Люк смог досчитать до двадцати — а затем держаться стало невозможно, и он вывалился из дверей, вжимая в ладонь тлеющую сигарету и шатаясь. Сумел дойти до выхода из комендатуры — и, лизнув сандящий ожог, окинул взглядом пустой плац. Люди были рядом — затаившиеся за машинами, прижавшиеся к стенам, к башням, закрывшиеся в помещениях, тихие... он ощутил их страх, дыхание, ток крови. Мотнул головой, раскидывая руки, и поднялся в небо змеем воздуха, ревя от голода.
Его ослепило заходящее солнце — и он, на несколько мгновений придя в себя, изогнулся и завис высоко над укреплениями, раздраженно взбивая воздух хвостом. Над ним в легких перистых облаках, устилающих небо, начала образовываться воронка. Увидел он кипящее сражение, дым нефтяных полей, вспышки артиллерии на всех фортах, подлетающие комья земли и ошметки деревьев на местах взрывов, наступающую тьму охонгов, стаи раньяров, атакующие позиции защитников на засеках, и тха-охонгов, похожие на двигающиеся холмы. Люк на последних крохах воли заставил себя отвести взгляд от вновь засновавших по плацу солдат и понесся вправо — туда, где враги проломили оборону.
К стене между Четвертым и Пятым фортом уже выходила пятерка тха-охонгов, сопровождаемая парой сотней мелких собратьев. Раньяры бросались на башни, пытаясь уничтожить орудия, и, судя по тому, что одна из башен Четвертого форта была сплошь облеплена "стрекозами", ее защитники пали.
Отчаянно отбивающиеся военные на стенах форта увидели, как огромный полупрозрачный змей в потоках клубящегося ветра содрал с башни "стрекоз", отшвырнув их, а затем с невероятной скоростью облетел стаю раньяров по спирали — и чудовищ потянуло вверх и прочь от башен образовавшейся огромной воронкой. Смерч захватил двоих тха-охонгов и несколько десятков охонгов, и с тяжелым гулом понесся обратно на позиции наступающих, а змей с высоты обрушился на одного из оставшихся гигантов. Искореженный инсектоид размером с грузовик, дергая жуткими лапами, взмыл в воздух, захваченный огромным клювом — и в борьбе между змеиными зубами и хитином победили зубы. Защитники наблюдали, как сминается в пасти огромный визжащий инсектоид — с треском лопалась броня, текла белесая слизь, а змей, снова рухнув на землю, ударил мордой с зажатым чудовищем о почву раз, другой — тха-охонга разорвало на куски, и змей принялся с жадностью глотать его, дергая хвостом в стороны и сбивая нападающих мелких охонгов.
— Его светлость прилетел, его светлость! — неслось над стеной.
— Не зевай, он один, подсобляй, за тебя твое дело не сделает! — орали командиры, и оглушительно стрекотали пулеметы, и орудия били с новой силой.
Вдруг, перебивая рокот артиллерии, над полем боя пронесся странный хрипящий и булькающий звук. Так мог бы всхлипывать гигантский кит. Защитники замерли — огромный змей стоял, широко расставив кривые лапы, склонив шею, и оглушительно сипел и кхекал, как нажравшийся шерсти кот.
— Великий Инлий, неужто подавился? — с ужасом прошептал один из артиллеристов. — Не дай боги!
Змей все сипел и дергался, аж до закатившихся глаз, затем захрипел — и из зубасто-клювастой пасти вылетел облепленный слюнями огромный кусок брони с передней охонговой лапой и кусками плоти. Чешуйчатый герцог с омерзением отшвырнул его и повернулся к оставшимся тха-охонгам, угрожающе шипя.
За полчаса было кончено и с раньярами, и с охонгами. У стены между Четвертым и Пятым фортами остались лежать три искореженные туши тха-охонгов: змей больше не пытался их жрать, зато то и дело дробил клювом и глотал мелких охонгов.
— Не отравился бы, — обеспокоенно сказал товарищу минометчик, залегший в сторонке — чтобы увлекшийся чешуйчатый союзник случайно не задел своих. — Они же ядовитые.
— Ничего, — бодро ответил ему сослуживец, — в Тидуссе вон и кузнечиков едят, и тараканов жареных... а это считай, вообще креветка, только огромная!
— Так то жареных, — минометчик с сомнением смотрел на исчезающего в огромной пасти охонга. — Хотя... а давай-ка ему парочку поджарим!
И в сотне метрах от завершающего уничтожение противника змея в общем грохоте зазвучали новые взрывы.
Люк, с омерзением повозив языком по земле, чтобы избавиться от привкуса муравьиной кислоты, снова поднялся в воздух. Наступление продолжалось, но прорывы больше нигде не угрожали — и он, прежде чем вернуться в Третий форт, понесся к морю. Потому что голод не оступил — сколько там было мяса на этих охонгах? На один зуб, да еще в желудке противное ощущение, будто набил его ореховой скорлупой, и из-за кислоты есть хочется еще больше.
Он нырнул в воду, тут же заметил добычу, а очнулся только на закате, под водой, с тушей дельфина в зубах. Вода была красной — и он сначала решил, что это заходящее солнце так окрасило море... но затем рассморел обрывки плоти и черных плавников, качающиеся на волнах, помотал башкой от сожаления и недоверия — похоже, он уничтожил целую стаю дельфинов.
С сытостью окончательно вернулась способность соображать почти по-человечески, и змей заглотил оставшуюся тушу — не пропадать же добру, — и отяжелевший, полетел обратно, низко над морем.
Вот и еще один урок, который не успел ему дать Луциус Инландер. Потратил много сил — будь готов к тому, что несмотря на подпитку в первородных ветрах и охоту, проспишь несколько суток, а по пробуждении будешь готов съесть любое живое существо, оказавшееся поблизости. Сколько, интересно, таких мелочей еще упущено — и сколько придется узнавать, рискуя своей шкурой и жизнями близких. Неудивительно, что старый змей был таким сухим и собранным и имел такой нелегкий характер. Опасность стать каннибалом кого угодно заставит держать себя и свою жизнь под контролем.
Люк досадливо зашипел — по волнам пробежала рябь, и он усилием воли взял себя в руки. Нельзя тратить силы. Уже видны башни фортов, и там все еще кипят бои — а он и так оставил своих людей без поддержки на трое суток. Чудо, что они продержались это время, и страшно себе представить потери.
Небо стремительно темнело, и орудия били все реже. Все же хорошо, что темнота дает им преимущество перед иномирянами.
Люк невидимым сделал круг над укреплениями, уже трезво оценив позиции противника — враги так и наступали на отрезке между первым и восьмым фортом, — и когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, направился к Третьему форту. Ветра неслись с ним нос в нос, толкались в бока ледяными порывами, как молодые барашки — радовались и приглашали поиграть. Но не время было для игр.
Люк начал снижаться к воротам порта, когда слева вдруг пахнуло стылостью и тьмой. Он повернулся — и тут по морде его мазнула крылом странная длинная змеептица, похожая на уже виденные им тени. Мазнула и растворилась в ночи.
Вернувшегося герцога в форте встречали опасливыми взглядами — но не шарахались, видимо, рассудив, что если раньше не сожрал, то сейчас и подавно не станет. Редко огрызались орудия, где-то далеко за стенами слышны были звуки пулеметных очередей и визг охонгов.
Полковник Майлз, выйдя из дверей комендатуры, поспешил Люку навстречу. Лицо с одной стороны у него было ободраным и опухшим, и рукой он двигал с осторожностью, но в целом был цел и бодр.
— Я решил, что вам понадобится, — проговорил он как-то слишком громко, протягивая Люку сигареты, и осмотрел его с головы до пят, словно ожидая увидеть чешую и клыки с когтями. Дармоншир тоже посмотрел на себя: босиком, в мятых брюках, в которых он завалился спать, в несвежей рубашке. Поморщился и с удовольствием закурил.
— Как это вас угораздило? — спросил он, указывая на лицо командира.
— Контузило, ваша светлость, — громко ответил Майлз, и теперь стало понятно, почему он так орет. — У них оружия нашего все больше, и умельцев, что научились с ним обращаться, тоже. Взрывом мины шарахнуло об башню. Главное, жив, пронесло, слава богам. Мелочь, виталистов отвлекать не буду.
Люк кивнул, прислушиваясь — за стенами раздались хлопки взрывов, далекие крики.
— Почему меня не разбудили? — спросил он, выпуская дым. — Не смогли?
— Так точно, ваша светлость, — откликнулся Майлз. — Уж что мы только не делали, бесполезно все. Нелегко нам без вас пришлось.
— Я не знал, что столько просплю, — хмуро объяснил герцог. — Теперь буду знать. Какая расстановка сил, Майлз? Большие потери?
Полковник посмурнел.
— Почти три тысячи убитых, милорд, раненых примерно столько же. Плохо дело. В Шестом форте почти всех солдат стрекозы эти уничтожили, мы не смогли предотвратить прорыв. И на полосах обороны много полегло.
Люк помолчал, осознавая размер катастрофы.
— Итого из двадцати тысяч личного состава у нас осталось четырнадцать?
— Меньше четырнадцати, — буркнул Майлз. — Сколько точно за сегодня потеряли, только к утру подсчитаем, — он прислушался ко вдруг наступившей тишине, в которой, как в насмешку запел соловей. — Затихли. Хорошо, что ночи на нашей стороне, ваша светлость.
— Да, — тяжело выговорил Люк и достал вторую сигарету. — Да.
— И как похоронить-то всех в огне... иначе неделя-другая, и будет у нас тут нежить на фортах тысячами пастись, ваша светлость...
— Да, — тихо сказал Люк и покачал головой. Вдруг стало дико страшно — будто он один стоит и смотрит в лицо многоликой и неотвратимой смерти. И Дармоншир затянулся и выдохнул, отгоняя от себя и страх, и тягостное сожаление о погибших. Сейчас он что-нибудь придумает. Он всегда что-то может придумать. Сейчас... кофе бы, и еще сигарету.
— Собирай совещание, — хрипло приказал он. — Справимся, полковник.
— Конечно, ваша светлость, — чересчур громко и жизнерадостно подтвердил контуженный командир фронта. — Справимся! Кстати, забыл вам сказать. Извините, — он потряс головой. — Вчера, до того, как началось все, звонили из Бермонта, от его величества Демьяна Бермонта. Оставили номер его личного телефона. Требовали звонить в любое время, как вы очнетесь.
— Перезвоню, — сказал Люк удивленно. — Но сначала совещание. Я должен знать, какова ситуация на рубежах.
Совещание прошло очень быстро. Два дня после того, как Люк заснул, дармонширцам удавалось не только успешно сдерживать наступление остатков врагов, но и заставлять их отступать, и выбивать на отдельных засеках подчистую. Затем к иномирянам пришло подкрепление из Раунферта, быстрее, чем ожидалось, а за ним, сегодня с утра прибыло еще несколько тысяч врагов. Потери дармонширцев уже составляли около восьми тысяч убитыми и ранеными, кое-где на защитных полосах у фортов оставалось с десяток позиций, остальные все были уничтожены. А с той стороны и так превосходящие силы противника все росли — видимо, на подавление неуступчивого герцогства решили обратить особое внимание. И все больше у врагов появлялось туринского оружия. Нет еще тяжелой техники, но пулеметы и минометы иномиряне осваивали с пугающей скоростью.
Было решено, что за ночь дармонширцы должны перегруппироваться — с фортов, которые не атаковали, нужно подтянуть резерв, поменять позиции орудий, а Люку — провести разведку и устроить в темноте зачистку по максимуму при поддержке артиллерии. А завтра ждать новой атаки и молиться, чтобы смогли выстоять хотя бы еще день.
После совещания, Люк, тревожный и хмурый, выкурил еще несколько сигарет и набрал-таки номер Демьяна Бермонта. Его величество ответил так быстро, будто над материком не стояла ночь.
— Ваше величество, — осторожно проговорил Люк, — это герцог Дармоншир. Прошу прощения за поздний звонок, мне передали, что вы желаете поговорить со мной. Чем обязан этой чести?
— Дармоншир, — сухо ответили в трубку, — наконец-то. Мы с вами после обменяемся любезностями, а сейчас сразу перейду к делу. Мне жизненно важно, чтобы ваша супруга, сестра моей жены, выжила, и поэтому я крайне заинтересован в том, чтобы вы выстояли.
— И я в этом крайне заинтересован, ваше величество, — немного озадаченно согласился Люк.
— Поэтому я отправил к вам четыре тысячи моих бойцов и несколько эшелонов техники.
Люк сжал в руках пачку и застыл. Тяжелая безнадега вдруг сменилась таким счастьем, что он пошатнулся.
— Так как Север Рудлога закрыт, составам придется делать крюк через Йелловинь и Центр Рудлога, поэтому я не могу точно назвать время прибытия к вам. Бойцы поступают в ваше распоряжение. Командиром там берман, линдмор, Ольрен Ровент. Он вызвался сам и не должен доставить вам хлопот. Я бы хотел сам прийти к вам на подмогу, но не имею права удаляться от границ своей страны, так как прежде всего обязан защищать ее.
Люк выдохнул:
— Это очень щедро и вовремя. Спасибо, ваше величество.
— Поблагодарите, когда победите, — ровно ответил берманский король. — Я рассчитываю на вас, Дармоншир. Удачи. И еще — я готов предоставить вашей супруге, членам вашей семьи и вам лично убежище прямо сейчас.
— Спасибо, — еще раз пробормотал ошарашенный Люк.
— Удачи, — повторил Бермонт и отключился.
После разговора с королем Бермонта его светлость еще раз сверил планы с командирами артиллерийских расчетов — чтобы во время ночного боя не попасть под дружеский огонь и не тратить силы там, где поработают орудия. Главной задачей было уничтожить как можно больше раньяров — именно они нанесли основной ущерб армии. С остальными инсектоидами можно было бороться огнем и артиллерией, но не с тучами смертоносных "стрекоз", которые способны были разорвать и его, Люка.
Повезло, что у Четвертого форта удалось сразу захватить смерчем всю стаю, а новые на помощь не прилетели — видимо, были связаны на других участках. Плохо, что он, полубезумный от голода, раскрылся. Теперь враги знают, что на стороне дармонширцев воюет огромный летающий змей, и если их командующий умен (а судя по успешным боевым действиям, так и есть), то на Люка начнут прицельную охоту. Значит, нужно быть еще осторожнее.
Еще нужно было притащить до утра хотя бы несколько контейнеров снарядов. Но запасы на ближайших складах не бесконечны — даже если враги не смекнут, что происходит, и не начнут устраивать засады, вскоре все равно придется рисковать и летать дальше в тыл врага.
Люк, выйдя на плац, в тревожную тишину, прикурил последнюю сигарету из пачки, выдохнул, глядя на сияющую голубоватую луну, и достал телефон.
"Как ты?" — написал он Марине.
Сообщение ушло и экран погас, но он все курил и смотрел на него — когда трубка вдруг завибрировала.
— Теперь, когда ты написал, мне уже лучше, Люк, — сонно пробормотала Марина ему в ухо. — Не волнуйся за нас. Тут хорошо. У тебя хороший дом.
— У нас, Марина.
— ...да, — после паузы проговорила она — и, видимо, что-то услышав в его голосе, спросила: — Тебе совсем тяжело?
— Очень, — не стал он кривить душой. — Я в тупике.
— Ты что-нибудь придумаешь, — повторила она его мысли. — Ты никогда не проигрывал, Люк. И сейчас не проиграешь.
— Надеюсь, — откликнулся он и замолчал. И она тоже замолчала — но удивительным образом казалось, что ее дыхание греет ему ухо и висок.
— Я так хочу тебя увидеть, Марина, — хрипло и тоскливо признался он и замер — только бы не оттолкнула, не ударила в ответ.
