Опричник I

— Поди, узнай какого года то вино, может и нет в нем той отравы, а ну как есть? Сразу-то не поймешь, а дни свои укоротишь изрядно.

Шереметев вздохнул, позвал кравчего и велел убрать с глаз долой кувшин с мальвазией. А я подождал, пока тот затворит дверь, и продолжил:

— Потому только свое пью, благо государь в милости своей, своей жалованной грамотой дозволил мне хлебное вино и водки делать, для домашних нужд. Коли не побрезгуешь отведать, пошлю на расшиву за бочонками. Как знал, будет в том нужда.

— Отведаю непременно, — ответил Иван Васильевич, заметив, однако: — Хоть и не по чину тебе меня угощать, аз местом пред государем выше буду!

— По чину хозяин дома угощать должен, а воеводой на сей городок, Михайло Дмитриевич поставлен.

— Михайло с утра со стрельцами ушедши. Гоняет как сидоровых коз, дабы не разбаловать, бает, ты сему научил.

Вон оно как! Не забыл Ласкирев мой урок выходит...

— С сотней? — удивленно спросил я.

— Ногайцев опасаешься? — усмехнулся Шереметев. — Так зря! Государь еще с весны повелел до полной статьи служилых сверстать, надысь четыре сотни прибыли, аккурат с судовой ратью.

Выходит Ласкирев то теперь полковник, а это отметить надобно. Я кивнул воеводе и приоткрыв дверь кликнул своих бойцов, велев передать на расшиву, чтобы прикатили три бочонка с соответствующими отметинами. Заодно велел своим кухонным мужикам приготовить рассольник, благо его приготовление они освоили, а все нужные ингредиенты у нас на подчалке еще остались. Завтра он однозначно пригодиться.

Едва успел подумать, что государь весьма серьезно отнесся к укреплению острога, как меня отвлек воевода:

— К слову, о расшивах, — вопросительно начал Иван Васильевич, — Баяли посошные, что одну из них сами строили, нешто так!

— Строили, — ответил я, — Сами, да не всё. Однова мои мастера смотрели, чтоб всё по росписи было, да по чертежу.

— Я так мыслю, — продолжил Шереметев, — Ежели на Дону, да на Сосне броды перекрыть, то крымские мурзы будут реже к нам наведываться!

— Непросто сие, чай бродов-то немало? — уточнил я.

— Так не враз! В следующем году на Муравском шляхе перекрыть и то ладно.

— Там расшивы легче да быстрее надобны, — сказал я, и пояснил: — Да не волов впрягать, а лошадок. Тянут они вроде и хуже, но вола рысью разве пустишь?

— А пошто меньше, — спросил боярин. — Али твои глубоко сидят и им брод не пройти?

— Разгрузить, так пройдут, однако много груза в таком деле не надобно. Мои-то девять тысяч пудов берут, к чему столько? Две дюжины медных пушек, да судовые станки к ним, да сотни по две зарядов на триста восемьдесят пудов потянут. Пушкарей с подручными сотня, да стрельцов полста, доспех и оружие считай еще девять сотен. Запас хлебный и прочий на всё лето — тысяча пятьсот пудов.

— Менее трех тысяч пуд выходит, — удивился воевода. — Нешто втрое меньшую расшиву потребно? Ан нет, погоди, овес-то для лошадей ты не счел!

— Верно! — ответил я, — Но нешто их всё лето на судне держать надобно? Дошел до брода, на якоря встал, а лошадки пусть пасутся. Как станицы да сторожи упредят, заводи их на судно и жди крымцев.

— Коням овес нужен! — продолжил Шереметев, — Много они на одной траве у тебя вытянут?!

— Пусть так, тогда расшива на пять тысяч пудов груза нужна. Вдвое легче моих будет, да и казне они во столь же дешевле встанут, а коли тяглых посохе в помощь дать, так и более.

— Отпиши ка ты о сем государю, — посоветовал Иван Васильевич, — Я в корабельных премудростях мало смыслю...

— Непременно отпишу, а заодно и челом ударю, чтобы грамотку на устройство завода дал. Только я так мыслю надобно еще и игумена Рязанского Духова монастыря в долю взять.

— А к чему сие? — удивился воевода. — Нешто без него никак не можно?

— Корысть в том есть и немалая. На постройку плотины людей не три-четыре сотни надобно, а у монастыря народ есть, как страда минует, дадут. Опять же хлеб. С твоих вотчин много привезти не выйдет, да и у меня хватит ли своим, покуда не ведаю. Да и десятину всё одно платить, чай не латинянин ты, а православный. Потому десятую часть и дать в долю, аккурат в счет десятины.

— Ежели так, то непременно! — сказал Иван Васильевич. — И людишек дадут и жита, дабы дело быстрей пошло. Никита в письме помянул, де в сём годе урожай под Рязанью обильный ждут. Не в цене хлеб-то будет.

В этот момент дверь в светлицу отворилась, вошли двое стрельцов, которые, поставили на стол один из бочонков, перекрестившись на образа, поклонились боярину, после чего отправились за остальными. Я наполнил пару кубков, поставил один из них на стол и произнес:

— Здрав будь, боярин!

— Эх, хороша! — крякнул воевода, одним движением опустошив кубок. — Отведай ка балыка, сей осетр с Астрахани, и вкуса отменного.

Старка пошла хорошо, и осетрина действительно оказалась великолепной. Закусив копченой рыбкой, я подвинул к себе блюдо со стерляжей ухой, а Иван Васильевич предпочел холодные закуски. После второго кубка и он перешел на горячие: с поварни принесли поросенка с хреном и большое блюдо жареной баранины.

— А барашек хорош!

— Исмаила люди шли на Москву торг вести, так Михайло с них за провоз полста голов взял, да кобыл пяток, — сказал боярин, отрезая поросячью ножку. — Покуда они у реки станом встали, до завтрева. Дале на Москву идти мыслят, там торг вести хотят.

— Обожди ка Иван Васильевич, дам наказ моим людям сторговаться с ногайцами, покуда они на Москву не ушли!

Вышел на крыльцо, велел разыскать Заболоцкого. Тот нашелся буквально минуты через три, видать сам шел на запах. Вот тут я его и огорчил, наказав сторговать у ногайцев за котлы кобылиц да баранов, а коли есть шерсть, так и ее прикупить. Сенька, прихватив несколько человек, убежал на расшиву за товаром, а я, велел караул упредить, когда явятся стрельцы и вернулся в дом. Пока ждали Ласкирева, я краем уха слушал Шереметева, который после трех кубков старки перешел на любимую тему о ратных подвигах, и размышлял, какую мину замедленного действия подложил под нынешний государственный уклад.

Пара железоделательных заводов погоды, конечно, не делают, но лиха беда начало! Лет через пять, когда о доходах боярина узнают другие, многие крепко задумаются, а кое-что и начнет действовать. Получить у государя грамотку вроде моей некоторым из них труда не составит, Иван Васильевич будет только за: чем больше железа и чугуна, тем меньше зависимость от закупок у шведов и немцев. Массовое производство потребует много рабочих рук, которых придется оторвать от земли. Особой проблемы в этом нет: использование моих многолемеховых плугов, с регулируемой глубиной вспашки, совмещенных с сеялкой и конных жаток позволит быстро решить проблему с повышением производительностью труда оставшихся на земле крестьян. Не сейчас, конечно, там пока еще работы много, конструкция у сеялки откровенно сыровата, а жатки и сенокосилки еще предстоит разработать, но пяти лет на это точно хватит.

У царских и крупных боярских вотчин проблем с закупкой такой сельхозтехники не возникнет. Тем более что тот же Шереметев им пример подаст, я для этого ему несколько штук специально, через пару лет дам на пробу, причем в рассрочку лет на пять, чтоб уж совсем дешево казалось. Монастырские хозяйства тоже смогут позволить себе такие траты. А вот служилым дворянам в своем большинстве придется кисло. На ста пятидесяти десятинах содержать такую технику и потребных для нее тягловых животных накладно, особенно волов. Им даже аренда не поможет, разве что объединять посошно, что думаю, будет весьма непросто. А раз так, то еще лет через шесть-семь напряженность начнет расти, и если к тому времени ничего не менять в принципах комплектования поместного войска, и рано или поздно недовольство служивых выльется в серьезные проблемы. Причем найдутся умные головы, которые сумеют сложить, дважды два и ткнуть пальцев в истинного виновника своих бед.

Так что придется очень чутко отслеживать тенденции и постараться своевременно подтолкнуть царя к радикальным реформам в военной сфере, которые снимут напряженность среди поместных дворян и одновременно подымут их боеготовность. Но беда в том, что он и сам на данный момент не контролирует ситуацию — во главе Челобитного приказа стоит Алексей Адашев. А он, как я помню по разговорам с Висковатым, этот канал обратной связи государя с народом и прочими просителями, контролирует плотно, придерживая те челобитные, кои, по его мнению, могут доставить государю "ненужную докуку". В том числе естественно и жалобы на себя и своих людей. Так же в свое время делал Генрих Ягода, который, как и Адашев кончил весьма печально.

...

Михайло Дмитриевич со стрельцами поспел аккурат в полдень. Я со своими бойцами встретил его у ворот. Зрелище было душераздирающее: если те, кого он начал тренировать еще в Выксе, держались относительно неплохо, то остальные как один напоминали "умирающую лебедь".

— Сколько ж верст ты их гонял Михайло Дмитриевич? — спросил я. — Краше в гроб кладут!

— Не шибко далече, — ответил стрелецкий голова. — Верст на шесть, али на семь отсюда ходили.

Кто-то из моих воспитанников не сдержался, прыснул от смеха. Оно и понятно после тренировок в реальной боевой обстановке, на которых им доводилось преодолевать вдвое большее расстояние за куда как меньшее время, реакция предсказуемая. Однако есть разница: пусть выкладка при этом у них была даже больше чем у стрельцов, зато не приходилось тащить на плече тяжелую пищаль, придерживая другой рукой хлопающую по ногам саблю. Весь груз распределен грамотно, так что его едва чувствуешь — это я лично проверял в свое время. К тому же обувь у них не чета стрелецким сафьяновым сапожкам. Красоты особой в черных, яловых сапогах не много, зато толстая подошва из фактиса отлично амортизирует ударные нагрузки, короткие шипы в виде срезанного конуса не скользят, а усиленные берцы и носок предохраняют ноги от травм.

Ко всему прочему постоянные силовые упражнения держат ребят в хорошей физической форме. А тех новиков, что получил в качестве пополнения стрелецкий голова никто толком и не учил даже как правильно ходить, тем более бегать, а это тоже уметь нужно. Хотя как можно бегать в том, что у них на ногах я смутно представляю. Даже после легкого дождя аттракцион "коровы на льду" гарантирован — гладкая кожаная подошва других вариантов не оставляет. Об этом и зашел разговор, когда Михайло Дмитриевич присоединился к нашему с Шереметевым застолью.

Чуть позже подтянулся и Заболоцкий, да не один: с "лучшими ногайскими людьми". Скота у них было немало, однако в цене с моим посланцем они не сошлись, и желали договориться с самим хозяином. К тому же наш товар им не подходил — слишком мелковат, на большее кочевье, в несколько десятков кибиток, такого не хватит, а несколько штук мелких они брать не хотят, потому что так и дороже выходит и мороки с готовкой больше. Мы же котлы подходящего объема, отливали исключительно для собственного пользования: на расшивы, да для заводской кухни, потому как полторы сотни литров не то, что на бурлацкую ватагу, на целую деревню — лишку будет. С другой стороны раз уж подвернулся такой случай, грех не воспользоваться возможностью прикупить баранов вместо двух алтын и три денги за голову, всего за алтын с полушкой. В Муроме столько гуси стоят!

Деньги у меня есть, хотя и не слишком много. Разве что часть придется заранее отложить на жалование казакам, что посланы за солью. Этих не попросишь подождать, ребята они хмурые, такой шутки не поймут. А они мне еще пригодятся — соляной промысел дело не только прибыльное, но и очень важное, потому как соли в дореволюционной России всегда не хватало. И хотя солеварен сейчас хватает, что в Перми, что на Соловках, да и в иных местах, но леса они переводят до куба на каждый пуд соли. Так что исподволь придется подминать под себя соляную торговлю, используя ресурсы Баскунчака и прочих соляных озер Нижнего Поволжья.

Кстати, Строгановы от этого не особо пострадают, потому, как соль я в основном планирую продавать через них, к тому же уверен, что они быстро смекнут заняться медью, как только разработка недр Григоровой горы принесет мне первые барыши. То, что Григорий Аникеевич согласится войти в долю, я ни капли не сомневаюсь, выгоду он чует за версту, а после продажи моей соли у него и деньги свои появятся. Если что и будет нужда испросить у отца, так только благословение. Впрочем, это дело грядущее, сейчас нужно определиться с закупкой скота.

Всего у меня денег на данный момент двести тридцать четыре рубля шесть алтын и две денги. При этом за один только вывоз соли с Баскунчака и Булухты, казакам нужно заплатить в сумме пятьдесят рублей, тринадцать алтын и две денги, то есть по алтыну за каждый день, который они пробудут в переходах от соленых озер к берегу Волги. Вдобавок, пока они на расшивах борта подпирают, им еще по денге в день капает, что мне обойдется самое меньшее еще в восемь рублей, одиннадцать алтын и две денги. Если конечно задержек в пути не будет. То есть на всё про всё — пятьдесят восемь рублей и двадцать пять алтын без двух денег. С учетом же возможной задержки в пределах одной недели как минимум шестьдесят с полтиной рублей нужно отложить.

А вот тут хорошая, в общем-то, привычка не класть все яйца в одну корзину, сыграла со мной злую шутку. Полсотни рублей я припрятал в Выксе, в надежном месте. Так что сейчас у меня за вычетом казацкого жалования в наличии всего сто двадцать пять рублей. Баранов на эти деньги можно едва ли не всех скупить, а вот кобылок дешевле, чем по два с полтиной рубля, ногайцы отдавать не хотят. Больше чем на полсотни голов у меня денег нет. Ко всему прочему как минимум четверть сотни рублей разумно будет оставить на непредвиденные расходы, так что всего на сорок лошадок можно рассчитывать. Неплохо бы сменять их на трофейных коней, что мои ребята взяли, но о том еще сговориться нужно. Вот этим я сейчас и займусь...

...

Торговались мы долго и если бы не виски, из второго бочонка, не в жизнь бы мне не уговорить ногайских купцов на такие цены. Впрочем, на их решение во многом еще и подарки повлияли: пара вязанок полосового железа и дюжина чугунных котлов, пусть и не таких больших, какие они хотели взять на продажу, сделали свое дело. Сотню кобыл трехлеток мне уступали по два рубля за голову, забирая пять дюжин трофейных коней в среднем по три с полтиной рубля. То есть я на этом еще вроде как даже заработал десять рублей! Правда они ушли в качестве уплаты за баранов по цене алтын за штуку, да еще полсотни своих пришлось добавить. Большая часть из этих пары тысяч голов пойдет на убой еще до зимы, потому как овчинные тулупы нужны не только моим бойцам, но и кой кому из мужиков. Поизносили они свою одежку, а справить обнову считай некогда — работы невпроворот.

Самим гнать скот нам несподручно, потому договорились, что ногайцы отгонят его в Выксу, где заодно обговорят с моими литейщиками заказ к следующему году, какие котлы им потребны и сколько. Заодно Тумай размеры снимет с их кибитки, потом прикину — а вдруг выйдет на ее основе полевую кухню для кочевников Исмаила сделать. Вопрос очень актуальный, потому как затраты топлива при этом резко снижаются, а в степи с ним небогато. К тому же через три года, в 1557 года, в Нижнем Поволжье, из-за изменения климата начнутся проблемы с продовольствием, которые будут иметь катастрофические последствия для Ногайской Орды. И в этой ситуации очень желательно поддержать нуратдина Исмаила, чтобы склонить часть родов оставшихся после смерти Юсуф-Бия на стороне его сыновей к переходу под руку Москвы.