Покупаю 'Чикаго трибьюн', легко нахожу пустую скамейку в парке напротив гостиницы (прохладная пасмурная погода распугала публику) и открываю первую страницу.

'Так, что тут у нас... революционер пытался ослепить фэбээровцев яркой вспышкой света... открыл стрельбу... но промахнулся. Куда им тягаться с 'ребятами Гувера'. Бунтовщики проникли в штаты по фальшивым паспортам! Резюмирую, судя по всему, напарник Седова хотел сделать фото на память (со вспышкой для лучшего качества), а нервы стражей закона не выдержали. В результате незадачливый фотограф сам сфотографирован и попал на передовицу газет, составив компанию гангстеру 'Малютке'. Такая судьба... А Седову теперь кранты— десятка ему ломится, если не больше, как отмечает корреспондент, обращая внимание читателей на фальшивый паспорт, незаконное оружие и нападение на сотрудников министерства юстиции'.

Встаю с лавочки и иду по дорожке в сторону озера.

'Звонил я вчера из телефона-автомата, не более минуты, изменённым голосом, держа трубку не снимая перчатки. С этой стороны до меня не добраться. Конфеты я купил в кондитерской, расположенной в десяти блоках от моей гостиницы, тут тоже вряд ли можно выйти на меня, их продают на каждом шагу. Продавец меня, конечно, видел, но не думаю, что запомнил, так как все время косил глазом на симпатичную блондинку, сидевшую за столиком у окна. Контору по доставке я выбрал поближе к 'Бельведеру'. Там меня, наверняка, запомнили, но тут уж делать нечего, так как квитанция— это документ, нужный мне при любом раскладе. Ну и под конец этого напряжённого вечера, свернул в магазин одежды и купил себе модный плащ и новую шляпу, радикально сменив свой имидж на всякий случай'.

Обхожу неработающий фонтан и поглядываю по сторонам.

'Нет, никто за мной, похоже, не следит, но на всякий случай покручусь в парке ещё. Надо решить важную задачу: что делать с деньгами. Отдать их обратно Боеву или пустить в дело? Если я возвращаю деньги, то прямо подтверждаю, что я в курсе их махинаций: они пытались передать через меня деньги сыну Троцкого, а я их покрываю. Можно рассказать о деньгах консулу: тогда начнуться разборки и выяснения (откуда знаю Седова или как узнал о деньгах), а моё дело не сдвинется ни на шаг (вопрос с покупкой необходимых ламп откладывается или закрывается). И, наконец, третий вариант: я пускаю наличные в оборот, в том числе и на взятки и получаю всё что надо для работы: в этом случае Боев выходит сухим из воды, так как я, как впрочем и он, вынужены молчать о существовании этих денег. С другой стороны, если на одну чашу весов положить ускорение работ по прорывным технологиям, таким как ЭВМ и Радиоуловитель, а на другую— судьбу жулика-троцкиста, то первое для меня имеет значительно больший вес'...

Снова сажусь на скамейку. Скоро должен подойти академик Ипатьев, гениальный химик, невозвращенец. Русский учёный, чью Нобелевскую премию получил француз. Генерал, который во время первой мировой войны возглавлял росийскую химическую промышленнось. Член президиума Высшего Совета Народного Хозяйства, отвечавший за развитие химпрома в СССР. Человек, которому доверяли Николай Второй и Ленин. Ипатьев после высылки Троцкого из СССР, чьим заместителем в НТО ВСНХ он был, был отстранён от руководства отраслью и, опасаясь репресий, решил не возвращаться из зарубежной командировки в 1930-м. Сейчас работает в химической лаборатории здесь неподалёку на Северной Риверсайд и читает лекции в Чикагском университете.

На родине у него остался сын Владимир, тоже учёный-химик, не принявший выбор отца. Тогда на выставке в день Радио, увидев меня в форме НКВД, он помрачнел и замкнулся, односложно отвечая на вопросы Лосева. Но потом перед отъездом в Америку, во время короткой поездки в Ленинград, выполняя поручение райкома комсомола, я выступил на комсомольском собрании института на Ватном острове и при личной встрече убедил Владимира написать отцу письмо. Именно из-за этого письма Ипатьев в итоге и согласился на встречу, в начале нашего телефонного разговора подвергнув меня пристрастному допросу.

Со стороны набережной, прихрамывая и опираясь на толстую деревянную трость, показался старик в сером плаще, гордо посаженная голова которого и широко расправленные плечи выдавали в нём отставного военного. Непроизвольно, под властным взглядом голубых глаз, подскакиваю со скамейки и спешу ему навстречу.

-... Здравствуйте, Владимир Николаевич,— запинаюсь я, не сумев в напрашивающемся более официальном обращении сделать выбор между господином и товарищем.— это я звонил вам, Алексей Чаганов.

-Здравствуйте.— Отвечает Ипатьев, столкнувшись с той же проблемой, и покосился на мои швейцарские часы, выглянувшие из-под обшлага плаща.

-Да вот, пожалуйста, письмо.— Торопливо лезу в карман под его нетерпеливым взглядом.

Получив письмо и пересилив себя, академик неспеша подходит к ближайшей скамейке и с трудом садится, тяжело откидываясь на спинку. Деликатно отвожу глаза и бреду по дорожке вокруг бассейна.

'1:0 в пользу генерала... построил меня как сержант новобранца. Ну и как мне с ним теперь разговаривать'?

Ипатьев невидящим взглядом из-под нависших век смотрит в сторону озера, теребя в руках носовой платок, казалось, не замечая меня, присевшего рядом с ним.

-Чего ваше ГПУ хочет от меня?— Не поворачивая ко мне головы немного срывающимся голосом спрашивает старик.— Только учтите, что я действовать против страны, давшей мне убежище, не стану.

-Прежде чем я отвечу на ваш вопрос,— примирительно начинаю я.— давайте уточним формулировки. Убежище... вас кто-то преследовал? Я слышал, что вы совершенно свободно покинули СССР, да и за границей вас никто не преследовал, если не считать ваших бывших армейских сослуживцев и коллег по Временному правительству. Но, согласитесь, винить в этом НКВД несправедливо. Ну а если говорить об этой стране, то она совсем недавно также участвовала в интервенции на Дальнем Востоке против вашей настоящей родины.

-Пусть так,— всем телом оборачивается генерал, буравя меня злыми глазами.— я устал жить в обстановке, когда большевики, силой захватившие власть, подавляют своих граждан: загоняют в колхозы, грабят состоятельных крестьян, подавляют свободу слова и мысли. И что в итоге? Продуктов не достать, в стране голод.

Делаю небольшую паузу, даю Ипатьеву немного успокоиться.

'Не дай бог кондратий хватит дедушку'.

-Меня всегда удивляло,— продолжаю я своим эмоциольным как метроном голосом.— что успешые в какой-то области люди берутся, с той же безапелляционностью как и о своём предмете, судить о вещах о которых не имеют никакого понятия. Насчёт большевиков захвативших власть: позвольте вам напомнить, что первыми власть в стране силой оружия в феврале семнадцатого захватили ваши, временные. Продолжили чуждую России войну за колонии, принадлежащие другим странам, довели страну до голода и начали насильственно реквизировать продовольствие в деревне, в том числе и у состоятельных крестьян. И сделали это не большевики, заметьте, а ваши друзья— Керенский и компания. Набедокурили и как трусы сбежали, отдав власть без борьбы большевикам. Я всё правильно излагаю?

Ипатьев потупил взгляд и замер, не реагируя на мой вопрос.

-Теперь о крестьянах,— вижу по лицу академика, что мои доводы взвешиваются, а не отметаются с порога.— вы, Владимир Николаевич, специалист в промышленном производстве и должны понимать, что его механизация повышает производительность труда. То же самое и в сельском хозяйстве. Только крупное механизированное сельскохозяйственное производство сможет накормить село, которое у нас голодало в прошлом через два года на третий, и город. Сократить необходимое число работников на селе, а высвободившихся там работников направить в город на создающиеся в городах заводы и фабрики. Если мы хотим быстро создать современную промышленность и товарное сельское хозяйство, то другого пути как массовая коллективизация, привыкших к общинному управлению, мелких крестьянских хозяйств— нет. А ваши, так называемые, состоятельные крестьяне— кулаки, это в основной своей массе ростовщики и спекулянты, то есть такие же эксплутаторы как и помещики и капиталисты и отношение к ним соответствующее. А насчёт того, что продуктов не достать, так могу вас заверить как очевидец, что эти сведения у вас устаревшие: карточная система полностью отменена, все продукты в свободной продаже.

-Может быть вы станете утверждать, что и свободы слова и мысли у вас довольно?— с усмешкой бросает Ипатьев.

-Не стану,— начинаю как всегда терять выдержку, когда речь заходит об этом.— у каждого понятие о ней своё, но очень часто права такой свободной личности удовлетворяются за счёт прав и свобод общества.

'Уж поверь, дедушка'...

-Так вы что за духовное рабство?— Задыхается от возмущения академик. -Я? Нет,— беру себя в руки.— просто многие люди, говорящие с придыханием о свободе личности, имеют в виду свою личную свободу, ради которой готовы загнать в рабство и нищету других. Так вот, вы, наверное, слышали, что в СССР разрабатывается новая демократическая Конституция. Советую ознакомиться с ней, когда её проект будет опубликован для обсуждения, по части свобод ей не будет равных в мире.

Мой собеседник с удивлением смотрит на меня.

'Что-то я действительно загнул, выходит тогда что я участвую в разработке проекта Конституции... Не буду отрицать, пусть думает, что на встречу с ним пришёл не простой агент НКВД, а представитель власть имущих'.

-Так всё же,— хмурится Ипатьев.— объяснитесь, чего вы требуете от меня?

-Ничего,— добавляю металла в голос.— наоборот это я даю вам, Владимир Николаевич, возможность реализовать своё желание помочь родине подготовиться заранее к войне с Германией.

'А не как в империалистическую: в войну вступили, а химическую промышленность начали создавать в её ходе'.

-То есть вы не настаиваете на моём немедленном возвращении в Россию? Я вас правильно понимаю?— Взгляд академика светлеет.

'С таким языком'?

-Повторяю, Владимир Николаевич, никаких требований...— в моём голосе послышались бархатный нотки.— мы заинтересованы в результатах вашей работы по созданию установки для производства высокооктанового бензина. Чертежи и технологические режимы.

-Но её ещё не существует!

-Я это понимаю,— успокаиваю его.— когда будете готовы, вставьте в письме к сыну, я убедил его поддерживать переписку с вами, фразу— привет Сергею Трубину. И ещё, чертежи лучше перевести на фотоплёнку. Чтобы обезопасить вас от подозрений и предательства об этой миссии знает лишь три человека: мы с вами и товарищ Киров. Думайте, решайте... Ах да... вот фотография ваших родственников. До свидания!

Ипатьев машинально пожимает мне руку и с улыбкой смотрит на фотографию, где сын с невесткой обнимают его семилетнюю внучку.

Чикаго, Мичиган Авеню, кафе 'Таверна Билли Гоат'.

Позднее.

-Признаюсь, мистер Че,— Питер МакГи с удовольствием затянулся самодельной сигаретой, медленно выпустил через нос две струи ароматного сизого дыма и сделал маленький глоток кофе из чашки.— не ожидал получить от вас телефон колл.

'Че? А что, мне нравится— хорошее имя. Обычное для американцев усечение труднопроизносимых для них фамилий по первой букве, заиграло для меня новыми красками... А насчёт моего звонка, то он может и не ожидал, но очень надеялся на него, судя по скорости, с которой прибыл на место встречи в небольшое новое кафе у моста через реку Чикаго, одно из множества, расплодившихся вокруг места проведения Всемирной выставки, так что я едва успел доесть свой бургер, по вкусу и запаху совершенно непохожий на своих малопочтенных потомков'.

-Неужели?— поддерживаю решение коммерческого директора 'Сильвании' говорить по-русски.— Я расценил вашу пословицу о 'смазке' как приглашение к взаимовыгодному сотрудничеству.

-Шурли,— крякнул от удовольствия Питер.— я— комерсант.

Начинаю перечислять марки ламп по-английски (цифры для лучшего восприятия следует произносить на родном для слушающего языке) и вижу по немедленной реакции, что МакГи отлично владеет предметом: в основном, помнит цены, ориентировочно знает количества изделий на складе. В общем, кладезь информации и, бесспорно, человек— на своём месте. Тут же за столом на салфетке начинаем подбивать бабки: во-первых, на 'смазку' военных Питер просит две тысячи долларов кэшем (по двести долларов за каждый из десяти типов ламп, включая сдвоенный триод) и испытующе смотрит на меня. Соглашаюсь на наличные, но сумму 'компенсации' предлагаю уточнить позднее. Как только в расчёт пошли живые деньги, коммерческий директор начал фонтанировать нестандартными идеями: неожиданно выяснилось, что согласованные нами позавчера цены на лампы, не требующие военного лицензирования, могут быть легко уменьшены на двадцать процентов (вот пройдоха!), если половина из вырученной суммы будет возвращена ему кэшем. Предложил называть эту операцию словом 'откат' только если она является равнодоходной для сторон, не встретив возражений.

Другой идеей МакГи стало предложение о посредничестве в договорах с другими компаниями, такими как 'Вестерн Электрик', 'Дженерал Электрик' и так далее, договоры с которыми были составлены, но ещё не подписаны, на основе отката. Заявил о согласии на это, при условии подписания такого рода договоров в течение следующей недели. На этом ударили по рукам, я заплатил ему две тысячи долларов за 'смазку' и пятьсот как задаток, получив расписку на той же салфетке. В общем-то, мне эта расписка и нафиг была не нужна, так как стороны явно выказывали желание не останавливаться на достигнутом, тем более окончательный расчёт договорились провести по получении товара на склады Амторга в нью-йоркском порту, но лишней тоже не будет.

Обсуждая детали сделки, Питер походя пояснил мне правовой статус 'Амторг Трэйдинг'. Оказывается, это американская акционерная компания, акции которой принадлежат на паритетной основе советской и американской сторонам. Причём, с нашей стороны это Внешторгбанк и несколько граждан СССР (Боева в их числе нет), которых никто не знает. С американской стороны всё ещё запутаннее: очень сложное перекрёстное владение. Понятно лишь, что там присутствует банк Рокфеллера и компания Хаммера.

-Откуда ты, Питер, об этом знаешь?— Не пытаюсь скрыть недоверия к его словам.

-Да всё просто,— усмехается он.— любая компания, которая инкорпорайтед в штатах, может легально получить эту иформэйшин сделав запрос в налоговые органы для проверки кредитной истории контрагента. И ты получаешь всё. Что я и сделал, когда готовил договор со Светланой.

Договариваемся встретиться через неделю в Нью-Йорке в Амторге и довольный МакГи, заплатив за выпитый кофе исчезает, а я неторопливо бреду по тротуару в отель вдоль запруженной автомобилями улицы, который также не отличается безлюдностью. 'Интересно, это же золотое дно для разведки... сиди себе и изучай отчёты. Никакого шпионажа, всё законно. Любой суд встанет на твою сторону. Ну, впрочем наверняка, об этом и без меня знают, а мне пора подумать о собственной шкуре, которая ближе к телу. За такие деньги, ведь, могут легко грохнуть, не заморачиваясь компроматом'.