Часть вторая. Искусство вязать узлы

— Останови. Уже все, кажется, ясно. А хорошо говорит, собака! Кажется, даже сам верит тому, что говорит.

— Это — основа старой, доброй Имперской Школы Сановной Демагогии. Но времена действительно меняются: в речи его уже не все сто процентов чистой, кристаллической брехни.

— Хотелось бы поверить в чудеса... Ох, как, порой, хотелось бы!

— А вот и я. Умница, сделала все, как просили.

— Простите, я вас не знаю. Этот столик — заказан...

— Тебио-на! — Занудным голосом проговорил мужчина и назидательно, до смерти знакомым, родным жестом поднял палец. — Кто явку-то предложил? Слушай, если ты так и будешь глядеть на меня, как на что-то любимое, смутно знакомое, но давно позабытое, то я... Я в следующий раз не буду тратить на тебя ветчину с водкой! Сам все съем и выпью.

— Что?! А ? Ты!!! Д-дану-Праматерь... Этого же не может быть!!!

— Прекрати шуметь, а то тебя выведут из кабака, как скандалистку... Помолчи, и дай поглядеть на себя, потому что я чуть не помер с тоски. Никогда бы не поверил, что мне вот так, как воздуха, не будет хватать другого человека...

— П-праматерь, — повторила она пораженно, — что ты с собой сделал? Нет, это и вправду — ты?

— Да я, я... Не заставляй меня приводить в пример постыдные подробности прискорбных деяний под аккомпанемент осеннего дождя в Нара— Скъяпа, а также и более поздние, но столь же вопиющие случаи.

— Но ведь за три месяца — ни единой весточки! И до этого сколько времени глаз не казал!

— Вина моя — неискупима, но я и вправду не имел права. Кое— чего мне удалось, но за это пришлось заплатить жизнью. Всю кроф-фь без остатка отдал, понимаешь ли, за счастье любимой родины... Неудивительно поэтому, что и рожа несколько другая... Кстати, — неужели же так плохо? Я тут спрашивал, так весьма даже одобрили...

— У кого это? У баб, поди?

— Ну-у... Обращаться-то нужно — к экспертам! По возможности — независимым. Нет, — перебил он сам себя, — если тебе не нравится, то я потребую деньги назад! Да я на них — в суд! Да я их — в бараний рог! Под орех и еще каленым железом!

— Так это — грим?

— Мнэ-э-э... Видишь ли, — можно, конечно, назвать это и гримом, но только постоянным. Мне сказали, что из жгучего брюнета я за несколько лет могу превратиться в брюнета просто, но темно-синие глаза, боюсь — навсегда. Навсегда — несколько иной тембр голоса, навсегда, — другие отпечатки пальцев и другой рисунок сосудов радужной оболочки. А пластическую операцию я решил не делать: уж если, — думаю, — она меня не враз узнает, то другие и подавно в упор не заметят.

— Ладно, — она критически оглядела его, — не подавай в суд. Тебе это даже идет...

— Вот так вот и знал! Вот все вы, дурацкие девы полунощные, падки до жгучих брюнетов! Кинжа-ал мне! Рэ-эвнуй-ю!!! Кэр-ров-ви жажду!

Ну вот она, наконец, и рассмеялась. Если сумеет пережить шок и простит, — лучшей жены ему не надо.

— Слушай, а как перекрашивают глаза?

Уже хорошо.

— А это, понимаешь, заодно: они разработали надежный способ местного применения так называемого Фактора Роста Капилляров, увеличили густоту их сети в радужке, параллельно они перевели мой организм на новый стандарт уровня меланина в коже, он отложился и по новой сети... В общем — чудеса науки...

— Слушай, — а темперамент у тебя теперь тоже брюнетский?

— О! Еще как!!! Могу доказать на деле! Но шутки — шутками: так как мы с тобой вроде бы как незнакомы, необходимо будет разыграть бурный и скоропостижный роман. Как обычно на курортах, только с серьезными намерениями. Бурная страсть, богатый иностранец, то да се... Ну что ты так на меня смотришь? Клянусь, что с прошлым покончено! Ха! Да это ж дураком надо быть, чтоб с ним теперь не покончить-то! Больше я от тебя — ни-ни, если только сам не захочешь...

— Думаю, — ответила Т.Т. Альфайре, — не захочу. По крайней мере — в ближайшее время.

Эпилог по всей форме.

На экране давным— давно шла очередная серия многосерийного фильма "Джунгли", а он все смотрел в экран, и не видел, отрешившись от всего окружающего. Это было ужасно. Он— то думал, да что там думал — уверен был, что все эти, с полетами и немногочисленными, но страшными драками события оставили его навсегда и сами остались позади. Раз неразумно, — думал он, — значит, и не будем делать неразумного, и никаких сомнений, и хватит тебе "Ольмуса — УТ", чтобы окончательно не потерять форму. Однако же, как выяснилось, не обманешь бога, делая одно, если он специально создал тебя для другого: черт, как завязавший алкаш, право слово... Знаете? Когда он не пьет— не пьет, много лет не пьет, а потом попалась ему дрянь какая-нибудь, конфетка с ромом, — и все начинается заново, как будто и не кончалось никогда... Его видите ли, как только сейчас выяснилось, волнует даже тот факт, что уж теперь— то он ни в коем случае не может называться лучшим. Он больше не Гроссмейстер, и это, скорее всего навсегда. Ну почему, почему это волнует больше, чем прибыли от всех контролируемых им фирм, вместе взятых? Ведь он же всегда еще и тактиком был, а с той поры еще и, — ей— же— ей! — поумнел... И тут позади, где— то в глубине дома засвистал телефон.

— Его Светлость, мой господин, — произнес бархатный баритон из безвестной дали, — приказал мне передать вам буквально следующее: "Если господину промышленнику наскучило производить презервативы и колготки, он может поискать работу на Бирже Труда Имени Дьенн-Дьеннаха. При обстоятельствах таинственных, порой фантастических кто— то всерьез действует против военно— морских баз некоторых государств. Поэтому, если вас заинтересует работа, связанная с покупкой пива, охотой на домашних свиней и прыжками в воду с большой высоты, она может быть вам представлена, если вы свяжетесь с абонентом, код..."

... Светлость?!!

16. 03. 04г.