Mass Effect: Immortal Code

— Верно будет думать, что у вас, Зеро-доно, имеются определённые планы на то, как распорядиться этими капсулами? — в голосе Тадамити не было сомнения, лишь лёгкий интерес.

И Ханна готова была поклясться, что Зеро усмехнулся под своей маской прежде чем ответить:

— Вы проницательны, Курибаяси-сан. Скажите, насколько хорошо вы знакомы с легендой о Троянском Коне?

— Не имею чести утверждать о исчерпывающих знаниях в данном вопросе, Зеро-доно. Однако смею предположить, что я понимаю суть вашей мысли.

Услышав ответ командора, Зеро хмыкнул. А Ханне только и оставалось, что переводить взгляд с одного командира на другого. Нет, она вовсе не была невеждой, всё же её семья потратила бешеные деньги на её, Ханны, образование. Однако столь давняя история как-то не входила в сферу интересов девушки, и пускай она знала общую легенду, смысл конкретного посыла ускользал от неё.

Впрочем, наверное, Ханна бы уже должна была привыкнуть к этому. Таков уж был Зеро, насколько она смогла узнать его за этот краткий промежуток времени.

Тем временем означенный, одобрительно кивнув, продолжил:

— Хитрые греки спрятались внутри статуи коня — дара Посейдону, и троянцы сами затащили их внутрь неприступных стен. Неплохой план для того времени. Однако идея немного устарела, как на мой вкус. Думаю, что вы и сами понимаете.

— Как минимум потому, что в космосе навряд ли есть ворота, которые можно открыть ночью... — задумчиво протянул Ияма. Из всех находящихся в зале членов Нулевого Отряда только он, наверное, и понимал, о чём говорят Курибаяси и Зеро. Базетт и Цысинь, например, сидели с каменными лицами, изображая интерес, но Ханна отчётливо понимала, что они пребывают ровно в том же недоумении, что и она сама.

— Именно! И потому я решил привнести в идею некоторые... новшества.

Внезапно трансляция с борта "Каминедзимы" сменилась видеозаписью оттуда же. Таймкод в правом нижнем углу показывал, что она была сделана за день до отлёта эскадры с Земли. На самой же записи было видно, как в трюм корабля под конвоем заводят довольно большую группу пленных турианцев, после чего начинают... рассаживать их по капсулам?

Не дожидаясь пока его завалят вопросами, Зеро начал пояснять:

— Мне показалось, что наши заклятые друзья из Совета Цитадели всё же достаточно умны, чтобы не повестись на столь простую обманку, каковой был оригинальный конь. И тогда я подумал, что коня более охотно примут в стенах Трои, если внутри будут сидеть сами троянцы, — одновременно с этими словами на видеозаписи, специально ускоренной, капсулу с турианцами внутри заварили снаружи подошедшие техники. — Воды, еды и воздуха внутри каждой капсулы хватит ещё на неделю как минимум, так что беспокоиться не о чем, — ответил он на невысказанный вопрос о состоянии пленных.

— Мне кажется, или наличие троянцев внутри Троянского Коня уничтожает саму суть этой идеи? — отстранённо заметила Базетт, вежливо приподнимая бровь.

Ханна знала Фрагу достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать: Мак-Ремитц сейчас мысленно оспаривает психическое здоровье Зеро. Она и сама бы задумалась о том же, однако воспоминания о битве за Землю давали командующему солидный кредит доверия, так что Ханна решила не спешить с выводами.

— Наоборот, — а вот Ияма выглядел почти восхищённым. — Если троянцы внутри коня будут уверены, что конь безопасен, то и троянцы снаружи не станут сомневаться. Но уловка ведь остаётся?

Фигура Зеро практически ощутимо излучала довольство проницательностью своего подчинённого. А Ханна только и могла смотреть на этих троих... стратегов, что никак не могли начать говорить нормальными, понятными словами, не жонглируя метафорами, которые она была не в силах понять.

— Да, уловка именно что остаётся. Не так важно, кто внутри и кто снаружи. Важен лишь сам факт наличия коня. И я намерен убедиться, что наша уловка сработала.

Зеро оперся руками на стол, глядя на них. Атмосфера мгновенно изменилась, и даже практически ничего не смыслящая в глобальных стратегиях Ханна поняла, что Зеро хочет предложить нечто по-настоящему рискованное.

— Что вы хотите сделать, Зеро-доно? — а Тадамити оставался всё так же спокоен и невозмутим. Кремень, а не человек.

— О, это будет весьма интересный опыт...

* * *

Зеро был абсолютно невозможным человеком. Причём невозможным с точки зрения такой адреналиновой наркоманки как она. И девушка даже не хотела представлять, каким увидели бы Зеро обычные люди, узнай они о его планах.

За то недолгое время, что продолжалось их взаимное знакомство, Ханна уже как-то успела свыкнуться с мыслью о том, что Зеро вообще не делает ничего, что не было бы частью очередного его хитровыдуманного плана. Однако даже у её фантазии были границы. Да, довольно широкие, но всё же были, и за их гранью начиналось то, что иначе как "безумием" назвать было нельзя. И её командир в очередной раз умудрился продемонстрировать свою уникальность, вновь выходя далеко за рамки всего разумного.

— Зеро... вы же понимаете, что это звучит как чистой воды самоубийство? — осторожно осведомился Цысинь. И Ханна понимала, что сейчас в этой комнате не было человека, который не согласился бы с его мнением. Даже Курибаяси сжал губы в тонкую линию, выражая невозможно маленькую долю сомнения, что, с учётом его предыдущих реакций, свидетельствовало чуть ли не о потрясении.

Виновник ситуации просто пожал плечами.

— "Стрелять может лишь тот, кто сам готов быть застреленным". Пожалуй, это моя любимая цитата из многочисленных изречений моего славного предшественника. Я на многое готов ради победы, господа. На очень и очень многое. Что же насчёт самоубийственности... — Зеро взмахнул левой рукой, словно бы смахивая наваждение. — Скажем так, меня довольно непросто убить.

— Но почему именно вы? Почему мы не можем отправить туда кого-нибудь другого? Почему не можем связаться с ними просто так, по связи? Вы — главнокомандующий, рисковать вами — это несусветная глупость! — не выдержала Ханна. Человек перед ней упорно хотел угробить себя, придумывая один самоубийственный план за другим. И Ханна не намеревалась это терпеть! Они не могли потерять их единственный шанс на победу в этой чертовой войне. Не могли потерять такого человека, даже если это была его собственная идея! Даже если ради этого придется нарушить его личный приказ.

— Потому что только у меня есть шанс! — вдруг резко ответил Зеро, впервые на её памяти повышая голос. Глубоко вздохнув, он уже спокойнее продолжил — Вы правы, это очень опасно. Настолько опасно, что я не могу подвергнуть опасности кого-то кроме самого себя. К тому же... вас они попросту не станут слушать, сразу открыв огонь. У меня же есть... способы этого избежать. Но это сработает только со мной, — закончил он свою тираду необычайно тихим для него голосом, словно бы испугавшись своего эмоционального всплеска.

Установилось долгое, продолжительное молчание. Каждый из них думал о чем-то своем. Она не могла забраться к ним в голову, да впрочем, никто на свете не мог. Не было у людей такой силы. Но... она не понимала. Почему только Зеро мог сделать это? Разве нельзя было как-то по-другому разрешить эту ситуацию? Придумать какой-то другой план? Другую развязку? Идти на такой риск... это не было выходом. Но Зеро был готов на него пойти. Почему? Откуда такая уверенность в своих силах?

Эти и еще сотни других вопросов роились в ее голове ульем разъяренных пчел. И ответа на них не было. Все они, как один, скрывались под непроницаемым матовым стеклом с фиолетовым отливом.

— Зеро. Вы слишком многое просите принять на веру. Не спорю, ваши достижения впечатляют. Но мы ничего не знаем о вас, и у нас просто нет уверенности в... — начал было Цысинь, претворяя в слова витавший в воздухе дух сомнения. Но Зеро прервал его, просто подняв руку. Было в этом жесте... что-то усталое. Лидер Ордена, прежде стоявший, склонившись над голографической картой на которой сейчас была изображена Цитадель, устало рухнул на кресло, складывая руки перед собой.

— Уверенность... Да, наверное, стоило догадаться. Сколько бы ты ни доказывал людям свою преданность, сколько бы ни просил просто следовать за собой не задавая вопросов, ничто не способно остановить человеческое любопытство. А где любопытство — там сомнения, страх и, в конце концов, предательство, — в голосе Зеро, произносящего эти слова, звучала отстранённость пополам с горечью. — Пожалуй, вы правы. Вы действительно ничего не знаете обо мне.

Он остановился. Фигура в чёрном замерла, словно бы на мгновение превратившись в постамент. И отчего-то Ханна понимала, что это был момент решения, момент выбора. Как замирают люди в последний момент перед прыжком с парашютом, так же замер и он. Прежде чем поднять голову и взглянуть на них. Да, нельзя было увидеть его взгляда. Но вот почувствовать — безусловно. И они почувствовали. Ханна готова была поклясться.

— Но я готов рассказать.

* * *

Лелуш

Он начинал ненавидеть это щемящее чувство дежавю, что преследовало его по пятам. Как будто бы не было этих полутора столетий и трёх поколений, что сменились с того момента, когда он поднял своё Чёрное Восстание. Как будто бы только вчера он стоял в полупустом вагоне перед кучкой террористов-повстанцев, предлагая объединиться для того, чтобы уничтожить Британию, и притом не имея в голове даже намёка на реальный план, как этого добиться.

Они пошли. А затем и не только они. Десятки, сотни, тысячи, а под конец и миллиарды людей объединились под его знамёнами. И он повел их в бой. Детей и стариков. Патриотов и фанатиков. Все следовали за маскарадным королем обещавшим утопию.

Прошло время, но люди ничуть не изменились, всё так же продолжая идти за фальшивым Мессией, который предлагал невозможное, не требуя невероятного. Он видел в них тех же самых людей, те же самые лица, что когда-то поставили на кон всё, чтобы пойти за ним.

Вот дочь Стадтфилдов. Кровь от крови своей семьи. Аловласая, вздорная, яростная и... такая знакомая. Он видел в ней всё то, что так ценил в Каллен, и потому становилось лишь больнее от осознания того, что это не она. Что это никогда не будет она.

Вспышка воспоминания, и его губы словно обожгло кипятком.

Забыть. Он должен забыть. Та история подошла к своему концу, и он не намерен начинать её вновь.

Ияма. Человек, который напоказ ведёт себя как Тамаки, но под нелицеприятной обложкой скрывает острый ум, достойный Оги Канамэ. И тем больнее вспоминать взгляд его первого заместителя, полный решимости и разочарования, в тот самый момент, когда он приказывал открыть огонь по нему.

Тогда, во время Реквиема, передвижной эшафот с членами Ордена был вовсе не сценой, не элементом устрашения его власти. Зачем, если он мог бы расстрелять этих людей в любой момент на глазах у миллионов? Нет, то был зрительный зал. ВИП-ложа для самых близких к нему людей. И приглашения были строго ограничены. У тех людей никогда не было веры в человека по имени Лелуш ви Британия. Но он не мог позволить, чтобы они потеряли веру в человека в маске. В того, кого они знали как Зеро.

Мак-Ремитц. Она словно воплощение всей четвёрки Тодо разом и одновременно никто из них. Наверное, единственная из тех, кого Лелуш понять пока был не в силах. Ею не движил долг, не из той она была породы. Она не искала славы или богатства — в ней не было этого. Поведение таких людей Лелуш предсказать не мог, и не был способен предугадать её действия. Потому что видел в ней себя. Абсолютно другого, с другими целями, мыслями, идеями, но в какой-то частичке неё он видел самого себя. И именно в бою с самим собой у него были самые большие шансы на проигрыш.

Сицынь. Если бы не внешность, то Лелуш бы подумал, что где-то в Китае тайно штампуют клонов Синкэ. Уж больно эти двое были похожи манерами и речью. Да, сражался он во имя мести, но это всё равно не слишком-то сильно отдаляло его от Синкэ.

Курибаяси... В нём Лелуш видел своего учителя. Тодо всегда был таким. Истинным самураем. 'Долг тяжелее горы'. Именно про таких как он писалось в 'Хагакурэ', с которым Лелуш когда-то ознакомился ради общего развития. Самураи, что бы ни злословила про них молва и какие бы зверства ни лежали на их роду, всегда ценили честь превыше всего остального. И к сожалению, честь была одним из тех качеств, которые Лелуш при всём своём желании позволить себе не мог.

И он сам. Альфа и Омега, замыкающий в себе точку перелома эпох. Поднявший первый флаг революции и ее же раздавивший. Своим исчезновением начавший эпоху, и своим возвращением ее уничтоживший. Уроборос Истории свивался в бесконечную череду колец, раз за разом повторяя все уже произошедшее, с пугающей точностью.

Да... он действительно видел в этих людях тех, кто когда-то слепо пошёл за ним. Но ещё видел он в них и лица тех, кто в конце концов предал его. И виноват в том предательстве был лишь он сам.

Его молчание, его совершенно безумное желание цепляться за тайну своей личности даже когда это было секретом полишинеля, его нежелание проявить хоть толику доверия к людям... всё это послужило началом конца. И пускай в финале он победил, повернув доску в свою сторону, но с эмоциональной точки зрения... было больно. Наверное, даже больнее, чем глаза Наннали, смотрящие на него с непониманием и страхом.

Поэтому... пришло время учиться на своих ошибках.

— Но я готов рассказать.

Нет, он не готов. Не готов рассказать всё как есть, не готов обнажить перед ними свою душу. Покрывало лжи и паутина тайны слишком долго покрывали его настоящее 'я', чтобы он мог вскрыть этот нарыв безболезненно. Но... может быть, на то он и хороший лжец, что сумеет сказать правду ложью?

— Однако прежде я попрошу, чтобы эта информация не покинула пределов этой комнаты.

Необходимая предосторожность. Безусловно, будь его Гиасс всё ещё с ним, и никаких проблем с хранением секрета не возникло бы, но, возможно, самого факта его просьбы хватит, чтобы сохранить какое-то подобие тайны.

К его удивлению, Курибаяси поднялся со стула.

— Тогда позвольте мне откланяться, Зеро-доно.

— К чему подобные крайности, командор? — спросил Лелуш, действительно не понимая логики этого человека.

Тадамити взглянул на него. Сухой и жилистый, в полный рост он казался хрупким, но вот его взгляд... Так смотрят люди, что не сломаются никогда и ни перед какими препятствиями. Люди-Кремни. Однажды решившие что-то для себя, они будут идти до конца.

— Я ценю вашу открытость, Зеро-доно. Но я давал присягу флоту, командующий Зеро. И если мне прикажут — я не смогу солгать. Прошу меня простить.

Лелуш кивнул. Так, как подобает перед человеком, которого уважаешь. А к Курибаяси он успел проникнуться уважением. Немногие на его памяти предпочитали долг праздному любопытству.

— Я принимаю ваше решение, командор. Можете идти. Вы знаете курс.

Когда за вышедшим закрылась дверь, Лелуш повернулся к остальным и, вздохнув, заговорил:

— Даже не знаю, с чего начать... поэтому начну сначала. Десятого августа две тысячи десятого года из-за давнего дипломатического конфликта, спровоцированного Японией, Британия начинает оккупацию Японских островов.