкие сосуды, как при отравлении синильной кислотой. Но не бойся, я контролирую ситуацию, твоя мама не умрет.
— Надеюсь. Но выглядит она как умирающая. Какая-то высохшая...
— Это от обезвоживания. Нет смысла поддерживать водно-солевой баланс, это даже опасно, слишком большая нагрузка на вторую почку. Не волнуйся, она не умирает, это только внешнее сходство.
— От нее пахнет денатуратом. Или мне кажется?
— От нее пахнет ацетоном. Сахарный баланс тоже сместился, это побочный эффект заклинания, я не знаю, как от него избавиться. Есть и другие эффекты, но они проявляются, только если слишком затянуть сеанс.
— Сколько длится лечение?
— Мы начали минут через десять после твоего ухода.
— Сколько еще осталось?
— Я планирую закончить к утру, больше ее организм не выдержит. Потом недельная пауза и второй сеанс.
— Мама не согласится на второй сеанс.
— Не думаю. Она потеряла сознание в самом начале и не обретет его, пока все не кончится, она не будет ничего помнить.
— А как же весь этот бардак? Запах?
— Ты все вымоешь. В принципе, я могу и сама убраться...
— Я уберусь. А она точно не будет ничего помнить?
— После хирургической операции пациент тоже ничего не помнит. Знаешь, чем отличается целитель от хирурга?
— Чем?
— Хирург полагается на себя, а целитель на бога.
— На бога в себе?
— Естественно. Другие проявления бога недоступны для практического использования. Если, конечно, ты не мессия.
— Ты так часто употребляешь это слово... что оно вообще означает?
— Мессия может все. Бытие мира подчиняется его воле. Время придет, он примет корону и его враги расточатся. Он будет лучшим из того, что было, он станет истинным повелителем людей, и когда приблизится судный день, он встанет против зловещего пламени и его сила положит конец всему. Для него нет разницы между желанием, действием и результатом. Для него нет пространства и времени, нет жизни и смерти, для мессии нет невозможного и недозволенного, для него не существует законов природы, он сам себе закон и другим не бывать. Если бы твою маму исцелял мессия, он сказал бы "встань и иди" и хворь отступила бы по его повелению.
— Кроме Христа были другие мессии?
— Будда, еще, возможно, кто-то из китайцев.
— Мухаммед?
— Нет, он слишком увлекся мирской властью. Судя по тому, что известно, он так и не стал равным богу.
— Хорошо, что Усман тебя не слышит.
— Какой еще Усман?
— Неважно. Слушай, я правильно понимаю, бывают обычные монахи, бывают святые, и бывают мессии?
— Абсолютно правильно. По мере духовного развития монах приобретает все больше душевных сил и иногда, очень редко, становится святым, это как бы на полпути к мессии. Святой может многое... подожди, мне надо обновить чары.
Зина забормотала путанные и бестолковые слова заговора, звучавшие в ее устах, мягко говоря, странно. Все эти униженные обращения к святым угодникам хорошо подходят полуграмотной деревенской колдунье, но не образованной и интеллигентной вампирше. Я уже осознал, что вампиры не прокляты богом, что мы можем пользоваться божественной благодатью точно так же, как и обычные люди, но одно дело осознать, и совсем другое — привыкнуть. Да, я понимаю, что слова молитвы не имеют никакого значения, что важна только вера, и совсем не обязательно верить в какого-то определенного бога, можно верить во что угодно, хоть в самого себя, хоть в призрак коммунизма... Интересно, с точки зрения Зины Ленина можно считать святым?
7.
Ночь была ужасна. Мама не приходила в сознание, иногда, примерно раз в час, Зина приказывала ей выпить чуть теплого чая, разведенного до бледно-желтого цвета, мама подчинялась, как зомби, она ничего не говорила, выражение ее лица не менялось, это было ужасно, она казалась большой куклой, оживленной сатанинскими обрядами гаитянских шаманов. Или каких-то еще шаманов. Неужели, когда Христос исцелял больных, это было так же жутко?
— Нет, — сказала Зина, — мессия может просто приказать, и все станет по его приказу.
Кажется, я задал последний вопрос вслух.
Зина так и не спала, она отходила от постели моей мамы только затем, чтобы попить кофе или справить естественные надобности. Несколько раз я предлагал приготовить что-нибудь поесть, но она упорно отказывалась, она говорила, что пища материальная отвлекает от дел духовных и не стоит смешивать одно с другим, пока в этом нет острой необходимости. Я пытался сидеть рядом с ней, мне казалось, что если я включу телевизор или открою бутылку пива, это будет неправильно. Зина одобрительно улыбалась, наблюдая мои терзания, но, когда я спрашивал, чем ей помочь, она говорила, что ничего не нужно. В конце концов я не выдержал и отправился спать, но смог заснуть, лишь выпив сто грамм без закуски.
8.
Первым, что я услышал утром, был голос мамы.
— Знаешь, милочка, — говорила она, — что-то после твоего лечения мне даже хуже стало. Проходить сквозь стены у тебя лучше получается, чем лечить.
Зина молчала и, несмотря на то, что от кухни меня отделяла стена, мне показалось, что Зина улыбается. Нет, мне не показалось, я действительно чувствую это!
— Доброе утро, мама! — сказал я, войдя на кухню. — Как себя чувствуешь?
— Нехорошо как-то, — сообщила мама, — кожа вся в прожилках, болит все, кости ломит. И все время пить хочется. И почки ноют сильнее, чем даже раньше было, боюсь, как бы колики не начались.
— В течение ближайшей недели колики не начнутся, — пообещала Зина, — а потом я осмотрю вас еще раз.
— Нет уж, дорогая моя, спасибо тебе большое, но я уж лучше как-нибудь по-другому, более привычными способами. Наша медицина хоть и дрянная, но...
