Лук и Микула поглядывают друг на друга, и каждому чуточку удивительно: блин горелый, время-то! Получается, что и впрямь — оба они уже взрослые, Микула бреется через день, да и у Лука явно усики пробились, светлые, мягкие пока, почти пушок... Неужели, действительно, через какие-то считанные дни жизнь разбросает их по разным городам страны, и, быть может, навсегда!?
Луку в этом смысле как-то попроще: даже если он поступит в университет и станет учиться в Ленинграде, то на каникулы все равно будет домой приезжать, в родной город, и остальные одноклассники так же... А Микула полностью меняет место обитания и образ жизни...
Друзья примолкли, но оба не сомневаются, что мысли у них примерно об одном и том же.
— Да фигня, Лук! Я же твой адрес помню. И телефон. Как что — сразу напишу письмо, либо позвоню, и ты тоже будешь мой адрес знать. И вообще неподалеку будем жить: я в Москве, ты в Питере. Тысячу раз увидимся. Точняк не будем больше? А то я уберу, пока ты спьяну панфырь на скатерть не сшиб. Кстати говоря, если предки заметят убыток в бутылке — но это вряд ли случится — я на тебя свалю, скажу, что ты из горла выдул, прокравшись к буфету.
Луку отчего-то стало так грустно... он даже не реагирует на подначки друга. Взял в руки длинную бутылку зеленого стекла, стал преувеличенно пристально всматриваться в темную сине-зеленую этикетку.
— Сорок оборотов, как в нашей "Московской". Только пахнет силосом. Помнишь, как мы осенью на картошку ездили? Там еще в коровнике от дождя прятались?
— Помню, — покорно кивает Микула. Он знает, что на "джемисоновской" этикетке нет "количества оборотов", он бы мог без напряжения воспроизвести клички всех коров из того коровника и подробно описать внешность каждого из совхозчан-аборигенов, присоседившихся от дождя в том же коровнике, полупьяных мужичков, одетых во рванье, более похожих на уличных ханыг... но... сейчас это всё малозначащие пустяки. — Сам ты силос. Это отцу из Ирландии привезли, дорогущее пойло. Его английская королева, по настоянию врачей, каждый день за завтраком употребляет, вместо микстуры!
Друзья вместе засмеялись привычной шутке про несчастную английскую королеву, которой приходится по воле советского обывателя курить ташкентский "Памир" без фильтра, пить водку-сучок из отходов древесины, грызть семечки с омского рынка...
Оба еще не знают, что расстаются надолго и вновь увидятся через три с лишним года, двадцатилетними...
— Лук, ты уже кривой, да? А то я хотел тебе тест задать, как раз для непарнокопытных приматов, ты же у нас любишь тесты на сообразительность, ты же у нас будущий психолог!
— Это ты кривой. Ну, давай свой тест. — Лук, с готовым пренебрежением на лице, нарочно произносит слово "тест" напирая на мягкое звучание буквы "е" (как в слове "тесто"), но уже внутренне подобрался, он очень недоволен, что ему предлагают проходить какое-то, пусть дурацкое, испытание, когда он не в полной боевой форме, а слегка под газом. Лук считает, что играть в шахматы, в пинг-понг, в карты на деньги, в "слова" нужно только на трезвую голову... С девчонками в "бутылочку" можно и под выпивку, но это исключение. Ладно, Микула самый близкий друг, при нем и облажаться не позор.
— Вери гуд. Тест на тему: обладаешь ли ты зачатками разума, примат уже, или пока так себе, пионер с барабаном? Перед тобой две плоские тарелки, из которых ты только что ел... Погоди, сначала объедки выкину... и ножик с вилкой дай, я их в мойку... Вот. Перед тобою две относительно пустые тарелки. Перемести их на столик возле раковины, я их сам там помою, вместе со своими. Но перемещай их на подсобную столешницу не просто так, а одну положи, да другую поставь, не пользуясь для этого никакими посторонними предметами, подпорками, подкладками, пальцами, любыми другими уловками... Всё "по чесноку": одну — положи... а другую — поставь. Две минуты времени на раздумье. Врубаешься, о чем тебя попросил умный человек?
Лук понял, что от него требуется уразуметь разницу между понятиями "положи" и "поставь" и лихорадочно пытается сообразить и понять каверзу! Может, на ребро поставить да раскрутить как волчок?.. Бред. Хорошо бы время потянуть, секунды выгадать...
— Пардон! Это ты себя, что ли, в умные выбрал!? Нахал, а? Все человекообразные такие нахалы! Еще раз повтори условия?
— Тридцать секунд прошло... тридцать пять...
Лук подцепил пальцами левой руки тарелку из-под котлеты, в правую взял ту, что поменьше, "подсалатную", с остатками соуса в ней, и расслабленной походкой уверенного в себе гопника (а в голове паника, мыслей ноль!) двинулся к указанному столику... И вдруг его озарило! Тарелки-то хоть и плоские, но все же объемные, как бы вогнутые слегка, с донышками-подставками!.. Значит... Ха!.. Одной минуты не прошло!
— Алё, Микула Селянинович!.. Ну, короче, внимай истине от старшего брата по разуму: вот эту тарелку я ставлю... поставил. А вот эту переворачиваю ДОНЫШКОМ ВВЕРХ! — и кладу. Я ее — положил! Во-от, чтобы с потеками на столе — все равно тебе, а не мне, мыть и протирать!
Микула одобрительно ржет, и даже поаплодировал догадке друга кончиками пальцев, а сам в легкой, едва ощутимой досаде: он, когда отец ему задачу задал, около двух минут думал! Впрочем, одну минуту из этих двух он лихорадочно перебирал память, надеясь там найти готовый ответ...
* * *
— Так что, Василий Григорьевич?.. Докладывайте не вставая... Итак? Есть у нас ясность по данному вопросу?
— Да, Николай Александрович! С полной уверенностью можно сказать — и я, и все члены рабочей группы единогласно подтверждаем однозначный вывод! — причина в разрушении шлицевого соединения в одной из муфт. Непосредственно во время попытки взлета в аэропорту Нефтеюганска. В этом первопричина, а дальше все пошло по нарастающей: раскрутка ротора свободной турбины, разрушение диска турбины, и далее пожар на борту и все остальное. Все выводы и мнения здесь, задокументированы, подписаны, проверены и перепроверены.
Заместитель Косыгина кивнул понимающе и вздохнул. Ему не по рангу было прилетать в Тюмень, побросав все дела, чтобы лично разбираться в авиакатастрофе, но Алексей Николаевич тихо приказал — и вот он здесь, а докладывает ему вновь назначенный начальник главка из системы "средмаша" Василий Тимофеев, которому тоже бы нечего здесь делать, ему тоже не по профилю быть старшим экспертной группы: есть ведь на это дознавательные органы всех мастей, областные власти, министерство гражданской авиации, в конце концов... Но поговаривают, что сам Брежнев, с подачи Андропова, дал команду проверить аварию вертолета — "силами независимой экспертизы — и на случайность, и на злоумысел. Во всяком случае, Тихонов осторожно попробовал давеча "отсоединиться" от проблемы, во время игры в домино с Брежневым, на даче в Завидово — не вышло. Вот и нашли в случайном порядке выбора целую вереницу крайних (благо, хоть, не обвиняемых) впряженных, от Тихонова и Тимофеева до диспетчера Сургутского аэропорта.
Василий Георгиевич Тимофеев доложил, отчитался, сдал с рук на руки "дело" — зампред вроде бы остался доволен. Пора домой. Ну, а кто бы ему самому продых-то дал!? Так уж непросто на два дома и на две работы существовать, а тут еще дурные командировки! Скорее бы уж окончательно в Москву... до августа должны бы успеть с "переселением народов"... Плюс дополнительная задачка: сын школу закончил, ему поступать в вуз. "Куда бы ты хотел поступить, Микула?" В ответ только плечами пожимает: дескать, куда угодно, лишь бы не в армию. Что за молодежь такая пошла — словно комнатные растения какие, на всем готовом... Тимофеев сам себе обрывает ход мыслей, который он, в порядке самокритики, именует старческим брюзжанием... Нет, нет и нет! И он еще не старик, и Микула у них с Лией очень хороший мальчик... парень. Тут недавно, после очередного заседания "ПрВр", в приватной беседе с младшим братом возникла идея по поводу Микулиного поступления. Все под богом ходим, и ежели вдруг... однажды... вместо достигнутой цели они, всей своей подпольной организацией, загремят на Лубянку, то... Нынче не тридцать седьмой год, детей не тронут, не должны бы, и все же... все же... Если к моменту возможной катастрофы Микула обретет достойное образование, обрастет личными связями в престижном московском вузе, то как-то оно... Чепуха, конечно же, защита картонная, но даже ее следует учитывать. Надо попробовать.
С сентября этого года, под эгидой Министерства обороны, заработает в новом расширенном статусе "Военный институт иностранных языков", или что-то такое, на его базе. Начальником его, читай ректором, назначен генерал-полковник Катышкин, добрый приятель Валериана Дмитриевича, так что проблем с поступлением у Микулы не предвидится.
Гм... В новом гражданском обществе, справедливом, правовом, о котором все они мечтают, не должно и не будет места всему этом кумовству, ползучему телефонному праву, блату-шмату, но сегодня... Приходится, увы, исходить из реалий: Микула, при всех его талантах и знаниях, далеко не в каждый московский вуз смог бы поступить без поддержки. Скажем, в "Плешку" — запросто, с минимальнейшей подстраховкой от произвола приемной комиссии, в университет Дружбы народов имени Патриса Лумумбы — так-сяк, непростой, но решаемый вопрос, особенно в нынешнем, только что утвержденном статусе старшего Тимофеева... В МГУ Микула почему-то резко не хочет, а мог бы... пожалуй, что и сам. Бауманка — вообще без проблем, но Василий Тимофеев твердо загадал про себя: Микулу надобно держать как можно дальше от перспективы продолжения ракетно-технической династии! Нет! Если вдруг что — сын должен быть предельно в стороне от всех возможных версий соучастия в ПрВр! И от МФТИ подальше. МФТИ отличный институт, к тому же, учитывая профиль вуза и Микулины способности, знания, тоже уверенная вероятность поступления, но... по тем же причинам — долой!
А, вот, к примеру, МГИМО — с точки зрения "блата" — уже черт его знает, даже если Курбатов впряжется! Там каждый год идет такая битва протекций, туда, в ректорат, со всех концов СССР каждое лето, начиная с весны, протягиваются такие волосатые лапы, что...
Бог с ними со всеми, пусть "Военный институт", или как он там будет с августа называться...
Идея в том, что в случае катастрофы с "ПрВр" за Микулу, как за своего, ни в чем не замешанного питомца, вступится или сможет вступиться махина министерства обороны, единственно способная держаться на равных с КГБ. Понятное дело, что Политбюро ЦК КПСС еще круче, но в ближайшие пару-тройку лет беспартийного комсомольца Микулу туда вряд ли возьмут, даже кандидатом.
Четыре года обучения, специализация... либо иностранных языков, либо юридическая. К черту иностранные языки, пусть будет юридическая, если Микуле все равно.
* * *
Кто такой этот Устинов??? Да почти никто на просторах Кремля и Старой площади, секретарь ЦК КПСС, со сталинских времен курирует оборонные дела, и, по слухам, до сих пор убежденный сталинский сокол. Нет, конечно же, насчет "почти никто" Цинёв с досады слегка погорячился: действующий секретарь ЦК КПСС — это номенклатурный гигант, фигура отнюдь не рядовая и не средняя даже по меркам кремлевского Олимпа, круг его полномочий из важнейших, права и привилегии велики, но... Безумно раздражает — вот так сидеть-ждать, время терять, обнимая нагретую кожаную папку, как бобик-шарик на заветную кабинетную дверь поглядывать!.. Когда каждая минута на счету! Он — не хрен собачий, он замминистра Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР, сидит в приемной своего прямого и непосредственного начальника, вызван по важнейшему вопросу — и завис намертво!
Почти все сподвижники Андропова ходят на работу в штатском, но Цинёв предпочитает военную форму. И сам предпочитает, и строго соответствует однажды высказанному, как бы вскользь, пожеланию начальства. Если меряться по погонам — точно такой же генерал-полковник, как и ныне "партикулярный" Устинов, да и набор обязанностей у него не менее важный... а товарищ министр Андропов, там, у себя в кабинете, вместо того, чтобы немедленно принять своего заместителя, которому сам же и время приема назначил, точит лясы с дружком закадычным, Димой Устиновым, который по партийной иерархии двумя этажами ниже Андропова! В рабочее время! Бардак! Небось, еще и анекдоты травят.
Цинёву вспомнилось, как на днях, буквально в прошлую пятницу, избранным составом, сгрудились они в кабинете у шефа, на его шестидесятилетие, пили коньячок, заедали трюфелями и бананчиками, обмывали юбилей и награду юбиляра, звездочку героя соцтруда! Никто иной, как Устинов, бывший тамадой на том междусобойчике, рассказал очередной анекдот про Чапаева: "Василий Иванович! На станции, только что, белого взяли! — Ура! Сколько ящиков!?" Анекдот пустой, прямо не антисоветский, но... все-таки...
Цинёв не поленился, буквально через день, в Заречье, выболтал Леониду Ильичу анекдотец... А тот хохотнул и даже не уточнил, где и от кого Цинёв его услышал... отвлекся на фельдъегеря... Так и пропала зря информационная заготовочка... Ладно, хоть, рассмеялся, порадовался, а это значит, что никто из участников кабинетного застолья раньше Цинёва не успел доложить, ни Цвигун, ни лекарь Чазов... И то хлеб. Приходится признать, что Устинов Брежневу ближе, теплее, роднее, чем он, Цинёв.
Маленький и коренастый Цинёв вскочил со стула и лучезарно улыбнулся выходящему из кабинета Устинову. Тот, набычился, глядя поверх очечной роговой оправы, качнул головой вниз-вверх, узнав — тут же просиял в ответ, левой рукой снял очки с мясистого носа, правой ответил рукопожатием, крепким, насколько ему позволяла узкая и по-старчески мягкая ладонь. На год младше Цинёва, а уже стариком смотрится.
— Засиделся я тут у вас, пора к себе в берлогу, дел выше головы!
— Ох, и не говорите, Дмитрий Устинович! — И, понизив голос, — Как там?..
Устинов понимающе кивнул в ответ:
— В тонусе Юрий Владимирович, полный порядок.
С этим Цинёвым следует держать ухо востро: недобрый человечек, склонный к интригам, наветам... Маленький, а вредный! Подчиненным хамит, на коллег стучит... Впрочем, Цвигун не лучше. И тоже у Брежнева на хорошем счету, на доверительном. Не забыть рассказать Лёне, так, между делом, зачем он к Андропову на Лубянку ездил, дабы упредить, просто на всякий случай, параллельные каналы донесений... Поводов для рабочего взаимодействия с "органами" у любого служилого человека полно, любой выбирай.
Георгий Карпович вошел в кабинет, остановился на миг, развернувшись влево, руки по швам, папка к боку прижата, и, повинуясь кивку Андропова, бодро подсеменил к столу. Андропов правой рукой наискось дал знак присаживаться, а в левой у него телефонная трубка. Пиджак расстегнут, галстук чуть набок съехал — да, не соврал Устинов: шеф не зол и вроде бы не болен. Стало быть, обстановка рабочая, прекрасно!
— Нет. Нет, нет, нет и нет. Все нормально, поверьте. Хороший работник, молод, полон сил... но по кадрам ему пока, все-таки, рановато. Около года он отработал, честно отработал, проверку делом прошел, себя проявил, здесь спору нет. Короче говоря, есть мнение перевести... э... рекомендовать... избрать его освобожденным секретарем парткома, да, всего центрального аппарата, у нас там сейчас острая необходимость возникла. Вот. Да, а на его место Лежепекова. Да. Пара недель у нас с вами есть на все эти процедуры, тем более что все уже согласовано (при этих словах Андропов чуть поднажал голосом, намекая на самый высокий этаж согласований), уточните, если что, и займитесь нами вплотную, пожалуйста.
