Новатерра-2. Часть 1. Целитель

— Маленькую собачку (кхе!) эта капля вообще разрывает на куски... Здорово, полканчик! Хотя с таким курением желать тебе здоровья бесполезно, даст Дух, до ста дотянешь — и кранты!

— До ста?! Ой, до шестидесяти бы, и... Бр-р! Слушай-ка, пёс, как ты сказал, даст кто?!

— Кто — не суть важно, важно — что. Есть разница: вкусно покушать или — в морду... И вообще, не заговаривай мне зубы! Захочешь покурить ещё, так выползи хотя бы из своей палатки, подыши свежим воздухом, на звёзды полюбуйся, наконец, просто погуляй, погоды-то сейчас стоят!.. И, кстати, пост проверь — твой... этот, как его?.. Рязанец дрыхнет как собака! И пёс твой, тоже кстати говоря, спит, как и часовой... Давай-давай, полкан, гуляй! А мне — спокойной ночи!..

— Спокойной ночи, — повторил гетман вслух.

И, кажется, довольно громко повторил, во всяком случае, Алёнке хватило.

— Спасибо, па, — прошептала она, не открывая глаз. — И тебе тоже... Тебе свет не мешает спать?

— Какая ты у меня чертовски тактичная! Сказала бы просто — выключи фонарь.

— Нельзя так говорить, па, мы же — в раю!

— Насчёт фонаря? Нашла богохульство! Впору на костёр.

— Насчёт 'черто...', — она испуганно прикрыла рот ладошкой. — Ты понял, да?

— Вон ты о чём! Я понял, милая... Правда, не всё. Далеко не всё!.. А что же я не понял? И ведь многое! Причём, по-моему, связано оно как раз со светом... А с каким? С Тем светом? С Этим светом? С ярким светом? Гиви, ты можешь спать при свете? При Свете? Разве при ней уснёшь?!..

Пытаясь таким образом припомнить, что же осталось где-то Там, во тьме, во мраке, за чертой его великогетманского понимания, Александр натянул брюки, кроссовки и тельняшку, набросил китель, выбрался из душного шатра, вдохнул, сколько хватило лёгких, и вправду изумительный, душистый, необыкновенно чистый воздух. На небосводе, словно факелы ночных танцовщиц, ослепительно мерцали звезды, казалось даже, что они там, в неизведанных глубинах космоса, устроили свой праздничный вселенский карнавал. В честь дорогого гостя 'того света', Господа и всего райского народа — его, Его высокородия, Полковника всея Руси...

Полковник усмехнулся, раскурил, по совету ангела, очередную 'Золотую Яву', чувствительно пнул часового Кожелупенко, который, далеко не сразу разодрав ресницы, принялся уверять его, что просто 'трошечки задумався'. Дэн пробудился сам, но встать не пожелал, только перевернулся на спину и заурчал, дабы хозяин не забыл почесать ему пузо.

— Может, тебе еще морду повидлом обмазать, страж недреманный? Чтобы, как облизнулся, жизнь казалась ещё слаще... Лежать! Место! Батька погуляет тут...

И батька погулял.

Куда пошёл? Какого пса?! Пёс его знает...

— Да уж знаю! — самодовольно тявкнул ангел за пределами Реальности. — Еще мемуары писать будешь! Только кто тебе поверит?!..

...А гетман ощущение реальности происходящего утратил совершенно. Едва оценивая собственные действия, он углубился в лес. Во тьму. Без фонаря. Но всё-таки прекрасно различая мир перед собой. И был это довольно странный Мир...

То ли Господь вёл его неисповедимым путём своим, руководствуясь не ведомым сирому человеку Божьим своим промыслом, то ли коварный искуситель Сатана влёк через почему-то — почему бы? — расступавшиеся заросли.

Гетман всё брёл и брёл неведомо куда. И кем — вернее, Кем — неведомо. Однако явно кем-то и куда-то уводимый... Таинственным ли шляхом Высшей Воли? Извилистой тропой Свободы от всего и вся? Аллеей Непреложной Истины? Проторенной за множество веков рокадой Веры? Пассионарным трактом Провидения? Незыблемой дорогой человеческой Судьбы? Кому то ведомо?! Тем более — сейчас, в райской ночи, за гранью понимания и бытия...

Особенно даже не удивившись, гетман вдруг обнаружил, что движется след в след за рослой согбенной фигурой в развевающихся белых одеждах. Рефлекторно всё ускоряя шаг, ни обогнать странного спутника, ни даже сколь-нибудь заметно сократить дистанцию, увы, не смог. Как не сумел и задержать себя. И отвернуть с тропы. И броситься от морока... И не хотел! Наоборот, ощущал подъём на грани ликования, тихий восторг и не изведанную прежде одухотворенность. А страха не было в помине...

Да и какой же, если разобраться, страх в раю?! Благоприобретённые за две не самых лёгких жизни инстинкты опытного командира и бойца, казалось, живо материализовались и теперь шептали Александру на ухо: не бойся, всё в порядке... никакой угрозы нет... вернее, есть... она повсюду и всегда... она неотвратима, велика, необорима... только не здесь и не сейчас... иди!..

И гетман, повинуясь, шёл...

Внезапно будто пелена упала с век, вспыхнуло красочное восприятие, очнулся задремавший было разум, и Александр обнаружил, что, словно бедный родственник из дальних выселок, сидит на краешке широкой деревянной лавки в просторной рубленой избе с непроницаемо чёрным, безо всякого отражения, провалом единственного окна. Мерцает огонёк свечи, вяло стекающей в убогую, из серой глины, плошку. А прямо перед ним, случайным в этом доме гостем... чур меня!

Величественный старец, седой как лунь, в молочно-белом полотняном балахоне. Лоб мудреца. Орлиный нос аристократа. Высохшие губы. Густая сеть глубоких вековых морщин. Щёки аскета-страстотерпца. Бездонные провалы тёмных глаз, в их глубине — великий ум, непостижимое для человека Знание, печаль, тревога, озабоченность, покорность Неизбежному. И пусть на первый взгляд малозаметный, однако всё же явственный оттенок равнодушия — причём не наплевательского, мелкого, мещанского, но Равнодушия возвышенного, грозного, величественного. Такое свойственно, наверное, могучей гранитной скале, взирающей с высей своих горних на потуги жалких альпинистов... Спаси, Христос! Во что же ты, полковник недреманный, вляпался?!

— Здравствуй, сынок! — отчётливо проговорил застывший перед Александром седовласый старец глубинным, приводящим в трепет голосом. Всем естеством своим проговорил. Вселенским макрокосмом Сущего, словно таящимся до времени в чахлом людском обличии.

Гетман готов был клясться самым дорогим, что слышал уже прежде этот Голос. Не так давно. В последний раз — позавчера...

— Здравствуйте-э-э-а-а-о-о, — промямлил он. Не мудрено!

— Можешь называть меня Старцем, сынок, — магический гортанный Голос вновь заполнил каждый уголок простой бревенчатой избы.

Строения, никак не характерного для южных этих малороссийких мест, подумал гетман ни к селу ни к городу. Вот это номер! И откуда же здесь взяться самому Всевы...?! Ах, да, это же рай... Прикол! Алину бы сюда, Алёнку, Костика, Серёгу, Дока! У Дока для такого случая всегда есть чистый медицинский спирт. А после — галоперидол... Тьфу, идиот! Немедленно собраться! Перед Кем расселся?! Отвечай!

Гетман вскочил и вытянулся в струнку перед Старцем.

— Так точно, Господи! Понял: называть Вас Старцем!

— Господи!.. — хозяин иронично усмехнулся, чуть дёрнув уголками рта. — Присядь и успокойся. Удивлён?

— Есть немного, — честно признался гетман. И сделал это почему-то с облегчением... Тут впору было облегчиться самым настоящим образом! — Прошу простить, если зашёл не вовремя! Разрешите идти?

Отдал бы воинскую честь, да кепи в лагере забыл, а по-американски не приучен. Ограничился тем, что лихорадочно просунул руки в рукава и застегнул пятнистый китель на все пуговицы.

— К нам, старикам, в любое время — вовремя, ибо не так уж много этого самого времени осталось. Может, и вообще нет его в запасе, кто знает?

Гетман согласно покивал, словно болванчик из Китая, хотя и думал про себя: у Бога да нет времени на жизнь! А у кого же тогда есть?! И кто, кроме Него, конечно, может знать отмеренные сроки?.. Но тут припомнил Откровение, что Голос передал ему чуть больше месяца тому назад — мол, Будущего нет, непознаваемо Оно. Так вон Вы в каком смысле, Господи! Понятно...

— И это ох как правильно, сынок, — согласно улыбнулся Старец. Как будто мысли прочитал... Ну да, конечно, он на то и Бог! — Да ты присядь, не торопись, поговорим. Верхнюю пуговичку расстегни, а то вон как побагровел! Налить тебе горячего отвара? Из трав он. Вкусный и целебный. Ваш. Земной...

Последние слова кувалдой двинули по гетманскому существу. Многопудовым сваебойным дизель-молотом. Тяжёлым. Истинно земным.

— Спасибо, Господи... э-э, Старец, с огромным удовольствием, — кивнуло гетманское существо, как по заказу ощутившее озноб и жажду.

Он, через силу ухмыльнувшись, на мгновение представил себе, как много лет спустя, седой и немощный, станет бахвалиться в кругу учеников: 'Сидим мы, это, значит, как-то после баньки с Господом в Его избе, пьём травяной отвар, болтаем, по обыкновению, о пустяках — видах на урожай, 'Зените', обстановке в Закавказье, льготах ветеранам, судьбах иных Миров... Он мне тогда и говорит, давай-ка, мол, сынок, пропустим по одной, дескать, за укрепление трудовой дисциплины. Он-то силён на 'это дело', что Ему? Засадит литр 'Путинки' и — как огурчик. Уж куда нам, грешным?! Ну, я Ему, конечно: да не стоит, Господи, а то ведь — годы, печень, всякое такое разное'...

— Да только стоит ли утруждать себя, Господи?! Спасибо, обойдусь и так.

— Стоит, стоит, — махнув рукой, Старец пошаркал к очагу. — Думаешь, у меня много гостей бывает? Ошибаешься, сынок!

Интересно, а куда же они деваются, — подумал Александр, чуть более вольготно обустроившись на лавке. К сатане? Ах, может быть, Старец имел в виду — при жизни! Приятно быть ви-ай-персоной в райских кущах, чёрт возьми... Тьфу, мелешь непотребное, дурак!

Он понемногу успокоился — привык за постчумную жизнь к самым невероятным поворотам ситуации — и теперь просто с интересом ожидал, каково будет продолжение. А равно с этим здраво, без намёка на гордыню, рассудил, что сам он, простой смертный, да к тому же атеист до лета нынешнего года, для Всевышнего — пустое место, и историческим сегодняшним Приёмом стал обязан исключительно Алёнке — своей и Господа избраннице, провидице, великой и несчастной... О, Господи, только спаси её, и я навеки стану хоть Мессией, хоть апостолом, хоть, если Ты велишь, самым кровавым инквизитором в истории людской цивилизации!

— Эх, сынок, если бы это было так просто, — проговорил хозяин, громыхая чайником.

Но гетман не расслышал его горьких слов. Гетман даже не уловил, насколько обречённой прозвучала старческая интонация. Гетман уже расслабился настолько, что потянулся было к сигаретам в накладном кармане камуфлированной куртки. Но с удивлением вдруг ощутил, что в первый раз за три десятка подростково-юношеско-взрослых лет ему не хочется курить... Ну да, в раю, наверное, не курят! И не пьют. И не... всё остальное. Эх, тоска зелёная! Права сегодня вечером была Алина... Алька! Вот бы и ей, да хоть одним глазком! Алёнке — тоже. Перед тем, как... Боже, помоги!

Пока согбенный седовласый старец, чуть подутративший природное величие в кухонных хлопотах, священнодействовал над травяным отваром — над тремя плошками, а не двумя! кому это? не ангелу ли с длинными ушами и таким же языком? — бывалый воин оглядел его покои. Можно сказать, провёл своего рода рекогносцировку. И даже умудрился выудить из закоулков памяти этимологию этого непроизносимого для славянина термина: от латинского recognosco — обследую, осматриваю. Да, хорошо учили некогда в Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище!

И что же показал осмотр райского апартамента? Да ничего из ряда вон! Если, конечно, не считать, что сама срубная конструкция избы для Малороссии — скорее уж причуда, чем необходимость. Хотя как раз сейчас, после Чумы, когда планета с каждым годом всё гуще покрывается лесами, то есть строительного материала столько, что хоть на экспорт отправляй (в Туманность Андромеды, где одни холодные туманы стелются по пустошам, среди лишайников и мхов), наверное, есть смысл поголовно возвратиться к срубам в качестве остовов зданий. Есть смысл... да нету никакого смысла! Нашёл о чём раздумывать в раю — об избах! Не дурак?!.. Э, нет, разведчик! Рекогносцировщик...

Так, смотрим далее! Лавки вдоль стен. Дощатый потолок. Такой же дощатый, по-райски чистый — ни былинки! — пол. Кстати, где коврик ангела-хранителя? Не видно. Может быть, в сенях или в подклети?.. Окно слепое, будто тьма египетская. Две скамьи. Русская печь. Как минимум ведёрный алюминиевый чайник, словно позаимствованный у геологов, попавших в селевой поток, — им, дескать, всё равно уже не пригодится... Сундук, крытый овчиной и рядном. Свеча. Дубовый стол — впадины от локтей на истёртой столешнице. Полочки с книгами... Вот интересно, что читает на досуге Бог? Не разглядишь впотьмах, но думается, что наверняка не Библию... Коран? 'Махабхарату'? 'Кама сутру'? 'Антикиллера'? 'Я — вор в законе'? Уголовный Кодекс? 'Капитал'? Основы менеджмента и маркетинга?..

— Да что придётся, — усмехнулся Старец, подавая Александру глиняную плошку. — Что раздобуду, всё подряд читаю... Гляди, сынок, не обожгись!

— Спасибо, Госпо... э-э, Старец! — гетман благоговейно принял чашу.

А третья, под дымком, так и осталась на печи. Кому?!

— Не торопи события, сынок, увидишь. Конечно, если Мир за несколько секунд не сгинет в безвозвратной пропасти Небытия...

Гетман лишь кивнул и вслед за Старцем пригубил напиток. Горячий, ароматный, вкусный. Но — без сахара. А сладкоежкой он был — не дай Бог!

— Дам, почему же не дам? Сахарок имеется, правда, кусковой, не обессудь.

Хозяин вновь прошёл к печи, и Александр уже в который раз за эти четверть часа — минуты, года, века? — подумал, что с мыслями в раю следует быть поосторожнее. Чтобы не нарваться... Впрочем, хозяин страха не внушал. Только почтение и лёгкий трепет, будто стоишь, воздев глаза в зенит, на паперти величественного собора и ощущаешь себя жалкой пылью на ступенях Бытия.

— Конечно, не пылью в том уничижительном смысле, как ты сейчас имел её в виду, но всё-таки частицей. Элементарной частицей Сущего. Частицей Мира, — Старец внимательно смотрел гостю в глаза. — Вот ты говоришь, удивлён нашей встрече, да? А ведь ты, пусть даже неосознанно, стремился к ней, великий Воин, страж Добра, Хранитель и Целитель!

— Откуда Вы знаете? — пробормотал гетман.

И осёкся... Кому же знать, как не Ему?! В начале лета сам Он произвёл тебя в Хранители Алёнки, позавчера Целителем назначил. Мозгами шевели, полкан, хоть иногда!

'Догрызть' себя ему не дал робкий стук в дверь избушки. Всё, началось, — подумал он. Войдёт сейчас Аллах — у него к гетману после кампаний на Кавказе множество претензий! — или старый Перду... хм, Перун с Ахурамаздой под руку, да как поговорит с хозяином по-божески, то бишь по-свойски, что с многогрешным Александром Александровичем дальше делать, мол, дескать, надоел уже, зажился, будет ему, натерпелись...

Но Старец только улыбнулся. Причём, как показалось Александру, заговорщицки.

Дверь, будто по Его велению, вдруг растворилась, и в избу вошла... Алина. Как позже выяснилось, Дэн привёл. Александр, если честно, даже не был удивлён. Да и чему ещё, казалось, удивляться такой Ночью?! Разве что глазам жены — огромным, широко распахнутым, горящим, мало понимающим...