— Извини, друже. Город незнакомый, пока то, да сё. А когда понял, что нашего посла нет в местных кабаках, начал его искать по всему городу. Вот и вышло, что вернулся только к вечеру. А, что, Лют, так и не появился?
— В том-то и дело! Пропал посол! А без посла мы не посольство, а военный отряд киян, который прибыл неизвестно по какой-такой причине. Во! Разборка будет. И уехать не могём, а вдруг Лют заявится.
— Да уж, задачка, рекбус, кроксворд, понимаешь ты какое дело!
— Чего, чего? Ты что-то заговариваться стал, не заболел?
— Тут и заболеть можно, когда послы пропадают! — ответил я, а сам подумал, толи ещё будет, когда княжич со двором пожалует! Вот незадача!
— Что делать предлагаешь, Никита?
— А, что тут поделаешь? Может, у Люта здесь краля, какая есть. Вот он на ней и задержался. Будем ждать. Кто-то рано или поздно приедет, вот тогда и разберемся: кто, куда и зачем.
— Так то оно так, оно, конечно, не без того, а, ежели, приведись? То вот тебе и, пожалуйста!
— Да, у нас здесь не тут, а у вас там не вам! — такой же бессмыслицей ответил я.
— Вот ыменно! — на полном серьёзе проговорил Ватажка.
Ждать пришлось долго. Только к вечеру следующего дня у ворот города прозвучал княжеский рог. Мне, правда, о приближении княжеского поезда стало известно значительно раньше, поскольку я из чистого любопытства неустанно следил за княжичем и его советниками. Кроме этого, меня тревожил вопрос о том, как отреагируют княжич и его приближенные на наше появление в его столице. Даст ли он понять, что считает нас сообщниками Люта или проявит сдержанность и мудрость, сделав вид, что понятия не имеет о заговоре. Я, конечно, не очень надеялся на самого Олега, как на его советников варягов, особенно на Косолапа. Поэтому мне было необходимо знать, о чем думают и переговариваются между собой правители древлян.
Однако, послушав о чем они говорят, я диву дался их бестолковости и наивности. Это были не правители народа, а, в лучшем случае, тупоголовые вояки, которые не желают думать о будущем не только своем, но и всего племени. Такой глупой уверенности, что все должны думать, как они, и верить каждому их слову, я не встречал. В сравнении со Сфенальдом — это были дикари, которые, как будто, не знали, что в мире существует политика и дипломатия, существуют подлость и хитрость, подтасовка фактов и клевета! Эти идиоты были уверены, что, если они скажут Ярополку об измене Люта, тот сразу же поверит своему брату, и карьера воеводы Сфенальда будет закончена. Они даже представить себе не могли, что в истории имя Люта может быть записано лицом убиенным Олегом в сваре за охотничье место. Что Сфенальд может обвинить Олега в убийстве своего сына и очернить его перед Ярополком, который скорее поверит в горячность брата и свару на охоте, чем в подготовленный заговор.
И никто, во всяком случае, историки, как бы не заметят, а каким же образом молодой княжич смог одолеть в бою взрослого викинга? И с чего бы это вдруг Лют, оказался в древлянских лесах, именно в тот самый момент, когда там охотился Олег, и как он посмел спорить и обнажить меч за право охоты против правителя этих мест? И много, много вопросов ещё...
Но, как известно, молчание — золото. Гадайте, дорогие потомки, как всё было на самом-то деле, стройте гипотезы, сопоставляйте факты, — мы написали, что нам было велено, а 'своя рубашка, ближе к телу'.
Сейчас, в данный момент, старшими в посольстве оставались Ватажка и я, но воевода ничего мне не сказал о роли Ватажки. Старшим, по его словам, был Лют, которого с нами не было. Его уже вообще не было на этом свете. Правда, об этом из всего посольства знал пока что только я один. Но ещё немного и эти древлянские дикари расскажут все и всем, по своей наивности, считая, что остальные им должны поверить. Ладно, этот мальчишка, Олег, но его дядька, его советники. Боги, да есть ли среди них кто-нибудь, кто хоть немного умеет мыслить дальше своего гордо задранного носа!?
Не заметить наш отряд было трудно, поэтому, как только княжич со свитою въехал во двор, разговоры в рядах древлян прекратились.
Старший по двору, или по-нашему — дворецкий, подбежал к княжичу и Косолапу и, видимо, доложил, что мы из себя представляем. Потому что, как только дворецкий перестал нашептывать, княжич и его приближенные направили своих коней к нам. Напряжение возрастало, и вдруг из наших рядов выехал на своем скакуне Мстиша и с радостным криком:
— Олег! Друже! — распростер свои объятья навстречу княжичу. Тот на миг вскинулся, вглядываясь в киянина, а потом сам, раскинув руки, пришпорил своего коня навстречу другу:
— Мстислав!
Их радостная встреча сразу разрядила обстановку, а у меня отлегло от сердца. Мне предоставлялась отсрочка и возможность переговорить с древлянами о дипломатии и политики, как таковой, так и о задумках Сфенальда. Единственно, что было необходимо — это на какое-то время отделаться от Ватажки. В Мстиславе я был уверен, как в самом себе, тем более он был мне нужен, как друг княжича много о нем знающий, который смог бы подсказать, как вести себя с ним, и с его людьми.
Несмотря на радость встречи, Мстиша, следуя субординации, как только друзья крепко обнялись и посмотрели друг другу в глаза, сразу же представил меня и Ватажку. По его словам, княжич Олег, видимо, принял меня за старшего в отряде. Я не стал разуверять его. Тем более, что Ватажка дал мне понять, что не возражает против этого.
— Так что привело вас в мой город? — с ноткой гордости спросил Олег.
— Всего-навсего — визит вежливости, княже, — ответил я ему, одновременно замечая, как у Ватажки глаза полезли на лоб. Он попытался что-то вставить, но я опередил его.
— Я, когда определился в киевскую дружину, имел учителем старшего кмета Ватажку, тебе, наверное, хорошо известного. Затем я, в свою очередь, стал учить десяток юношей, которых ты, княже, видишь перед собой. Эти юноши прилежно изучали воинское искусство и кое-чего постигли в нем. Наш славный воевода Сфенальд, — при этих словах у Олега лицо перекосило от гнева, но парень сдержался, а я, как ни в чем не бывало, продолжал, — заметил их старание и умение и в награду, а також для пущей важности, велел мне сопровождать моих учеников по городам и весям. Ну, а поскольку я мало кому знаком, с нами для важности нашего похода и, чтобы избежать излишних вопросов, был направлен, не побоюсь этого слова, лучший кмет киевской дружины, Ватажка. Вот и весь сказ. А первыми мы приехали к тебе, княже, чтобы передать тебе привет от брата твоего старшего, князя киевского, Ярополка, который помнит тебя и любит, как брата младшего, единородного.
— Спасибо тебе, витязь, за теплые слова от брата моего старшего. Но, думается, что не токмо затем вы приехали ко мне, чтобы передать послание от князя Ярополка?
— Ты угадал, княже Олег, не токмо. Велено нам в походе набираться уму разуму, людей посмотреть, да себя показать. А ещё велено было переговорить с тобой и твоими близкими людьми, отдельно ото всех, о будущем Киева и древлянской вотчине.
— Это вроде как посольство тайное вам поручено?' — воскликнул Олег, — Вечером переговорим, а Косолап? — обратился княжич к дядьке. Тот, усмехаясь в бороду, одобрительно проревел, типа:
— Добро, говорить, не драться! Хыч драться, завсегда сподручнее.
— Решено, расседлаем лошадей, да откушаем того, чем нас боги наградили на охоте, а там и к разговорам перейдем.
Всё шло, казалось бы, к счастливому завершению встречи, но тут снова выскочил старший по двору наушник и громко спросил, обращаясь ко мне:
— А как же ты, витязь, упустил упомянуть о Люте, сыне Сфенальда, который прибыл вместе с вами?
Олег резко вскинул голову и жестко с подозрением вгляделся в моё лицо, глаза, стараясь угадать, врал я ему или нет.
— Что же ты молчишь, витязь? Али язык проглотил? Али не знаешь что ответить?
Ни один мускул не дернулся на моем лице, не отвел я и глаз.
— Почему не знаю, княже, знаю. Да, вместе с нами в твой город приехал и воеводский сын Лют, токмо не ведомо нам, зачем он сюда ехал, а воевода меня не соизволил оповестить. Однако, приехав с нами, он тут же уехал куда-то с твоим человеком и ещё не возвращался. А не упомянул я его потому, что ты спросил о том, что нас привело к тебе, а с чем приехал Лют, думаю, он сам тебе расскажет, когда вернётся.
— Ежели вернётся... — многозначительно произнес Олег, но мой ответ, видимо, его устроил и, несмотря на то, что воспоминания о недавних событиях явно испортили ему настроение, он нашел в себе силы перебороть тревогу и недоверие к нам. Князь в младые лета, все равно остается доверчивым мальчишкой, тем более, когда среди прибывших видит своего друга.
До сих пор я не поворачивался к своим, а стоял спиной к ним, но когда оглянулся, то в глазах многих увидел удивление. Только глаза Ватажки светились беспокойством. Он слышал последние слова Олега и понял, что что-то случилось с Лютом. Я мог рассказать ему очень подробно, что случилось с сыном воеводы, но не захотел, потому что до сих пор не очень доверял этому княжескому дружиннику. И не потому, что считал его одним из 'цепных псов' Сфенальда, вовсе нет, парень был честен и не был лизоблюдом, но Ватажка, на мой взгляд, совсем не разбирался в большой политике. Он был умен, но не хитер, и в нем начисто отсутствовало даже желание сподличать или кого-либо обмануть. Он всего добивался сам, не прося никого помочь или даже посодействовать. Было у него и ещё одно качество, которого я никак не мог принять, — если ему нравился человек, то он начинал доверять ему, практически, без оглядки, а Сфенальд ему нравился — это я знал точно. Доверял Ватажка и мне, и это было ещё одной причиной, почему я молчал о судьбе Люта.
Когда мы остались одни, без глаз и ушей хозяев, я, не давая раскрыть рта Ватажке и кому бы то ни было, сказал:
— С Лютом что-то случилось, — думаю, что самое худшее. — Скорее всего, его уже нет на этом свете.
— Почему ты так решил? Ты что-то знаешь? — спросил взволнованно Ватажка.
— Я знаю ровно столько же, сколько и ты, но по поведению Олега чую, что тот знает о нем куда больше нашего. Когда я с ним разговаривал, то очень внимательно следил за его лицом, смотрел в его глаза, слушал, что он говорит и как он произносит то или иное слово, имя. Так вот, Сфенальда, а, значит и его сына, Олег считает своими врагами. Беду я почуял ещё с того самого момента, когда Лют уехал с древлянином в лес. Я поехал за ними в надежде проследить их путь, но не сумел догнать, а только заблудился — здешние места мне совсем незнакомые. Когда я вернулся, и ты мне сказал, что Люта до сих пор нет, моё беспокойство усилилось, а когда явился княжич с охоты, я уверился, что Лют вряд ли появится.
— А после разговора с Олегом, ты решил, что нашего посла уже нет в живых?
— Да, почти уверен в этом. С какой бы целью Воевода ни послал, Люта, Олег и его окружение не в восторге от предложений Киева. Он ненавидит Сфенальда, считая его главным виновником смерти отца и малой дружины на днепровских порогах. И очень может быть княжич прав.
— Этого не может быть. Святослав сам виноват. Он не послушал мудрого воеводу и пошёл в капкан печенегов. Князь слишком возгордился, и его гордыня и пренебрежение к врагу сгубили его и дружину.
— Прости, Ватажка, но ты не был там. Откуда же ты знаешь то, о чем говоришь? Кто тебе рассказал о думах князя Святослава, его гордыни? Уж не сам ли Сфенальд поведал тебе об этом? Но как же ты можешь верить ему. Ведь он заинтересован очернить князя и обелить свои поступки. Почему же он, верный князев слуга не пошел вместе с ним?
— Сфенальд воевода, а не самоубийца. Именно он отвечает за большую Киевскую дружину. До последней возможности воевода пытался отговорить Святослава идти выбранным им путем. Однако тщетно, 'Неистовый' не хотел, и слушать его. Именно Святослав приказал Сфенальду разделиться и с большой дружиной следовать кружным путем, тогда как сам рвался на пороги, рвался на сечу.
— Ватажка, каждый воевода ведет войска за князем. У воеводы нет права решать, куда и каким путем следовать дружине, тем более иным, не вослед князю. И Святослав не давал такого приказа Сфенальду. На порогах он четыре дня ждал подхода основных сил, но так и не дождался. Его вои голодали, потому что продовольственные запасы находились у Сфенальда. И только после того, как Святослав понял, что ему не дождаться своего 'мудрого' воеводы, он решил пробиться или погибнуть в сече, потому что только в Киеве он мог рассчитывать на поддержку большей части боярства и горожан, но для этого Святослав должен был опередить Сфенальда. И он выбрал прямой путь, как стрела. Либо погибнуть, либо победить! 'Мъртви бо срама не имам!' Это его слова, и им он следовал до конца жизни.
— А откуда ты это всё знаешь?
— Мне об этом поведал тот самый Волхв, который привел меня в Киев. Он очень хорошо знал и князя Игоря с княгиней Ольгой и Святослава. Оказывается, Волхвы Руси уже давно знали судьбу 'неистового'.
— Тогда почему же они не предупредили князя, почему дали свершиться такому?
— Они говорят, что не вправе вмешиваться в деяния богов. Провидение им не подвластно. А предупреждать Святослава предупреждали. Но человек, а тем более правитель, сам распоряжается своей жизнью. Святослава тоже предупреждали, что умрет он на поле боя, ещё совсем молодым. А он и сам знал, что не заговорен от случайной стрелы или острого копья, и ответил на предсказания волхвов, что предупреждать о том, что воин-князь может погибнуть в сече, это всё равно, что замужнюю бабу предупреждать о том, что она может забеременеть.
— Да, дела! Откуда эти волхвы так много знают? Вроде бы сидят они там на своих капищах, а то и вовсе в лесах отшельничают, а ведают и разбираются не только в травах и богах, но и в судьбах людских. Ужели взаправду можно по звездам, или там по дыму, предсказать человеку смерть или жизнь?
— Ну, по дыму или по звездам, навряд ли. Но, думаю, по другим каким-то признакам, — возможно. Например, некоторые люди обладают способностью к ясновидению, могут предсказывать будущее. Они могут быть самыми обыкновенными людьми, не обязательно волхвами. Они сами могут даже и не подозревать о своих способностях, или скрывать их, потому что люди не хотят знать своего будущего, им так проще и удобнее жить. Вот ты, хотел бы знать, как закончишь свою жизнь?
Ватажка задумался. Думал он долго.
— Нет, не хотел бы, — наконец произнес кмет.
— А я бы хотел, — мечтательно произнес Птах. Только после его слов, я вдруг увидел, что весь мой отряд очень внимательно слушает наш с Ватажкой диалог.
— Интересно, а зачем? — спросил вдруг Мстиша.
— Как зачем? Ведь, если ты знаешь, что умрешь, или там, к примеру, погибнешь через сколько-то лет, сможешь лучше привести свои дела в порядок.
— Ну, какие такие у тебя дела, Птах?
— Да я не про себя говорю, а, к примеру, про князей, бояр, купцов, кузнецов. Да мало ли людей, которые живут сегодня, думают о завтрем, а не знают, что в ночь их смертушка приберет? И не о детях своих не успевают позаботиться, не о родных и близких.
