Сказка - ложь...

— Не мы решили, а ты просила, — несколько недовольно поправил невесту Вася.

— Правильно просила, — заметил Иван. — Вокруг вас уже столько всего запутано, что этот узел мечом не разрубишь. Допустим, одолеешь ты его в честном поединке, так он вправду мстить примется, а убьешь — тебе же боком это и выйдет. Так что, спрятать вас надо?

— Нет, Ваня, — заливисто рассмеялась Варвара, — мы сюда передохнуть зашли, поскольку погоня батюшкина на Кощеевых землях ни нас не почует, ни взойти на них не сможет. Я-то здесь и то лишь потому, что с тобой мы связаны да к царю-Кощею зла не имела. И объясниться, попрощаться по-доброму. К тому же, батюшка не только меня, но и зятя при себе держать хотел! А что же это Васе тоже у меня в светелке сидеть подле подола да нитки цветные перебирать?!

Девушка даже руками в негодовании всплеснула.

— Жена за мужа выходит! А не муж, за тестюшкино кресло. Да и мама у Васи дома одна осталась, болеет... А помириться с батюшкой еще успеем, сам на наше счастье порадуется!

— Понятно, что ж, совет вам да любовь! — протянул Иван, и добавил жениху, подавая руку. — Смотри, обидишь ее — сам приду и шею сверну!

Тот понимающе усмехнулся, отвечая крепким рукопожатием.

— Может все-таки задержитесь? — предложил Ваня. — Серого бы кликнули, попросили бы — проводил бы тропами...

— Ступайте, — внезапно раздался сильный мужской голос. — я сам присмотрю.

Все трое подскочили от неожиданности и разом обернулись, — под березой чуть на пригорке стоял высокий темноволосый мужчина в черном с прозеленью, слегка насмешливо сверкая на компанию пронзительно-зелеными очами. Сколько он там уже простоял — неизвестно.

— Идите, — покровительственно повторил Кощей, — не настигнут вас, я позабочусь.

Варвара низко поклонилась и потянула жениха за руку, парень после недолгого колебания последовал ее примеру. А Иван подошел к нему и шепнул перед долгим поцелуем:

— Спасибо, невероятный ты мой...

Разумеется, Кощей не провожал молодую пару за ручку, но морок навел качественный, а еще вернее — начудил что-то пространственно-временное, поскольку, как узнал от Василисы Иван, молодые люди еще на вечерней зорьке вышли прямиком в родные для Васи места. Затем опять из виду пропали, но это наверняка чаровала уже сама Варвара.

Зато здесь всколыхнулась не только топь, но и вся округа, а для Хозяина Болот побег дочери стал серьезным ударом. Ванечка невольно попал в самый эпицентр, как-то по случайности заглянув к Яге и застав там сногсшибательную картину: под наливочки и настоечки Болотник жаловался карге за жизнь. Та невпопад чихвостила 'старого дурня', в красках описывая сомнительные 'достоинства' вытребованного им для дочери царевича, по сравнению с которым не то что мужик сиволапотный, а последнее дикое лесное страховидло покажется невиданным совершенством. Болотник кивал, плакал пьяными слезами и тут же принимался стучать по столу, хвастаясь, как приказал сего царевича красиво упаковать и обратно вероломному папеньке отослать, — пущай скажет спасибо, что не по частям и со своим сволоченком они промеж себя теперь разбираются. Большей кары выдумать он не смог.

Иван же от напавшей на него оторопи не смог вовремя сбежать. Он был замечен, цепко подхвачен под белы рученьки и усажен за стол под требования — нет, не выдать местонахождения Варвары, — а немедля сообщить в каких-таких землях делают нормальных, приличных царевичей. То есть откуда Иван родом.

— Тебе-то сейчас на что, — попыталась заступиться за парня Яга, — пень трухлявый?!

Ее высказывание спровоцировало новый виток негодования, вперемешку с воспоминаниями об их, местами общей, бурной молодости.

Пытаясь отрешиться от подробностей, которые предпочел бы никогда не слышать, и бормоча извинения, Иван по стеночке все же выбрался в сени. Парень едва успел с облегчением перевести дух, как на дворе раздался шум и конских топот.

— Да потише ты, оглашенный! Не дрова везешь! — прозвучал смутно знакомый, раздраженный женский голос. — Совсем дитё растряс, дубина!

Иван с улыбкой покачал головой, наблюдая за распекавшей возницу и еще двоих сопровождавших ее молодцев Настасьей.

— Здравствуй, Ваня, — приветливо обратилась она к нему, поднимаясь в избу. Охнула и удивленно спросила у последовавшего за ней обратно Ивана. — А с чего это они тут?.. Что стряслось-то?

— Варвара из дому с женихом сбежала, — хмыкнул развеселившийся молодой человек.

— Да ты что! Так прямо и сбежала? — изумилась Настя, продолжая механически покачивать на руках сопящий и кряхтящий сверток. — Бедовая девка, вот от кого не ожидала! Ясно, ясно...

— Вовремя ты заехала, — подколол молодую женщину Ваня.

Та лишь фыркнула небрежно, поудобнее переложила на руку ребенка, другую запуская за печь и совершенно неожиданно для парня извлекая оттуда встрепанную тощую страшненькую девчонку.

— Звать как? — командным тоном поинтересовалась Настасья.

— Аленой... — пискнула пигалица.

— О как! Ну тогда держи свою тезку да ступай, спать уложи, присмотри за ней. А здесь я сама управлюсь, неча тебе тут делать, — распорядилась Настя, снимая с рогатой кики богатый узорчатый убрус и сбрасывая следом душегрею.

— Я тоже пойду, — заметил ей в спину Иван.

— Бывай, Вань, — отмахнулась Настя, тем временем уже сдвигая заслонку и принимаясь шуровать в печи.

Последним, что услышал Иван, было как она что-то гаркнула домовому, гремя ухватом. Ему оставалось только опять покачать головой: вот уж кому замужество пошло на пользу. Настя являла собой пример уверенности, благополучия и достатка, а вот что она навещает Ягу, и они давно помирились, — он не знал.

Что-то во всей этой ситуации неприятно царапало за душу, но понять, что именно удалось не сразу, а потом словно озарило. Что Настя, что Варвара — обе девушки поставили свое счастье выше мнения семьи и старших. Не побоялись бросить все и это счастье отстаивать. Однако ни та, ни другая не собирались рвать отношения окончательно и бесповоротно, навсегда отказываясь от близких. Оставаясь при своем мнении, строя свою семью и будущее, они тем не менее не вычеркивали родных из собственной жизни, безвозвратно разрубая прежние узы.

На этом фоне сам Иван выглядел куда менее достойно, что бы там Кощей не говорил о чистоте его сердца. Он ведь попросту забыл о своей семье. Нет, понятно, что вначале существовала определенная опасность со стороны Моревны, и нельзя было бросать беспомощного бессознательного человека, а затем он — влюбился... и все прочее отошло на второй план. Да, у него не было и тени сомнений относительно того, где и с кем ему быть. Но... Он действительно даже не вспоминал о родителях, о братьях очень и очень давно, а ведь они наверняка волновались и переживали о нем! Еще бы, не имея ни одной весточки.

Вот и получается, что это он — Иван-родства-не помнящий, и ничего хорошего в этом нет. Стыдно очень!

И Ваня, скрепя сердце, решился на очень нелегкий для себя шаг.

* * *

Новость была из тех, что вышибают дух вернее любого удара, как еще лицо удержать сумел! Не иначе оттого, что все внутри мгновенно заледенело и пришлось затратить значительные усилия на то, чтобы просто перевести дыхание. Потому как на этот раз отъезд не был гипотетическим предположением, нет, это было четко высказанное намерение. И чтобы не столько осознать, сколько принять его, — пришлось приложить некоторые старания...

К тому же, несмотря на весьма решительный настрой, Иван то и дело виновато отводил глаза, что так же дало возможность взять себя в руки и хотя бы внешне сохранить выдержку и непринужденный вид.

— Хорошо, Ваня, я понимаю, — абсолютно спокойным, нейтральным тоном согласился Кощей. — Собирайся, конечно.

— Кос!.. — дернулся к нему расстроенный молодой человек.

— Что ты, Ваня, — с улыбкой остановил его чародей и уже с большим нажимом повторил. — Я понимаю, иди...

Иван замешкался, пристально вглядываясь в лицо мужчины, но потом молча кивнул и наконец вышел. Только тогда Кощей позволил себе прикрыть веки, обессиленно откидываясь на спинку кресла.

Что еще он мог бы сказать?! В какой-то мере, умом, он действительно понимал Ванины порывы. Тот был глубоко привязан к тем, кого считал близкими, а о семье сохранил только самые лучшие воспоминания, судя по его рассказам... И наверняка они того и заслужили, будучи людьми самого замечательного склада: вон, какого парня вырастили!

А ведь за столько-то лет, они, не менее верно, его уж похоронили и оплакать успели. Да, несправедливо...

И почему Ваня вдруг спохватился тоже понятно. Выпорхнув из родительского гнезда, он окунулся в совсем другую жизнь, в которой замысловато мешается свобода и ответственность. Свобода решения, — так сказать будет точнее. Поэтому и дальше поступал в своем характере, ни разу не ошибся, а сейчас никакого немощного на его руках нет. Как впрочем, и опасности поблизости, да и любовные перипетии, должно быть, потеряли свою остроту...

Это... это объяснимо, логично, и даже вполне предсказуемо. Как и то, почему Иван не заикнулся о том, чтобы предстать перед родней вместе со своим избранником. Зачем же? Затем, чтобы половина заикаться стала, а вторая за любое близлежащее оружие похваталась? А дальше что? То-то!

А если его всерьез хлебом-солью примут? Сколько сопредельных и близлежащих владык задумаются, какие-такие дела могут быть у государя с самим Кощеем, что того вдруг так ласково привечают? Там, за Гранью, его покровительство может послужить весьма скверную службу и гарантированно испортить жизнь, никуда от этого не денешься.

Да и негоже это, — неволить того, кого любишь! Не в спальне же ему Ваню запирать да на цепь сажать, — мужчину передернуло, — а отговаривать не то чтобы нечем, но... рано или поздно, он поймет про уловки, причем скорее рано, чем поздно, поскольку оба всегда предпочитали прямоту, пусть и в меру своего опыта. А вот простит ли — другой вопрос!

Он бы сам никогда не простил такого. И — обидеть, оскорбить Ваню недоверием, шантажом и унижением хоть самого сладкого плена? Да за что еще, — что с родителями увидеться захотел?! Тем более, что они ведь тоже не бессмертные...

Нет, все это Кощей понимал прекрасно. Поэтому приложил все старания чтобы привести себя внешне в соответствие этому внутреннему пониманию. И потом, что он честно мог возразить против? Что не согласен расставаться даже на лишний денек? Что сердце неспокойно и мечется будто зверь в капкане?!

Так уж кто-кто, а Ваня в этом виноват меньше всего! Или наоборот — именно он и виноват в том, что не возразить ему, ни приказать не можешь... Ванечка.

— Ванечка, ты так споро собрался? — чуть приподнял брови чародей, оглядывая две невеликие переметные сумы, да еще одну заплечную, для трав и снадобий.

'И опять ты прав, Ваня, зачем же растягивать прощание! Иначе я все же не выдержу и запру тебя на все возможные и невозможные замки!'

Иван исступленно целовал своего любимого, жарко твердя:

— Прости... прости!

Кощей высвободился из стискивающих его до боли рук и протянул резную шкатулку:

— Возьми. Как распорядиться — сам решишь.

Иван на миг приоткрыл ее и тут же захлопнул, принявшись вновь целовать. Зарылся пальцами в волосы, словно стараясь прижаться как можно полнее, крепче, впитать в себя целиком:

— Прости, Кос... Проводишь?

— Присмотрю, — глухо отозвался Кощей.

Вопреки собственным словам, чародей не только помог удачно добраться до границы, но и действительно немного проводил Ваню, пусть и в птичьем облике, не выдавая своего присутствия... Возвращаться домой не хотелось от слова 'совсем': несмотря на то, что вокруг звенела и бушевала поздняя весна, замок казался остывшим, выстуженным, как очаг, в котором долгое время некому было развести огонь. Тишина ощутимо давила на плечи, хотя их совместную с Иваном жизнь трудно назвать шумной и бурной, а одинокий ужин показался вполовину менее привлекательным и был отвергнут. Мысли текли вяло и нехотя, большей частью пребывая далеко отсюда. Холодная и пустая постель безмерно раздражала одним своим видом, а ночная безмятежность буквально душила.

Иван никогда не сидел в четырех стенах как на привязи, у ног чародея, отлучался по делу или к друзьям довольно часто. Но теперь его отсутствие ощущалось по-особенному пронзительно, пронизывающе-остро, терзающе. Отчаянная тоска удавкой прочно перехватывала горло, вытягивала жилы заставляя сейчас, когда больше не нужно было хранить лицо, сбиваться дыхание и до боли стискивать побелевшие пальцы.

Сделав над собою усилие, Кошей устало потер виски, некоторое время посидел, любуясь на успокаивающее хрустальное сияние цветка в нише, и хорошенько себя встряхнул. Право слово, никакой катастрофы ведь не случилось! Ваня вернется, конечно! Пускай не так скоро, как хотелось бы, — не на один же день поехал, да и дорога занимает время, — однако радоваться следует уже ожиданию радости. Куда страшнее, когда ждать нечего.

А утро вечера мудренее. На свежую голову в нее заглянула весьма интересная и свежая идея. Корабль, какого еще не было. Во-первых, самоходный, независящий от ветра и волн, во-вторых, неуязвимый для них же и не только, а в-третьих с определенным комфортом и удобствами. Воплощение такой идеи требовало точных и кропотливых расчетов, не говоря уж об исполнении, так что маяться от скуки и безделья просто не получится. И это без учета того, что построить корабль в натуральную величину невозможно в одиночку, и негде поблизости от замка. В связи с чем Кощей рассматривал возможность создания уменьшенной модели и чар, которые при соприкосновении с морской поверхностью активировались бы, доводя корабль до нужного размера, а затем и формулы их отмены.

Зачем ему было все это нужно? Разумеется, в первую очередь чтобы отвлечься, занять себя чем-нибудь таким, что потребовало бы глубокой сосредоточенности, не оставляя возможности растекаться в пустых переживаниях и страхах. И потом, почему бы и нет? Уезжая из дома впервые, Ваня мечтал посмотреть свет, он тоже не обязан сиднем сидеть в замке, а мир не стоит на месте. Выбраться вместе в недолгое путешествие стало бы способом разнообразить времяпрепровождение не только приятно, но полезно и познавательно. Ване точно понравится, да и чародею не помешало бы вспомнить, что земные пределы не заканчиваются за порогом, которым он от всего отгородился.

И Кощей с головой погрузился в работу, упорно заставляя себя думать только о том, как удивится и обрадуется такому сюрпризу его любимый царевич. Тоска в душе никуда не ушла, оседая на дне тяжелым и мутным осадком, но до поры удавалось не впадать окончательно в печаль и уныние.

Нежданно-негаданно заглянула Василиса, удивленная куда это вдруг запропал Ваня. Поговорить с ней оказалось неожиданно приятно, Кощей отдарился довольно интересной книгой, бесконечно смутив девушку. Хотел было спросить про ее зеркальца и блюдечки, но не стал — к чему себя растравливать, ведь они могут лишь подглядеть и показать, а вот даже поговорить уже не получится. Зато сделал себе мысленную заметку подумать и о подобных чарах — насколько было бы легче, существуй способ хоть словом перемолвится на расстоянии!