Вера с ними не ездила.
-Жарко, да и была я там, и места для меня как раз няма.
Впечатлений и положительных эмоций хватало, Вера только постоянно напоминала Антону, чтобы присматривал за Наткой.
-Верунь, я не просто присматриваю, я трясусь над каждым её шагом, ты даже не представляешь, что для меня это значит — через семь месяцев у меня будет малышок! Я и мечтать не мечтал о таком, это ты нашептала, тогда, когда пошла матрешек покупать.
-Аа, ну да, я тебе так и сказала — езжайте ребенка делать, не проводите зря время! — засмеялась Вера.
А Санек до дрожжи в коленках ждал вердикта — заключения. Все три Платона, Леся, тёща — все стояли и ждали, что решит высокая комиссия... Поскольку случай был неординарный, собрали комиссию, пригласили всех Платонов, директоров детдомов, даже Козлова. Первым зашел Козлов, потом позвали Санька. Тот вздохнул, Леся его перекрестила, и пошел он на расправу...
Сидевшие сбоку обе директрисы ободряюще ему улыбнулись, а для него наступил, пожалуй, самый трудный момент в жизни, ему реально было страшно. Страшнее, чем на зоне, когда он один против пятерых стоял, и чем в Домодедове, когда Лерку надо было спасать. Спрашивали его обо всем, даже всякие мелочи, Сашка обстоятельно отвечал, а вот когда какая-то тетка ехидно так спросила:
-А почему Вы так рветесь сестер забрать, не из-за денег ли, что платит за детей государство?
И вот тут Санёк не выдержал:
-Я... мне сложно удержаться, и не сказать неприятности... но я же не чужих детей к себе стараюсь взять, а своих родных, я же им с малолетства за двух родителей был, ну оступился тогда — мелкие, извините, жрать постоянно хотели, а кроме меня и второго брата, Андрея, кому они нужны были? Отец где-то периодами работал, до запоя, вот и не лишали родительских прав, а про Татьяну Васильевну ничего сказать не могу — она только и способна была — рожать. Олюшку в больнице ни разу не навестила, она совсем слабенькая народилась, не ходила долго, думаете, хоть раз та... как бы мать, задумалась? Да и когда ей было, с утра опохмел, и весь день, спит-орет-бьет нас и пьет. Это потом уже, когда мне десять сравнялось, она при мне никого не трогала. Да чё говорить, — махнул рукой Санек, — вон Елена Викторовна подтвердит, какая была Света, когда мы пришли в первый раз, после больницы к ней.
Директриса кивнула.
-Я уже про это говорила.
-А Олюшка столько лет меня ждала, она у нас как котишка, ласковая, давно бы уже в семье жила какой. Если бы я был гад какой, разве она бы так всегда отказывалась от приемной семьи? Нет у меня слов, чтобы как-то доказать, что они мне, нам нужны, вон, братья подтвердят, а я очень прошу поверить, даже не мне, а всем нам!
-Садитесь, Александр.
Потом спрашивали ребят, Лесю, тещу... Платон все ниже опускал голову, ему было совсем невмоготу, как потом смотреть в глаза сестричкам, он не представлял... Его трясло и колотило, и он не сразу понял, чего все оживились?
-Леся с тещей плачут — значит, труба... — растерянно и совсем падая духом, понял Платон...
А когда его стал тормошить Козлов, он очнулся... а тот обнимал его и твердил:
-Ну, Сашка, не подведи!!
-Это чё? — как какой-то тормоз, громко спросил Санек, — сестричек нам отдают??
-Да!! — заорал сбоку молчун Леха.
Санек повернулся к комиссии:
-Чё, правда? И я могу сестричек забрать домой?
-Да! — кивнула та, ехидная. — Но учтите, будем постоянно проверять вас.
— Да хоть каждый день приходите, правда, на выходные мы к тёще уезжаем, а так — пожалуйста! — Сашка такими благодарными глазами глядел на всех, что было понятно и без слов — он в лепешку разобьется.
-Спасибо вам! — прокашлявшись сказал он. — От всех моих братиков и сестричек, спасибо! Я не знаю, что ещё можно сказать!
Братья тоже чего-то говорили, Сашка не вникал, у него внутри распускался какой-то нестерпимо горячий комок, спазмы в горле мешали говорить, кароче, было охренительно. Потом, когда он немного очухался, сказал всем:
-Я как самый большой приз выиграл!
Видя его ошарашенность, тетки из комиссии что-то говорили тоже растерянному, но чё-то соображающему Андрюхе и тещё.
А Санек крепко обнял свою плачущую жену и молчал — стыдно же ещё и ему зарыдать, мужик ведь.
-Стал теперь ты, Санек, многобабный, малинник сплошь, — подвел итог простой, как валенок, Бирюк.
-Но-но, я попрошу! — засмеялась Олеся, а Платон был весь день как пришибленный... чёт ничего его не трогало, видать, так много сил ушло на всю эту канцелярщину... оттаял только, когда поговорил с мелкими своими.
Олюшка и плакала, и смеялась одновременно:
-Саша, Саша... я через два дня буду дома жить, Саша — ты у нас самый лучший на свете!
А Светка только всхлипывала:
-Я... я...
Санек собрался:
-Ну и чего рыдаем? Барахлишко свое вон собирай, хотя, если честно, ты лучше все там оставляй, ну его, детдомовское, есть дома, чё одеть-обуть, да и у меня первая получка намечается...
-Я... я... давно уже все собрала, — уже не так всхлипывала Светка, — сейчас переберу ещё раз, и правда, ну их, детдомовские вещи..
-Ну вот, значит, через два дня как будут готовы документы, будете Платошки жить у Платона..
-Андрюх, а в воскресенье давай к Маринке махнем, чтобы уж наверняка?
-Ладно, мелкие все равно в деревне останутся — теперь можно, да и они у нас послушные, баб Нину точно огорчать не будут.
Надо было видеть, как бежали обе сестрички к воротам, едва завидев старенький жигуль Бирюка — Андрюха-то на работе, а Сашка-Бирюк только завтра выходил на смену.
Обе держались за братикову широкую ладонь и чуть ли не приплясывали от нетерпения поскорее уехать. Саньку надавали кучу бумаг, особенно психологи старались, весь персонал провожал девчонок, а остававшиеся там ребятишки грустно смотрели вслед девчонкам. И опять вспомнил Санек своих родителей:
-Эх, дебилы! Ну, да чё теперь об этом — сестрички при мне, а я их точно не брошу!
И, забегая вперед — был Саша, Саня Платонов у Олюшки и Светки самым высшим авторитетом всю жизнь, его слово было для девчонок самым весомым.
К Маринке ехать с ними увязался Бирюк.
-О, явились! — встретила их с нескрываемым пренебрежением высокая, стройная, симпатичная девушка.
Санек поздоровался и удивился вслух:
-Какая ты стала, не узнал бы вовсе!
-Ещё бы, я, в отличие от вас, под копирку деланных, пошла в бабушку по матери.
-Марина, вы бы с братьями, вон, в скверике поговорили, здесь-то не дадут любопытные, — сказала дежурная воспитательница. Вышли, и вежливая девушка мгновенно куда-то пропала.
-Не узнал, говоришь, а не надо было почти на семь лет пропадать! Явился, вот, счастье какое, и этого с собой приволок! — она кивнула на Андрея.
-Думаешь, я забыла, как ты меня заставлял стиркой заниматься?
Андрей ухмыльнулся:
-Ну, ты не мелкая, как Светка была, ничего, не убыло же с тебя.
Маринка передернулась и наехала на Санька:
-Что, не знал, добытчик несчастный, думал, я так сильно горю желанием за всеми вами стирать и сопли всякие подтирать? Да чтобы ты знал, меня всегда тошнило от ваших сю-сю с этой уродиной, Лёлечкой, и этой драчливой, вечно ободранной и вредной — Светулей... Да если бы не ты, братец старший, нас бы намного раньше в детский дом отправили, здесь хоть всегда пожрать есть, стирать ни за кем не надо и обноски не носить.
-Но я же хотел, как лучше... — проговорил сильно удивленный Санек.
-Кому лучше? Мне? Ему? Этим сопливым? Да я только здесь спать спокойно стала — никто не заставлял стирать, мыть посуду, убираться в вонючей квартире.
-Ну хоть не ври, — спокойно заметил Андрей, — стирала — да, я заставлял, чтобы Саньке хоть немного передыху было, посуду мы все мыли сразу за собой, а убираться... так кроме Санька никто это и не делал, он нас каждую субботу из дома выгонял, когда убирался.
Марина не смутилась:
-Вот чего вы сейчас приперлись, думаете, я... ах, и растаю? Да не нужны вы мне, никто! Я вашему ненаглядному Лешке ещё когда это сказала!
-Не, ну должен же я свою сестру навестить, посмотреть.
-Навестил, посмотрел? Мне твои эти сказки о родственных чувствах говорить не надо, нет у меня их, нету! Как говорила, просила мамку, не рожай больше, нас и так четверо, хватит — так нет, сначала эту уро... — она поперхнулась, увидев угрожающее движение Андрея, — эту вашу Лелечку, потом Светку. Как сначала говорила: — "доченька моя, единственная", а потом... ненавижу вас... за все, за то, что вас так много, за то, что вечно голодная ходила, а тебя, — она повернулась к Сашке, — особенно. Ты же никогда мне хоть чуть-чуть чего-то сладкого не дал побольше, все этим сопливым!
Она выговаривала Сашку все свои обиды, забывая, что он-то как раз и был постоянно самым голодным, стараясь подкормить своих младших. Платон сначала опешил и растерялся от такого наезда, а потом, чем больше распалялась и начинала повышать голос эта такая симпатичная с виду девчонка, тем больше в её поведении появлялось знакомых интонаций... уж кто-кто, а Санек, по-старшинству их наслушался, ой, сколько.
— И чего вы хотите от меня? Я без вас в институт поступила, и без вас, дебилов, проживу, у вас у всех одна дорога впереди — пьянство и куча грязных сопливых детей. Что вы ещё можете? Вон, ваш хваленый Лешка, еле-еле на тройки учился, ты сидел, наследственность уже проявилась... Нет у меня никакой родни и не будет! А ты, — она ткнула пальцем в Санька. — Ты..
Санек вздохнул:
-Хорош базарить! — и столько силы было в его негромком голосе, что Маринка поперхнулась... -Я рад, что тебя увидел, рад, что ты поступила учиться, рад, что ты внешне не такая, как мы, не под копирку, теперь моя душа спокойна. А ты, — он внимательно-внимательно осмотрел её с головы до ног,-внешне, да, совсем не наша, но внутренне — чистая Танька-алкашка. Я её больше всех помню, она так же сама себя заводила с полоборота и лила грязь, у неё как и у тебя — все всегда были виноваты. Так что из нас шестерых, оказывается, ты больше всех похожа на Таньку. Лешка и Олюшка только лицом с ней схожи, а ты внутри. И нутро у тебя, как и у Таньки — гнилое. Ты не Платонова, ты чистая Танька Ершова! Ты сказала — мы услышали! Бывай! Успехов тебе!
Санек повернулся и пошел, Андрей за ним, а разозленная донельзя Маринка заорала вслед:
-И Бирюк твой — такой же козел!
Санек приостановился, полуобернувшись:
-А Бирюк здесь с какого боку?
-А с такого, постоянно возился с этой уродиной, жениться обещал. А я как бы и не существую.
-Тебе лет сколько, ты чё такую пургу несешь? А уродина, как ты её упорно называешь, такая красоточка стала — закачаешься! Пошли, Андрюха!
Платоны садились в машину, а Маринка все ещё истерично орала, чтобы больше не приезжали, что она их видеть не может...
-Бирюк, порули немного, дай нам в себя прийти. — Санек потер лицо руками. — Да-а, как с Танькой пообщался.
-С какой Танькой? — выруливая на шоссе, поинтересовался Бирюк.
-Да какой-какой, маманькой моей, незабвенной. -Чё, так похожа? Вроде издаля ничё деваха. Красивая, и...
— А ты вообще молчи, тоже виноват...
-А я-то с какого? — опешил Бирюк.
-А с такого — жениться на Олюшке обещал, а Маринке не предлагал.
-Э-э-э, вы че, пацаны?
А пацаны враз дружно захохотали, они долго не могли успокоиться, глядя на очумелого Бирюка, опять заходились в хохоте. Отсмеявшись, Санек сказал:
— Извини, это нервное! Печально, но не хочет она нас знать — так тому и быть.
 
ГЛАВА 13.
Пока ехали, Санек упорно думал, говорить про сестру остальным или нет, а потом как-то враз повеселел:
-А чё думать, мы ж договорились ничего не скрывать. Я же не буду как Танька, тьфу, -Маринка, дерьмо лить, просто расскажу, а выводы они сами сделают, все битые жизнью уже...
Леся по одному Сашкиному виду все поняла, обняла его и, привстав на цыпочки, громко чмокнула:
-Сашка, а мы тут плюшками балуемся!
-Хи-хи-хи, — донеслось из кустов, — вареники с вишнями стали плюшками...
-Вылазьте уже, хитрые лисички! Хитрые лисички с ободранными, вымазанными в зеленке коленками, в стареньких Лесиных шортах и маечках, вымазанные в вишневом соке, были такие счастливые, что Санек залюбовался ими.
-Саша, Андрюша, мы побежали вареники доставать!
-Вот, — негромко сказал подошедший Андрюха, — Сашка, а ведь мы такие с тобой счастливые, что из шести только одна с гнилью... мы, похоже, все в отца. Он спервоначалу такой классный был, мне соседка все время про него напоминает, говорит, наша... ему проходу не давала, и ты раньше положенного родился, если отсчет от свадьбы вести. А батя так радовался тебе — сын ведь, потом вот я, а после меня уже из неё дурь и поперла, да и пить стала сильно, а отец терпел-терпел, а потом тоже стал квасить... Ну да, у нас у всех другая цель, я так рад, что мы отморозками не выросли, видать, по отцовской родне нормальные были люди...
После вкуснейших вареников — как они могут быть другими, если мелкие лепили их, высунув языки от усердия, ну и что, что кривоваты, не в ресторане же, зато с любовью сделаны, — пошли купаться.
Братики учили мелкую Олюшку плавать, не бояться глубины, возились и плескались долго, а Санек, наплававшись, сидел на бережку и просто отдыхал душой, глядя на свою шумную и большую семью.
И вспоминал, как когда-то говорил Вихрю:
-Ну на хрен, никогда у меня большой семьи не будет, один — два ребенка, и все!
-Ага, вон, уже четыре ребенка есть, а если ещё Леся родит, совсем многодетным стану.
Вся его большая семья, утомившись, вылезла из воды. Девчушки тут же подлезли к нему, он закутал их в полотенца и нежно обнял свою Лесю, уткнулся уже по привычке в её макушку и тихонько выдохнул:
-Люблю тебя, знаешь, как?
-Знаю, я тоже!
-И мы, и мы! — тут же закричали девчушки.
-Не, ну у вас и слух! — удивился Санек.
— А мы не слышали, просто знаем — когда ты вот так Лесю обнимаешь, всегда ей что-то хорошее говоришь.
И только вечером Платон рассказал Лешке и сестричкам про Маринку.
-Я же говорил, — подтвердил Лешка.
А Олюшка загрустила.
-Что ты, Олюшка?
-Как-то жалко её, у нас вон ты есть, Леся, братики, баба Нина, Бирюк твой, потом ты нас с Полосухиными обещал познакомить, а Маринка... совсем одна. Вот заболею я, к примеру, — вы рядом и болеть совсем не захочется. Или по урокам чего не пойму, или кто-то обидит — у меня и Светки теперь на все время есть вы. Я никогда-никогда от вас бы не отказалась. Я вас всех очень сильно-сильно, — она зажмурилась, — как люблю.
Санек хитренько спросил:
-И Бирюка?
-Ну, Саша, Бирюк, он смешной и твой друган, ну, уважаю, наверное...
А Андрюха задумчиво сказал:
-Я вот подумывать стал, может, нашу хату под какой офис кто купит, и тогда я тоже сюда перееду. Ну это Орехово-Зуево, там столько негатива было, и мне так от вас уезжать тошно всегда. А ведь у нас первый этаж, пять комнат, и улица главная. Не в самом центре, но может стрельнет, было бы совсем классно...