Около холмов, откуда спускался в долину отряд, не было никакой не то что дороги, но даже тропы, зато и в самой долине, и возле дома были проложены самые настоящие дороги, вымощенные камнем. Надо же... Да, труда тут вложено немало.
Подъехав чуть ближе, Олея заметила, что работников на этой земле хватает. Все верно: чтоб поддерживать здесь такой порядок, рабочих рук требуется немало. Люди трудились и на виноградниках, и на грядках, хватало их и в саду, и около дома, правда, особо счастливыми они не выглядели. Все работали, не отвлекаясь на посторонних, словно ничто, кроме своей работы, их не интересовало. Равнодушно-тупые, с ничего не выражающими лицами и неторопливыми движениями эти люди производили странное впечатление, немного жутковатое. Они не поворачивали головы даже тогда, когда неподалеку от них проезжал отряд, а это, по меньшей мере, странно: появление новых лиц в столь отдаленных местах — это событие, и оно не может не привлечь внимания проживающих здесь людей. Тем не менее, работающим, кажется, ровным счетом не было никакого дела до проезжающих. Еще Олея успела заметить, что хотя здесь были люди самых разных рас и цвета кожи, но было нечто, объединяющее их всех. И это нечто выглядело столь... противоестественным и чуждым человеческой природе, что даже думать об этом не хотелось.
Олея надеялась, что им беспрепятственно удастся проскочить мимо этого красивого дома — ведь в памяти Кварга жило настоящее отвращение, заставляющее относиться к этому островку зелени и видимого благополучия с изрядной долей неприязни и даже страха.
Проехали часть долины, затем копыта лошадей застучали по мощеной камнем дороге перед домом... Но едва миновали сад, находящийся позади все того же красивого дома, как лошади остановились, и ни понукания, ни хлыст не могли заставить их двинуться с места. Бедные животные словно бились о невидимую преграду, не в силах ее преодолеть...
— В чем дело? — крикнул Юрл.
— Стена... — с заметной досадой в голосе отозвался колдун. — Невидимая... Никак не пройти!
— Но как же Кварг ее миновал? — удерживал своего коня Юрл.
— Это ему тоже нелегко далось!
— Что предлагаете?
— Командир, молчите! Ни слова более! Вы что, забыли, о чем я вас предупреждал? Сейчас мы попробуем пойти в обход... — Иннасин-Оббо махнул рукой в сторону длинной ряда виноградных лоз, на которых висели созревающие грозди темных и зеленых ягод. — Поедем вон туда, и...
— Ну, что вы так расшумелись? — перебил колдуна чуть насмешливый голос. — Да еще вздумали топтать мои посадки? По-вашему, их легко тут вырастить? Ай-яй-яй, как некрасиво!
Из стоящей неподалеку от дороги беседки, сплошь увитой вьющимися розами, неторопливо вышел высокий мужчина. Простая свободная одежда, сшитая из тонкого белого хлопка, мягкая обувь, дорогие украшения... В глаза невольно бросались несколько перстней на пальцах мужчины, на которых под солнечными лучами переливались всеми цветами радуги огромные, хорошо ограненные бриллианты, своими размерами превышающие лесной орех. Перстни настолько притягивали к себе чужие взгляды, и были такими дорогими, что Олее невольно подумалось: к этим камням не помешало бы приставить отдельных охранников! Просто удивительно, что старик не опасается открыто носить эти бесценные украшения. Да и на шее этого человека висело нечто вроде широкого ожерелья, состоящего, кажется, из одних белых и черных бриллиантов.
Понятно, что бедняком этого мужчину никак не назовешь. Интересно, кто это такой? Очень темная, почти черная кожа и своеобразные черты лица выдавали в нем жителя одной из тех дальних южных стран, в которые северяне не рисковали соваться — там было слишком опасно.
Еще этот мужчина был очень немолод — сеть глубоких морщин на его лице выдавала весьма солидный возраст, черная кожа чуть отдавала серым оттенком, а волосы, хотя и были по-прежнему густы, но полностью поседели. Темные глаза незнакомца немного запали, но глядели цепко, а чуть хищная улыбка продемонстрировала его безупречно-белые зубы.
— Как я вижу, Боги наконец-то послали мне долгожданных гостей... — голос старика был удивительно красивым, чуть журчащим, умиротворяющим... — Новые люди — редкость в этих местах, и я бесконечно рад видеть вас всех в своем скромном жилище. Надеюсь, вы разделите мое одиночество, отдохнете в тишине и прохладе...
— Спасибо, мы торопимся! — отрезал Иннасин-Оббо. — Очень торопимся!
— Но неужели вы откажете в разговоре, или хотя бы в кратком общении старому человеку, одиноко живущему вдали от людей? — обезоруживающе улыбнулся чернокожий. — Отдохнете в моем саду, отведаете фруктов, искупаетесь в пруду, смоете с себя пыль дорог...
Внезапно Олею стало охватывать непреодолимое желание сойти на землю, упасть в тени деревьев, подобрать с земли только что упавший с ветки сочный персик и впиться в него зубами, причем так, чтоб сладкий сок потек по подбородку... Однако резковатые слова Иннасин-Оббо развеяли легкий дурман, навеянный словами старика.
— Весьма любезное предложение, и мы его ценим должным образом. Однако как я, так и все мои друзья будем крайне признательны, если вы уберете с нашего пути эту призрачную стену.
— Ох, простите старика, но я пытаюсь хотя бы таким бестактным образом попросить вас стать моими гостями. Одиночество так утомительно, и еще более тоскливы мои долгие дни и вечера в этой всеми забытой глуши... Краткий разговор с вами внесет в мою монотонную жизнь струю чистого воздуха, а заодно и капельку разнообразия, и мне будет о чем вспомнить в нескончаемо долгие вечера и ночи...
Голос старика завораживал, чуть одурманивал, пленял, и Олея вновь захотела сойти с коня, отдохнуть на мягкой траве, искупаться в прозрачной воде пруда, сорвать водяную лилию и смотреть, как внутри нее перекатывается хрустальный шарик воды... Без сомнения, и у кое-кого из мужчин появилось сходное желание, но голос Иннасин-Оббо вновь стряхнул со всех сонную одурь, навеянную словами незнакомца.
— Всем взбодриться, с коней не сходить! — почти что закричал он, обернувшись к своим спутникам. — И чтоб ни один из вас слова не произнес! А вам, уважаемый... — колдун снова повернулся к старику — вам не стоит стоять у нас на пути. Еще собьем ненароком.
— У нынешней молодежи совсем нет уважения ни к старикам, ни к их сединам! — горестно вздохнул темнокожий. — К сожалению, в наше грешное время у людей не остается ничего святого, им трудно сказать хоть одно доброе слово старому человеку! А произнесите их — и ваша дорога станет много легче...
— Всем молчать! — вновь рявкнул Иннасин-Оббо, еще раз посмотрев на своих спутников, однако на этот раз в его голосе было столько угрозы, что у Олеи в страхе забилось сердце. — Молчать! Боюсь, — колдун повернулся к старику, — боюсь, что после этих нескольких добрых слов, сказанных вам, дорога раз и навсегда закончится для того, кто их произнесет. Так что вы, господин хороший, сделайте доброе дело — прекратите дурманить головы моим друзьям и уйдите с нашего пути подобру-поздорову!
Все это время Олея просто чувствовала, что старик краем глаза рассматривает ее, и этот пристальный взгляд вызывал в ее душе нечто, похожее на отвращение. Словно почувствовав настроение своей подопечной, Бел чуть тронул с места своего коня, и тот, пройдя всего пару шагов, остановился между стариком и Олеей, что хоть немного прикрывало молодую женщину от взглядов этого неприятного человека. Со стороны подобное могло выглядеть как случайность — ну, подумаешь, конь чуть сдвинулся с места!, только недогадливых здесь не было. Старик, правда, никак не высказал свое недовольство, даже вида не подал, лишь чуть внимательней глянул на Бела.
— Итак, долго мы еще ждать будем? — повторил Иннасин-Оббо.
— Ах, молодежь, молодежь... — вновь умиротворяющее зажурчал голос старика. — Ну, должно же быть у вас...
И тут Иннасин-Оббо что-то произнес на незнакомом языке, и старик оборвал свою речь на полуслове. Чуть удивленно приподняв брови, он ответил Иннасин-Оббо все на том же неведомом наречии — кажется, старик никак не ожидал, будто кому-то из проезжих людей знаком этот язык.
Пока двое мужчин вели между собой нечто вроде переговоров, Олея, вновь стряхнув с сознания непонятную пелену, огляделась по сторонам. Удивительно, но до сей поры ни один из работающих здесь людей не обратил на приезжих никакого внимания — все по-прежнему прилежно трудятся, не поднимая головы и ничем не интересуясь. Странно... Надо же: старик только что сказал, что в этих местах гости — редкость, но почему никому из живущих здесь нет никакого дела до приехавших? Так быть не должно — новые люди а таких местах по приезду всегда находятся в центре внимания... Хоть бы голову кто повернул в их сторону, так даже этого нет! Складывается впечатление, это этим людям, кроме своей работы, ничего не нужно. И вообще, глядя на все окружающее, у Олеи постепенно складывалось непонятное, странное и весьма неприятное ощущение от всего происходящего...
Да и остальные из их отряда чувствовали себя ничуть не лучше. Судя по тому, какие встревоженные взгляды они бросали по сторонам, было понятно, что мужчины всерьез чего-то опасаются. Возможно, некоторые уже имеют представление о том, что их тут может ожидать, и от понимания этого им ничуть не легче...
Тем временем разговор Иннасин-Оббо и старика явно был не простым и далеко не приятным. Вроде оба говорят, как обычно, довольно вежливо и даже довольно спокойно, но от их голосов по коже идет озноб. Так неприятно слушать...
Словно отвечая на эти мысли, Иннасин-Оббо вновь перешел на знакомый всем язык.
— Пропускай нас! И никто из нас со своих лошадей на землю спускаться не будет — уж очень надолго гости у тебя задерживаются.
— А я тебе уже сказал — могу и пропустить, но не просто так. За проезд плата положена. Ну, раз вы не желаете за чашей молодого вина поведать старику о том, что творится в мире...
— Не желаем! — в голосе Иннасин-Оббо послышалась угроза. — Опасно с тобой говорить. Да и неинтересно.
— Ох, молодежь, вы наносите хозяину горькую обиду, а ведь я готов принять вас с чистой душой и открытым сердцем! Что ж, не хотите быть моими гостями — дело ваше, езжайте, куда вам надо, только оставьте у меня двоих из вашей милой компании. Я человек добрый, мне много не надо, и даже более того — я готов пойти на уступки. Меня больше всего устроит та цыпочка — и взгляд старика устремился на Олею. — Ну, и одного из мужчин тоже оставьте, любого, на ваш выбор. Хоть ее верного служку... — старик перевел взгляд на Бела. — В выборе я вам препятствовать не буду — не хотите отдавать этого парня, можете вместо него любого другого молодца мне оставить. А потом направляйтесь себе дальше, по своим суетным и бесконечно хлопотным делам...
В первый момент Олея решила, что она ослышалась — этот старик что, хочет оставить ее здесь? И Бела заодно? Ой, нет, только не это! Отчего-то этот старый человек внушал ей самый настоящий страх.
— Тебе что, работников не хватает? — зло сощурил глаза Иннасин-Оббо. — Новые рабы понадобились?
— Зачем уж так сразу — рабы... Может, мне друзья нужны, или защитники...
— Так у тебя уже защитники имеются, белого цвета и с четырьмя ногами — с ними мы уже имели радость столкнуться... Они, как я понял, к тебе заплутавших людей пригоняют, а если кто из верховых от этих рогатых зверюг пытается уйти, то твои барашки лошадей тех несчастных загрызают? И для собственной охраны ты кил'джу тоже используешь, верно? Как хоть ты этих тварей сюда умудрился привезти, непонятно...
— Если вам это интересно, можем обсудить. Расскажу, не утаю...
— Что, твое зверье мало людей сюда натаскало? — продолжал Иннасин-Оббо, не слушая старика. — Тоже, наверное, с попадающими сюда бедолагами ты для начала умные беседы вел, а потом всех отправил на Небеса? Вернее, на Небеса они вряд ли уже попадут — ты же их души испоганил...
— Как вы, молодые, примитивно мыслите! — вздохнул мужчина. — И как грубо... Слушать неприятно, слух режет. Я уже не раз сталкивался с тем крайне неприятным фактом, что у нынешних магов полностью отсутствует чувство такта, да и элементарной воспитанности им явно не хватает — дерзить в лицо несчастному старику, вся вина которого заключается в том, что он пытается выжить в этом равнодушном и жестоком мире!
— Хватит! — оборвал журчащую речь старика Иннасин-Оббо, и Олея с удивлением заметила, что одежда на спине колдуна вся потемнела от пота. Э, да Иннасин-Оббо сейчас, судя по всему, не просто тяжело — он выбивается из сил, стараясь поддерживать это, казалось бы, простой разговор со стариком. — Хватит пустой болтовни!
— А ведь, заметьте, я вас не упрекаю в том, что вы моих животных побили! — не обратил внимание на слова колдуна старик. — Сердца у вас, похоже, нет, да и жалости тоже не имеется! Невинных существ губить!.. Да вы хоть представляете, каких трудов стоит в этих местах вырастить хоть одну такую зверушку!? Это ж сколько сил положить надо, чтоб ее выходить и обучить! А вы бедную животину сразу под нож пускаете... Нехорошо, и, даже можно сказать, непорядочно. Меня в убыток ввели, барашков моих напугали... Так нельзя. За убыток надо заплатить, а цену я уже назвал — всего лишь двоих из вашей шайки... О, простите, я имел в виду — из вашего отряда. Эта символическая плата не покроет даже части моих убытков, не говоря о душевной травме, и о том, что мне пришлось испытать, когда я успокаивал своих бедных, перепуганных животных! Так что вы и сами должны понимать — разве я не поступаю с вами более чем благородно?
— Что-что? Жизнь тебя, старик, похоже, ничему не научила! Ты правило забыл — не стоит ввязываться в бой, если не знаешь силу противника. Давай разойдемся по-хорошему, а не то мы сами уйдем. Без твоего согласия.
— Ну, без моего согласия вам все одно отсюда не уйти... — еще шире улыбнулся старик. — Так что не хорохорься понапрасну — ты мне не соперник, хотя и пытаешься сделать вид, будто что-то умеешь. А насчет вашей невзрачной девки... Так я, считай, вам скидку делаю от доброты душевной — просто хочется иметь рядом с собой хоть кого-то с живой кровью... Эх, где они, прекрасные горячие женщины с кожей цвета эбонитового дерева, шапкой густых волос на голове, дикой грацией и бездонно-черными глазами? Увы, но рядом нет жгучих красавиц моей родной страны, так что приходится довольствоваться тем, что есть. Знаешь, милая... — сейчас старик обращался прямо к Олее, — милая, ты уж не обижайся, но по меркам моей страны ты совсем некрасивая. Бледная женщина с холодной кровью и бесцветными волосами... В другое время я бы на тебя даже не посмотрел, но, увы, жизненные обстоятельства сильнее нас. Ну да выбирать не приходится, и к тому же я непривередлив. И не щепетилен — возьму то, что есть.
Кровь бросилась в лицо молодой женщине — надо же, и этот несколькими словами почти что втоптал ее в грязь. Так что к страху перед этим непонятным стариком у Олеи прибавилось еще и чувство острой неприязни, почти ненависти — вряд ли найдется хоть одна женщина, которая простит такие слова в свой адрес. Да уж, милый дедуля: оскорбил, обхамил, как только мог, но при том обставил дело таким образом, будто он сделает всем великое одолжение, соглашаясь забрать себе молодую девушку...
