Последнее человек понимал вполне. Борьба между нежеланием идти на сделки с врагом и желанием жить была заведомо проигрышной.
— Вы спасаете свою страну, — пришел на помощь я.
— Это сл'жно.
Еще бы страну было спасать легко.
— Вы справитесь, — я величественно поднялся, отметая возможность начать торг. — Сейчас вам выдадут лодку, на которой вы сбежите из плена.
— У меня есть выбор? — неожиданно четко спросил он.
Я остановился на пороге, недоуменно приподняв брови:
— Ну конечно же. Я не могу никого заставлять, я светлый магистр. Я сниму проклятие и верну вас обратно в лагерь.
— Там уже знают, кем ты работал, — доверительно прибавил Нэттэйдж.
Запад. Граница. Настоящее время
— Проверьте браслет, — первым делом сказал мне Шеннейр.
Я опустил взгляд на переговорный браслет, рассматривая глубокую трещину на матовой поверхности, и, помедлив, включил. Недалекое перемещение не сломало браслет окончательно, но от следующего он грозился развалиться.
Интересно, сколько раз со мной на самом деле пытался связаться Миль.
— Вы витаете в облаках, Кэрэа, — недовольно заметил темный магистр. — У вас такая привычка. Даже посмотреть на то, чем вы хотели заниматься. Сказки...
Я не стал отвечать.
Мы ехали по проселку по темному лесу. Высокие деревья шумели над головой, но окрестности были совершенно неподобающе тихи. Лучше бы визжащие твари выпрыгивали на нас из тьмы, чем эта тишь.
Я заглянул в багажный отсек и постучал по деревянному ящику. Матиас постучал в ответ, но не открыл, и мне пришлось сдвигать канистры с кровяной смесью для машины и инструменты для ремонта, чтобы до него добраться.
Заарн забрался куда-то в самую глубь и читал там очередной темномагический трактат. Тот самый, который отдал мне Шеннейр с напутствием "ну этот вам точно понравится, там про целительство и медицину". На первой же странице неизвестный автор подробно рассуждал, как заклинаниями бальзамировать органы внутри живого человека, обильно перемежая научные записи рассуждениями о судьбах родины и сетованиями на падение нравственности и морали. Вести личные дневники среди части темных было популярно. В эпоху массовой штамповки ручные вещи приобретают особую ценность. Я хранил эти книги и старался обращаться с ними бережно, чтобы потом передать в хранилище; они были мерзостью, и они были нашей историей.
Темные любили оправдываться тем, что их исследования служат науке, но прежде всего они служили больным фантазиям самих темных. Хотя, может быть, когда-нибудь умение бальзамировать органы внутри живого человека и толкнет прогресс вперед. Порой мне становилось любопытно, что будет, если сказать Шеннейру, что я изучал целительство и медицину из-за необходимости, а не по большой любви и светлого призвания. Я любил только сказки. Но вести диалог с темным магистром нет смысла.
— Я ответил на все звонки, со всеми поговорил, — Матиас понял, что не спрятался и его видно, и постучал по своему переговорному браслету. Насколько я помнил, он подаренный единожды браслет берег и еще ни разу не ломал. — Все звонили по делу, а этот много мнящий о себе человечишка требовал сказать, жив ты или нет. Зачем он такое спрашивает, подозрительно, я сказал, что нет.
Матиас отлично охранял мой покой.
Я перегнулся через спинку кресла и напомнил:
— Матиас, там, куда мы едем, заарнов не ждут.
В ответ он достал откуда-то длинное тканевое полотно и принялся кромсать его ножницами.
Вскоре мы выехали на тот путь, которым прибыли сюда северные, к широкой грязной просеке и переломанным деревьям. Благо, нашему транспорту это не мешало. Транспорту с низкой проходимостью в Аринди нечего делать.
На краю просеки стояла машина северных — пустая, с погасшими глазами. Я не видел следов борьбы, по крайней мере, не видел в темноте, но вряд ли северные просто так побросали вещи и ушли в лес. Леса Аринди вообще не вызывают такого желания.
Темные остановились, рассматривая находку. Матиас спрыгнул на землю первым, потеснив меня и Шеннейра, исчез в тени от машины северных, вынырнул с другой стороны и остановился перед лесом, издав высокое щебечущее цвирканье.
Заарны умели производить широкий диапазон звуков, но по общению с гончими я знал, что они щебечут только между сородичами, когда волнуются, раздражены или злы. Из глубины леса донесся ответ.
Это напоминало трель, которую могла бы издать неизвестная птица или насекомое. Звук повторился, чуть дальше, потом ближе, с другой стороны просеки, из крон деревьев над головами, и скоро весь лес наполнился щебетанием, в котором слышалась издевка. Высокий стрекот раздался прямо над ухом, и я резко обернулся, вглядываясь в тень. В щели между машинами не поместился бы даже тощий заарн, но если вспомнить, с какой легкостью здоровенные твари пролезали в вентиляцию...
Чувства двоились: я ощущал, что нас окружают множество существ, но не мог распознать никого конкретно, словно они были размазаны в ночном мраке. Темные оглядывались, зажигая боевые печати; Шеннейр поднял руку, приказывая ждать.
Все умолкло в единый миг.
Я посмотрел наверх, на глухое черное небо между листьев, и сказал:
— Мне любопытно, что они делают со звездами.
Не думаю, чтобы история про Третьего Лорда была правдой, но это небо смотрелось чуждо без наших созвездий.
— Твари уже осмелели, но еще не готовы нападать на отряд, — как и любой темный маг, Шеннейр был порядком раздражен сорвавшейся дракой. Темные маги с трудом переключались из боевого режима в обычный. Иногда не переключались вовсе. — Вам эти звезды нужны, Кэрэа? Нет? Вот и думайте поменьше.
Машины ехали еще долго; я успел задремать и проснулся от остановки, сразу увидев яркий свет, брызжущий через деревья. Матиас достал из сумки островную ритуальную маску, привязал к ней накидку, и водрузил на голову. Надеюсь, маску ему подарили, и он не утащил ее из какого-то дома для мертвых. Мертвые не обидятся, у мертвых нет такого обыкновения, но живым станет грустно.
Шеннейр бросил на маску восхищенный одобрительный взгляд и со внезапным пониманием объявил:
— Я знаю, откуда у вас такая тяга к бесполезным, но забавным реликтам прошлого, Кэрэа. Острова в этом плане хороши. Острова сложно не любить.
— Вы ненавидите Острова, Шеннейр, — скучно напомнил я. — Острова, островное, островитян, и вы десять лет мечтали уничтожить островных беженцев, каждый новый день...
— И Маро Раэту тоже я, — с легким раздражением отозвался он. — Откуда пошла эта чушь?
— Вы не приказывали беженцам убираться?
Теперь темный магистр выглядел удивленным:
— Я, обращать внимание на горстку беженцев? Кэрэа Рейни, начните думать как правитель! У нас с севера за год идет поток переселенцев больший, чем с Островов за всю историю. А контингент там совсем иной, и, в числе прочих, загорцы, — он кровожадно зажмурился. — Загорцев я бы сжигал на границе. Как и тех, кто прется в Аринди, не собираясь работать.
Ну что же, в последнем загорцев было не уличить. Загорцы трудолюбивые, законопослушные, физически здоровые и уравновешенные, их не вышвыривают из страны за лень и неподчинение правилам, отбирая временное гражданство. Но иногда их перемыкает, и они внезапно осознают, что мир на грани пропасти, и ради его спасения нужно немедленно три раза хлопнуть в ладоши. Или убить первого попавшегося на улице человека. Все загорские переселенцы проходят длительную адаптацию и всю жизнь находятся под наблюдением.
— За что вы так не любите Загорье?
Мне казалось, темных должно очаровывать Загорье как редкостно изящная схема. Загорье тошнотворно, но в этом и суть.
— Ваше Загорье опустило своих магов до уровня скота, — Шеннейр как будто на самом деле пытался объяснить. — Который должен добровольно идти на убой и благодарить за это. У них была одна секта, Рассвет, которая не добилась больших успехов, но существовала очень долго. Загорье испугалось, что Рассвет наберет слишком большую силу, обвинило их в том, что беды Загорья из-за того, что Рассвет плохо старается, иначе давно бы положили свои жизни в сражениях, и приказало Рассвету умереть ради страны. Рассвет сделали это. Они оправдывались и просили прощения, и это передавали на весь материк. Я маг, и я считаю существование Загорья оскорблением.
Я промолчал, дожидаясь, пока отсветы его ярости погаснут в эмпатическом поле. Загорье ничем не удивило; единственная загадка, которая для меня оставалась — почему оно молчит сейчас. То есть их можно назвать империей тьмы и не огрести? Знали бы заранее, уже сотню лет бы так называли.
Шеннейр посмотрел на часы и как ни в чем не бывало сообщил:
— Мне нравится дерзость ваших замыслов, но этот ваш замысел крайне глуп.
Я серьезно задумался о том, сколько людей решались сказать Шеннейру, что его мнение не просили. Ишенга, Алин... Не так много. И как они все закончили.
— Вам же приятно смотреть, как я ошибаюсь, когда не слушаю ваших советов? Это все ради вас, Шеннейр.
Где-то к югу полыхнул огонь и загрохотало. Отвлекающий маневр вел Олвиш: это выглядело как полноценный прорыв через границу и должно было вызвать огонь Северных на себя. Машины тронулись с места, и мы выехали к единственной и прекрасной границе Аринди и Ньен.
С нашей стороны — лес, затянутый паутиной с гроздями висящих на ней на сторожевом посту пауков. С их стороны — высокий бетонный забор, вышки и колючая проволока. Между — широкая полоса взрытой земли, ловушки, закопанные плиты с выбитыми на них заклятиями. Еще в плохую погоду там можно было утонуть в грязи, и это беспокоило меня больше прочего. Но теперь по земле были наведены мостки, и с той стороны нас встречали. Нет стен, которые бы спасали от предательства.
— Пусть идут двое! — крикнули нам. Я ступил на мостки и уверенно ответил:
— Трое.
— А вместе с Ишенгой меня не пускали, — поделился Шеннейр.
Да они с ума сходили от двух одинаковых темных магистров, надо же понимать.
Я зацепил пальцами кромку ошейника, проверяя застежку. Шеннейр и Матиас — мощные боевые единицы, к тому же, нас прикрывают. Но если Ньен устроит нам ловушку, сдав коалиции — я рискну переместить всех.
— И все же, как вы их уломали? — среди эмоций Шеннейра ярче всего звучал азарт. Я погрузился в воспоминания и задумчиво ответил:
— Все хотят прикоснуться к настоящей светлости.
Нас встречали — человек двадцать с магическими боевыми жезлами наготове, которые боялись нас во много раз больше, чем мы их. Как бы они не пальнули просто так, от неосторожного движения. Командир делегации Ньен носил длинный непромокаемый плащ, резко отличался от остальных по уверенности и манере держаться, и разумно прятался за спинами солдат.
Все прикрывали лица масками из ткани; должно быть, посланники Ньен старались остаться неузнанными. Матиас не слишком выделялся на их фоне, но его маска была самой красивой. Шеннейр даже не подумал изображать приветствие, и я вежливо сказал за нас обоих:
— Мы рады, что вы пошли нам навстречу. Светлый магистр Аринди Тсо Кэрэа Рейни. Темный магистр Шеннейр. А это Матиас, он олицетворяет ваши угрызения совести за нападение на беззащитные Острова.
Островные угрызения совести напугали их больше всего.
— Когда острова перейдут под наше справедливое правление, им ничего не будет грозить, — командир делегации смерил нас пренебрежительным взглядом, посмотрел под ноги и потребовал: — С почтением ступайте на нашу древнюю землю!
Видеть нас он был нисколечко не рад.
От древности земли Ньен перехватывало дух. Или, может быть, дух перехватывало от того, что воздух казался разряженным — говорили, что так бывает у людей, которые с территорий, насыщенных магией, переходят на территории с бедным магическим фоном. Даже местность неуловимо изменилась: такие же холмы, но вместо густых дубрав покрытые чахлым колючим подлеском. Здесь шел мелкий дождь, и свет фонарей был прозрачным и бледным. Командир делегации стремительно развернулся, приказав идти следом; на рукаве его плаща блеснула металлическая эмблема, что-то вроде летящей птицы, но я не смог рассмотреть точно.
Судя по количеству вооруженной охраны и по тому, как легко нас пропустили через границу, мы имели дело с кем-то, приближенным ко власти. Не удивлюсь, если встреча ведется под негласным одобрением правительства Ньен. Гости с севера надоели им еще в первый день, а на второй ясно дали понять, что так просто из гостей не уйдут. То, что северяне не понравились Ньен, не составляло сомнений. Понравиться Ньен невозможно.
— Как ваше имя?
— Я — гражданин Ньен, и этого достаточно, — непоколебимо отрезал он.
В стороне поджидала машина без опознавательных знаков. Под тент усадили нас, гражданина Ньен и еще десяток вооруженных граждан. Возможно, граждане Ньен увереннее чувствовали себя в компании. Тент прилегал к бортам неплотно, и я видел мелькающую под колесами землю, и склоны холмов, на которые мы поднимались, поросшие кустарником и четко видные на фоне люминесцентного неба. Заметив, что я выглядываю наружу, гражданин Ньен вполголоса зашипел:
— Не смейте смотреть на нашу прекрасную землю!
Матиас агрессивно зашипел в ответ, и человек понял это лучше любых аргументов.
Однообразная морось и то, как машину швыряло на гравийной дороге, сильно напоминали мне путешествия по Хоре. Сейчас мы взбирались на отроги южного Хорского хребта — здесь он близко подходил к берегу. За спиной, там, где оставалось море, была сплошная чернота, и в ней лежал большой город. Все города Ньен велики и жмутся к побережью. Возможно, режим запрещал им зазря жечь свет. И, по контрасту, очень ярко горела база гильдии Джезгелен, и столь же ярко она сияла в магическом поле и казалась опасно близкой, хотя я знал, что мы всего лишь смотрим на нее с высоты.
Передовой отряд осел в Ньен прочно. Неуютно, неприятно, местные глядят косо, зато юг.
Машина въехала вверх по крутому откосу — крен был такой ощутимый, что, казалось, сейчас она перевернется и кувыркнется вниз — и остановилась.
Антенна вздымалась на вершине холма, огромная, расправив лепестки на фоне неба. Ее тень заслоняла нас всех, и машину, и я не сразу заметил, завороженный, что сооружение было изрядно древним и обветшалым. Кое-где виднелись уродливые заплатки.
Я сделал шаг в сторону и увидел вторую антенну, упавшую, лежащую ниже по склону и вросшую в землю. Даже сейчас обод поднимался над камнями выше роста человека.
Впечатляюще. Ньен была технически развита, куда более, чем мы. Хотя Ньен и Аринди создали одни и те же люди — точнее, одни и те же колонисты в процессе крупной ссоры и раздела имущества. Ньен любила обвинять нас, что их предков выгнали босиком в темную дождливую полночь, и они брели и брели на запад, пока не набрели на каменистый берег, и дальше выживали как могли, потому что босиком идти устали. В Аринди говорили, что уходящие захватили с собой не только обувь, но и всю технику, весь транспорт, даже остатки корабля Аннер-Шентагар утащили с собой, а оставшимся ничего не оставалось, кроме как развивать магию. И с тех пор ничего кардинально не поменялось. Традиции — наша основа.