| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Причем эта норма — 9 квадратных метров на человека — была вычислена еще сразу после революции исходя из физиологии среднего человека — за ночь ему надо обеспечить 3 кубические сажени воздуха — 30 кубометров. Соответственно, при высоте потолков в 3,6 метра площадь составит 8,33 квадратного метра на человека, а при потолках 3,3 метра — те самые 9 квадратов. Но у нас-то высота потолков планировалась в 2,7 метра, а это потребует уже 11 квадратных метров на человека. Конечно, сейчас за счастье будет и 9, и даже 7 метров, но тему следовало обмозговать — можно ли тут будет на чем-то выиграть или наоборот — неприятно вляпаемся в новые проблемы.
В общем — миллиардов десять собственных средств нам надо бы накопить, чтобы хотя бы запустить массовое жилищное строительство не влезая в союзный бюджет. И это если я еще правильно взял цены. А то в официальных документах встречались фразы типа 'Повышение цен на стройматериалы с 1 апреля с.г., вызвавшее увеличение фактической себестоимости строительства, не будучи компенсировано в течение отчетного периода дополнительным финансированием, соответственно уменьшило физический объем работ, исчисляемый в сметных ценах 1935 г.' — то есть цены с течением времени менялись, и хорошо если в большую сторону (хорошо для меня — я-то рассчитывал на низкую себестоимость наших производств за счет механизации и автоматизации). Но на это рассчитывать не приходилось — сталинские времена были известны периодическим понижением цен, хотя я и сомневался что это хорошо — как тогда предприятиям отдавать кредиты если за их продукцию стали меньше платить ?
А так — в 1936 году средняя коммерческая себестоимость цемента была 40,24 рубля за тонну — то есть это отпускная цена с завода. А ведь цены каждый год снижались, и как при этом повышалась стоимость квадратного метра жилья — это мне было пока непонятно — вопросом я занялся совсем недавно и еще не успел толком ни сам разобраться, ни даже правильно поставить задачи подчиненным, чтобы они разбирались вместо меня — не хотелось плодить лишних разговоров раньше времени. Так, в конце тридцатых стоимость возведения железобетонного перекрытия по смете составляла 130 рублей за квадратный метр, а требовалось на него хорошо если сто килограммов цемента — это 4 рубля даже по несниженным ценам 36го года. Ну и сколько-то стали, но и там получалось по деньгам немного — тонна арматуры из стали Ст.3 с пределом текучести 2,5 тонны на квадратный сантиметр стоила 320 рублей, а тонна углеродистой стали с пределом 8 тонн — 730 рублей — то есть на тот же квадратный метр ее требовалось в пределах 10-20 рублей. С чего там набегало еще сто рублей — непонятно. Причем деревянное перекрытие стоило примерно столько же — 133 рубля за квадратный метр, при еще меньшей стоимости материалов.
Возможно, дело было в накладных расходах. Так, в 1933 году (пока рассматриваю документы какие попались на глаза) несмотря на планы по снижению стоимости строительства оно выросло на 15-30% (что для меня уже хорошо — есть прецедент нарушения планов). При этом материалы подорожали на четверть, расходы на зарплату выросли на 10%, а начисления на зарплату и на материалы выросли на 25 и на 35 процентов, хотя они и дали лишь 2,5 и 0,5 процента в общее увеличение стоимости строительства, а основную долю все-таки внес рост стоимости стройматериалов — 10%. Вот административные расходы выросли на 42% и дали 5% общего подорожания, а 'прочие накладные расходы' выросли на 70%, дав почти два процента. Рост стоимости стройматериалов был вызван тем, что до 1932 года их цена определялась государством, а с 1933 промкооперации позволили продавать свою продукцию 'по ценам, складывающимся на рынке' — то есть несмотря на всю якобы плановость экономики в стране существовал вполне себе рынок будь он неладен. Еще больше в рост стоимости материалов для строек дали проблемы с транспортом — в предыдущие годы крестьянство массово забивало лошадей чтобы не сдавать их в колхозы, поэтому с начала тридцатых наметился кризис в грузовых перевозках — автомобилей все еще не хватало, и много грузов перевозилось гужевым транспортом — то есть лошадьми и телегами. И вот когда движущей силы стало меньше, цены на перевозки выросли, причем существенно — на Средней Волге стоимость коне-дня выросла с 9 до 50 рублей, в московской области — с 16 до 35, в результате стоимость доставки кубометра песка вырастала с 4,5 до 16 рублей, кубометра цемента — с 11 до 31 рубля, приближаясь к стоимости отпускной цены. Выросла и дальность маршрутов — по кирпичу так вообще в два раза — строящиеся предприятия размещали исходя из наличия рабочей силы и сырья для них, а вот на доступность стройматериалов внимания обращали меньше — вот и выходила их доставка дороговато. С жильем была та же история — его строили прежде всего рядом с предприятиями, соответственно, у жилищного строительства были те же проблемы. Железнодорожники тоже быстро 'сориентировались' в проблемах строителей и подняли стоимость аренды железнодорожных платформ в пять раз — с 6 рублей в сутки в 1930 до 30 рублей в сутки в 1932 году. В результате доставка кубометра камня выросла с 4 до 6 рублей практически на ровном месте. Еще раз обращаю внимание, что это начало тридцатых, НЭП уже два года как закончился, идет, согласно демократической прессе, 'махровая тоталитарная плановая экономика, где все диктует Кремль и лично Сталин'. Поэтому я постоянно и охреневал от несоответствий ожиданий и реальности, поэтому и влипал в совершенно дикие ситуации, поэтому и накручивал себя разными выдуманными проблемами и не видел реальных — и чем дальше, тем больше. Порой мне даже хотелось, чтобы война продолжалась вечно — все-таки это была уже привычная обстановка, мирное же время меня пугало своей неопределенностью. Конечно, желание было довольно уродским — это ведь не мне гибнуть под пулями. Так что, как бы мне ни хотелось, мир надо приближать и самому идти ему навстречу. И готовиться.
А чтобы подготовиться, надо понять откуда мне взять деньги на строительство в обход Москвы. Да, какие-то деньги у нас появлялись и так, 'сами-собой', порой вполне законными, а порой несколько сомнительными способами. Так, уже к весне 1942 года на нашей территории обращалось приблизительно полмиллиарда рублей на два миллиона населения — что-то мы собирали из банковских учреждений и касс предприятий и магазинов, что-то отбили у немцев, да и у населения деньги водились. И еще почти миллиард мы нарисовали в виде продуктовых карточек, а на безналичные взаимозачеты за их погашение мы просто нарисовали нужное количество рублей в бухгалтерских книгах банковских учреждений — этот же безнал использовался и для расчетов между предприятиями и между предприятиями и бюджетом — система работала, потому что безнал не просачивался на рынок потребительских товаров, да его практически и не оставалось на счетах — все сразу уходило на заказы сырья и средств производства, на налоги, на продуктовые карточки для зарплат работникам — каточки вообще были произведением полиграфического искусства — мало того что с водяными знаками, так еще я памятуя о купюрах моего времени ввел в бумагу тонкие нити фольги — такое подделать даже на осень сорок третьего никому еще не удалось. Но все это были эрзацы, за которые мне пеняли и из Москвы, и в Минске, поэтому схему надо было менять.
И мы меняли — немало усилий было затрачено на получение наличных купюр всеми правдами и неправдами. Так, несколько миллиардов наличных рублей нам принесли временно оккупированные территории — немцы захватили немало советской наличности, поэтому старались держать в обороте именно ее, хотя и печатали для оккупированных территорий так называемые оккупационные марки, а на территории Украины — карбованцы, что стало эмитировать тамошнее правительство коллаборационистов. Рейхсмарки на оккупированных территориях не были в обращении — это было запрещено. Хотя от немецких солдат они и просачивались к населению. Но больше всего их шло от нас — в 1942, а особенно в 1943 население не ждало от рубля ничего хорошего, поэтому охотно обменивало его втихую на оккупационные марки, которые шли не по официальному курсу 1:10, а по 1:15 и даже 1:20. Предлагавшиеся же нами рейхсмарки шли вообще по курсу 1:30 и даже 1:50 — этого добра у нас также было достаточно после захвата Восточной Пруссии.
И если накануне войны в обращении по всему Союзу было 18,4 миллиарда наличных рублей, то у нас уже к середине 1942 было под два миллиарда налички, а сейчас — четыре с половиной только собственных средств для наличного обращения, не считая накоплений у населения. То есть мы могли только за свой счет оборачивать по 150 рублей на каждого жителя включая младенцев — а ведь продуктовые карточки никуда не делись, и именно они и делали основной оборот в системе государственной торговли — государственных и кооперативных магазинах, тогда как рубли вращались в основном на колхозных и черных рынках. Всего же у нас было 30 миллионов населения, включая 3 миллиона немцев Восточной Пруссии, 2 миллиона эвакуированных из Польши и с Карпат, а также 3 миллиона евреев из Европы, которых немцы выменивали на своих военнопленных после того как у них закончились советские гражданские и военнопленные. И всех их мы считали, так как согласно союзно-республиканскому договору от осени 1942 года — как раз на волне взятия Кенигсберга — эмиссия Госбанка СССР делилась между нашей и остальной территорией пропорционально количеству населения. При этом начиная с лета 1941 года Госбанк ежегодно эмитировал по 11-12 миллиардов рублей (по сравнению с 1-4 довоенными, а в 1940 было даже сокращение средств), нарастив наличную денежную массу к осени 1943 года с довоенных 18 до 53 миллиардов рублей. И исходя из того, что наше население составляло шестую часть от оставшегося в Союзе — 30 миллионов из общего населения в 180 миллионов с учетом нашего же и за вычетом оставшегося на оккупированных территориях, то нам полагалось 16,7% от этой суммы — 2 миллиарда ежегодно. По идее. Но до последнего времени мы были подозрительными, проверить и проконтролировать нас было сложно, а тем более послать к нам существенное количество финработников. Поэтому для нас пошли на послабления кредитно-денежной политики, разрешив эмитировать суррогаты на ту же сумму. И еще 10 миллиардов разово — 'с целью восстановления безналичного обращения предприятий' — ведь банки эвакуировались в первую очередь, поэтому у нас ничего не осталось — ну, с наших же слов. Правда, тут ничего нового не произошло — мы просто сказали что у нас сейчас вращается столько, давайте оформим официально — вот и оформили нашу 'эмиссию', которую я вообще-то просто рисовал на бумажке, подписывая постановления ВС ЗРССР — в виде купюр эти средства никогда не существовали. Но эти суммы были только для обеспечения текущего оборота, нам же требовались средства именно для накоплений — чтобы мы смогли организовать уже официально стройорганизации, производство стройматериалов, собственно строительство, а население, предприятия и советы потом могли бы оплачивать заказы на строительство жилья — откуда еще у них возьмутся на это деньги как не из накоплений. А оборот и накопления — совершенно разные вещи.
Так, в том же 1940 году на том самом 18,4 миллиарде наличных рублей оборот наличности составил 457 миллиардов рублей, то есть средства обернулись почти двадцать пять раз. Это примерно две тысячи рублей на человека — зарплаты-покупки, зарплаты-покупки и так по кругу. В 1941 оборот составил 420 миллиардов — выпали временно оккупированные регионы, в 1942 — уже 470, в 1943 обещал быть еще выше. Но по факту оборачиваемость была еще выше, так как даже из тех 18,4 миллиарда много денег лежало на руках у населения.
И с началом войны оседание средств на руках населения — то есть сколько оседало на вкладах и в кубышках и не возвращалось в оборот — резко пошло вверх. Так, еще в 1936 году из обращения было изъято — то есть осело в карманах населения — крестьян, спекулянтов, кустарей, рабочих — 5 миллиардов рублей налички — неудовлетворенный спрос, который постепенно насыщался товарами — в 1940 средства на руках уменьшились на 0,7 миллиарда, и дальше этот объем так же уменьшался бы — еще пара лет — и ситуация с продовольственными и промтоварами для населения была бы в общем выправлена, но мирное строительство советской жизни было прервано немцами, поэтому в 1941 остатки на руках увеличились уже на 12 миллиардов, в 1942 — еще на 10 — прежде всего у крестьян — по сути, именно у них и оседала ежегодная дополнительная эмиссия Госбанка СССР, так как крестьяне владели самым важным в военное время — продовольствием. Так, если в 1940 году оборот средств между рабочими-служащими и крестьянами — то есть покупка продовольствия и товаров на колхозных рынках — составил 40 миллиардов, а в 1941 — 38, то в 1942 — после резкого повышения рыночных цен — он был уже 172 миллиарда, а в 1943 выходил на астрономические 470 миллиардов. Оседали средства и у рабочих и инженеров военных заводов, у бойцов РККА. В итоге, если в 1940 году скорость оборота средств — то есть возврата сумм в госбанк через все цепочки — составляла 47 дней, то в 1942 она составила уже 152 дня — это если рассматривать все средства, с учетом оседавших в кубышках, а также с учетом увеличения бартерных сделок.
Все из-за того, что продуктов и товаров по карточкам часто было недостаточно, и многим приходилось идти на рынок и покупать продукты у крестьян и перекупщиков — как за счет полученных зарплат, так и за счет продажи собственных вещей либо товаров, купленных по карточкам либо украденным. И так как к 1943 году цены на рынках выросли в среднем в 13 раз, то все эти деньги оседали у продавцов продуктов — объем наличной денежной массы вырос с 18,4 до 73,9 миллиардов рублей, при этом розничный товарооборот в государственной и кооперативной торговле сократился со 175 миллиардов рублей в 1940 году до 56 миллиардов в 1943, так как гос— и кооперативной торговле не хватало товаров для продажи, а затраты населения на закупку продуктов на колхозных рынках — наоборот, выросли с 18,7 до 126 миллиардов при средней начисленной зарплате в 403 рубля (в РИ из 54,4 миллиардов рублей, выпущенных в годы войны, 34,9 миллиардов отправились в деревню — это при ежегодном союзном бюджете в 180-200 миллиардов рублей). Причем порой среди торгующих на рынке продуктами могло быть всего четыре колхозника, зато пять десятков рабочих, три десятка домохозяек и еще пара десятков непойми кого — лиц без определенного занятия — при продлении тенденции получится, что за 1943 год городское население продаст товаров на рынке на сумму 112 миллиардов рублей, из которых 87% — это домашние вещи, остальное — полученное по ордерам по 'пайковым', то есть довоенным, ценам — обувь, отрезы тканей и тому подобное. В сберкассах стало появляться все больше счетов с суммами более 10 тысяч рублей — на 1943 год выходило уже чуть ли не четверть от суммы вкладов, которыми владели всего 3% вкладчиков, тогда как до войны подавляющее большинство вкладов было до 3 тысяч.
То есть средства были, надо было только придумать как их взять. И единственное что приходило в голову — это производство и продажа ширпотреба — да, хватало крестьян, которые переводили деньги в Фонд Обороны, покупали именные танки и даже самолеты, а если вскладчину, то и танковые бригады и истребительные эскадрильи — чо там — танк себестоимостью 150-180 тысяч рублей ... да килограмм картохи стоил на рынке 75 рублей, столько же и литр молока, поэтому продай двадцать пять центнеров картохи, то есть полсотни мешков — урожай с четверти гектара — вот тебе и танк Т-34, а Т-60 обойдется вполовину этой суммы. Мед еще выгоднее — при цене на рынке в две тысячи рублей за килограмм достаточно поставить восемь-девять ульев чтобы к концу сезона заработать на танк. Мы, конечно, не сможем поставлять танки крестьянам напрямую, да и зачем они им — а вот минитрактора на газогенераторах, пальто, рубашки, радиоприемники, посуда и прочее — над этим стоило подумать. Причем за деньги — а то Сталин, вроде бы, под старость лет бредил прямым обменом товарами и продуктами между городом и деревней — так нафига нам везти картоху, скажем, из-под Вологды — и далеко, и у нас ее и так завались, да и как мы ей оплатим работу строителей ? Не, деньгами удобнее. Это помимо того что обмен между городом и городом — то же строительство — уже становится заметной силой, а станет доминирующей, и странно что этот момент никто сейчас не то чтобы не учитывает, но даже не упоминает. Видимо, именно по сталинским рецептам и работала послевоенная экономика, когда многочисленные снабженцы предприятий выстраивали бартерные схемы обмена чтобы добыть для своего предприятия нужные ему сырье и станки в обмен на ненужные ему сырье и станки. Такое нам не нужно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
