Зверь лютый Книга 28. Приступ

Осаждённые вели себя прилично: на вылазки не ходили, толпами по стенам не слонялись. Из города доносился колокольный звон, солнышко на закат пошло. Отзвонили шестой церковный час. В смысле: девять часов по полудни. Перекусили, чем бог послал. Фиг знает когда следующий раз удастся. Может, завтрак будет уже в раю. С амброзией.

Ещё раз проверил бойцов. Отцепить шпоры — пеший бой. Клинки, тулы на спину — лестницы, узости. Попрыгать — скрытное движение. И — полезли. Не в пекло, не в преисподнюю — в печку.

Я специально не торопил ребят. Чтобы освоились, свыклись с мыслей, что идём умирать тайком. Чтобы "перегорело". Перетряслось в такое... холодная равнодушная ярость.

Хорошо сделать дело.

Убивать и умирать.

Самого, естественно, мандраж потряхивает. И, типа, "правильный расчёт времени" — выйти к боестолкновению через час после полуночи.

Караулы часто меняют в полночь — просто других временных отметок ночью нет. За час новый состав успевает пережить собственную эйфорию от приступания к исполнению, угомониться и начать подрёмывать. Не уверен, не знаю, но... Вдруг эта мелочь, это "пёрышко" "сломает хребет" их "верблюду"?

Пройти этот путь с двумя спутниками и с двадцатью... две большие разницы. Мои люди не носят сапог с высокими каблуками, шпоры сняли. Но на каждой лестнице кто-нибудь нае... Мда. Но все целы. Клаустрофобия? — Два случая. В неприятной, но пока безопасной форме. Два масляных фонаря от Николая — большое подспорье. Особенно, после того, как все пять свечек погасли. Задуло их. Сквозняк? Какой сквозняк в подземелье?! — Выдохнули разом. А перед этим, естественно, разом вдохнули. И чего испугались? Я этот череп у стенки в прошлый раз видел, даже внимания не обратил...

Бесконечный подъём в конце... Я по вышкам сигнальным постоянно лазаю, у бойцов учебка за плечами недалеко. А вот Чарджи... кавалеристу по лестницам ходить... Ему вообще... от порога — в седло.

Пыхти, инал, пыхти. У тебя впереди ещё пробежка с грузом и стенолазанье под обстрелом. В рубку пойдёшь с чувством глубокого облегчения и неизбывного удовольствия.

Люк, естественно, не открывался. Не то забит, не то забух. Притащили колоду с железной шапкой на торце. С самых Гончаров тащили! Четверо раскачали и... хорошо, что я сообразил всех с лестницы убрать. Так она и пошла. Колода в шапке. Десять этажей по высоте... на нижней лестнице ступеньки — в щепочки. Боковины, как баба рассевшаяся — пф-ф-ф-дрысь. А сверху, от люка, парень свешивается:

— Дык... ну... выбили. Мать её...

Что там с нижними лестницами — плевать. Верхние целы? — Пошли.

Как устроены русские усадьбы — я уже... И по архитектуре, и по топологии, и по режиму.

Для нас существенно, что истопники, которые последними зимой спать укладываются, уже легли, а поварихи, которые первыми поднимаются, ещё не встали.

В большом коллективе всегда найдётся индивидуй, который то ли бессонницей мучается, то ли любовью страдает. Но зимой все такие — сидят в тёплых помещениях. Выходят, конечно. По нужде. Но не часто. По сравнению с летом, когда народ ночует везде, в каждой постройке — куда как меньше шансов вдруг повстречаться.

Два исключения.

Воротники. Ночной сторож при воротах. В деревнях ходит по двору и стучит колотушкой — зверя лесного отпугивает. В городской боярской усадьбе такого вульгаризма нет. А сторож, конечно, есть.

Собаки. В деревнях их постоянно отпускают побегать. Здесь цепные псы — на цепи, охотничьи — на псарне, бездомные — на улице. Не часто: их там бьют. То по подозрению в инфицированности, то просто для забавы. В усадьбы такие не забегают.

Позже выяснилось, что здесь и псарня пустой стояла. Степанида свет Слудовна, хозяйка всего этого, после известия о смерти любимого внука в Луках, слегла. Свору распродали — кому она теперь нужна?

Поднялись, собрались, пересчитались. Что-то у меня счёт не сходится, лишний один. Ошибся, наверное.

Выдохнули, пошли.

Собаки у ворот выскочили из конуры сразу, едва мы вышли из дверей. И через мгновение зашлись лаем. Тут же перешедшим в визг: тёмные туши на снегу видны и в темноте, лучники отработали чётко. Пока добежали, в сторожке огонёк появился, дверь открылась, сторож со светцом в одной руке, придерживая тулуп другой, подслеповато щурясь, вылез на крыльцо. И поймал укол палашом снизу с проворотом. Второй мечник заскочил внутрь... женский крик, оборвался.

— Баба там... была.

Засов с ворот сняли, тут уже и Чарджи бежит с лестницей.

— Длинная. Должно хватить. Другой не нашли.

— Сойдёт. Ну, инал, удачи. Всем нам. Порезвимся. С богом.

Они вправо, с лестницей наперевес. Маляры-штукатуры. Отмалярует любые стены. За ваш счёт. Вашей кровью.

А мы влево. "Широким шагом к светлому будущему". Недалёкому, метров 250.

"Раз пошли на дело

Я и Рабинович.

Рабинович выпить захотел".

Обязательно выпью. После победы.

* * *

Русская триада: ров-вал-стена. Дерево-земляное укрепление. А вот башни в Киеве каменные. Кирпич и известняк через слой. Всё густо штукатурится. Как это выглядит в нашем климате — я уже...

Воротные (проездные) башни ставятся не на вал, а на материк. Есть исключения: Золотые. У них дно на трёхметровой насыпи. Разница в уровнях "поля" и основания башни "читается" и в 21 в. Предворотный мост получается крутым, нормальные люди стараются не ездить с этой стороны, скот здесь не гоняют.

В других воротах в валу оставляют дырку до материка, выкладывают в ней стены, вроде ленточных фундаментов, о чём я уже... На уровне вершины вала выводят арочный свод, на него ставят само тело башни. Понятно, что воротин в двенадцать метров высотой, никто делать не будет: на трёх метрах делают деревянную галерею. Ворота ходят под ней, по ней — стражи. Лучников могут туда посадить. Снаружи зашивают деревом, прорези для стрелков делают.

Лядские ворота похожи на Золотые, чуть меньше. Нет выдвинутых вперёд фланкирующих башен, как в Константинополе и во Владимире-на-Клязьме. Въезд чуть выдвинут вперёд, за линию основания вала. Двухаршинной толщины стены, высота — 12 м, длина — 25 м. Над сводом, на уровне основания стены — первая плоская боевая площадка. Закрыта крышей.

Вот на ней и возились с верёвками, поднимая гроб.

За ней, выше и глубже — вторая площадка. Над Золотыми на ней поставлена церковь.

В летописи 1037 г.:

"Заложил Ярослав город — великий Киев, а у города этого ворота есть Золотые... потом (заложил) церковь на Золотых воротах, каменную, Благовещения святой Богородицы".

Изя Блескучий её перестраивал и отделывал.

Над Владимирскими Золотыми тоже церковь — Ризоположения. Андреевское изделие. Точнее: масонское. А вот в оригинале, в Феодосиевских стенах, Золотые ворота без крестов: просто каменные двухэтажные параллелепипеды.

Деталь мелкая: сопряжение галереи на стене и башни.

В Феодосиевых стенах башни — 20 м., стена — 12. И то, и другое — каменное. Грубо говоря: башню ставят на стену. На Руси — дерево-земляное укрепление. Каменную башню можно поставить только на каменное же строение самих ворот. Фундамент там, под пилястрами. Поэтому башни ставят на свод, точнее: на продолжение стен воротного проезда. Поэтому башни в русских крепостях этой эпохи хоть и похожи на Феодосиевые, но ниже.

У греков вход со стены на первый этаж башен. Прохода сквозного нет — надо подниматься на второй. Второй этаж — закрытое помещение, проходное, там атакующих встречают на лестницах. Третий — открытая площадка. С которой можно расстреливать противника, захватившего стену, пока этажом ниже мечники спускают наглецов с лестниц.

Во Владимире на верхней площадке поставлена церковь. Периметр площадки свободен — стрелки могут работать. Есть помещение под ней, через которое противнику нужно прорываться и для подъёма на площадку, и для перехода на стену по другую сторону башни.

Здесь такого нет. Спереди: нижняя площадка на уровне "макушки" вала, дальше — "каменный кирпич", высотой с городни, вторая площадка — в уровень с галереей. Выше — здоровенная бревенчатая крыша.

Верхняя площадка 16х9 м. Помещение под ней — 13.5х6.5 м. Сколько стражников может разместиться в таком пространстве?

С городской стороны портал утоплен в вал. Метров на... пять-шесть. Точно не вспомню — в прошлый раз Юлька отвлекла. Помню, что склон там более пологий, чем с напольной стороны.

Вообще, клети ставят не равнобедренным треугольником (в сечении вала), а сдвинув к внешнему краю. Чтобы было круче. Но просто вертикальную стену сделать нельзя: открытое дерево быстро гниёт, хорошо горит и, из-за давления подсыпки со стороны города и слабости грунта со стороны рва, валится вперёд.

С тыльной стороны, над воротным проездом, тоже есть нижняя площадка. Ещё в проезде (внутри, в стенах) есть ниши. Красивые. Аккуратно выложенные из плинфы сводики. Светильники туда ставят, иконы с лампадками. Темно тут: двадцатипятиметровый туннель освещается только несколькими бойницами, прорезанными выше ворот.

А вот герсы (подъёмная деревянная решётка, окована металлом) — нет. Была. Но... сто тридцать лет прошло.

* * *

Глава 561

* * *

Так, чисто к слову.

В 1151 г. Долгорукий собрался бить Изю в Киеве. Удачно разогнал противников у Вятичева брода и подступает к городу. Изя Блескучий принял решение... странное. Он выходит из города и становится, с союзниками — Ростиславом Смоленским (Ростиком) и Борисом Гродненским напротив городских ворот. Каждый — перед своими.

Не осаждающие выбирают себе ворота для атаки, как у Эсхила, а обороняющиеся выходят из города, чтобы защитить "свои" ворота "в чистом поле". При том, что у Долгорукого многочисленная, только что, у Вятичесва брода, доказавшая свою боеспособность, половецкая конница.

Почему? — Тому может быть несколько причин. Например, ветхость укреплений "града Ярослава" к тому моменту.

Решение оказалось верным: Изя Гошу побил, половцы в бою "бежали, даже не вынув стрел из колчанов".

При стенах в 3.5 км. длиной осаждённые могут поставить по паре человек на каждом метре. Точнее: "два с третью землекопа". А если ещё и баб пустить, чтобы они кипятком писыли...

Виноват: поливали.

Но... Сколько человек могут высидеть две серии подряд в кинотеатре? И в кино, под названием "угроза приступа", народу скоро станет скучно. Дальше все найдут причины: ой, мне тут только на минуточку! Вспомнил! Печка не залита, корова не доена, баба не люблена...

Не, если реально вороги лезут — тада да. Всё как один, плечом к плечу, грудью вперёд... Но нет же никого! Тада зачем?

На стены остаются редкие патрули. Их хорошо видно ночью — с факелами ходят. Гарнизоны башен и патрульные подвахты. Что это за люди и сколько их? — Коренной вопрос современности. Поскольку один из таких коллективов мне предстоит сейчас вырезать.

В мирных условиях ворота охраняет городовой полк. Кроме ворот, за ним семь городских торгов. Они же стерегут Киевскую тюрьму, "Поруб", тут недалеко, севернее ворот вблизи стены. Когда-то там держали полоцкого князя Всеслава Чародея, пока киевляне его из "Поруба" не вырубили. С тех пор, говорят, там всё изменилось.

Они же обеспечивают оперативно-розыскные мероприятия в интересах городского тысяцкого, конвоирование осуждённых, порядок на массовых городских мероприятиях...

Короче: ворота охраняет городовой полк. "Сутки через трое". Не считая некомплекта, заболевших, командировок "соседям помочь" и "торжественного караула". В каждый конкретный момент конкретные ворота — 6-8 человек. Загоняют наблюдателя наверх, и он любуется окрестностями. Углядел чего: давай трезвонить в колокол на верхней площадке. Нижние бегут, ворота затворяют. Малочисленность караула, отчасти, причина захвата Киева малыми отрядами в эту эпоху. Можно договориться, подкупить... Или просто проспят.

* * *

Ночь. Темно. За высокими заборами ничего не видно. И вообще — не видно. Хорошо — снег у заборов белый, а дорога утоптана, унавожена. Хоть в заборы носом не втыкаемся.

Вдоль улицы — брёх собак.

Никто — ни друг, ни враг — не может пройти по русскому городу ночью незамеченным. Древние римляне были корейцами — всех собак съели, пришлось гусям "Рим спасать".

Мы идём быстро, песен не поём, криков не кричим, железками не звякаем. Дружного пыхтения и ритмичного топотания не производим. Но, всё равно, следом за нами катиться лай. Иной такой... волкодавчик басовитенький как гавкнет из-за забора...

Ближайшая контролируемая властями точка — тюрьма — осталась сзади. Там, наверняка, есть стража. Не вылезла. Дальше частные владения. Я слышу, как за забором сторож ругает пса: спать не даёт. Даже не выглянул на улицу. А иной, может, и выглянул, да только нас разглядеть в темноте не просто: кафтаны сливаются с темнотой и снегом.

Какой может быть "тать ночной" в этой стране? Только после тотальной пьянки на полгорода. Когда сторож и слышит, а встать не может. Или как сейчас, когда масса пришлых перебесила собак и утомила сторожей.

Стоп.

Угол забора. За ним предворотная площадка.

Как мне не хватает Ивашки! И вообще, и его скотопического зрения, в частности.

Вал. Белый, заснеженный. Темнота закрытого воротами провала входа. Расходящиеся от него воронкой каменные стенки, "заваленные на спину", на вал. С правой, с северной, с нашей стороны — врезанный в основание этой огромной снежной горы "сторожевой двор". Забор, внутри изба для караула и конюшня. Оттуда, зигзагом вправо-влево, идёт положенная на вал крытая лестница на самый верх, к городне возле "кирпича" башни.

Ворота "сторожки" развёрнуты к главной дороге, которая — сквозь ворота башни.

— Идём вдоль забора, поднимаемся по склону. До лестницы наверх. Там и лестница вниз. Спускаемся, убиваем всех. Одного — взять живым. Собак унять — прежде всего. Огня, шума — не устраивать. Факеншит уелбантуренный! А ты что тут делаешь?

Только сейчас, когда парни вокруг меня сдвинулись, увидел свою "счётную" ошибку. Одиннадцатым номером у нас — мой вестовой.

— Пантелейка! Ты откуда здесь?!

— Ну... дык... велели.

Хорошо хоть не "стреляли".

Вестовой, и вправду, должен находиться при мне неотлучно. Но, конечно, что в таких делах, что в постельных, его присутствие... нежелательно. Мальчишка просто воспользовался моей захлопотанностью последних часов, отсутствием прямого запрета.

"Полученный приказ следует исполнять до получения нового приказа, предшествующий отменяющий".

Вот он и полез. Храбрость демонстрировать. В ответ на насмешки товарищей о недавнем жевании собственной полевой сумки, когда меня "повели молодца на плаху".

Факеншит! Вернёмся — накажу!

Хотя — как же наказывать героя? А не вернёмся... уже не до того будет.

Очень захотелось рявкнуть: "Марш домой!". Но очевидная глупость такой команды не позволила её произнести.

Пошли. Тот-топ. "Не ходи по косогору — сапоги стопчешь". А не будешь ходить — голову потеряешь. Ребятам неудобно: щиты и луки на левой — за забор не уцепиться.