Пёс имперского значения

— И я поздравляю! — Хаммер пожал руку растерянного председателя.

— Но это шестой сын! А дочку?

— Ну, какие ваши годы, Александр Фёдорович.

— Вы так думаете? — ответил Беляков. — И правда.

Капитан, оставаясь нордически невозмутимым, предложил:

— Прикажете украсить корабль флагами и подать всем водки?

— За мой счёт, — блеснул щедростью американец. — Русским по бутылке, а остальным чекушку на троих.

Моряк что-то крикнул в открытую дверь на норвежском языке, но уходить не торопился. На его призыв в салоне появились три матроса в старинной форме с короткими абордажными саблями наголо. Такс предупреждающе зарычал, а Хаммер выхватил подаренный дядей Сагалевичем маузер. Капитан подпрыгнул на месте и завопил:

— Вы меня неправильно поняли, господа!

— А что вы хотели сказать?

Норвежец ушёл с предполагаемого сектора обстрела и пояснил из-за кадки с пальмой:

— Я же только хотел соблюсти традиции.

— Какие? — заинтересовался американец, покачивая оружием.

— Исторические, — пояснил моряк. — Указом Его Величества, за выдающиеся заслуги в деле укрепления дружбы между норвежским и советским народами, и в ознаменование значительного события, господин Беляков удостаивается титула герцога Нарвикского!

— Ни хрена себе! — удивился Александр Фёдорович. — Но я же почти большевик.

— Да ладно, — успокоил Хаммер. — Товарищ Ленин тоже из дворян был.

— Если только так… Но титул зачем? Как я теперь огурцы солить буду? Вроде герцогам не положено?

— Не переживайте, это простая формальность. Норвегия страна маленькая и бедная, а хоть какой-то подарок нужно было подарить.

— Да? А что, экономно, — согласился председатель. — Но это дело всё равно стоит обмыть. Капитан — водки!

Глава 22

Ну, здорово, Дикий Запад,

Эмигрантский Вавилон,

Узаконенный Рокфеллером и Кольтом.

Если это крыша мира,

Мне не в кайф её фасон.

А уж быть под ней стропилами — увольте.

Сергей Трофимов

Прохладное лето 34-го.

Нью-Йорк приближался. Сначала на горизонте появилась рогатая баба с фонарём на фоне высоких домов, а потом можно стало разглядеть и что-то помельче. Конечно, так себе городок, с Нижним Новгородом не сравнить, но за неимением лучшего придётся сойти на берег здесь.

Деловитым таможенным чиновникам было абсолютно наплевать, что перед ними новоиспечённый норвежский герцог и председатель нижегородского колхоза имени Столыпина. Только пара серебряных долларов, промелькнувших в пальцах, выдавила из американцев какое-то подобие улыбки. Они невозмутимо переписали в свои гроссбухи номера ввозимого личного оружия и проштамповали паспорт.

Александру Фёдоровичу процедура пересечения государственной границы не слишком понравилась. Как-то простовато. В Осло всё было совсем по-другому. Оркестр, цветы, король, стреляющий из ракетницы в ночное небо. Что ни говорите, а Новый Свет всё более отходит от европейских традиций, отдавшись во власть жёлтого дьявола.

На набережной настроение Белякова немного улучшилось. Там встречала машина из советского посольства. Председатель сел на заднее сиденье, не забыв поблагодарить придерживающего дверку сотрудника охраны, оказавшегося заодно и водителем, и похлопал себя по колену. Ожидающий команды Такс послушно запрыгнул следом и предпринял попытку лизнуть Александра Фёдоровича в нос.

— Прекрати! Охотничьим собакам лизаться не положено.

Пёс прекратил, но после упоминания об охоте стал пристально приглядываться к пейзажу за окном. Медведей пока не было, зато в изобилии встречались забавные чёрные существа, повадками и одеждой похожие на людей. Почти как обезьяны в лондонском зоопарке, только немного повыше ростом и лампочками не швыряются.

Арманд Хаммер, занявший переднее сиденье "эмки", обернулся и спросил:

— Едем в посольство или гостиницу?

— А что, есть варианты?

— Конечно. Советское посольство располагается в Вашингтоне, а до ближайшего отеля пятнадцать минут езды. До приличного, имеется ввиду.

— Из Москвы на этот счёт никаких указаний не поступало, — откликнулся водитель.

— Тогда давайте в отель, — согласился Беляков. — Надо хоть покушать прилично.

Такс одобрил разумную инициативу энергичным помахиванием хвоста. Это поспать можно не успеть, а чинная трапеза в приличной компании никогда и никому не смогла повредить.

— В "Хилтон", — решил Хаммер. — И ещё, Александр Фёдорович, я взял на себя смелость пригласить на ужин некоторых ваших деловых партнёров.

— А они у меня здесь есть? — удивился председатель. — Но потом почесал пса за ухом и вспомнил. — А, это те барыги, что моими огурцами торгуют втридорога?

— Не только они, — американец, попавший в родную стихию, был до неприличия оживлён. — Будут присутствовать несколько бизнесменов, желающих продать вам автомобильный завод.

— А я их об этом просил?

Хаммер мысленно, но неоднократно, постучал себя по голове. Совсем забыл, что по коварным замыслам Соломона Боруховича завод должен быть именно подарен. Чуть было не проговорился, дурак.

— Американские промышленники хотят сделать вам сюрприз, — мистер Арманд нашёл выход из положения. — Они предлагают, а я оплачиваю.

— Понятно. А я думал, что мы за тракторами приехали.

Такс энтузиазм миллионера не одобрил, но так как разговор шёл не об охоте на медведей, решил придержать мнение при себе.

Посольский автомобиль недолго петлял по городу, и скоро остановился у роскошного отеля. Но Александр Фёдорович поначалу забраковал его из-за обилия позолоты и лепнины в отделке.

— Здесь наверняка слишком дорого.

— Все расходы за счёт принимающей стороны, — Хаммер вышел из машины и постарался закрыть спиной бронзовую табличку, на которой нерусскими буквами уважаемых постояльцев извещали, что стоимость номеров в любимой гостинице the predsedatel kholkhoz off Stolypin and duk Narvic увеличена вчетверо.

— Ну, если только так, — согласился Беляков.

В апартаментах постояльцев ждали накрытые в русском стиле столы и нетерпеливо переминающиеся с ноги на ногу гости. Вот только представление о русской кухне у американцев было несколько специфическим. Нет, в принципе Александр Фёдорович мог употребить водку и из самовара, а поддавши и щей из него поесть… Но кто додумался заворачивать стерлядок в блины? И когда в России подают к столу жареного поросёнка с хреном, то не воспринимают это настолько буквально.

— А гулять за чей счёт будем? — подозрительно прищурился председатель.

— Тоже за их, — Арманд Хаммер показал на гостей.

— А зачем им это нужно?

— Из врождённого гостеприимства.

Вот тут родственник Соломона Боруховича несколько покривил душой. Кому, как не ему было знать о тайной страсти, съедающей американскую нацию. Нет, не деньги, хотя они на втором месте. Именно осознание своей ущербности, своего плебейства, заставило собраться здесь весь цвет автомобильного бомонда, и хоть чем-то произвести впечатление на целого герцога. И председателя колхоза — в современной советской иерархии этот титул котировался как бы не выше остальных. И ещё орден, так мужественно сверкающий на лацкане смокинга.

Да, к орденам в Соединённых Штатах отношение особенное. Страна, никогда толком и не воевавшая, за исключением небольших междусобойчиков, боевые заслуги ценила и уважала. А у себя считала воинской доблестью даже занозу, полученную на службе. За подобные ранения давалась особая медаль под названием "Пурпурное сердце". Вот только грубый солдатский юмор мгновенно переименовал её в "Драную задницу".

Хаммер усадил Белякова во главе стола, придвинув для Такса отдельное кресло, но сам остался стоять рядом. Постучав хохломской ложкой по пузатому самовару, он привлёк всеобщее внимание.

— Буду предельно краток. Добрый день, господа!

Собравшиеся ответили негромким одобрительным гулом. Да, пусть за окном вечер, и не прекращающаяся который год депрессия вот-вот доберётся и до их кошельков, но это ещё не повод, чтобы начинать деловой разговор с неприятностей. Улыбайтесь!

— И думаю, что нам не стоит представляться друг другу. Будет инкогнито.

И это предложение получило горячую поддержку. Во-первых, потому, что враг не дремлет. И имя тому врагу — министерство финансов. Хорошо им там в Вашингтоне — напридумывали кучу законов, и сидят спокойненько на государственном жаловании, пытаясь обложить налогом каждый честно заработанный цент. А куда податься простому фабриканту и заводчику, если тот же самый автомобиль или станок просто некому продать? Ладно, ещё есть на белом свете трудолюбивый советский народ, который позволяет себе хоть что-то купить. И русские деньги не хуже каких-либо других, всегда расплачиваются настоящими долларами. Да хоть и рублями. В Европе, говорят, их охотно принимают, а в парижском трамвае можно расплатиться за проезд десятикопеечной монетой.

Краткости Арманда Хаммера хватило ещё минут на пятьдесят. За это время он успел мимоходом рассказать о трудностях на пути построения светлого будущего, упомянул сложную политическую обстановку, виноватой в которой была исключительно порочная колониальная система Великобритании. В осуждении американцы, у которых колоний не было, но очень хотелось, приняли живое участие. И только в самом конце прозвучал вопрос — а нет ли у кого-нибудь из господ лишнего автомобильного завода? Чтобы недорого и с доставкой. Таковых имелось сразу несколько, и разговор затянулся.

Александр Фёдорович в разговоре участия не принимал, так как в языках был с детства не силён, и кроме русского знал только французский, немецкий, татарский, и латынь. Он скромно утешился рюмкой хорошего коньяку в компании ушастого пса, и только неопределёнными междометиями комментировал переводимые Хаммером суммы. У председателя таких денег всё равно не было.

— Обратите внимание на того господина с сигарой, товарищ Беляков. Вполне приемлемое предложение по разумной цене. И в придачу отдаёт целую линию по производству сварных башен.

— Господи, — председатель едва не подавился осетровым балыком. — Зачем на автомобили башни? У меня и пушек-то нет…

Хаммер перевёл ответ. Любитель сигар на секунду задумался, а потом практически по-русски воскликнул:

— Yes!

— А я говорю нет! — обиделся Беляков. — Ту, что на школьном дворе стоит, можно не считать. Это пособие для уроков начальной военной подготовки.

Американец что-то быстро затараторил, показывая руками не совсем приличные жесты, понятные без перевода.

— Это он мне?

— Ни в коем случае, Александр Фёдорович. Это господин… э-э-э-, пусть будет Смит, рассказывает о своих взаимоотношениях с налоговыми службами. И ещё говорит, что есть у него в Детройте кое-что, удовлетворяющее вашим требованиям. Если покупаем завод, то это самое кое-что уступит всего за половинную стоимость исключительно из миролюбивых побуждений. Разумеется всё должно быть строго конфиденциально и за наличный расчёт.

— Мне-то что, — пожал плечами Беляков. — Расплачиваться всё равно тебе.

— Действительно, — и Хаммер с удвоенной мощью принялся обрабатывать мистера Смита.

— И не забудьте про два трактора. Те самые, которые Соломон Борухович обещал.

Видимо кто-то из присутствующих знал русский язык в далёком детстве, но с тех пор успел основательно его подзабыть. Иначе зачем глупые уточняющие вопросы о требуемой толщине брони и нужном калибре? Зачем тракторам броня? И поля под капусту можно пахать вообще без пушки. Но попытки объяснить это разбивались о добрые понимающие улыбки и рассуждения о том, что для качественной вспашки Елисейских полей двух тракторов будет мало. И не пожелает ли любезнейший герцог Нарвикский приобрести для нужд своего колхоза небольшой заводик по производству сенокосилок? В этом месте американцы обязательно старались заговорщицки подмигнуть.

— Мы всё больше вручную привыкли, — отбивался от предложений Александр Фёдорович.

— Конечно-конечно! — не унимался самый ушлый, которого можно было бы принять за пьющего механизатора, кабы не маленькая медалька на разноцветном бантике, украшавшая чёрный фрак. — Никто не говорит о тяжёлой технике, исключительно всё ручное. Так я отдаю распоряжение о демонтаже и упаковке оборудования? Если пожелаете, можно разобрать цеха и каждый кирпичик завернуть в мягкую бумагу.

— Нет, каждый кирпич не нужно, — неосторожно отказался Беляков.

— Я так и знал, что мы договоримся! — американец чуть не расплакался от счастья. Проклятый завод простаивал уже пятый год — у армии не хватало денег на новые пулемёты. — И даже согласен на рассрочку. Сколько нужно? Год, два, пять? Могу взять советскими рублями. Тем более моя Софочка практически уговорила меня принять одесское гражданство и вернуться в Россию.

— Простите, какое гражданство? Советское?

— Мы с Софочкой люди скромные… Но если по-другому нельзя…

Спустя несколько дней.

Переезд поездом в Детройт Александра Фёдоровича не впечатлил. Он откровенно скучал, пытаясь разглядеть в проплывающих за окном пейзажах хоть одного ковбоя в стетсоновской шляпе и с кольтом на бедре, или хотя бы индейца с перьями на голове. Не было даже прерий, хотя во всех прочитанных книгах и увиденных фильмах американские поезда ездили исключительно по прериям, и пассажиры увлекательно проводили время, тренируясь в стрельбе по многочисленным грабителям, лица которых непременно скрыты под чёрными платками.

Арманд Хаммер и мистер Смит беспробудно спали в своих купе. Их здоровье, и без того подорванное лишь недавно отменённым сухим законам, всё никак не могло придти в норму после вчерашнего ужина. И Беляков коротал время за шахматной партией со своей собакой. Вернее, с Таксом, которого уже привык считать своим. Оказалось, что пёс играет весьма недурно, почти не жульничая, только с одним существенным недостатком — съев какую-либо фигуру противника, он немедленно отправлял её пасть. Поначалу председатель очень беспокоился за пищеварение четвероногого друга, но после того, как почти все пешки пришлось заменить на патроны, несколько успокоился. Их Такс не ел. Видимо не нравился запах ружейного масла.

Иногда американцы просыпались и наведывались в купе к Александру Фёдоровичу, и партию приходилось откладывать для участия в русской народной забаве под загадочным названием opokhmelka. Такса не приглашали, но он с пониманием отнёсся к причудам столь достойных людей. Тем более случались они всё реже и реже, а продолжительность всё меньше и меньше. Гости быстро доходили до кондиции и уползали по местам, а повеселевший и слегка разрумянившийся председатель возвращался к шахматам.