— Понимаю! — заметил Граф многозначительно, и тут же изменил выражение своего лица на более серьезное. — Впрочем, действительно, я хотел говорить с Вами, Рыцарь, совсем не об этом.
Я вопросительно посмотрел на него. Граф еще некоторое время собирался с мыслями, и начал:
— Видимо, я и сам не до конца верил во все свои измышления. В глубине души, как я теперь понимаю, я был уверен, что эта неприятная ситуация разрешиться. Можете мне верить! Будь это не так, я бы убил вашего персонажа еще вчера! — на этой фразе Граф очень даже мило улыбнулся мне. — Но я не сделал этого, и теперь вижу, что оказался прав!
Произнеся это, он воззрился на меня, по-видимому, ожидая какой-то моей реакции. Я не нашел ничего лучше, чем поблагодарить его за то, чего он не сделал. Удовлетворенный этим Граф продолжил:
— Тем не менее, во вчерашнем Акте Пьесы между нашими персонажами возникли некоторые, так сказать, серьезные противоречия. Не будем лишний раз заострять внимание на том, что послужило этому причиной, и кто в этом виноват. Подобного рода недоразумения в нашей жизни встречаются сплошь и рядом, и, в конечном счете, их виновником мог бы выступить кто угодно. Согласны?
Я не стал возражать.
— Теперь, — продолжал Граф тем же тоном. — Когда ситуация выяснилась, и между нами, как актерами, нет никаких поводов для взаимных обид, нам бы следовало примирить и наших сценических персонажей.
Я немедленно согласился и с этим. Похоже, что эта неожиданная коллизия близка к благополучной развязке!
— Однако, — между тем продолжал Граф. — Даже при нашем с Вами обоюдном желании, это не так-то просто будет сделать. Как Вы сами понимаете, сложившаяся в Пьесе ситуация ясно говорит о том, что поединок между нашими персонажами неизбежен. И, по логике происходящего, в живых после этого поединка может остаться только один из действующих лиц — либо это будет ваш персонаж, либо мой.
Он немного помолчал, как бы давая мне время на осознание всей серьезности положения.
— Конечно, существуют и другие варианты, — продолжил Граф свой монолог. — К примеру, один из персонажей может отказаться от поединка. Сразу же заявляю Вам, что мой персонаж не может выступить в этой роли, никаким образом!
И тут он снова вопросительно посмотрел на меня. Немой вопрос его мне был предельно ясен. Но так же ясен мне был и мой собственный ответ:
— Я тоже ни в коем случае не намерен отказываться от поединка! — сказал я, глядя Графу прямо в глаза.
Да, я решил принять этот вызов, во что бы то ни стало! Конечно, я понимал, что шансов у меня и моего героя немного. Но, как бы то ни было, я не мог поступить по-другому. Не мог с первых же своих шагов на Сцене связать имя своего сценического персонажа с позорным поступком.
Я глядел в глаза Графа со всей возможной решимостью, и вдруг увидел в них отражение — отражение уважительного его ко мне отношения.
— Я так и знал, что Вы смелый человек! — торжественно объявил мне Граф. — Вы, как я и думал, чрезвычайно подходите для своей собственной роли! Я не сомневался, что настоящий Рыцарь Макмагон может дать только такой ответ, и никакого другого!
Его слова мне весьма польстили. Приятно было наблюдать во взгляде и словах опытного актера несомненные признаки уважения и к своей роли, и к своему персонажу, и к самому себе.
— Однако это несколько осложняет дело, — как-то даже чересчур весело для сложившейся ситуации продолжил Граф. — Теперь нам обоим надлежит серьезно подумать, как выйти из сложившейся ситуации без потерь, моральных и физических, для обеих сторон. Согласны?
Я почти автоматически согласно кивнул головой. Граф снова расцвел в улыбке.
— Ну, вот и славненько! — подытожил он нашу беседу. — Значит, мы еще поговорим на эту тему. Обменяемся мнениями!
— Хорошо! — ответил я Графу, и на этом наш разговор завершился.
Мы пожали друг другу руки, и разошлись в разные стороны. Я вернулся к Маркизе, которая все это время смиренно ожидала меня в стороне. С нею мы отправились по направлению к моей комнате. По дороге она, конечно же, поинтересовалась, о чем это мы так долго беседовали с Графом. Я с готовностью, и даже с некоторым удовольствием, передал ей общий смысл нашей беседы. Правда, на всякий случай, счел излишним упоминать в этой связи имя Принцессы. К счастью, этого и не потребовалось. Маркиза вполне была довольна тем, что сложная сценическая ситуация моего персонажа обнаружила явные позитивные тенденции, и ее совершенно не интересовало, что послужило причиной самого ее возникновения.
— Вот видишь! — восторженно высказалась Маркиза. — Я же говорила, что все будет хорошо!
Какая чудесная девушка! Повезло мне с ней. В порыве нежности я обнял ее за плечи, привлек к себе, и поцеловал — прямо в коридоре, в двух шагах от дверей собственной комнаты. Коридорное зеркало исправно отобразило один из живописнейших ракурсов этого романтического мгновения.
А на следующий же день Маркиза завела разговор о том, чтобы переселиться ко мне в комнату.
На это мне мало было, что возразить ей. Эта женщина любит меня, она восторгается мной, она хочет быть со мною рядом. Могу ли я отказать ей в этом?
Пусть даже я все еще сам толком не знаю, какие чувства я сам испытываю к ней. Для меня очевидно пока что только одно — чувство благодарности. Эта женщина, не смотря на такой короткий период наших с ней взаимоотношений, уже успела столько для меня сделать! Она выручила меня из совершенно безвыходной ситуации с карточным долгом. Избавила меня от вполне вероятных и крайне неприятных последствий подпадания под зависимость от Герцога. А какую поддержку оказывала она мне во время моей подготовки к дебютному моему Акту Пьесы! А как она радовалась моему сценическому успеху! И даже в изменении моих взаимоотношений с Графом — именно она, хотя и сама не знает об этом, сыграла решающую роль.
Как после всего этого я могу ответить ей отказом?
И вот Маркиза уже вовсю принимается хозяйничать в моей комнате. Стоит посередине, с решительным видом, уперев руки в бока, и самым критическим образом осматривает окружающее ее комнатное пространство.
Первым делом она взялась запихнуть мои "боевые доспехи", до этого сиротливо стоявшие в дальнем углу комнаты, в один из стенных шкафов. Вернее, безапелляционным тоном распорядилась, чтобы это немедленно сделал я.
— Втроем здесь будет тесно! — так аргументировала она свои действия.
И мне, действительно, начало казаться, что в моей комнате стало как-то тесновато.
— А если завтра война? — попытался я протестовать.
— Не говори глупостей! — тут же обнаружила свой сметливый ум моя Маркиза. — Никакой войны завтра не будет! Даже если ты специально введешь ее в Сценарий, она случиться не раньше следующей недели!
Она взялась протирать многочисленные зеркала, и вымела пыль из углов комнаты. По всему видно, что обосноваться здесь она собралась всерьез и надолго. И мне эта затея уже перестала казаться такой уж замечательной.
— Двоим здесь будет неудобно писать Сценарий, — сделал я робкую попытку протеста. В ответ Маркиза одарила меня своим счастливым взглядом.
— Милый! — проворковала она радостно. — И я уверена, что ты вполне сможешь писать Сценарий за нас обоих!
Ввергнув меня, таким образом, в состояние немого паралича, она, как ни в чем не бывало, продолжила свое витание по моему обиталищу с тряпкой в руке, на ходу неумолчно щебеча:
— Ведь ты у меня такой талантливый писатель! Такой замечательный драматург! Как все у тебя славно получилось! Чуть только появился на Сцене — и уже такая значительная роль! И уже всем известны твои выдающиеся героические подвиги!
Она ни словом не упоминает о том, что в утвержденном Сценарии Пьесы все мои "подвиги" выглядели куда скромнее, чем я о них рассказывал ей же. Немного поколебавшись, я все-таки высказал эту мысль вслух. Чем не смог вызвать у нее ровным счетом никакого смущения.
— Верно! — ответила она, лучезарно мне улыбаясь. — Ведь ты у меня еще и очень скромный! Я уверена, что ты и мне не все рассказал, а на самом деле твои подвиги куда как значительнее! Но потом ты мне их все-все расскажешь! Ведь, правда?
И снова смотрит на меня своим таким полным восхищения взором, что никаких слов дальнейшего протеста уже не может сорваться с моих губ.
Впрочем, пока в моем обиталище производились грандиозные изменения, приспосабливающие его под условия и требования нашего с Маркизой совместного проживания, мне был выдан временный отпуск. Поэтому те два дня, которые, по заведенному порядку, являлись выходными, я почти не появлялся в своей комнате, которая и не была уже, собственно говоря, только моей.
Зато за это время я предпринял много разных действий, почти все наличное время проведя в исторически сложившихся местных центрах развлечений.
Предложение Герцога продолжить карточные игры я решительно отверг, не смотря на его длительные увещевания. Гораздо более меня теперь привлекали спортивные состязания, и я не пропустил ни одного хоккейного матча. Страстно переживая за игроков, одновременно с этим я настойчиво пытался постичь сложные правила этой увлекательной игры. А потом не удержался и от того, чтобы во всеуслышание выразить свое желание попробовать свои собственные силы в этом состязании.
Такое мое стремление было воспринято сообществом любителей настольного хоккея весьма одобрительно, и в перерыве между двумя официальными встречами мне было позволено сыграть один "товарищеский" матч с Менестрелем. Менестрель, конечно же, одержал победу с неприличным для меня счетом, но поражение меня нисколько не обескуражило. Зато я вник, наконец, в правила игры, освоил принцип управления пластмассовыми фигурками, и теперь был уверен, что уже в следующем же поединке смогу себя проявить гораздо лучшим образом. Тем более, что Граф, как будто подтверждая наше с ним примирение, заявил о том, что он лично берется меня серьезным образом потренировать.
Более-менее разобрался я и с загадочной игрой в разноцветные фишки. Оказалось, что называется она — "Биржа". Сущность ее состояла в том, чтобы покупать и продавать эти самые фишки. Фишки разных цветов, как мне разъяснили, обладали разной ценностью, и их цена имела замечательное свойство все время меняться, то в сторону повышения, то понижения. Удачно ловить эти тенденции, вовремя совершая выгодные сделки — вот в чем состоял смысл этой игры.
"Биржевое" игровое поле состояло из замкнутой в круг цепочки пестрых клеток — по ним, в соответствии с количеством очков, выброшенных очередным игроком, двигалась пластмассовая фигурка, называемая загадочным термином "конъюнктура". Вставая на очередную клетку игрового поля, эта самая "конъюнктура" определяла очередное изменение цены на фишки разного цвета. Соответствующие значки, символы и обозначения просто испещряли все пространство игровой клетки, и давали много информации человеку искушенному.
Опытный игрок, оглядывая пространство, лежащее непосредственно перед "конъюнктурой", мог оценить вероятность попадания этой игровой фигуры на ту или иную клетку поля, и, следовательно, имел возможность выстроить прогноз вероятных изменений цен на фишки того или иного цвета. И, в соответствии с этим, мог формировать свою собственную стратегию покупок и продаж. Впрочем, как я понял, игроку, рассчитывающему на простое везение, игра эта также предоставляла весьма заманчивые возможности.
Эта игра показалась мне чрезвычайно занимательной. Причем, в отличие от хоккейного первенства, я мог бы принять в ней участие прямо сейчас, если бы не одно досадное обстоятельство. Оказалось, что за эти цветные пластмассовые фишки требуется расплачиваться самыми, что ни на есть реальными "понтами"! То есть, игра эта и не игрой была, в прямом смысле этого слова. Оказывается, здесь приходилось рисковать своими кровно заработанными средствами. Правда, и положительный итог этой игры мог быть намного приятнее, чем простое моральное удовлетворение.
Немного поколебавшись, я все-таки решил рискнуть десятком своих "понтов". И тут же оказалось, что на такую смешную сумму я практически ничего не могу купить! Большинство фишек — таких, как "желтые", "черные", "голубые", или даже "красные" — стоили дороже. Тем не менее, отказываться от своей затеи я не стал, и торжественно купил одну "зеленую" фишку, которая как раз и стоила ровно десять "понтов".
Зато сколько самых захватывающих переживаний я получил взамен! Во-первых, чего стоило одно только ощущение причастности к этой серьезной игре. Само осознание того факта, что я был принят в круг "биржевых" игроков. Эти игроки, конечно, прямо на моих глазах ворочали поистине грандиозными суммами, совершая сделки на несколько сотен "понтов"! Причем с такой небрежностью, как будто у них в запасе находилось еще несколько тысяч! Впрочем, вполне вероятно, что так оно и было — по крайней мере, у некоторых из них.
Да, только начав играть, я смог установить для себя некоторые имеющиеся различия между крупными и мелкими "биржевыми" игроками. Те различия, о которых мне, не иначе как по забывчивости, не сочли нужным сообщить заранее.
Не все игроки в этой игре обладали равными возможностями. В частности, мое обладание скромной зеленой фишкой не предоставляло мне права участвовать в перемещении по игровому полю "конъюнктуры". Эту пластмассовую фигурку, в виде какого-то сказочного животного — то ли быка, то ли медведя — имели право двигать только крупные игроки, называемые "резидентами". А такому мелкому игроку, как я, оставалось просто пассивно отслеживать складывающуюся на игровом поле ситуацию.
И я отслеживал. Я с затаенным дыханием следил за ходами "резидентов", за перемещением по игровому полю загадочной "конъюнктуры". Мой организм учащенным биением сердца сопровождал каждое объявление об изменении цены на "зеленые" фишки.
Какой восторг охватил меня, когда после очередного хода Герольд торжественно объявил:
— Черные плюс четыре, зеленые плюс один...
Он объявлял еще что-то, но я его уже не слышал. От неожиданной радости мне как будто заложило уши! Я понимал только то, что цена на мою фишку поднялась, и теперь она стоит не десять, а целых одиннадцать "понтов"! И, вслед за восторгом, я тут же испытал чувство острого сожаления. Ах, если бы я догадался рискнуть суммой больше, чем в десять "понтов", и приобрел бы не одну, а, скажем, целых три "зеленых" фишки, в этом случае сейчас я бы разбогател уже на целых три "понта"!
Потом цена на мою фишку неожиданно упала до прежнего уровня, а под конец игры снова поднялась, теперь уже на целых два "понта"! На этом игра на сегодняшний день завершилась, и Герольд, записывая ее итоги на соответствующую настенную доску, официально констатировал, что за последние два часа я разбогател на два "понта".
В итоге, я признал эту игру достойной всяческого внимания, и решил регулярно принимать в ней участие. И в следующий раз обязательно продать свою фишку, но не просто так, а выгодно обменять ее на такую же фишку, только какого-нибудь другого цвета.
Вот таким вот образом я начал принимать самое активное участие в жизни нашего общества. Вертелся в надлежащих кругах, втирался в "артистократическое" общество, где постепенно начинал завоевывать авторитет и репутацию. И чувствовал себя весьма неплохо — просто от того, что нахожусь в коллективе таких же, как я, актеров, что отныне я могу считать себя его полноправным членом.
