Игры Предвечных

— Но ведь вернулась.

Седрик вскинулся. За долгое время он уже успел отвыкнуть от голоса жены. Марика продолжала смотреть зелеными глазами рослого романа из недавнего сна, а ее пальцы по-прежнему перебирали волосы смятенного супруга.

— Ты...

— Я тоже видела этот сон, — принцесса пожала плечом, вновь отпивая из кружки, и ставя ее на место. — Но не пойму твоих страхов. Вы — моя семья. Дети — мои дети, твои и мои. Мы с тобой вместе. В вечности. Куда я могу деться, неумная ты моя жена?

Марика открыто ухмыльнулась. Ошарашенный Седрик нахмурился, забыв обрадоваться тому, что долгая молчанка его подруги, наконец, была нарушена.

— Я... не понимаю, — спустя несколько мгновений раздумья, проговорил он, игнорируя даже ее шутку. — Ты тоже видела мой сон? Но как??

Прекрасная романка перестала теребить его волосы и заложила руки за голову.

— Сон был не твой, а мой, — соизволила пояснить она. — Предвечные не могут говорить со смертными наяву. Слишком несоизмеримы наши сущности. Но могут через сны. Так прошлой ночью они воззвали ко мне. А ты... Тебя, должно быть, задело отмахом. Ты не должен был видеть того, что увидел.

Настал черед Седрика удивленно поднимать брови. Супруга, впрочем, и так не собиралась прерывать свое объяснение.

— Я был... а очень зла на тебя, Дагеддид, — Марика повела печами, умащиваясь поудобнее. — Ведь когда ты своими воплями заставил меня вернуться, я как раз... стояла между Леем и Лией. Принимая из их рук награду за изгнание хаоса из нашего мира.

Седрик, который до сих пор и так взирал на жену в настоящем изумлении, уразумел, что изумляться больше он не способен. Хотя отчаянно попытался.

— Предвечные снизошли до тебя? — он по-прежнему смотрел в ее глаза и не замечал в них даже привычной насмешки. Марика говорила правду. — А тебе... не померещилось?

— До битвы, — напомнила супруга. — Лия одарила мое дыхание способностью разрушать магию хаоса.

Седрик не знал, что ему сказать. Впрочем, Марика пребывала в одном из тех своих редких настроений, когда слова из нее не требовалось вытягивать клещами.

— Предвечные сочли, что заслуга перед миром велика. В день после битвы ты помешал мне получить награду. Оттого они еще раз вызвали меня. Чтобы ее передать.

Седрик поднялся и сел. То, о чем говорила супруга, казалось удивительным. Но у него не было причин не верить ей.

— Так ты уходила в свет, просто чтобы получить награду?

Марика приопустила ресницы в знак согласия.

— И... получила?

Принцесса усмехнулась.

— Даже больше, чем рассчитывала.

Она посерьезнела.

— До самого... сна мне хотелось просить Предвечного, чтобы избавил меня от тебя, — прямо и без улыбки проговорила прекрасная романка, предвосхищая следующий вопрос и в который раз за этот вечер заставляя супруга оторопеть. — Моя клятва. Ее можешь отменить только ты. Или сам Лей. Без этого мне не обрести свободы.

— Тебе ее и так не обрести, — несмотря на то, что ему было известно об ее отношении, слова Марики жестоко ранили супруга. Знакомое бешенство поднялось в единый миг. — Ты... женщина, я правильно понял? Ты попросила Светлого об отмене клятвы? И разрыве нашей супружеской связи? Марика! Лей даровал тебе все это? Оттого ты... ты теперь такая веселая?

Седрик вскочил. Его ноздри свирепо раздулись.

— Ну, так знай, что... мне плевать на все клятвы и обряды! Плевать! Ты все равно никуда отсюда не уйдешь! Никогда! Ты — моя, и всегда останешься только моей! И после смерти я пойду за тобой хоть в царство Лии, хоть к этому... хаосу, хоть куда угодно! И никогда и никуда тебя не отпущу! Никогда! А до того — ты моя! Отныне и в вечности! Ненавидишь меня? Пусть! Я привык! Но ты останешься здесь! Потому что я так сказал! Потому что мы — семья! И даже самому Предвечному...

— Сядь.

Голос Марики подействовал отрезвляюще — как всегда. Не прекословя, Седрик без сил вновь опустился на покрывало рядом с женой. Его плечи ссутулились. Казалось, сама огромная фигура велльского великана уменьшилась в размерах.

— Ты мучаешь меня, женщина, — с беспомощной яростью пробормотал он, давя в себе боль и бесконечное отчаяние. — Ты мстишь мне. Пусть я заслужил. Но я все равно никуда тебя не отпущу. Даже если мне прикажет сам Светлый Лей!

К его изумлению полулежавшая Марика выпрямилась. Качнувшись вперед, она стиснула его плечо.

— Не истери, Дагеддид, — с грубоватой нежностью приказала прекрасная романка, неловко убирая волосы от лица супруга. — Сказано тебе — я не уйду. Я получила другую... награду.

Седрик неверяще вскинул набрякшие глаза.

— Что же ты попросила? — сдавленно проговорил он. Марика улыбнулась и убрала руку, вновь откидываясь на подушки.

— Лия оставила моему дыханию способность развеивать магию хаоса. Любую магию.

— И все?

— Нет, — романка забрала с блюда оставшийся там последний фрукт. Очевидно, уже подраставшее дитя требовало от ее тела больше пищи. — Но главную награду принес мне случай, а не Предвечные. Твоя женская сущность, Дагеддид. Мне бы удалось бы избежать многих... Очень многих душевных волнений, доведись увидеть ее до нашей женитьбы.

Седрик озадаченно почесал затылок.

— Моя сущность? — до него медленно, но дошло. — Ты хочешь сказать — в этом сне? Но это бессмыслица, нелепица! Женщина, ты сошла с ума! Мне стоило догадаться!

Марика снова дернула плечом, но промолчала, запивая съеденное из кружки. Седрик поднялся и в волнении прошелся по комнате. Едва не споткнувшись о Черного, он резко вернулся к ложу и вновь с маху уселся перед отодвинувшейся супругой.

— Опять истеришь, как баба, — Марика знакомо поморщилась, отставляя кружку. — Но теперь хоть понятно — почему.

— И почему же? — Седрик, который едва сумел справиться с очередной порцией гнева, вызванного супругой, решил не заедаться с ней. В конце концов, идея обсуждать дурацкий сон изначально принадлежала ему. — По-твоему, я — женщина? Я? — он хмыкнул и, не выдержав, неожиданно сам для себя нервно рассмеялся. — Ну, вот как ты это себе представляешь? А? Ведь это глупость! Марика, признай! Ты шутишь надо мной. Вечно это они, твои шутки...

Прекрасная романка пожала плечами.

— Знаешь, почему гибнут младенцы, рожденные при Солнцестоянии Лея? В этот день тела новорожденных притягивают только мужские сущности. А женская плоть недостаточно сильна, чтобы удержать мужскую душу. Кроме очень редких случаев.

Седрик открыл рот, но так ничего и не сказал.

— В Ночь Голубой Луны наоборот, — тем временем продолжала Марика. Она была спокойна и явно верила в то, о чем говорила. — Это — женская ночь. Но плоть мужчин способна удержать притянутую женскую душу. Оттого до прошедшей ночи появлялись пленники Голубой Луны. Подобные тебе, Дагеддид. Женские души калечат жизни мужей. Как женская плоть калечит мою.

Про-принц покачал головой.

— Все это — бредовые россказни, жена. Пусть я родился в ночь Луны, но... Неужели я так похож на женщину?

Он снова рассмеялся. Но супруга оставалась невозмутимой.

— Твой отец немало постарался, чтобы воспитать тебя достойным мужем. Но воспитание не меняет сути. Вспомни сон.

Седрик вспылил.

— Да кто вообще вложил в твою голову такие бредни? Неужели тоже Предвечные? Марика! Проклятие... всего лишь один сон... Я... я безумно рад, что ты уже не больна и... не сердишься на меня. Но то, что ты говоришь — это... самое глупое, что я когда-либо от тебя слышал! Если только ты не шутишь. Ты... ты ведь это не серьезно? Признай — ты любишь шутить надо мной! Это — все-таки шутка?

Марика ухмыльнулась. Потом бросила взгляд на пустое блюдо и помрачнела.

— Вели принести еще. Я не наелась.

— Марика! — Седрик почувствовал, что его вот-вот хватит удар — в который раз за время женитьбы на этой женщине. — Марика, чтоб тебя! Марика!

Последнее звучало уже не грозно, а жалобно. Но, как и всегда в таких случаях прекрасная романка оставалась привычно спокойной.

— Ты глупец, Дагеддид, — ее насмешливые глаза сводили с ума — как и девять лет назад. — Мне никогда не надоест шутить над тобой. Если всякий раз ты будешь так кричать.

Седрик моргнул. Потом потер лоб. Потом снова моргнул.

— П-погоди, — он провел рукой по волосам, потирая голову, дабы та яснее мыслила. — Постой. Не видела ты никакого сна! Я рассказал тебе все сам, а ты... Ты просто домыслила, что этот... мужик в моей грезе не ушел насовсем и вернулся... Я тебе не возразил, и ты... Дальше ты все придумала сама. И про сущности. И про Предвечных. И про Луну... Проклятье, это действительно шутка! Это шутка! Да?

Марика заглянула в кружку и в огорчении прицыкнула щекой. Седрик вспылил в полном изнеможении.

— Жена, чтоб тебя! Я задал вопрос! Ты должна ответить! Ну? Или скажи еще, что Лей все-таки освободил тебя от клятвы...?

Он умолк, поперхнувшись словами и собственной страшной догадкой. Жена напротив искренне рассмеялась. Не будь он так взбешен и взволнован,Седрик порадовался бы вместе с ней. Никогда за все время супружества ему не доводилось видеть Марику в настолько хорошем расположении духа.

— Ты злишься, — только и обронила романка в лицо тяжело дышащему над ней мужу, который по-прежнему ждал от нее ответа — на все сразу и на каждое в отдельности. — Значит, ты не прав.

Миг-другой Дагеддид еще метал молнии подле своей невозмутимой супруги. Потом его ярость и крайнее возбуждение все-таки достигли пика — и хлынули через край.

— Ну, подожди, — вспрыгнув обратно на ложе, он оказался над Марикой сверху. И с треском рванул рубашку с ее груди, почти до колен обнажая прекрасное женское тело. — Подожди, сущность твоя, рожденная в День Лея! Сейчас... сейчас я тебе докажу, кто тут у нас мужчина!...

Свечи в покое Дагеддидов почти догорели. В раскрытые двери, что вели на балкон, ярко светила полная луна — большая и белая, как в любую из обычных ночей. Очаг догорел, и едва дымился остывающим пеплом. Пес Черный переполз ближе, и теперь, высунув язык, часто и тяжко дышал перед самым ложем.

Всего этого Седрик не видел. Прижавшись щекой к своей прекрасной жене, он нежно целовал ее шею, плечо и округлую плотную грудь. Временами он откидывал волосы, что липли к мокрому лбу, поднимал голову и пытался заглянуть в глаза супруги.

Марика не отвечала ему всегдашним насмешливым взглядом. Как и многие разы ранее, она разглядывала растворявшийся в темноте лепной потолок их спальни. Руки она держала заложенными за голову. Седрику мучительно хотелось целовать эти руки, упиваясь щенячьим восторгом, как в свое время любил приветствовать хозяина пес Черный, когда был еще молод. Но лицо жены было слишком непонятным, и счастливый супруг не хотел портить случившееся совсем недавно, чем-то нечаянно вызвав ее недовольство.

— Марика, — наконец, не выдержал принц. Он так и не поймал взгляда жены. Зато по ее зевку сообразил, что прекрасная романка сейчас уснет, так и не выслушав всех его восторгов. — Марика, я... Ты какая-то другая сегодня. Я не знаю... и не хочу спрашивать, что случилось с тобой. Ведь ты никогда не ответишь серьезно. Я... я просто хочу, чтобы так, как сегодня, было всегда. Ты слышишь, женщина? Я... проклятие, я люблю тебя! Что, что мне сделать, чтобы ты ответила мне тем же?? Что??

Супруга подавила еще один зевок. Соизволив обратить на него взор, она некоторое время разглядывала ждущее в волнении лицо супруга. Потом не выдержала, и все же зевнула вновь.

— Опять ты завелся, как баба, — она пошевелилась, пытаясь выкрутиться из-под тяжелого тела мужа, но от Седрика было так просто не избавиться. — Никак без этого не можешь. Проклятие, Дагеддид. Пусти, говорю! Я уже хочу спать.

Седрик приподнялся на локте. Протянув руку, он стиснул плечо жены, встряхивая ее и вжимая в себя.

— После поспишь! -он приблизил лицо, не давая романке отодвинуться и уйти от ответа. — Марика! Эта... сегодня ты... мы... Это — очередная твоя шутка? Опять? Или... ты... наконец, приняла меня? Я... не приказываю. Я прошу тебя, жена. Скажи мне правду... без шуток... Хотя бы раз! Я... могу надеяться? Я должен знать!

Взгляд Марики вынуждено посерьезнел. Некоторое время она испытывающе глядела в ответ. Потом повела плечами. Высвободившись из рук супруга, прекрасная романка подтянулась и облокотилась на подушку.

— Я не знаю, что тебе ответить, Дагеддид, — помолчав некоторое время, спокойно и без шуток проговорила она. — Как бы тебе объяснить. Представь, что ты болен. Погоди, не так. Вспомни о проклятии Луны. Которое подарило душевную болезнь, что извращает саму человеческую суть.

Она помолчала снова.

— Со мной было хуже, Дагеддид. Меня тоже прокляли. И это едва не лишило рассудка. Превратило мою жизнь в один... мерзкий, душный кошмар. Иногда мне казалось, что нутро забито грязью по самое горло, и я вот-вот задохнусь. А шкура — липкая, будто жижа гидровых болот...

Марика отодвинула блюдо от морды Черного, которому отчего-то в этот миг захотелось сунуться носом в одно из оставленных принцессой пустых блюд. Седрик в волнении приподнялся, вновь берясь за ее плечо.

— О чем ты говоришь? О Светлый, Марика, почему ты не сказала раньше? Мы бы нашли способ излечить тебя, если ты больна! Я... я помню, ты разбирала книги по магии и ведьмовству! Это проклятие — оно до сих пор на тебе?? Тебе плохо? Почему ты молчала столько лет?

Прекрасная романка качнула головой.

— Дай досказать. Долгое время мне казалось, что надо мною властвует болезнь. Эта гнусная, мерзкая болезнь изувечила меня телесно и день ото дня изламывала разум, заставляя силой претерпевать то, что всегда было противно моей природе. Как это было бы противно природе любого здорового человека. Я не могла надеяться на выздоровление. А наше единение еще больше усугубило ее... Не смотри так, Дагеддид. В этом нет твоей вины. Это — особенность моего проклятия.

Седрик несколько раз поддерживающе огладил ее плечо.

— Может быть, все-таки можно как-то...

— Сами Предвечные не смогли даровать мне освобождения, — Марика невесело усмехнулась и уже сильнее отпихнула морду Черного от тарелок. — Я могу исцелиться только если получу другое тело. Так сказал сам Светлый Лей.

Седрик похолодел.

— Это... и есть твоя награда? — сдавленно пробормотал он. Жена отодвинула тарелки к самой стенке, после чего туда же переставила кружку и кувшин.

— Нет, — она взглянула в лицо мужа и, оценив степень его взволнованности, для убедительности несколько раз мотнула головой.-Но Предвечные даровали мне знание, которое ослабило проклятую болезнь. Из непереносимой она сделалась... хотя бы сносной.

Седрик подождал некоторое время. Не дождавшись продолжения, помедлил и отпустил ее плечо, а потом коснулся его губами.

— Я не понимаю толком, о чем ты говоришь, — признался он. — Я бы мог понять, но... Ты ведь не расскажешь больше, чем теперь.

По выражению ее лица он понял, что был прав.

— Но твоя болезнь. Она... она ведь душевного, а не телесного свойства? И... позволит тебе жить... долго?

Принцесса усмехнулась.