Иван Оченков Стрелок-2

— Я видел, — нервно пожал плечами инженер.

— Тогда нечего чистоплюйничать!

— Кстати, а что там у вас за история произошла во дворце Лейхтенбергских? — поспешил перевести разговор на другую тему Барановский.

— Блин, это не Сёмка, а партизанский отряд с предателем, — усмехнулся Дмитрий. — Ничего страшного там не случилось. Просто Стеше стало душно и она упала в обморок.

— Вот как. Надеюсь с ней всё хорошо?

— Да вроде бы.

— И с ребенком?

— Что?! Владимир Степанович, вы в своем уме?

— Простите, — смешался инженер. — Я, кажется, позволил себе лишнего.

— Охренеть!

— А что я должен был подумать? Стеша молодая и весьма привлекательная особа, причем вы ей явно покровительствуете, покупаете одежду, всяческие безделушки, посещаете с ней публичные места и вообще... а теперь она падает в обморок!

— Я худею, дорогая редакция! И этот человек только что обвинял меня, будто я говорю гадости! Хотя, конечно, со стороны всё это выглядит несколько...

— Вот именно. И Паулина Антоновна настоятельно просила меня поговорить с вами о судьбе бедной девочки. Она, знаете ли, хорошо к ней относится и принимает, так сказать, участие...

— То есть, ваша жена тоже в курсе?

— А вы как думали?! Конечно же. И я рекомендовал бы вам не затягивать с решением этой деликатной проблемы. Всё-таки, сами понимаете...

Половой — разбитной молодой человек с лоснящимся от лампадного масла пробором на голове, привычными движениями убрал со стола остатки трапезы предыдущих клиентов и принялся накрывать его для следующих. Первым свое место занял только что поднятый из ледника штоф из мутно-зеленого стекла с хлебным вином. Затем рядом с ним материализовались блюда с холодными закусками, после чего уроженец ярославской губернии, демонстративно протёр хрустальные рюмки перед господами и подобострастно сообщил:

— Горячее в самом скором времени воспоследует, господа хорошие!

— Благодарю, любезный, — с важным видом отвечал ему Нарышкин и сделал знак глазами, чтобы тот наливал.

Трактирный слуга немедля выполнил безмолвное приказание, после чего немедля испарился, чтобы не мешать важным посетителям.

— Ну, давайте за успех в нашем безнадежном деле! — поднял рюмку Будищев и подмигнул Постникову.

Молодой репортер не заставил себя просить дважды взялся за рюмку. После чего все присутствующие дружно выпили, и взялись за буженину. Закусив, "звёзды отечественной журналистики" продолжили разговор.

— Всё-таки дело весьма не простое, — глубокомысленно заметил Нарышкин.

— Но какой скандаль! — восторженно пробубнил его младший коллега с набитым ртом.

— Сразу скандал не нужен, — в очередной раз принялся объяснять им Дмитрий. — Для начала, просто заметку. Дескать, сколько можно терпеть ситуацию, когда скучающие господа устраивают скачки и давят ни в чем не повинных обывателей? Такие случаи происходят часто, я узнавал. А вот когда шум подхватят остальные газеты, тогда можно будет и про их высочество!

— Умно! — едва не захлопал в ладоши Постников.

— Это так, — всё ещё сохранял скепсис более опытный товарищ. — Но ведь, как только дойдет до упоминания высоких особ — вмешается полиция!

— Поэтому и нужен шум в прессе, чтобы они не сразу разобрались, кто первый начал.

— Вы полагаете, это так трудно выяснить?

— А вы не пишите прямо, что речь о...

— Мы поняли о ком вы.

— Вот-вот, пишите просто — члены семьи, не указывая какой именно. Все и так поймут. Особенно если будут ещё хлесткие определения. Скажем, "безответственные лица", "высокородные бездельники" или "оборотни в мундирах"!

— Каково?! — захохотал Николай и взялся за бутылку.

— В этом определенно что-то есть, — покачал головой Ефим Иванович. — Вы, молодой человек, явно ошиблись с выбором профессии. Вам следовало стать репортером!

— Нет, господа, — мотнул головой Дмитрий. — Вы в этом деле собаку съели, так что вам и карты в руки!

— Но вы так и не сказали главного.

— Что именно?

— Зачем вам это нужно?

— Сам не знаю.

— Тяга к справедливости?

— Да какая, к чёрту, справедливость!

— Это верно. В нашей деспотической стране никакой справедливости нет и в скором времени не случится. Вот в странах с республиканским правлением, там — да. Такого просто не может произойти. Но ничего, даст Бог и у нас будут перемены.

— Угу, — хмыкнул вполголоса Будищев. — Только и разницы, что давить станут не лошадьми, а мерседесами. И сынки не царя, а депутатов.

— Что вы сказали?

— Давайте ещё выпьем, пока горячего не подали.

— Прекрасная идея!

Когда случилось несчастье со Стешей, Дмитрий постарался выяснить подробности происшествия, но не преуспел. Однако когда девушка опознала Великого князя, дело пошло на лад. В какие-то пару дней, он нашел свидетелей, видевших, как Алексей Александрович, красуясь перед кузиной, отпихнул кучера и сам взялся за вожжи. Будь виновный простым смертным, пусть даже и адмиралом, можно было попытаться привлечь его к ответственности, или, хотя бы, попытаться получить денежную компенсацию для семьи Филипповых, однако тот был сыном императора. Таким как он всё и всегда сходило с рук, причем, и в более поздние времена. Был же случай, когда внук главы государства засунул по пьяни в багажник машины одноклассницу и разъезжал по элитному поселку. Не узнай об этом пресса, всё так и осталось бы шито-крыто.

Собственно, это происшествие из будущего и надоумило его обратиться к газетчикам. Наказать, великого князя, конечно, не накажут, но для таких как он, огласка хуже гауптвахты. А деньги? Да пусть этот жирный боров ими подавится!

Тут размышления Будищева прервало появление полового с жареными рябчиками на блюде, встреченное бурным восторгом репортеров. Постников снова взялся за бутылку, но на сей раз ему с Нарышкиным пришлось пить одним.

— Прошу прощения, господа, мне пора! — решительно поднялся Дмитрий. — Вспомнил про неотложное дело.

— Как досадно, — вздохнул Ефим Иванович и со значением посмотрел на покидающего их друга.

Тот понял всё правильно, и достал из кармана портмоне.

— Прими, любезный, — протянул он трешку половому, хотя заказ вряд ли дотягивал до двух с полтинной.

— Премного благодарим, — заулыбался тот и согнулся в почтительном поклоне.

Понять разбитного малого было не сложно. Жалованья официантам и метрдотелям в Петербурге сроду не платили, а вознаграждение за труды им следовало исключительно из чаевых, оставляемых клиентами. Впрочем, в хорошем ресторане их могло быть столько, что иной чиновник или офицер бы позавидовали. Попасть в такие места было очень трудно и только за крупную взятку. В трактирах попроще, естественно, так не шиковали, так что половые и пятаку бывали рады.

Оставив журналистов, Дмитрий взял извозчика и, назвав адрес, вальяжно развалился на диване. Сегодня у него и впрямь было неотложное и вместе с тем, весьма приятное дело. У него было свидание с Гесей.

Девушка долго не соглашалась на подобные встречи, да и времени у неё было не так много, но капля камень точит, а настойчивости бывшему унтер-офицеру было не занимать. Началось всё с цветов, потом к ним добавились коробки с конфетами, а затем модистка сказала своим работницам, что отправилась по делам, а на самом деле они отправились в цирк Чинизелли, где прекрасно провели время. Встречи их были не часты, поскольку оба много работали, но им было так хорошо вместе, что они становились всё продолжительнее, и в один из вечеров всё кончилось так, как и должно было.

— Пойдем в гостиницу, — просто сказал Дмитрий.

Лицо Геси покрыл румянец, но она преодолела смущение, и, найдя в себе силы поднять глаза, решительно ответила:

— Да.

Приют для одиноких сердец располагался в неказистом здании с обшарпанным фасадом. Портье с полувзгляда понявший, что им нужно, принял деньги и, с поклоном протянув Будищеву ключ, мазнул его спутницу презрительным взглядом.

— Прикажете проводить? — с масленым блеском в глазах спросил он.

— Нет! — в один голос ответили они и поднялись по скрипучей лестнице.

Закрывшаяся с противным стуком дверь, отрезала их от остального мира, и в это мгновение всё окружающее стало нереальным. Остались только они вдвоем. Он и она. Мужчина и женщина. Губы нашли губы, руки сплелись с руками, а мешавшая им одежда разлетелась по разным углам.

Утром уставшие, но счастливые они лежали, прижавшись всем телом друг к другу.

— Что теперь будет? — неожиданно спросила Геся.

— О чём ты? — не понял её Дмитрий.

— О нас. Мои товарищи не поймут нашей связи и не одобрят её.

— А тебе нужно их одобрение?

— Нет. Я не то сказала. Просто я чувствую себя так, будто изменила нашему делу.

— Вашему делу или Ипполиту?

— Зачем ты так? — нахмурилась девушка. — Мы с ним свободные люди и ничем не связаны кроме общего дела. Он не раз мне сам об этом говорил.

— Хорошо пристроился, — хмыкнул в ответ Будищев.

— Ты ревнуешь?

— Сама-то как думаешь?

— Но это — мещанство!

— Послушай меня, Геся. Я про свободные отношения знаю больше, чем ты можешь себе представить, и если ты хочешь этого, то я только за. Но пока мы вместе, я ни с кем не хочу тебя делить. Это понятно?

— Да, но...

— Никаких, но! Только ты и я.

— Но как же мои товарищи? Я не могу их предать...

— Блин, что за фигню ты несешь? Эти твои "товарищи" рано или поздно встрянут в какой-нибудь блудняк и тебя за собой утащат. И когда к тебе придут жандармы, а они придут, то моментально раскроют твою маленькую тайну с липовым лютеранством и тогда, поверь мне, мало не покажется!

— Откуда ты знаешь?

— Что знаю? Что иудейка Геся Барнес внезапно стала лютеранкой Гедвигой Берг? Ну, милая моя, тут трудно не догадаться! Кстати, кто тебе помог?

— Гиршовский.

— Я так и думал. Так вот, его ты тоже подставишь, если попадешься!

— Но что мне делать?! Ты себе представить не можешь, как угнетаем наш народ!

— Ой, вот только не надо мне рассказывать за угнетение! Никого в России так не угнетают, как русских крестьян. Вот уж, действительно, бесправные люди.

— Да что ты такое говоришь! Ты хоть знаешь, что такое черта оседлости?

— Нашла чем удивить. Её обойти — раз плюнуть!

— И как же это?

— Сменить веру, получить образование...

— Да как ты смеешь так говорить?! Сменить веру! Да что ты себе позволяешь, ты думаешь это так просто?

— Фрау Берг, не делайте мне смешно!

Последняя фраза Дмитрия на какое-то время заставила замолчать расходившуюся Гесю, но, впрочем, не надолго.

— Будищев, вы — негодяй! — сообщила она ему, через некоторое время.

— Я знаю.

— И евреи, так не говорят!

— Ой вей...

— И так тоже!

— Ну, хорошо, не буду, — примирительным голосом начал Дмитрий, но обидевшаяся Геся решительно откинула одеяло и принялась одеваться.

— Отвернись! — потребовала она.

— Не могу, — честно ответил молодой человек. — Ты слишком красива!

Великий князь Алексей Александрович газет почти никогда не читал, и вообще прессой не интересовался, а потому и представить себе не мог, что какие-то вздорные газетёнки могут доставить человеку его положения столько неприятностей. И даже когда "его обожаемая Зизи", явно нервничая, стала жаловаться на плоские намеки в газетах, он не придал этому значения. Но время шло, за спиной царского сына стали всё громче и громче шушукаться, и, чувствовалось, что если дело пойдет так дальше, то дойдет и до оскорбительных выкриков со стороны черни. Но это, как говорится, полбеды, а что будет, если обо всём узнает государь?

Надо сказать, что повод для беспокойства у великого князя был. Император Александр II хоть и славился своим милосердием, иногда становился твёрд как кремень. Взять хотя бы историю с кузеном Алексея — великим князем Николаем Константиновичем![57] Конечно, в данном случае, до такого не дойдет, но, кто знает, как венценосный отец накажет непутёвого сына? А если в кругосветное плавание законопатит, подальше от Петербурга и Парижа? Брр... крайне неприятная перспектива!

И самый молодой контр-адмирал Российского Императорского флота отправился к начальнику третьего отделения — генералу Дрентельну.

— Это чёрт знает что такое! — бушевал он, тряся газетой перед лицом шефа жандармов. — Я настоятельно требую, чтобы меня и близких мне людей оградили от беспочвенных обвинений!

Генерал попытался вставить хоть слово, но, закусивший удила принц не желал ничего слушать, так что приходилось подобострастно молчать, ожидая пока его гнев уляжется. К счастью, надолго Алексея Александровича не хватило и скоро он умолк.

Александр Романович Дрентельн занял эту высокую должность не так давно, после трагической гибели своего предшественника — Николая Владимировича Мезенцова. В последнее время, у него было много забот. Студенческие волнения перемежались с крестьянскими бунтами, террористы устроили настоящую охоту за высокопоставленными чиновниками, включая самого шефа корпуса жандармов, и на фоне этого плоские намеки по поводу высокопоставленных особ в петербургских газетах выглядели сущей мелочью, но... личное обращение великого князя так просто не проигнорируешь.

— Заверяю Ваше Императорское Высочество, — решительно заявил генерал, — что мы примем самые строгие меры и в самом скором времени, найдем и показательно накажем виновных!

— Ну что же, — удовлетворённо отозвался великий князь. — Надеюсь на тебя!

— Будьте покойны, — поклонился Дрентельн, внутренне покоробленный неприятной привычкой некоторых членов правящего дома тыкать всем не зависимо от происхождения и занимаемой должности. — Я поручу расследование самым лучшим кадрам и сам лично прослежу за его ходом!

— Это правильно! Надзирать, неослабно надзирать!

— Слушаюсь Ваше Императорское высочество!

— Кому прикажете поручить? — осторожно спросил адъютант, когда высокопоставленный посетитель покинул кабинет начальника.

— Даже не знаю, — пожал тот плечами. — Может быть этому, как его... ну, что недавно перевели?

— Штабс-капитану Вельбицкому?

— Да. Ему. Всё равно без дела сидит, вот пусть и займется.

Прежде старик Филиппов очень любил вечера. Оно, конечно, придешь с работы умаявшийся донельзя, но Стеша встретит с доброй улыбкой, нальёт в чашку свежеприготовленных щей и пока тот ест, рассказывает обо всём, что за день в слободке приключилось. А голосок-то, какой ласковый? Будто птичка щебечет!

А теперь вроде всё то же самое, а не так. И щи на столе, и дочка рассказывает, да только не про бабские разговоры у колодца, а про то, как они в Митькиной мастерской катушки мотали, а потом лаком их мазали и что из этого вышло. И как её Будищев, что б ни дна ему ни покрышки, хвалил за тщательную работу. И дернул же черт взять его на квартиру аспида! Собьёт девку с пути, как есть собьет!

— Степанида! — строго сдвинув брови, начал очередную нотацию Степанович. — Сколь раз тебе говорено, не ходить в эту трижды проклятую елестрическую мастерскую!

— Электрическую, — беззаботно улыбнувшись поправила его дочь.