Ахиллес бросился вперед. Мелькнувший золотой молнией щит отлетел в сторону, отброшенный ударом тесака, тонкое, чуть изогнутое лезвие остановило алый меч, и нанесенный с разгона удар, принятый на жесткий блок, заставил фавна покачнуться, на мгновение потерять равновесие и пропустить удар вернувшегося щита в спину. Кошка привычно обернулась черным силуэтом и растаяла в воздухе, вновь появилась за спиной Ахиллеса. Парень быстро развернулся к ней, занося копье... которое самой пяточкой чиркнуло по стене арены, смазав удар — красно-золотое древко просвистело над самым плечом Кошки, не нанеся никакого вреда.
Промахнувшийся, без щита, Ахиллес не успел сделать ничего — подсечка заставила его потерять равновесие, завалиться назад, Кошка вновь мигнула, чиркнув себя кончиком лезвия по пятке, переместилась выше и с силой вбила противника в камень, ударив обеими ногами в живот. Два одновременных удара обеими клинками по лицу заставили ярко вспыхнуть ржавую ауру... и в тот же миг Кошку просто смело в сторону, будто в нее врезался невидимый грузовик. Ее протащило по всей арене, ударило о противоположную стену... и уже через секунду она стояла в нескольких метрах от Ахиллеса, осторожно подняв оба меча в оборонительную стойку, полностью невредимая.
Ахиллес медленно встал, опираясь на копье. Жанна покосилась на индикаторы аур — оба еще в зеленом, — и заставила себя остаться на месте. Кошка стояла к ней лицом, и девушка еще успела увидеть дрогнувшие в страдании губы и боль, отразившуюся в золотых глазах, прежде, чем фавн вернула себе самообладание.
— Мы продолжаем? — спросила она.
— Да, — глухо ответил Ахиллес.
Задребезжали гильзы, рассыпанные по полу, прилипли к стенам, поползли вверх и замерли на уровне плеч. Он осторожно сделал шаг вперед, той же неуверенной, осторожной походкой, и тут же остановился. Подняв ствол к потолку, расстрелял весь магазин — рассыпавшиеся по полу гильзы зазвенели по камню, собираясь в концентрические круги вокруг ног. Потянувшись к поясу, вытащил свежий магазин... Кошка не стала ждать, когда он закончит — расплывшись в воздухе, бросилась вперед — и вновь закружился фиолетово-ржавый вихрь. Фавн не тратила время на парирование — каждый удар Ахиллеса достигал цели, и каждый — уходил в пустоту. Она была везде — сзади, сбоку, снизу и над головой. Два клинка, кулаки, колени, стопы, локти, голова — вся она целиком, от кончиков пальцев до макушки, была оружием — стремительным, грациозным и безжалостным. Жанна закусила губу, вновь почувствовав тоже самое, что чувствовала, глядя на всех тех студентов, что за этот неполный месяц заняли верхние строчки негласного рейтинга... чувство, с которым в раннем детстве она пыталась дотянуться до верхней полки шкафа, где папа прятал от нее варенье. Когда ты тянешься, и тянешься, и знаешь, что не сможешь коснуться, и тебе до слез обидно, но ты все равно тянешься, потому что не можешь иначе. До варенья она дотянулась спустя годы, но в этот раз полка будет расти вместе с ней...
Жанна заметила, что произошло только потому, что внимательно следила за ногами Ахиллеса, помня слова Агнара и те неуверенные шаги в начале боя. Он сделал шаг назад, пропуская мимо удар тесака, закрутился на каблуке, занося клинок, и... просто промахнулся мимо пола. Стопа, которая должна была остановить вращение, лишь чиркнула по камню, он потерял равновесие... и, разумеется, Кошка тут же воспользовалась этим — подсекла опорную ногу, мигнула, телепортируясь в сторону, и добавила обоими клинками в живот.
Все повторилось: и невидимый грузовик, и удар о стену, и Кошка, стоящая в центре арены, будто она была неуязвима, и боль в золотых глазах, и Ахиллес, медленно встающий на ноги, опираясь на копье, и тяжелое дыхание, и сжатые в тонкую струну побледневшие губы, и тихий диалог:
— Мы продолжаем?
— Да.
Это повторялось снова и снова: разноцветный вихрь, смазанные силуэты и чья-то ошибка — Кошка, не успевшая активировать Проявление или Ахиллес, опять забывший, что пол находится на пару миллиметров ниже плоскости, созданной гильзами. Пару раз Кошку удавалось подловить, заставив поскользнуться на гильзах, которые целенаправленно закатывались ей под ботинки, но гораздо чаще ошибался Ахиллес — ошибался так, как никогда не ошибся бы раньше. С подсказки Агнара Жанна и сама смогла разглядеть — дело было в миллиметрах, которые Ахиллес не мог различить с помощью своего Проявления: немного не так поставленная нога, самую капельку неправильный блок, чуть-чуть смазанная атака... его противница была слишком опытной, чтобы не увидеть эти ошибки и достаточно быстрой и безжалостной, чтобы воспользоваться.
Конец у этого мог быть только один — противный вой сирены, предупреждающий о том, что у одного из бойцов аура ушла в красную зону. Случилось то, о чем мечтали сотни воинов по всему миру, то, чего не удалось десяткам его соперников на турнирах, то что Жанна полагала невозможным — Ахиллес проиграл, в бою один на один, в поединке, ведущимся по турнирным правилам.
Победительница, впрочем, совершенно не выглядела триумфатором — глядя на нее, Жанна скорее поверила бы, что именно она всухую проиграла очень важный поединок. Вложив узкое лезвие в тесак-ножны, фавн закинула оружие в чехол за спину и присела на колени рядом с тяжело дышащим Ахиллесом. Жанна не слышала, о чем они говорили, зато прекрасно видела ласковую улыбку и то, как она взяла его за руку — привычно и непринужденно, будто не было в этом ничего особенного.
Ее растерянный паралич разрушил Агнар. Поднявшись с лавки, он встал в полный рост и громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
— Бой окончен, победитель — Кошка. Давайте-ка идите оба в душ, а потом отдыхайте — перерыв на два часа, до восстановления ауры, где кухня, кушетка и холодильник вы знаете. Подумайте, что произошло, как и почему. Подумайте над тем, что с этим теперь делать. Перед вторым заходом — обсудим.
— Сиди, — шепнул он Жанне, придавив широкой ладонью вскинувшуюся девушку. — Ему нужно побыть одному — ты поговоришь с ним чуть позже.
Она попыталась было вырваться, но Агнар держал ее крепко — тяжелая ладонь давила на плечо, как наковальня, и последняя попытка получить свободу — умоляюще-злой взгляд — разбилась о сурово нахмуренные брови, закаменевшее лицо, но, самое главное, — эмоцию, которую Жанна разглядела в глубине голубых глаз, не по-старчески чистых и ярких.
Ему тоже было больно.
— Ты будешь его жалеть, маленькая, — тихо сказал он, когда Кошка увела Ахиллеса в раздевалку, — и не сможешь скрыть от него свои чувства. Жалость — последнее, что ему сейчас нужно. Посиди. Успокойся, возьми себя в руки. Ахилл все равно сейчас пойдет в душ — а ты пока подумай.
Раздраженно сбросив его руку с плеча, Жанна сгорбилась, обняв себя руками за плечи и попыталась воспользоваться советом — взять себя в руки и подумать.
Вот только думать получалось только об одном: о том, что нет-нет да мелькало в мыслях в первую чудесную неделю в Биконе, настойчиво билось на границе сознания, когда она по вечерам читала форум Черного моря... встало перед ней в полный рост, когда она плакала у кровати Ахиллеса в тот первый день — едва дышащего, в бинтах как мумия, израненного и беспомощного.
— Иногда мне кажется, что я зря пошла в Бикон, — прошептала она и замолчала, мучительно пытаясь подобрать правильные слова для того, что так мучило ее все эти дни.
— Почему? — так же тихо спросил Агнар, когда понял, что продолжать она не собирается.
— Я... я пошла туда, потому что хотела быть героем. Я думала, что там стану им — научусь сражаться, смогу постоять за себя и других, буду спасать людей, делать нужное дело. И я добилась своего, исполнила то, о чем мечтала, сколько себя помню, — неправильным способом, да, но все же... Мне помогали в этом все — Ахиллес, вы... даже Кардин, уже в Биконе, на инициации — без него я бы не справилась. Я получила то, о чем мечтала — место в лучшей академии Охотников на планете, друзей, шанс исполнить мечту. Быть героем...
Вот только... Почему единственный настоящий Герой, которого я знаю — отказался от всего этого? Почему он выбрал вместо команды, друзей, лучшей академии — Черное море? Если я буду хорошо учиться, усердно тренироваться... даже убивать Гримм... это ведь не сделает меня героем, да?
Сжавшись еще сильнее, Жанна молча ждала ответа, прекрасно зная, каким он будет.
— Не сделает, — вздохнул Агнар. Широкая ладонь легла ей на макушку, потрепала по волосам с немного неуклюжей грубоватой лаской. Так всегда делал отец, когда хотел ее утешить. Так всегда делал Кардин... — В Биконе тебя не научат быть героем. Там тебя научат драться, научат убивать Гримм, но и только. Знаешь, что значит быть героем, Жанна? Это делать то, что больше не может сделать никто, идти туда, откуда не возвращаются, потому что больше некому, заступаться за тех, за кого больше заступиться некому. Героями не рождаются, ими даже не становятся — когда миру нужен герой, он выбирает себе жертву и устраивает заговор. Я видел героев, Жанна, не одного и не двух. Они не были Охотниками — эти парни были такими же солдатами, как я, ели ту же еду, смеялись над теми же шутками и курили те же самые сигареты. Но почему-то, в окружении Гримм, по ту сторону безнадежности, когда малодушные бежали, наплевав на долг и приказы, они оставались стоять. Они находили слова, чтобы помочь выстоять другим. Почему они? Я не знаю. Я никогда не узнаю и никогда не пойму, потому что я — не герой. Я просто солдат, который стреляет в кого ему приказали.
Его голос дрогнул. Повернув голову, Жанна осторожно взглянула на одного из своих учителей из-под ладони... Агнар смотрел на нее — и не видел, слишком отсутствующим был его обращенный внутрь себя взгляд.
— Если ты хочешь быть героем, Жанна, ты должна знать одно. Ты должна посмотреть на Ахиллеса, попросить его снять бандану и взглянуть в пустые глазницы, изучить каждый шрам и ожог на его теле и... даже не понять — почувствовать, сердцем, разумом, желудком, каждой клеточкой тела: "Это та цена, которую, вполне возможно, придется заплатить тем, кто делает то, что больше не может сделать никто, идет туда, откуда не возвращаются, потому что больше некому, заступается за тех, за кого не заступится никто". Сделать то, что необходимо, заплатить цену, а потом сделать это еще раз, и повторять до тех пор, пока у тебя еще будет, чем платить: нервами, здоровьем, телом, сном, будущим... и жизнью. Потому что герои узнаются именно так — в испытаниях, которые подкидывает им жизнь: там, где другие ломаются, они продолжают стоять. Там, где другие поворачивают назад, они продолжают идти вперед.
— Я... — выдавила Жанна одно из самых страшных признаний в своей жизни. — Я не уверена, что смогу.
— Никто никогда не знает заранее. К счастью, тебе не обязательно становиться героем — ты можешь быть тем, кто помогает герою, поддерживает его, следует за ним.
— Как?.. Я ведь бесполезна...
— В бою с тем, кто сделал это с Ахиллесом? Да. Но ему нужен будет друг — у Кошки есть работа и дело, которые она не собирается бросать, а Ахиллес еще не готов выйти вместе с ней. Ему нужен будет спарринг-партнер: не мои ученики и не я, нас он размажет даже слепым, а кто-то в близкой весовой категории. Кто-то с настолько большой аурой, что может послужить отличной грушей для битья. Кто-то изобретательный в бою — о, я успел оценить, как быстро ты умеешь соображать, когда прижмет! — кто сможет отвечать на то, что придумает он и помочь перестроить стиль. Кто-то, у кого есть друзья в Биконе — месте, где собираются лучшие воины мира. Спроси у Ахиллеса разрешения, приведи их — пусть он сражается с равными, с сильнейшими, с самыми лучшими. Это ведь ты можешь?
— Могу, — бледно улыбнулась Жанна.
— Делай, что можешь, Жанна, помогай, чем готова помочь, выкладывайся до конца. Именно так и начинают герои: просто внезапно получается, что могут они больше, чем другие, готовы на большее, и конец их силам тоже находится так далеко, что другим и не снилось.
Жанна вздохнула — и только тут поняла, что впервые за две недели вдохнула полной грудью. Что-то хрустнуло в спине, и она поняла, что впервые выпрямила спину. Улыбнулась — и впервые это далось легко и без фальши.
— Спасибо, — выдохнула она.
— Не за что, маленькая, — фыркнул Агнар, потрепав ее по волосам. — Работа у меня такая. Я же гребанный сенсей...
Глава 18. Несвидание
— Я выгляжу... — начала Вайс и замолчала, пытаясь подобрать определение тому, что наблюдала в зеркале.
Однотонная короткая курточка, какого-то невнятного грязного темно-фиолетового цвета, мутно-голубая футболка, серые джинсы, белые кеды. Она старательно пыталась подобрать правильное слово для описания этого безобразия, и сейчас все никак не могла выбрать между резким "убожество" и более корректным "неподобающе".
— Ты выглядишь как обычная девчонка из бедной, но приличной семьи, которая вышла погулять в выходной день с подругой в простой и удобной одежде.
— Обычная девчонка, да?
В зеркале она видела и напарницу — привалившись плечом к стене у самой занавески крохотной примерочной, Куру с улыбкой наблюдала за ее реакцией. Справедливости ради — одета фавн была еще проще — в черные спортивные штаны и футболку; вокруг пояса за рукава была завязана теплая ветровка, на случай, если они задержатся в городе допоздна.
— Я не обычная девчонка, — нахмурилась Вайс. — Я Вайс Шни, и если меня узнают в таком виде — будет скандал.
— Значит, надо сделать так, чтобы тебя не узнали, — Куру протянула ей черную бейсболку, которую держала в руках. — Закрой козырьком лицо, спрячь волосы под курткой, замажь шрам косметикой — я гарантирую, никто тебя не узнает. Никто просто не будет искать.
Вздохнув, Вайс послушалась совета, сделала шаг назад, чтобы лучше оценить весь этот, с позволения сказать, дизайнерский образ.
— Это ужасно, — вынесла она свой вердикт. — Мой парфюм не подходит к... этому.
Куру в ответ на это только закатила глаза:
— Ты выглядишь прекрасно, Вайс, также, как и всегда. Даже лучше, если спросить меня. На самом деле, я не знаю, во что еще мне надо тебя нарядить, чтобы на нас перестали оглядываться на улицах. Мешок тебе, что ли, на голову надеть?
Наследница благодарно улыбнулась комплементу. Если она и научилась в совершенстве чему-то за свои семнадцать лет, так это распознавать искренность. Вопросы вызывало разве что...
— Лучше? Серьезно?.. Как ЭТО может быть лучше моего обычного наряда?
— В нем ты не Шни, — пожала плечами Куру, отведя взгляд.
— Я всегда Шни.
— Я знаю, но... — вздохнув, Куру отвернулась. — Неважно. Просто я предпочитаю Вайс. Так все было бы намного проще...
— Ты куда? — спросила наследница, увидев, что напарница потянулась к занавеске.
Не оборачиваясь, Куру показала ей зажатые в кулачке ценники:
— Платить за все это добро.
— Подожди! Я сама!
Куру обернулась, с той самой неуловимо знакомой насмешливой улыбкой, которую Вайс очень долго не могла опознать, вспоминая, кого она ей напоминает. Только после рассказа Куру о Проявлении Вельвет, она наконец смогла сопоставить в голове директора Озпина и свою напарницу.
