Остров Луга

Лишь одного не было на том великом пиру — могучего Хорея. Уже много лет лежал богатырь, прикованный к ложу тяжелой хворобою ног. Сам Вел приходил приглашать его к пиру, обещая снять хворобу, ежели согласится. Отказом ответил на прелестные речи сии витязь светлый, ибо щемило вещее сердце при виде знаменитого Пана, худое, недостойное чуяло.

В разгар веселья, когда сотрапезники уже начали перебивать друг друга и хватать за бедра проходящих мимо прелестниц, поднялся Вел с места и, раскинув руки, сотрясающим звезды голосом произнес длинное заклинание. Многим стало не по себе, но сытость и хмель быстро выветрили боязнь из буйных голов.

Помните, помните, ведуны и волхвы, не давайте зелью власти над разумом!

В миг, когда завершилось вещание Вела, по всей Земле, мыча и блея, двинулись к Волге стада, косяки и отары. Шли быки, и коровы, и ярочки, козы с козлами, и олени, и яки, и ослы, и вся домашняя живность.

Всполошились люди, бросились вдогонку за добром своим, ибо близилось зимнее время, и гибелью грозило оно лишившимся мясных и молочных запасов. Но не слушалась больше скотина знакомых людей, брела по холмам, по лугам и равнинам, бросаясь на тех, кто путь преграждал, не слыша окликов, не чувствуя боли.

А к вечеру вышли из лесов и яругов на равнины медведи и волки, шакалы и гиены, пантеры и тигры, и даже охотничьи псы. Выползли ядовитые гады, и взвились пернатые хищники. И многие множества пали в схватках с лютым зверьем, охраняющим поживу Вела.

Героев же не было...

Плачем и причитаниями наполнились земли, и только родичи Кимма деловито отсчитывали и отгоняли десятую долю от подбредающих стад. К утру на равнине пред Святыми Горами паслись семь сотен голов овец и баранов, быков и коров. И пир продолжился с новой силой. Танцевали девицы, звучали мелодии, гремели песни великого Пана, угощавшего героев без устали.

И видя двигающиеся по равнинам стада, поняли люди, кто напустил на них злую напасть сию. И понеслись бегуны от рода к роду, от племени к племени, от святилища к капищу...

А к утру на седьмой день пира собралось людство на местночтимых возвышенностях и взмолилось к высокому Небу о помощи, о наказании злодею. Тысячи благороднейших сердец добровольно принесли себя в жертву, чтобы видело Небо — не по пустякам взывает Мир к нему. Поднялся с камня Белый Старец, взял посох и пошел на Закат. И поняли все: услышал Сварог людскую нужду.

Веселятся герои, режут ножами печеное мясо, глотают хмельное питье и не видят, как уже сгустилось над водою розовое облако, как проступает в нем шнека Варуны. Вздрогнули гуляки, завидя поднимающегося к ним вестника Вседержителя, его земную суть. Не один, не двое сладким куском поперхнулись. Но не подал виду великий Вел, встретил Варуну спокойно и весело, с непоколебимым достоинством.

Ни до того, ни после того никто не слыхивал голоса повелителя Вод. "Прекрати", сказал он Велу. Усмехнулся Всеобщий, ткнул рукой в облака: "Убирайся, откуда пришел, — ответил Варуне. — Небо твое, а Земле я хозяин". Четыре молнии ударили с неба в дерзкого Вела, но стоял он как стоял и смеялся над мощью Сварога. Вскинул тогда всесокрушающее копье свое Повелитель Вод. Только и тут не поддался Небу великий Пан — вспыхнул огнем камень снаружи Ближнего Круга, загородив вершину языками своими. Не подвластен огонь Речному Владыке, так ни с чем и спустился он к ожидавшей его ладье.

Только зря ликовали герои, только зря потешался Вел. Всего на две сотни поприщ поднялась по реке ладья Варуны. Оставленный без присмотра Хорс по-прежнему сидел в одиночестве на берегу Волги. Не до него было родичам, не до него было близким...

"Дай мне воды", сказал Хорсу Варуна. "Я гость, ты — хозяин. Дай мне воды", — повторил он в ответ на ропот калеки. Не мог богатырь пренебречь Локоном. Воя от ярости и натуги, сполз он к реке с высокого берега, зачерпнул воды кринкой, что с прошлых дней пуста возле стояла. Сперва сам напился, потому как мучила и его жестокая мачеха-жажда, после и гостю наполнил. Что за диво? Сил будто вдвое прибавилось, ноги зашевелились...

"Выпей еще", — сказал Варуна. Выпил Хорс и понял, что может встать... Ликуя, наполнил кринку и в третий раз.

"Мне-то зачем? — спросил Варуна. — Жаждущих напои". Оглянулся Хоре и увидел огромного снежно-белого жеребца, стоящего на берегу, обочь Повелителя Вод.

Оцепенев от изумления, смотрели витязи на летящего вскачь белого всадника с развевающейся по ветру гривой солнечно-золотых волос. И вздрогнули все, и каждый понял — кончен пир! Быстрее вихря взлетел конь на гору, где высился великий Пан с колдовским посохом в могучих руках. И метнул Вел громовое заклятье в светлого богатыря, и встрепетали все, ибо каждому было ведомо — с витязями Вел волшбой не воюет.

С левого берега следил за Паном Белый Старик. Не помогло заклятье смертельное, лишь слегка отклонило пылающее копье Хорса. Вонзилось в левую ногу слепящее навершие — белый луч, и взревел от боли не ведавший язвы Пан. Кубарем скатился он по склону высокой горы, спасаясь от разящего копья, а на берегу оборотился вдруг в огромного золотого змея и скользнул в воду.

Помчался следом святой богатырь, но, едва с гор спустившись, завяз конь в земле по самое брюхо. Снова ослабил волшбу Вела Белый Старик, не дал Земле всадника поглотить. Спрыгнул с конской спины Хорс и, утопая в песке по колена, добрел до воды, ступил на ждущую ладью Варуны.

Со скоростью вихря перенеслась шнека на левый берег, но Великий Змей уже вползал в дремучие заросли. Долго длилась погоня Заступника Людей за злодеем... И вошли наконец Варуна, Хорс и Белый Старик в тайное логово Вела, заготовленное им в древние времена, и застали Пана лежащим на ложе своем в человеческом облике.

"Встань, заяц! — сказал ему Хорс. — Умри или бейся!"

"Зря надеешься, ответил Вел, повернул очи к Варуне и молвил так: — Настанет время, когда Свет Сваражни станет орудием смертных. Я дождусь этого дня, Сварог, и не только Земля станет моею".

Но перед тем, как погрузиться в чародейский сон, услышал Вел гневную речь Белого Старца:

— Будь же ты проклят, поднявший руку на Всех! Будь ты унижен зароком моим — да сгинешь, Враг, от детской руки.

Расхохотался Вел, плюнул в Старца и погрузился в волшебный сон.

Помните крепко, ведуны и волхвы, помните крепко! Ждет вас в грядущем лютая битва!"

— Ой, мама, — ахнул Ярослав, бережно касаясь алмаза кончиком пальца. — Хорошенькое же местечко вы себе выбрали для проживания! Да и меня нелегкая, видать, занесла! Зачем я здесь, Олекса?

— Долгие века тянет к себе Белес силы земные, — сказал Олекса. — Ключ, что в пещере бьет, живой водою наполнен. Нектаром, амритой — как хочешь зови. Уже близок Срок Последней Битвы. То, что ты на Острове зрил, — детский лепет в сравнении с тем, что быть может. Не одолеют люди Велеса — беда Земле. Понял?

— Более или менее...

— Велес — страшный противник. И Сварог не потерпит его потуг все на атомы разнесет.

Ярослав, клацнув зубами по краю кубка, жадно хватанул вина.

— А я-то здесь при чем? — простонал жалобно. — Ё-моё, нашли архангела!

— Пойдем, — сказал Олекса, вставая. — Покажу тебе нового Магистра. А ты, Абдаратка, сиди! Рано тебе еще!

Они вышли в коридор и свернули направо. Там — в небольшой квадратной комнатке — спал мальчик. Ярослав невольно рванулся вперед и с размаху ударился об огромный каменный гроб, поставленный поперек входа.

Из гроба донеслось глухое рычание.

— Спи, богатырь! — сказал Олекса. — Рано еще!

Мальчик спал сладко, удобно подложив под щеку тоненькие ручонки и улыбаясь невесть чему. Длинная золототканная шелковая рубаха свисала к полу от колен. Шелковые парчовые штаны, заправленные в сафьяновые сапожки, были забрызганы чем-то темным.

— Кто это? — спросил Ярослав, поглаживая крышку гранитного гроба, чтобы успокоить его свирепого постояльца. Он уже понял, кого едва не разбудил сдуру.

— Кто? — тихая любовная улыбка осветила суровый лик Олексы Поповича. — Мишенька наш... ангел из ангелов.

Честно говоря, на ангела малец походил не очень. Русая головка с растрепанными волосами целиком уместилась бы в ладонях киевского богатыря. Ручонки в свежих царапинах — боек, видать. Над бровью — ссадина. На подоле роскошной рубахи — бурое пятно.

— Шалит, что ли? — спросил Ярослав.

— Боец, — ласково прошептал Олекса. — Воин. Без страха и упрека. Вишь, улыбается — то грозные вилы напевают ему древние песни свои.

— Нда! Хорош Магистр для Круга, где Сварог — рядовой.

— Дурак ты, Яра, хотя и ведун! — хмуро бросил витязь. Это единственный, кто может убить Вела! Это — Михаил Козельский!

"Так вот ты каков, глава Злого Города! — изумился Ярослав. — Мальчонка, бросивший вызов ордам азиатской Степи".

— Почему именно его выбрали? — спросил он Олексу.

— Быстро ты забыл завет Белого Старца! — хмыкнул тот. — Ребенок раз. Дважды Медведь два. Его отца тоже Михайлой звали. Святой Михаил Черниговский. Из рода Игоря — три. В нем струится кровь угрев и русов. А главное — страха не ведает. Аб-со-лют-но! Когда мы его из горящего Козельска добывали, он как раз с татарами бился.

— Бился? — обомлел Ярослав.

Олекса немного смутился, но тут же грозно сдвинул косматые брови:

— На карачках ползая, врагу сухожилья ножом подрубал. В пять-то лет чего большего требовать? Пришлось усыплять. Семь верст от погони отбивались, пока не перебили.

Ярослав посмотрел на грозного старца, перевел взгляд на маленького героя... и понял наконец, какая нелегкая принесла его в Усыпальницу. И невольно поежился.

— Почему — я? — спросил безнадежно.

— Ты рус, сказал Олекса. В тебе бушует кровь Святохорса. Ты — Ярослав, ибо слава твоя светла. Даже я точно не знаю, но есть легенда, будто свирепство Вела идет от его отца — медведя, что девиц воровал. Твой тезка Хромой Ярослав — в былые годы справился с обрядовым воплощением Велеса, со священным Медведем. Есть, стало быть, вероятность, что не оплошаешь и ты. Какая-то сила довлеет вкруг тебя. Ты, не поддался чарам Сторожкого, а он был могучий колдун. Ты не испугался Левиафана. Даже всевластный Хозяин не имеет над тобой полного преимущества. Отчего так? Не знаю. Может, за тобой Сварог приглядывает, а может быть, Земля, из которой Велес мощь сосет ей же на гибель, на тебя ставку сделала... Не знаю, но одно могу сказать точно: если Главное Испытание выдюжишь, ждет тебя великая честь и слава, достойная имени, какое носишь.

— А проще нельзя? — хмуро поинтересовался потенциальный ставленник планеты, абсолютно не ощущая себя таковым. — Сам говоришь, что главное действующее лицо перед нами храпака задает. Так чего ж мне-то с ним тягаться?

Олекса посмотрел на него как на идиота, но ответил мягко:

— Все знают князя Игоря, это верно. А Вольху разве забыли? А Мудра — пестуна Святослава? А Добрыню?

— Думаю, Чаупья был бы гораздо уместнее...

— Это русскому-то князю? — Олекса с сомнением покачал головой. — Да ты, я гляжу, совсем спятил от страха! Вела не видавши, уже штаны замочил...

Да, волхв-богатырь был прав на все сто. Будь его воля, Ярослав сюда бы и близко не сунулся. Вся эта магия, колдовство и волхвование весьма хороши и завлекательны, когда узнаешь о них, лежа на мягком диване под ярко светящимся торшером, перелистывая совершенно безобидное "руководство по практической экстрасенсорике" или приключенческий роман. Но попробуй только окунуться в реальную запредельность! Что греха таить — не раз и не два пожалел Ярослав о том, с какой неразумной поспешностью откликнулся на Призыв. С некоторых пор он очень полюбил кошмарные сны — порождения изощренного мозга сильно уступали в омерзительности тем существам, какие в реальности попадались на каждом шагу, а безмятежные сновидения после пробуждения вызывали раздраженное разочарование.

Но, признавая правоту древнего витязя, и удивляясь собственному идиотизму, Ярослав сделал шаг вперед и, ухватив его за грудки, крепко встряхнул:

— Не забывайся, Олекса! — сказал он со свирепой злобой отчаяния. — Ты, может, и ферзь, но играю-то я! Это от меня зависит — будет ли душа твоя в царстве Сварога или по звездному ветру развеется!

Олекса легонько оттолкнул заносчивого гонца. С ощущением человека, на полной скорости влепившегося в "КамАЗ", Ярослав отлетел прямо на гроб Святохорса.

— На меня сам Володимер руки не подымал, — вежливо пояснил Попович. — А тут всякая тля кочевряжится! Таких, как ты, игроков здесь прорва перебывала. Точно не помню, сколько именно надо будет по ожерелью нашей животины пересчитать. Ты, малыш, сначала право на игру заслужи, а уж апосля величайся. Идешь, нет?

— Иду, сказал Ярослав, незаметно потирая ушибленный локоть. — Куда я денусь, такой придурок?!

Он еще раз бросил взгляд на маленького Магистра, спящего в полной пустоте охраняемой Хорсом каморки, на исполинский гроб доисторического богатыря, на розовые всполохи сияния, озарявшего их, поклонился и вышел следом за старшим волхвом.

Левый коридор привел их к большой квадратной комнате с высоким сводчатым потолком. Высота стен, с которых начиналось куполование, превышала рост молодого ведуна почти что вдвое. Густое зеленое свечение гуляло по комнате полосами. В середине зала на каменном ложе спал человек. По приглашающему жесту Поповича Ярослав подошел к порогу. Здесь — в самом сердце Усыпальницы — угроза ощущалась почти предметно. Было настолько тихо, что биение крови в висках звучало, как мерное цоканье метронома. Дыхание вырывалось с ревом медной трубы.

Олекса стоял у порога, облокотившись на сломанный посох. Потемневшие глаза былинного витязя застыли в недобром прищуре, сфокусировавшись на Спящем. Было что-то пугающее в этом молчаливом бдении, полоснувшее Ярослава острой смертной тоской.

Человек, лежавший на каменной постели, без особых затруднений выиграл бы любой конкурс на звание "Мистера"... Точно определить его рост было трудно, но перед Ярославом явно находился один из самых высоких мужчин современности. Самая титулованная баскетбольная команда планеты охотно приобрела бы подобного великана, а судя по его мощной фигуре, в стане менеджеров профессионального бокса за него началось бы настоящее побоище. Это чудо природы вольготно раскинулось на своем жестком лежбище, беззаботно закинув за Годову громадную ручищу. Одет он был в длинную белую рубаху грубого полотна, обшитую по вороту и подолу крупными самоцветами, среди которых явно преобладали яркие изумруды. Его черные кожаные штаны, заправленные в короткие белые сапожки, были пропороты чем-то острым на левом бедре у колена. Пестрый блестящий пояс при внимательном рассмотрении оказался шкурой — выползком удава солидной величины.

Лицо гиганта с прямым, изысканным в своей завершенности носом, густыми бровями и властным прорезом рта обрамляли вьющиеся пряди каштановых волос, рыжеватые борода и усы. Он вообще был волосат изрядно. Густая растительность покрывала руки и грудь, виднеющуюся в разрезе рубахи.

"Вот почему тебя Волосом звали, — подумал Ярослав, пялясь на знаменитого Пана во все глаза. — Хорош! Ничего не скажешь — хорош!"