Полудемон. Король. Алекс

— Не называй меня так!

Я смотрю с удивлением. И — жалостью.

Карли уже не выглядит той прежней счастливой девочкой. Глаза запали, губы обметало, руки стиснуты перед грудью... нет, я не могу назвать ее счастливой и спокойной. Но что ей нужно от меня?

Это выясняется сразу же.

— Алекс, я была такой дурой!

Да неужели?

— Я думала, Дион меня любит.

— разве нет?

Если он с ней непочтителен — я ему что-нибудь оторву. Болезненно. Предупреждал ведь.

— Он... иногда он так смотрит на меня...

— только смотрит?

— Да. Как хищник на кролика. И почти не замечает меня. Я... я словно одна. Совсем одна.

Я пожимаю плечами.

— Может, это временное охлаждение? Бывает...

— он даже нашему ребенку не обрадовался! Словно это щенок какой-то!

— Что тебе от меня нужно, Карли?

И она хватает меня за руку. Сильно.

— Алекс! Помоги мне!

— Как?

Заминка.

— отправляйтесь к своему мужу, виконтесса. Вы сами его выбрали.

— Я не знала... Алекс, ты ведь любишь меня!

— Любил.

— Нет! Ты и сейчас меня любишь! Я вижу!

Плохо. Надо поработать над мимикой.

Но видимо, что-то Карли видит и сейчас, потому что пальцы сжимаются еще сильнее.

— Любишь. Я знаю... — и голос довольный. — Зачем тебе жениться на этой кукле?

— Ради наследника, — спокойно объясняю я. — и хорошего приданного.

Хотя бы второго.

— Ты мог жениться на мне.

— Вы замужем, виконтесса.

— Это поправимо!

И я думал, что я циничен? Кого же я любил? Если беременная женщина, глядя мне в глаза, предлагает убить отца ее ребенка — и жениться на ней!?

Разумеется, ее первый ребенок будет признан наследником виконта. Но второй точно будет мой! И третий! И вообще — любовь и верность!

Наверное, я просто немею в ужасе. Кого я любил? Кого!?

Карли принимает это за согласие и развивает тему! Ну да. Можно и отца виконта убить! А Лавиния... а что с ней?

Уедет домой!

Позор?

Пффф!

Она же теваррка! Какая ерунда!

Наконец я стряхиваю оцепенение...

Поднимаюсь, беру Карли за руку — и вытаскиваю из комнаты.

— Виконтесса... Я больше не хочу вас видеть. Никогда.

Она пытается что-то еще сказать, но я захлопываю дверь и не реагирую на стук. А шуметь она не рискует. Привлечет внимание — и как оправдаться перед мужем?

Да тут стоит пожалеть мужа!

Кого я любил?!

Боги, что бы я мог с собой сделать? Что я мог бы сделать с королевством?

Карли, Карли...

Остаток ночи я провожу на балконе. Щеки горят, сердце колотится, к горлу подкатывает тошнота...

Моя любовь.

Моя боль...

Карли...

* * *

Все были заняты. Они готовились к свадьбе.

Я тоже был занят. Я удрал на два дня из столицы — догонять риолонского посла.

А то как же!

Когда привезли гроб с телом — дядюшка взбеленился. Послушно подставил уши под лапшу — и объявил риолонцам войну. Посол выслушал его, попытался оправдаться, получил прицельно вазой, успел увернуться и удрал.

И правильно сделал.

В гневе Рудольф мог его и мечом навернуть.

Я догнал 'риолонских подлецов' в двух днях пути от столицы. Коня едва не загнал, но дело того стоило! Одни глаза риолонского посла, когда он меня увидел, окупили мне все страдания, в том числе и стертую о седло задницу.

Большие, круглые...

Не долго думая, я кинул поводья коня слуге и плюхнулся у костра.

— Я по делу. Или вы сначала на меня выплеснете все то, что дядюшке не досталось?

Посол сыграл в окуня. Открывал и закрывал глаза, хлопал жабрами... я терпеливо ждал, пока он пройдет тяжкий путь эволюции. Но наконец мужчина пришел в себя.

— Не ожидал вас увидеть, принц Алекс.

— Ну, вы и выходки дяди не ожидали, — заметил я, светски улыбаясь и прицеливаясь к аппетитно пахнущей палочке шашлыка. Посол помрачнел.

— Вы правы...

— и сейчас я расскажу вам кое-что интересное. О том, кто убил моего двоюродного братца и зачем. А еще — о моем браке...

Разумеется, всей правды я не раскрыл. Сказал просто, что письмо было адресовано принцу — к принцу оно и попало. Только не к тому.

А там уж теваррцы воспользовались ситуацией.

Есть ли у меня доказательства?

Да, вот собственноручное признание убийцы. Да не того убогого, а настоящего. Который готов точно показать и где ждал, и как убивал и даже кого хотел убить. Так что меня вовсе не устраивает воевать с Риолоном. Мы этой войны не выдержим, к тому же и Теварр ударит нам в спину...

Кто бы не ударил?

Посол слушал внимательно.

— А чего вы хотите, ваше высочество? И что предлагаете?

— Мирный договор — однозначно. И — часть Теварра.

— то есть?

— дядя все равно помчится воевать. А я постараюсь сделать так, чтобы теваррцы выставили и свои войска. Куда они денутся! И вот когда они нападут на вас, мы ударим им в тыл! А потом пойдем прямым маршем на Теварр...

— интересное предложение, ваше высочество...

— Пока я не могу вам предоставить многого. Но вы перескажите мои слова королю, ладно?

— Это я вам обещаю.

— Отлично. Я вам еще напишу. Как-то можно будет переслать письмо?

Посол подумал — и сдал одного из своих шпионов.

— Через лавку сладостей на улице Дроздов. Скажете кондитеру — такой рыжий, усатый, что дрозды сегодня особенно зеленые — и отдадите письмо. Он поймет.

Я кивнул.

Скажу. И перешлю.

Не стоило недооценивать моих родственников. Если они смогут меня уничтожить — они это сделают. Значит, я должен нанести удар первым.

И я его нанесу.

* * *

Карли я приказал к себе больше не пускать.

Никогда.

Сыт по горло.

Да, может, как меня упрекал Том, я и сам виноват. Бросил ее одну, не остерег, не предупредил... а может, не виноват?

Я же не буду рядом с ней всю жизнь?

Я не смогу убрать с ее дороги все камни. Не смогу всегда вытирать ей нос, предостерегать и беречь. Я уехал ненадолго, а она уже поддалась на приворот. И кстати — любой приворот работает только до любви. На чем всегда прокалываются маги и ведьмы?

Да на ней, родимой!

Если человек кого-то искренне любит — его не приворожить. Можно хоть упоить его приворотными, хоть искупать в них...

Все до первого взгляда, до первого воспоминания о любимом.

Так что же больше любила Карли?

Меня? Мой титул? Блеск двора?

Плевать!

От меня она ничего не получит.

Даже приглашения на свадьбу.

Хотя она там все равно была. Явно Абигейл подсуропила. Но я старался не смотреть на рыжие кудри. Я смотрел на невесту.

А хороша...

Знаю, что вампирша, вижу ее истинный облик — и все же аж дыхание захватывает! Белая фата, кружевные цветы на золотых волосах, высокая грудь... и соблазн, такой дикий соблазн в каждом движении, что пробирало всех. Даже святого холопа, слишком уж подозрительно он мантию вперед оттягивал. И ведь знает об этом... с-сучка.

— Согласна ли ты, дочь Света...

— Согласен ли ты, сын Света...

Особенно пикантно это звучит, при венчании полудемона с полувампиршей.

Потом было пиршество, потом нас проводили в опочивальню — и под похабные шуточки оставили одних.

Лавиния посмотрела на меня.

— и что теперь?

— лично я собираюсь спать. Ты — как хочешь.

— А...

Я пожал плечами, достал из кармана фляжку с куриной кровью и вылил часть на простыню.

— Вот так. Ты была честной девушкой.

— Н-но...

Я уже не обращал внимания на вампиршу. Стянул с себя все, кроме нижнего белья и завалился на простыни. Хорошо....

Кажется, она что-то там шипела и ворчала, но я был спокоен. Не полезет. Только не сегодня, когда дворец пирует, за дверями спальни куча людей, а наутро мы еще и простыню предъявить должны, с кровавым пятном. Какие там покушения!

Выспаться бы!

* * *

Проснулся я утром, от аккуратного прикосновения к моей... анатомии.

Лавиния явно хотела заключения брака. Пришлось оторвать от себя шаловливую ладошку и коротко объяснить.

— Клыки вырву.

Вампирша зашипела, но я был непреклонен.

— Посидишь пока на голодном пайке, а там посмотрим.

— а как же дети.

— От тебя?!

Не поймите меня превратно. Я готов был иметь детей от Карли, да и в принципе, женись я на оьбычной нормальной девушке — я бы не возражал.

Но смешивать свою кровь с полувампиршей?

Вампиры — это низшие демоны. Золотари и мусорщики демонического мира. Дешевка.

Дрянь.

А я — потомок Аргадона! Вы ж не будете скрещивать рысака и ишака? Особенно для получения лошадки-кровопийцы? Оно мне надо — ребенок, который будет пить кровь из подданных в буквальном смысле? И в переносном-то не стоит!

Да даже не в этом дело. Я сейчас не могу иметь детей. Они ведь будут использоваться, чтобы меня шантажировать, подставлять, или вообще — нет Алекса — есть его наследник! И любящая мамочка!

Ура!

— Естественно, — Лавиния выглядела воплощенной невинностью. Только глаза зло горели. — или ты хочешь...?

— не хочу. Но детей мы пока заводить не будем.

— почему?!

— Потому что слишком велико искушение и для тебя и для твоих хозяев, — коротко ответил я.

Лавиния надула губки.

— Учти, если муж не обращает на жену внимания, та может и поискать его на стороне...

— На костре, например. Если твоя иллюзия спадет где-нибудь на балу, ты там и окажешься. А я буду в первых рядах горевать о своей загубленной душе.

— Ненавижу!!!

— Это — сколько угодно!

— Тварь!

Лавиния, выставив пальцы, наподобие когтей, собирается вцепиться мне в лицо, но куда там! Я легко отбросил женщину на пол, а потом, с кровати, зацепил за волосы и приподнял к своему лицу.

— Запомни, тварь. Оскалишь на меня зубы — получишь плетей. Посмеешь сказать хоть одно лишнее слово — получишь плетей. Не будешь меня слушаться — тоже получишь плетей. Серебряных. Более того — иногда ты просто так будешь получать плетей. Чтобы ты не забыла, кто из нас маг, а кто — нечисть. Ты что — думаешь, я на твои прелести поведусь?...

Стук в дверь оборвал содержательный диалог. Пришли за простыней.

Ур-роды!

* * *

'Наслаждаться' семейным счастьем мне выпало ровно три дня.

Потом дядюшка объявил войну Риолону. И вызвал меня к себе.

— Алекс, раз уж ты не смог уберечь моего сына...

Я ожидаемо тяжко вздохнул. Не смог. Потому как и не старался. Но горюю!

— я доверяю тебе армию. Надеюсь, ты меня не подведешь.

Ага. Сделаешь Лавинии ребенка и быстро сдохнешь. Не дождетесь. Но армию я принял. И — взвыл. Аккурат на первом смотре, когда увидел дыры на сапогах солдата в строю. И это — впереди. У стоящих сзади были не дыры в сапогах, а скорее пара кожаных заплат на дырах. Генерал попытался мне что-то вякнуть на эту тему, мол, им не сапогами воевать — и ожидаемо попал под раздачу. По моему приказу нашли веревку, наклонили березку... ну и — понеслась душа к небу.

В первый день были повешены четыре генерала и пятнадцать полковников.

Во второй — шестнадцать интендантов.

В третий я с удовольствием обнаружил на солдатах новые сапоги и понял, что урок пошел впрок. И задумался, кого надо повесить из придворных. Выходило так, что почти всех.

Абигейл вопила. Двое из повешенных генералов приходились ей дальней родней. Так что...

Да как я мог! Как у меня совести-то хватило! Почему я не посоветовался! И что это за конфискация имущества в армейскую казну!? Пач-чему не в государственную?!

Я отбивался всеми конечностями.

А как быть?

Армии воевать, тяжко трудиться, работать... они босиком должны в поход идти? И риолонцев шапками закидывать? Так давайте и шапки отберем! Пусть пайками швыряются! Благо, армейский сухарь ни надкусить, ни разжевать нельзя!

Аргументом послужил тот самый сухарь, подсунутый под нос дядюшке. Ей-ей, можно было бы сказать, что у него токсикоз, так быстро Рудольф освободился от обеда. А что тут такого страшного?

Подумаешь, червячки беловатые ползают по галете, опарыши называются...

Солдаты это едят. А вашему величеству я даже понюхать не предлагаю!

Оценил и заткнулся. Мгновенно, как выключили. То-то же...

Я предложил показать сухарик тетушке, но дядя не согласился. Нельзя-с. Абигейл беременна! Ага, аж два раза! На всякий случай я даже Лавиинию спросил — но нет! Вампирша точно знала, что Абигейл не в тягости. Откуда?

Ну, запах крови вампиры могут почувствовать, как ни маскируй духами. А женщины в определенные периоды... доказывают, что не беременны.

Отсюда простой вывод — Абигейл действительно задумала подмену. Прикажет принести ей ребенка — и скажет, что сама родила.

Тут я ничего не могу сделать. Но и время ей давать я не собирался.

* * *

— Вернись с победой, Алекс.

— Я верю в тебя!

— Ура Александру Раденору!

Крики, цветы, песни рогов и труб. Войско выступило в поход к границам Риолона. Туда же двигались и теваррцы. А мне предстояло...

Мне предстояло пройти по самому краю.

Дядя уже отправил письмо королю Риолона. Ответа пока не получили, но в результате я не сомневался. Его письмо было ультиматумом войны, полным гневных упреков и обвинений. Рудольф даже не усомнился в словах теваррцев. Хотя в этом был виноват и я.

С другой стороны, что я мог сделать?

Убеждать его в своей правоте? Чтобы и меня подставили?

Томми рвался со мной, и в этот раз я согласился. Кто-то должен прикрывать мне спину. Рене же пришлось оставить дома, на хозяйстве, с большой просьбой приглядеть за Лавинией.

Я был уверен, что вампирша, оставшись без хозяйской плетки, обязательно куда-то влезет. Просто зачем мне выяснять подробности самостоятельно? Спрошу потом Рене. Да и за Абигейл приглядывать было необходимо.

Я в придворной жизни разбирался со скрипом. Томми — вообще в ней не разбирался. Рене же, будучи сыном дома Моринаров, да еще и живя в опале, чувствовал себя в интригах, как рыба в воде, иначе было просто не выжить. И у меня все чаще появлялась мысль, что лучшего канцлера мне просто не найти. Да, со временем, сейчас Рене еще молод. Но и я не стар, так что — справимся.

Войско идет по дорогам страны. Сменяются села, города...

Я упорно коплю силы. Что-то подсказывает мне, что на этой войне без некромантии не обойдется.

Место встречи было назначено очень удачно. Неподалеку от схода трех границ, уже на территории Риолона. Неподалеку от деревеньки Грибовки. Кто будем там первым?

Не я. Это точно. Сначала на территорию Риолона вторгнется Микаэль — и я узнаю об этом.

Откуда?

Где есть жизнь — есть и смерть. Я некромант и призраки шепчут мне. Ветер приносит их голоса — и мертвые говорят, что армия Теварра вышла. И медленно идет по направлению к месту встречи.

Я тоже не тороплюсь — и армия прославляет меня.

Я стараюсь, чтобы у солдат было все необходимое, не позволяю грабить крестьян и насиловать крестьянок, стараюсь сдерживать аристократов, которых дядя навязал мне в сопровождение.

Также я не останавливаюсь на ночлег в деревнях и замках. Хотя их хозяева и приглашают. Но мне это не нужно. А после того, как граф Шартрез, который решился нарушить мой приказ, повисает в петле, меня начинают бояться.